ГРАЧ: Я БЫЛ ПЕРВЫМ ПРОТАТАРСКИ НАСТРОЕННЫМ ПОЛИТИКОМ В КРЫМУ
09/14/2003 | line305b
ЛЕОНИД ГРАЧ: Я БЫЛ ПЕРВЫМ ПРОТАТАРСКИ НАСТРОЕННЫМ ПОЛИТИКОМ В КРЫМУ (вот урод. - прим. мод).
"Я не родился коммунистом, но умру им…"
Интервью взяли Айдер Эмиоров и Ленур Юнусов
- Леонид Иванович, в своих интервью вы часто говорите, что всегда были, есть и будете коммунистом. А все-таки, возникала ли у вас когда-нибудь, хоть на минуту мысль отказаться от Коммунистической партии? Например, в те годы, когда выбросить или сжечь партбилет считалось чуть ли не долгом…
Нет, честно вам скажу, никогда даже в мыслях такого не было. Даже в те годы, когда в нашем обществе бытовал самый, что ни на есть свирепый антикоммунизм. Я, кстати, сегодня единственный руководитель региональной партийной организации, который руководил ею и в советский период, и в постсоветские годы. У меня есть три тезиса таких. Первый - это мое политическое завещание: если что, так на могилке, чтобы исполнили гимн Советского Союза. Все мои друзья и члены семьи - «за». Это мое политическое завещание, и я от него не откажусь. Второй тезис – я не родился коммунистом, но умру им. И, наконец, третий – когда меня достают, я всегда говорю, что из Крыма могу уйти только… ногами вперед» (Смеется – Ред.) Это во мне сидит крепко. Прав я или не прав, хороший или плохой – это другой вопрос. Я от своих убеждений, уже сложившихся, не отказываюсь.
Вот, скажем, для меня является большой загадкой сегодняшнее состояние нашего общества. Да, мы можем говорить о советской системе очень много негативного, и «сталинизм» вспомнить, и многое другое – все это было. Нужно быть человеком, не имеющим разума, чтобы это отрицать. Но, наряду с этим, давайте посмотрим на то, что мы получили взамен, проведем сравнительный анализ. Был один тоталитарный режим (его сейчас принято называть коммунистическим), сегодня – другой, криминальный режим, коррупционный, но, заметим, не менее тоталитарный. Разумеется, любой режим плох. Но при советской системе было гарантированно, что ты, грубо выражаясь, с голоду не умрешь. Тебе дали работу, ты заработал на кусок хлеба, тебя обязательно должны пролечить и т. д. и т. п. Сегодняшняя ситуация, по сути, все это отрицает. Если хочешь, можешь заработать и доказать свою конкурентоспособность. Но все же прекрасно понимают, что сделать это могут абсолютно не многие. И не потому, что они не могут заработать, а потому, что у них нет стартового капитала. А при нашей коррупционной системе еще и нужно отдать значительную часть этого капитала самой системе, чтоб ты мог выжить в буквальном смысле этого слова.
«Самая лучшая система – двухпартийная»
- В последнее время в прессе можно прочесть о том, что Коммунистическая партия Украины меняет свою идеологию и ищет для себя новую нишу. И в качестве примера нередко приводят возглавляемое вами движение «Наследники Богдана Хмельницкого», которое, по мнению многих, является некой смесью коммунистической идеологии с православием и русским движением?
Здесь необходимо различать две разные вещи. С одной стороны - коммунистическое мировоззрение, а с другой стороны – ту роль, которую коммунистическая партия занимала в советском обществе. В СССР она была главной распределяющей, главной указующей, главной казнящей и так далее силой. Для любой партии огосударствление – то, что произошло в СССР с компартией - это аномально. Ведь партия – это политический, идеологический инструмент, у нее есть свои политические, идеологические методы, не более. И вот этот вот партократический, тоталитарный характер советского общества сильно сказался на психологии не только бывших работников партийного аппарата, но и рядовых членов партии. Поэтому, коммунистическое мировоззрение – это одно. А понимание роли партии – другое. Ведь еще Ленин в своем учении заложил самое главное – динамический подход: эволюционируйте, развивайтесь применительно к каждой ситуации. И партия сегодня, действительно, начинает размышлять, партия начинает искать себя.
