06/06/2002 | Хосе Кацман, парламентський літератор

http://www.communist.ru/lenta/?804
А хто лінується, див. текста тут нижче.


Мелочь и жизни


Баба Франка

Три месяца подряд она выходила к металлическим ограждениям на улице Банковой, перед зданием Администрации президента; справа - парламентские комитеты, слева - парадный вход Конституционного суда. От рассвета и до позднего вечера, с интервалом в полчаса - под снегом, дождем, солнцем и насмешкой прохаживающихся за кордоном постовых - она выкрикивала свои требования во все три стороны поочередно.

В начале мая, когда улицу заняли вереницы лимузинов парламентариев нового кучмовского созыва, ее в первый раз выпихнули с пятачка перед заграждениями - на это место тоже встало колесное лакированное чудовище. Потом ее гнали каждый день - давали немногим больше часа времени на отчаянный горловой крик в пустынную площадь перед президентской твердыней, а затем выпихивали пинками и окриками. Порвали ее плакатики-прошения, написанные от руки на выцветших клочках картона и налепленные скотчем вдоль всего загородившего улицу кордона.

В последний раз, когда постовые спрятались от предгрозовой духоты майского дня, она не удержалась и, взявшись за край, с усилием раздвинула заграждение на стыке металлических секций. Железо протяжно простонало об асфальт, и она, наконец, прошла несколько шагов туда, куда не смогла ни на сантиметр приблизиться в течение всех этих месяцев непрестанной жалобы.

Два крупнотелых охранника в отутюженной форме, выбежавших из комендатуры напротив, подхватили ее под руки и умелым ленивым движением стукнули о красный парапет заграждений. Затем быстро и без труда потащили обмякшее, грязное, нелепо одетое тело, выкинув его за углом, на землю, около старого каштана и ярких, нарядных металлических баков для мусора. Сплюнув, брезгливо вытерли руки чистыми казенными носовичками и, отойдя неподалеку, закурили со скучающими здоровяками-шоферами.


Ходоки

Комитеты Верховной Рады на улице Садовой и снаружи напоминают кафкианский замок. Они помещаются в нескольких зданиях разной этажности и разного времени постройки, окруженных многочисленными хозяйственными флигелями неведомого и непонятного назначения, укрытых и отгороженных бетонным кружевом заборов и внутренних двориков с постами охраны.

Это запредельный мир власти. Его запутанные чертоги, - бумажные цеха и заседательские штольни, место непрерывного законотворчества класса господ и хозяев, - совершенно недоступны и непроницаемы для тех, кто пришел сюда за законом и его бумажной справедливостью. Они беспощадны ко всему слабому и беспомощному, что копошится у этих торжественно-мертвых стен.

Ходоки дежурят на парламентских проходных, занимают внутренние телефоны парламентского бюро пропусков. Этих людей много - все больше и больше. Все они разные, и все похожи друг на друга - своей нищетой, нуждой, горем в виде проблем, своим полнейшим бесправием и абсолютной общественной ненужностью. Они приехали сюда из провинции, со всей страны - кто-то лишь недавно, а кто-то - давным-давно, целую вечность унижения назад. Но даже последние в своем большинстве ни разу не были там, внутри - по ту сторону парламентских стен и заборов.

Большая часть их дня состоит из телефонных разговоров по своему делу. Люди упорно, с невероятной настойчивостью, звонят в десятки совершенно неизвестных им властных инстанций. Им хамят секретарши и клерки, их отсылают и переотсылают к новым фамилиям, именам-отчествам, разнообразным диковинным чинам и должностям. Они пытаются за что-то зацепиться, нащупать хоть какой-то самый малый плацдарм человечности, понимания, деятельного сочувствия на той стороне провода и разговора. И, получив какое-то, хоть самое зыбкое, дармовое обещание, на мгновение облегченно зажмуривают глаза, забывшись от дурманящей дозы надежды.