То есть я хочу сказать, что эволюционные вещи – это эволюционные, ортодоксально-партократические – это ортодоксально-партократические, от которых просто нужно избавляться. Ну, а что касается движения «Наследники Богдана Хмельницкого» - оно создано не по партийному принципу и не подчиняется какой-нибудь партии – абсолютно нет. Оно создано для реализации тех объединительных идей, которые, по моему мнению, есть в нашем обществе. Убежден, что нам все равно нужно найти формулу объединения с Россией и т. д. Без этого нам попросту грозит вымирание. Но такое движение должно быть открыто для всех – и для мусульманина, и для христианина, и для католика, для члена любой партии и любого направления. Поэтому перед нами не стояла и не стоит задача, чтобы это движение стало партийным. Хотя я прямо скажу, что сегодня коммунистической партии надо выходить за рамки своих примерно 20 %, которые она имеет среди электората. Потому что, во-первых, этого мало для того, чтобы побеждать на выборах. А во-вторых, и эти 20 % не вечны – они могут иметь тенденцию только к сокращению. А для того, чтобы наращивать свой электорат, центральными задачами для партии должны стать следующие – объединительная задача, придание русскому языку на Украине статуса государственного и межнациональный спектр на принципе интернационализма. Вот эти три задачи как раз заложены и в движении «Наследники Богдана Хмельницкого» - и это хорошо, это же спутники, которые идут рядом.
- Поговаривают, что вы готовите себе почву для будущего дрейфа в сторону политического центра.
Хочу ответить тем, кто почему-то считает, что я чуть ли не решил катапультироваться с партии, что я создаю что-то другое и так далее. Для меня, во-первых, эти 12 постсоветских лет, наверное, кое-чего стоят, чтобы я вот мог перечеркнуть свои понятия чести и достоинства. Я ведь все эти 12 лет не в игрушки играл! А если бы играл, так, наверное, сегодня был бы, может быть, каким-то самым крутым демократом, даже таким, которого мало кто бы позволил себе и критиковать (Смеется – Ред.).
Сегодня ведь в Украине, если говорить по-большому счету, правых, с точки зрения идеологии, нет. Есть те, кто неправедным путем нажил себе капитал. Есть те, кто за счет чиновничьего всякого своеволия клепает этот черный капитал. И есть такие, кто готов находиться в этой коррумпированной системе, закрывая глаза на то, что еще вчера он был первым секретарем горкома, райкома. А так называемые правые - ну мы же видим, что там одни и те же лица. Если посмотреть на левый спектр, то он значительно разнится уже по ассортименту, по количеству партий. Мы да социалисты – вот и все. А правых в Украине сколько? Практически за сотню партий. Тогда встает вопрос: а что это за правая идеология, на базе которой могут существовать сотни партий? Уже давно доказано, что самая лучшая система – двухпартийная. Именно при ней будет нормальный механизм взаимодействия, будут соблюдаться принципы политической борьбы.
- А пример? Самый наглядный…
Я вообще-то редко Америку хвалю (Смеется – Ред.). Но самый наглядный пример двухпартийной системы сегодня - американский. Республиканцы и демократы. И, кстати, в рамках одной идеологии.
- Наверняка, в Украине при двухпартийной системе одной из партий была бы партия коммунистов?
Скажем так, левая и правая партии. Собственно говоря, и общество наше так поделено. Я не буду сегодня говорить о пропорциях, но так оно и есть.
«Для меня крымскотатарская проблема – она в душе»
- Известно, что в конце 1980-х гг. вы совершили ознакомительную поездку в Узбекистан. Хотелось бы узнать подробности этой поездки, с кем вы там встречались, о чем говорили и какие выводы сделали. Как вообще получилось, что именно вы поехали изучать крымскотатарский вопрос в Узбекистане?
Проблема крымскотатарского народа - тяжелейшая, острейшая. Нет и не может быть никакого оправдания тому, что случилось. А искать такое оправдание может только человек без сердца и разума. Впервые с крымскотатарской проблемой я напрямую столкнулся в 1987-м. Тогда в сентябре возле военного училища в Симферополе группа крымских татар, человек 100, не более, провела мирную такую манифестацию. Тогда же у меня состоялись первые встречи с творческой интеллигенцией из числа крымских татар. Затем - первое знакомство с крымскотатарскими традициями. В октябре меня пригласили в с. Донское для участия в ритуале по первому самосожженцу Мусе Мамуту. Я тогда уже был хорошо знаком с несколькими крымскими татарами. Ну, я приехал туда, на кладбище, естественно, без всяких там охранников, и пробыл там от начала до конца. Для меня это было познание, все было в новинку. Помню, когда мулла начал читать молитву, все люди присели, а я стою, так мне крымский татарин, с которым мы пришли, говорит: «Дорогой, надо присесть». Вот таким образом ко мне приходило знание традиций.
Эти первые познания - они были очень непростые. Это сейчас, спустя 15 лет, можно легко рассуждать с точки зрения накопленных знаний и опыта. А тогда ведь это все с чистого листа было. И мне тогда пришлось поработать в архивах, изучать этот вопрос, разбираться в ситуации. И так получилось, что я, в конце концов, оказался в эпицентре взаимоотношений крымской власти с крымскими татарами.
- Как вам удалось объяснить свою позицию товарищам по партии?
Для меня переломным моментом был октябрь 1987 года, когда состоялся партийно-хозяйственный актив на эту тему. Тогда первым секретарем обкома был Андрей Николаевич Гиренко, который потом работал в ЦК КПСС секретарем по межнациональным проблемам. Кстати, он тонко понимал эти вопросы. А тогда ведь антитатарский синдром сидел в обществе, у чиновников – во всем, и его же надо было развенчать, переломить. И Андрей Николаевич - очень много сделал для этого. Ну, и вот, возвращаясь к партхозактиву. Я тогда выступил с докладом по этой теме, основная мысль которого сводилась к тому, что нам надо вообще-то двигаться друг другу навстречу, нельзя так стоять, как мы - встали в позу боксера и т.д. А слушают-то меня первые секретари горкомов, райкомов, которым уже под 60 – люди уже состоявшиеся. В то время я ведь перед ними мальчишка 35-летний был. Ну, так вот, закончил я свое выступление, и в зале ропот начался. И выкрики с мест, мол, Андрей Николаевич, что себе позволяет этот пацан?! А у меня такая натура: если уже иду куда-нибудь, то иду до конца. И я говорю: «Позвольте, а вы попытайтесь вообще поставить себя на место крымских татар! Вот, если бы вы были депортированы, если бы ваши родители по дороге скончались, а дети прошли такие унижения и лишения, какое бы у вас было чувство и отношение?». Вот такой вот экспромт, который стал для меня переломным. После этой фразы в зале наступила тишина, а потом Гиренко выступил в мою поддержку.
Именно после этого октябрьского партхозактива я осознал, что нельзя эти проблемы пытаться обойти, надеяться, что они сами по себе куда-то уйдут. А тогда уже начались печально известные ферганские события. Крючков доложил тогда Горбачеву, что вот в Крыму, дескать, не спокойно, и в Ферганской долине крымских татар тоже подвергают гонениям. К нам в обком позвонили из ЦК КПСС: срочно надо поехать в Узбекистан и разобраться.
- То есть основная цель вашей поездки была - разобраться, не тронут ли там крымских татар?
Да, задача стояла именно такая. Уже на следующий день мы вылетели в Ташкент. Со мной были Александр Форманчук (он тогда работал заведующим отделом), Михаил Бахарев (тогда – заместитель главного редактора «Крымской правды») и Валерий Котенев – редактор общественно-политической редакции телевидения. Побывали мы и в Самарканде, и в Янгиюле, и с творческой интеллигенцией крымскотатарской в Ташкенте побеседовали. Ну, а потом - Маргилан, Фергана, где я все увидел воочию. Мне тогда в буквальном смысле плохо стало после всего увиденного и услышанного. Уже потом я узнал, что это был микроинфаркт, а тогда – просто отлежался полдня, и все. В Фергане я с группой покойного Юрия Османова встречался. В общественной приемной Ферганского обкома нам отвели место для беседы. Только мы начали разговор, как я чувствую - у меня земля уходит из-под ног. Меня вывели во двор, и я там лег у арыка и полежал. Покойный Юрий Бекирович даже в то время жалобы на меня писал в ЦК КПСС, что я, мол, не захотел с ним разговаривать. Уже потом здесь, на крымской земле, как говорится, стало все понятно.
В ходе поездки я получил представление о расстановке производственных сил, интеллектуальной части крымских татар, о настроениях, которые были в их среде. Кстати, наиболее плодотворной для меня тогда оказалась беседа с нынешним президентом Узбекистана Исламом Абдуганиевичем Каримовым (он в ту пору был председателем Госплана), который оказался наиболее сведущим с точки зрения расстановки производственного потенциала крымских татар.
- Леонид Иванович, так вас можно назвать практически первым протатарским политиком в Крыму?…
Ну, да (Смеется – Ред.) В Крыму я был первым партийным чиновником, политиком протатарски настроенным. Но я за пальму первенства не борюсь. Более того, как вы прекрасно знаете, очень многие потом постарались создать в крымскотатарском народе для меня неоднозначный такой имидж. Вот, скажем, активисты Меджлиса нарисовали мне какие-то рога. Ко мне вообще какие-то стереотипные представления настолько привязываются, что потом люди, не только крымские татары, с которыми я пообщаюсь, говорят: «Слушай, так ты же оказывается совсем другой человек!».