Свои телефонные истории они рассказывают наизусть, слово в слово, десятки раз на день, а манера обращения и разговора может быть разной - либо униженной, жалобной, подчеркнуто-просительной, либо же, напротив, - с отчаянным, возмущенным гонором, постоянной апелляцией к нормам законодательства, писанным демократическим правам гражданина и человека, конституционным положениям и прочей прекраснодушной ерунде. Во время передышки между звонками они вслух повторяют всем свои никому не нужные жалобы. Пытаются по одному разговору составить физический портрет своих телефонных собеседников - чванливых офисных теток и ласковых бюрократов-благодетелей. Охотно делятся свежим и давним унижением и возмущением, с сочувственным равнодушием сравнивают и взвешивают свое горе с горем соседа, иногда склочно бранятся между собой, потешая скучающую охрану.

В них даже есть своеобразный жуткий колорит - колорит украинской сельской и местечковой бедноты нынешних времен. Это нищие люди, с дурным запахом, одетые не по сезону, в пропахшее вокзальными ночлежками рванье. В своем большинстве они пожилого возраста, часто - очень больные. Привокзальные бомжатники - их неизменная столичная прописка; им не на что и нечего есть, они просят милостыню, питаются из мусорников. Почти все уже так или иначе повреждены рассудком. Могут часами вслух стонать от открытых ран отчаяния, от осознания собственного бессилия, или, напротив, захлебываться неестественным, болезненным оптимизмом, хвастаясь многочисленными обещаниями и надеждами - действительными и выдуманными.

Часто они пытаются подкараулить депутатов на выходе из парламента - однако их гонят охрана и сами депутаты. Гонят беззлобно, но привычно и решительно. Многих из них здесь хорошо знают - маленького загорелого лесника, в хозяйстве которого насильно и незаконно вырубили половину лесных угодий, старую тетку, квартиру которой путем прямого подлога захватил богатый сосед, усатого, все еще осанистого председателя КСП - коллективного сельхозпредприятия, - слишком порядочного для времен земельной приватизации и, как следствие, ограбленного и избитого новыми латифундистами. Те, которым некуда уехать ни с чем. Те, кто будет обивать эти самые высокие в стране пороги до самого конца своего дела - своего конца.

Свинки из парламентских комитетов насмешливо зовут их ходоками.


Свинки

Свинка - незлое, почти ласковое название. Внешне оно действительно очень подходит теткам из дебрей парламентских коридоров, многочисленной армии мелких конторских служащих, преимущественно женского пола и разновозрастных категорий, составляющих большинство постоянных обитателей Верховной Рады.

Впрочем, они не только свински упитаны, - они также по-свински чванливы и нахальны, а главное, они отличаются особенно скотским отношением к людям извне, которые для них - что навоз под копытцами.

Вечерний парад свинок, отправляющихся к метро к шести часам пополудни, может покоробить даже тех, кто никогда не бывал в конце смены на заводских проходных. Их лица и тела в ритме своей походки пышут довольствием, предвкушающим близкий отдых, - но при этом они вовсе не отмечены печатью трудовой усталости. В парламентских комитетах веселые, чистенькие и нарядные свинки занимаются обычными офисно-конторскими занятиями, нехитрой черновой секретарской работой второго сорта. Они, собственно, и тут умеют очень немногое, обладая лишь самыми нехитрыми профессиональными навыками. Их основная задача состоит в простой бюрократической присутственности, ни на йоту не изменившейся со времен Гоголя и Салтыкова-Щедрина.

Все свинки попали сюда по протекции. Нередко это прямые родственники депутатов - от жен, дочерей и племянниц до кисельной водички, - или просто персоны с хорошей рекомендацией от хороших людей. Работа в парламенте оплачивается сравнительно невысоко в сравнении с заработками в столичных бизнес-офисах, но она необременительна, в достаточной мере престижна и имеет немалое количество льгот и привилегий - от буфетных услуг до причисления к госчиновничьему чину с соответствующей прибавкой к пенсии сообразно табельному разряду.

Теплый, прелый, гнилостный климат болотистого мелководья государственной службы как нельзя лучше подходит для быстрого и неограниченного размножения бюрократической мелкоты. Свинки чувствуют здесь себя идеально, ими в буквальном смысле слова начинены все отделы и кабинеты парламентских комитетов. Эти до безобразия похожие друг на друга существа вездесущи. Обосновавшись в парламенте, они в скором времени начинают бесцеремонно и сосредоточенно протаскивать сюда свою родню. Таким образом, проявляется специфическое явление кумовства - наиболее архаической формы коррупции, карикатурно воспроизводящей родовые отношения украинского села в модернизированных властных условиях. Подобно старым разветвленным лозам плюща, опутавшим стены парламентского комитета, эта корневая система кумовских отношений связала и переплела собою все парламентские внутренности.