К сожалению, о моем вкладе мало кто помнит, но в связи с тем, что у меня есть позиция против радикализма, меня зачастую чуть ли не врагом крымскотатарского народа делают. Я радикализм вообще не воспринимаю, хотя у меня есть и другой пример, чисто жизненный. Скажем, возьмем Айше Сеитмуратову, с которой мы полные антиподы. Более антикоммунистического человека, антиграчевского, чем Айше-ханум, я, наверное, и не встречал в жизни вообще, и не только среди крымских татар. Но жизнь потом расставила все по своим местам: мы сегодня с Айше можем чаю попить и мило побеседовать… Мы пришли к тому уровню отношений, который я могу сейчас назвать дружескими. И не думаю, что она их отвергнет. Айше Сеитмуратова, кстати, пример настоящего бессребреника. Она - Мать Тереза крымскотатарского народа: все, что найдет – до последнего принесет своему народу. Вот с такими людьми, как она, даже, если считаю, что они не правы, я всегда найду взаимопонимание. Для меня крымскотатарская проблема, как таковая, она в душе. Я прекрасно понимаю, какие двойные, тройные лишения в целом на этот народ сегодня легли. Но, если вы заметили, я никогда не перехожу на личностный фактор. Скажем, Мустафу Джемилева я уважаю за мужские принципы. Но на личностный фактор я никогда не переходил и не перейду. Вот там обзывать – такой-сякой, «горбатый», «косой» и т.д., что, скажем, оппоненты мои с удовольствием по отношению ко мне делают. У меня есть позиция, хороша она или плоха – это другой вопрос, позицию – критикуйте, подходы – критикуйте. Но когда оппонент переходит на какие-то личностные мотивы – это говорит только о слабости его позиции и отсутствии аргументации.
- То есть, можно сказать, что Джемилева вы уважаете, т.к. видите в нем сильного оппонента?
Да, потому что он заслужил. Он человек-принцип. И за одно это уже достоин уважения. Другое дело, что я могу его действия критиковать и т.д. и т.п. Я не разделяю его радикальных подходов – это другой вопрос.
- Таким образом, мы видим, что Леонид Иванович Грач – человек открытый для диалога и может найти точки соприкосновения даже с ярыми оппонентами. А с кем-то из членов Меджлиса у вас сложились хорошие отношения, скажем, дружеские или приятельские?
Нет, но не потому, что они - члены Меджлиса. Просто судьба так расставила, хотя, скажем того же Джульверна Аблямитова я очень искренне уважал и уважаю. Мы с ним вместе, что называется, рука об руку работали в комиссии Верховного Совета АРК. Как и, кстати, Надира Бекирова – он тоже с хорошей головой парень. То есть я же не хочу сказать, что там собрались люди какие-то недалекие и т.д. и т.п. Нет, но там, где присутствует нечто, уже стоящее рядом с радикализмом, спекулятивизмом – это я не могу разделить по одной причине. Мы ведь здесь живем все на одном пространстве – в Крыму и, не дай Бог, если какие-то горячие головы к беде подведут. В чьих руках сегодня находится межнациональный консенсус? В руках крымских татар и русских. И я считаю, что в сфере межнациональных отношений ни те, ни другие не имеют право на крайность. Ну, а когда на меня некоторые из членов Меджлиса пытаются вешать все грехи коммунистической партии, Сталина, я только усмехаюсь. Не могу не вспомнить одну радиопередачу, в которой я принимал участие вместе с Рефатом Чубаровым. Я ему говорю: «Родненький, что же ты до девяностого года, был там же?! Что ты делал?». Моя вина перед крымскими татарами за депортацию ровно такая же, как и у Чубарова. Я всегда говорю о конкретных проблемах, стоящих сегодня перед крымскими татарами: им и школы нужны, и вода нужна и т.д. А Чубаров все о коммунизме. Ну, сколько можно кормить всех этим антикоммунизмом!
- А в стенах парламента вам доводится общаться с депутатами от крымских татар - с Чубаровым и Джемилевым.
Любопытная ситуация. Я не знаю почему, но, скажем, Джемилев ходит – не здоровается. Может быть, чтобы РУХ не заметил… Какой бы я точки зрения ни придерживался, но если идет человек, которого я знаю, всегда приветствую. Чубаров – тот нет: мы приветствуем друг друга. Но при любом удачном случае в своих публичных выступлениях обязательно заденет коммунистов. Хотя, родной, давай-ка, говори о том, сколько сегодня в подвалах живет людей, в недостроях и т. д. О том, что нужно делать. Тогда всех можно объединить. Давайте вместо того, чтобы болтать, лучше шаг за шагом будем хоть что-то делать. Я считаю, что Чубарову, как и Джемилеву, надо искать в украинском парламенте единомышленников и говорить не о том, кто там больше виноват или меньше виноват перед крымскими татарами, а о том как крымским татарам сегодня помочь. Вот этого они, увы, не ищут. Я вам прямо скажу – в Киеве тех, кто понимает и знает по-настоящему проблему крымских татар – раз-два и обчелся. Ни левые, ни центристы в этом не разбираются. А замыкаться на одном РУХе, как это происходит сегодня, не следует, потому что крымским татарам с РУХом не по пути. К тому же, антироссийская позиция РУХа переносится и на руководство Меджлиса. Крымские татары никогда на антироссийских позициях не стояли, и не будут стоять, у них нет для этого повода. Они могут говорить о сталинизме, антикоммунизме, антисоветизме и т.д., но антироссийских настроений в их среде быть не может.
«В межнациональной сфере нужно создать симфонию чувств»
- Вы сказали, что в среде крымских татар у вас сложился отрицательный имидж. Вспомним ситуацию с т.н. «крестоповалами». Тогда создавалось впечатление, что Председателю Верховной Рады Крыма более близки православие и славянство. Или когда говорят, что Крым должен войти в союз славянских государств, куда же тогда крымскому татарину, мусульманину, тюрку податься?
Действительно, правильнее будет говорить о славяно-тюркском союзе, потому что ни Россия без тюркского – не будет Россией, ни Крым – без мусульманства тоже не будет Крымом. Я с вами согласен. А что касается крестоповалов у меня, как человека и как председателя парламента в те годы позиция всегда одна и та же, и я ее никогда не менял: все конфессии равны. Когда в Симферополе года три назад открывалась мечеть, мы с Лентуном Романовичем собрались туда, и я хотел присутствовать на церемонии открытии мечети. Это не просто мое желание или любопытство – это еще и моя обязанность была. Так муфтий отказал мне. Понимаете, меня в мусульманскую среду, в данном случае я имею ввиду на религиозную церемонию, не пустили. Но моя реакция на «крестоповал», которая показалась вам неоднозначной, с этим абсолютно не связана. Она была связана с тем, о чем мы уже говорили: нельзя идти на такие крайности.
Вы правы, в той ситуации были крайности как с одной, так и с другой стороны. Наверное, там, где есть особо чувствительные места и селения, надо было и более разумно подходить, в том числе и православию. Никто не против того, чтобы кресты стояли, но там, где это не задевает чувства других. Но если одна сторона допустила крайность, то другой ведь надо не самосудом, а к власти предъявить претензии. Потому что в конечном итоге, самое болезненные у нас не сердце, печень или другие органы. Самое болезненное – это чувства.
- Многие сегодня неоднозначно воспринимают строительство рядом с Верховной Радой АРК православного храма. Не считаете ли вы, что было бы справедливо наряду с ним построить где-нибудь неподалеку и мечеть?
Как во второй раз займу спикерское кресло, так и сделаю. (Смеется - Ред.) Конечно, есть вопрос. В межнациональной, межконфессиональной сфере надо создать симфонию отношений, симфонию чувств. И в этом вопросе есть проблема: может быть я, во-первых, не додумался, честно вам скажу, до такого, но и вы своевременно не подсказали (Смеется – Ред.). Конечно, вот это отторжение меня от присутствия на открытии мечети, оно тоже может быть сыграло какую-то роль. И у меня до сегодняшнего дня неприятный осадок остался. Давайте так, я ведь тоже человек, и у меня тоже бывают какие-то эмоции и ошибки.
«От того, что я буду жить в Карасубазаре, мои чувства не будут затронуты»
- Вы ни разу не высказались по проблеме топонимики, которую очень часто поднимают крымские татары политические силы. Сегодня ставится вопрос о возвращении исторических названий крымским населенным пунктам, и Мустафа Джемилев готовит по этому вопросу законопроект, который планирует представить на рассмотрение парламента...
Он там не пройдет, я вас сразу хочу об этом сказать.
- Джемилев считает, что коммунисты могут не пропустить.
Да нет, как раз таки. Я всегда смеюсь, когда Джемилев или Чубаров говорят, что вот, мол, только коммунисты не пропустят. Тогда я им предлагаю посмотреть на арифметику: фракция, в которой они состоят – 110 депутатов, центристы – 220, а надо 226 – какие тут могут быть вопросы? А не пропустят по той простой причине, что Джемилев и Чубаров замкнулись в руховской среде, и, как лидеры крымских татар, не сделали так, чтобы проблемы их народа понимали центристы, левые. Почему бы тому же Чубарову, кстати, не сказать: Слушай, Леонид Иванович, ну, устрой мне встречу с фракцией коммунистов, я хочу рассказать о проблеме народа. Так я с удовольствием. И в нашей фракции есть люди, которые очень глубоко разбираются в этом вопросе, а, если надо, пусть он подправит, расскажет. Вот поэтому законопроект не пройдет. Ну, а с другой стороны, на мой взгляд, этого нельзя делать одним махом. То, что в 1944-м году за ночь было сделано, не только в отношении людей, но и в отношении топонимики – «чистенькие-пречистенькие», «приятные свидания» – «неприятные» и т. д. – это, конечно, зло. В общем, это бьет по исторической памяти и этнической памяти. К восстановлению старых названий нужно, вне всякого сомнения, возвратиться, но делать это опять же не силовым путем. Вот у нас в том составе парламента руки до этого не дошли, но могли бы, что называется, спокойно, мирно все это сделать, где - путем общественного обсуждения, где - путем решения, путем бесед. Это надо спокойно делать и бояться не нужно. От того, что я буду жить в Карасубазаре вместо Белогорска, мои чувства, как и чувства большинства русских и украинцев, не будут затронуты. Но еще раз говорю – этого не надо делать методом палаточных городков, методом тыка. Вот такой нахрап, наоборот, отторгает.