Свинки часто грызутся друг с дружкой - в одиночку и целыми отделами. Собственно, в этом и заключается одно из их основных и излюбленных занятий. Эта мелочная, беспощадная подковерная война за лишнюю ставку, повышение оклада или право на пользование лучшей оргтехникой сразу выдает в них характерных зверьков - морских свинок с повадками портовых крыс.

В этом, как и во всем остальном, они мало чем отличаются от своих высокопоставленных хозяев, - не считая того, что свинство последних имеет несоизмеримо большие, государственные размеры. В остальном же мелочная, корыстная, завистливая и агрессивная сущность представителей депутатского корпуса во всем тождественна низменным потребностям и житейским повадкам их кабинетных свинок.

Вероятно, потому свинки так естественно ощущают себя властью, а их свинское презрение к ходокам, привычка унижать и оскорблять их с видимым для себя удовольствием может поразить всякого, кому довелось изнутри подсмотреть вторую сторону телефонного разговора с просителями из бюро пропусков - сторону, совершенно закрытую для последних. В угодливом, предупредительном тоне свинки, приветствующей неведомого ей вначале абонента, уже через мгновение начинают преобладать издевательские, мертвенно-бездушные оттенки. Ее сытое миловидное лицо стреляет легкой гримаской брезгливого презрения, быстрой и мимолетной, как и сам этот разговор. При повторном звонке на просителя попросту накричат, как и в случае, если дежурящие на выходе ходоки будут пытаться сунуть в руки проходящей госчиновнице свои письменные жалобы и петиции. Поданные бумаги немедленно окажутся на полу, под каблучками у стайки выбравшихся наружу свинок.

В самом прозвании "ходоки" заключена особая гнусная бюрократическая насмешка над известными по старым рассказам ходоками ленинских времен, над глубоким вниманием к ним, к их нуждам и потребностям со стороны рабочего коммунистического правительства - правительства иного типа и иного класса. Это открытое презрение со стороны чиновничьей мелочи, этих абсолютных в своей ничтожности существ, особенно подчеркивает нечеловеческое бесправие подзаборных парламентских просителей.


Мелочь и жизни

Они часто, вслух, горестно недоумевают - почему их просьбы, такие простые, мелочные, решаемые единым движением государственных бровей парламентских законодателей, годами остаются без справедливого разрешения. Впрочем, сейчас, в самую пору жестоких послевыборных прозрений, даже самые что ни на есть простодушные ходоки редко всерьез верят в существование добрых политиков - они просто не решаются отбросить спасительную соломинку своих иллюзий, придающих последний смысл их каждодневной просительской деятельности.

Им еще предстоит понять то, что отсутствие снисхождения к их мелочным просьбам вкладывается в канву общего свинского, враждебного и наплевательского отношения к элементарным социальным потребностям миллионов украинских бедняков, так же смирно, с той же пассивностью ожидающих облегчения своей судьбы по мановению свыше.

По сравнению с этими братьями по классу парламентские ходоки имеют лишь одно бесспорное преимущество. Они на своей собственной шкуре прочувствовали свинскую мелочность парламентских хозяев нынешней Украины - лиц, облеченных невиданным политическим могуществом, запросто распределяющих и перераспределяющих десятки заводов, фабрик, миллионные гектары земли вкупе с их рабочими руками и голодными ртами. Они должны увидеть, какой ничего не стоящей мелочью являются жизни украинских крестьян и рабочих для этой гнусной пузатой человеческой мелочи - для наших с вами хозяев. И, возвращаясь, они должны суметь донести до разных уголков страны свой гнев, унижение и презрение к презирающим их хрякам и свиньям. Тогда они станут "ходоками" в прежнем, грозном в своей серьезности ленинском значении этого слова и смогут приблизить времена открытой борьбы, когда огромные массы их сограждан перестанут быть грязной мелочью и вновь обретут право на жизнь, достойную самого высокого, человеческого звания.