«В этой части я позицию Меджлиса приветствую»
- Настоящий фурор произвело ваши недавние заявления о существовании на горе Ай-Петри лагеря чеченских боевиков.
Я абсолютно убежден, что подавляющее большинство из нас понимает, что ваххабизм сюда проникает. Жизнь доказала, что я был прав, когда три года назад сказал о том, что они здесь собираются, проводят свои симпозиумы и встречи, но тогда на меня все набросились. А теперь даже Ильми Умеров и Муфтий мусульман Крыма в прессе высказывают опасения, что это зло. Что касается лагеря Айфаар. Во-первых, он действительно был. Был в заповедной зоне. Во-вторых, органы ведь, мягко говоря, проморгали. Как это так, на территории государственного заповедника кто-то снимает участок земли на 25 лет, заключают договор с правом выкупа и так далее. Они назвались религиозной сектой, но ведь цель всего – манипулирование общественным сознанием, подчинение личности себе для выполнения каких-то заданий. В-третьих, там было 18 подданных России. Кстати, одна любопытная деталь: журналистка одной из донецких газет провела после моих заявлений свое журналистское расследование и нашла одну из участниц этой секты. На вопрос о том, были ли там чеченцы – она ушла от ответа. Но вопрос даже не в том, были там чеченцы или нет, а в том, что сегодня ваххабизм – зло, любое сектантство – зло, тем более то, которое манипулирует человеческим сознанием. И то, что это зло пропущено, и оно процветает здесь – это плохо. Поэтому людям в погонах надо отрабатывать тот хлеб, который они едят. А были там боевики или не было – время даст ответы на все вопросы. Может быть, этот Айфаар еще похлеще чеченских боевиков, потому что боевик-то сам идет, а тут один десятки готовит.
- А кто, по-вашему, должен бороться с религиозным экстремизмом?
Ну, во-первых, это – дело спецорганов, и в данном случае – СБУ и прокуратуры. Вот пусть занимаются так, чтобы здесь не было ничего. И, во-вторых, думаю, немало зависит и от Муфтия. Если он через всю систему Духовного управления мусульман, через всех мулл доведет до верующих, что ваххабизм - это зло, чтобы не было восприятия в мусульманской среде – это будет очень правильно. Кстати, вот в этой части я позицию Меджлиса сейчас приветствую, в том, что понимают, что это зло.
- То есть по этому вопросу вы сегодня в одном лагере с Меджлисом?
(Смеется – Ред.) Ну, да вроде. Там, где есть крайние негативные, опасные для всех тенденции – так почему бы всем вместе не бороться против этого? И потом, это несвойственно мусульманской среде Крыма. А зачем же нам какая-нибудь атипичная пневмония, в данном случае – идеологического характера.
Недавно я закончил анализ Корана, глубокий, постраничный. И под впечатлением от прочитанного написал большущую такую публицистическую, исследовательскую статью, в которой доказываю, что ваххабизм – крайность, которая не присуща Исламу. Я там более 20 различных источников использовал – даже до Маркса дошел. Малую часть этой работы я опубликовал в «Крымской правде», и на нее, кстати, многие шовинистические круги, в данном случае - России, очень косо на меня посмотрели.
«Следующим президентом будет… Кучма!»
- Вы публично заявили, что будете участвовать в президентских выборах. В то же время, в одном из интервью вы сказали, что вернетесь в Крым на белом коне?
А скажите, если вдруг меня изберут президентом Украины, и я приеду в Крым – это не на Белом коне? (Смеется – Ред.).
- Но когда у вас спросили, каким приметам вы верите, вы сказали – никогда не возвращаюсь, потому что возвращаться – к несчастью.
Да, в эту примету я верю. Если вышел из помещения и что-то забыл, я никогда не возвращаюсь. А из Крыма я никуда не уходил, и не собираюсь уходить, поэтому мне и возвращаться не надо. Ну, а как дальше моя карьерная судьба сложится, хотите – верьте, хотите – нет, я себе задач и целей никаких не ставлю. То, что мне уже в Крыму дважды карьеру удалось сделать на пиковом уровне – это да, никому еще такое не удавалось. Я уже дважды в одну и ту же реку вошел, но если надо будет для Крыма, войду и в третий раз.
- Какими качествами, по-вашему, должен обладать Президент Украины?
Качествами общенационального лидера, отца нации. Он должен стоять над всеми политическими распрями и не быть заангажированным идеологически ни в одну сторону. После рабочего дня – пожалуйста, иди, куда хочешь. На партийное собрание, в мечеть, синагогу, православный храм – куда хочешь. Но пока ты на работе и пока ты принимаешь государственные решения, ты должен быть одинаков со всеми. И тогда, как известно из истории, такой человек становится отцом нации. Для меня самый яркий пример – Шарль де Голль. Вот в этом смысле для меня это кумир, пример действительно общенационального лидера.
- Некоторые политологи считают, что в ходе предстоящей президентской компании именно на вас сделает ставку Россия. Другие считают, что вы сами посылаете флюиды России, чтобы она на вас сделала ставку. У вас есть контакты в России?
Есть, большие, очень серьезные контакты. Они у меня из советского периода перешли и в постсоветский, и в крымский период. В России я человек, как говорится, достаточно известный, и не только в политических, деловых или государственных кругах, но и в общественной среде. Но на меня еще никто ставку не сделал, и Россия в том числе. Сделает ли – мне это неизвестно, но я одно могу сказать, что борьба в Украине будет идти по фарватеру: или проамериканский или пророссийский президент. Если Россия не сделает ставку на кого-нибудь, в том числе, может быть, на меня, значит, тогда выиграет Америка. Это реальность, и я ничего плохого в этом не вижу, хотя не завидую тому человеку, и самому себе, если, не дай Бог, стать Президентом Украины, с точки зрения тех проблем, тех задач и того наследства в стране, которое он примет. А так рискну сказать вам: Президентом Украины станет… Леонид Кучма.
- Известно, что вы – любитель шахмат…
- Больше политических (Смеется – Ред.).
- А какую стратегию и тактику в шахматах вы применяете чаще всего?
Я люблю вяжущую игру. В стиле Петросяна. Чтобы как можно дольше и шире шла игра, но победа чтобы в обязательном порядке была за мной.
- Стало быть, в предстоящей битве за президентское кресло вы тоже будете применять стиль игры Тиграна Петросяна на ограничение подвижности фигур соперника?
Конечно, Я его и сейчас применяю. Думаю, что принципы шахматной игры для политики подходят как ничто другое. Там все есть. И народ, и средний класс, и высший комсостав. И есть король (Смеется – Ред.).
- А вы кто на шахматной доске? Скажем так, какая фигура вам нравится больше всего?
Я ладьей люблю играть. И королевой. Это две мои любимые фигуры.
- Тяжелая артиллерия…
Ну, играть, так играть! Но пешки всегда берегу.
http://www.poluostrov.by.ru/4prre/index.shtml
"Я не родился коммунистом, но умру им…"
Интервью взяли Айдер Эмиоров и Ленур Юнусов
- Леонид Иванович, в своих интервью вы часто говорите, что всегда были, есть и будете коммунистом. А все-таки, возникала ли у вас когда-нибудь, хоть на минуту мысль отказаться от Коммунистической партии? Например, в те годы, когда выбросить или сжечь партбилет считалось чуть ли не долгом…
Нет, честно вам скажу, никогда даже в мыслях такого не было. Даже в те годы, когда в нашем обществе бытовал самый, что ни на есть свирепый антикоммунизм. Я, кстати, сегодня единственный руководитель региональной партийной организации, который руководил ею и в советский период, и в постсоветские годы. У меня есть три тезиса таких. Первый - это мое политическое завещание: если что, так на могилке, чтобы исполнили гимн Советского Союза. Все мои друзья и члены семьи - «за». Это мое политическое завещание, и я от него не откажусь. Второй тезис – я не родился коммунистом, но умру им. И, наконец, третий – когда меня достают, я всегда говорю, что из Крыма могу уйти только… ногами вперед» (Смеется – Ред.) Это во мне сидит крепко. Прав я или не прав, хороший или плохой – это другой вопрос. Я от своих убеждений, уже сложившихся, не отказываюсь.
Вот, скажем, для меня является большой загадкой сегодняшнее состояние нашего общества. Да, мы можем говорить о советской системе очень много негативного, и «сталинизм» вспомнить, и многое другое – все это было. Нужно быть человеком, не имеющим разума, чтобы это отрицать. Но, наряду с этим, давайте посмотрим на то, что мы получили взамен, проведем сравнительный анализ. Был один тоталитарный режим (его сейчас принято называть коммунистическим), сегодня – другой, криминальный режим, коррупционный, но, заметим, не менее тоталитарный. Разумеется, любой режим плох. Но при советской системе было гарантированно, что ты, грубо выражаясь, с голоду не умрешь. Тебе дали работу, ты заработал на кусок хлеба, тебя обязательно должны пролечить и т. д. и т. п. Сегодняшняя ситуация, по сути, все это отрицает. Если хочешь, можешь заработать и доказать свою конкурентоспособность. Но все же прекрасно понимают, что сделать это могут абсолютно не многие. И не потому, что они не могут заработать, а потому, что у них нет стартового капитала. А при нашей коррупционной системе еще и нужно отдать значительную часть этого капитала самой системе, чтоб ты мог выжить в буквальном смысле этого слова.
«Самая лучшая система – двухпартийная»
- В последнее время в прессе можно прочесть о том, что Коммунистическая партия Украины меняет свою идеологию и ищет для себя новую нишу. И в качестве примера нередко приводят возглавляемое вами движение «Наследники Богдана Хмельницкого», которое, по мнению многих, является некой смесью коммунистической идеологии с православием и русским движением?
Здесь необходимо различать две разные вещи. С одной стороны - коммунистическое мировоззрение, а с другой стороны – ту роль, которую коммунистическая партия занимала в советском обществе. В СССР она была главной распределяющей, главной указующей, главной казнящей и так далее силой. Для любой партии огосударствление – то, что произошло в СССР с компартией - это аномально. Ведь партия – это политический, идеологический инструмент, у нее есть свои политические, идеологические методы, не более. И вот этот вот партократический, тоталитарный характер советского общества сильно сказался на психологии не только бывших работников партийного аппарата, но и рядовых членов партии. Поэтому, коммунистическое мировоззрение – это одно. А понимание роли партии – другое. Ведь еще Ленин в своем учении заложил самое главное – динамический подход: эволюционируйте, развивайтесь применительно к каждой ситуации. И партия сегодня, действительно, начинает размышлять, партия начинает искать себя.
То есть я хочу сказать, что эволюционные вещи – это эволюционные, ортодоксально-партократические – это ортодоксально-партократические, от которых просто нужно избавляться. Ну, а что касается движения «Наследники Богдана Хмельницкого» - оно создано не по партийному принципу и не подчиняется какой-нибудь партии – абсолютно нет. Оно создано для реализации тех объединительных идей, которые, по моему мнению, есть в нашем обществе. Убежден, что нам все равно нужно найти формулу объединения с Россией и т. д. Без этого нам попросту грозит вымирание. Но такое движение должно быть открыто для всех – и для мусульманина, и для христианина, и для католика, для члена любой партии и любого направления. Поэтому перед нами не стояла и не стоит задача, чтобы это движение стало партийным. Хотя я прямо скажу, что сегодня коммунистической партии надо выходить за рамки своих примерно 20 %, которые она имеет среди электората. Потому что, во-первых, этого мало для того, чтобы побеждать на выборах. А во-вторых, и эти 20 % не вечны – они могут иметь тенденцию только к сокращению. А для того, чтобы наращивать свой электорат, центральными задачами для партии должны стать следующие – объединительная задача, придание русскому языку на Украине статуса государственного и межнациональный спектр на принципе интернационализма. Вот эти три задачи как раз заложены и в движении «Наследники Богдана Хмельницкого» - и это хорошо, это же спутники, которые идут рядом.
- Поговаривают, что вы готовите себе почву для будущего дрейфа в сторону политического центра.
Хочу ответить тем, кто почему-то считает, что я чуть ли не решил катапультироваться с партии, что я создаю что-то другое и так далее. Для меня, во-первых, эти 12 постсоветских лет, наверное, кое-чего стоят, чтобы я вот мог перечеркнуть свои понятия чести и достоинства. Я ведь все эти 12 лет не в игрушки играл! А если бы играл, так, наверное, сегодня был бы, может быть, каким-то самым крутым демократом, даже таким, которого мало кто бы позволил себе и критиковать (Смеется – Ред.).
Сегодня ведь в Украине, если говорить по-большому счету, правых, с точки зрения идеологии, нет. Есть те, кто неправедным путем нажил себе капитал. Есть те, кто за счет чиновничьего всякого своеволия клепает этот черный капитал. И есть такие, кто готов находиться в этой коррумпированной системе, закрывая глаза на то, что еще вчера он был первым секретарем горкома, райкома. А так называемые правые - ну мы же видим, что там одни и те же лица. Если посмотреть на левый спектр, то он значительно разнится уже по ассортименту, по количеству партий. Мы да социалисты – вот и все. А правых в Украине сколько? Практически за сотню партий. Тогда встает вопрос: а что это за правая идеология, на базе которой могут существовать сотни партий? Уже давно доказано, что самая лучшая система – двухпартийная. Именно при ней будет нормальный механизм взаимодействия, будут соблюдаться принципы политической борьбы.
- А пример? Самый наглядный…
Я вообще-то редко Америку хвалю (Смеется – Ред.). Но самый наглядный пример двухпартийной системы сегодня - американский. Республиканцы и демократы. И, кстати, в рамках одной идеологии.
- Наверняка, в Украине при двухпартийной системе одной из партий была бы партия коммунистов?
Скажем так, левая и правая партии. Собственно говоря, и общество наше так поделено. Я не буду сегодня говорить о пропорциях, но так оно и есть.
«Для меня крымскотатарская проблема – она в душе»
- Известно, что в конце 1980-х гг. вы совершили ознакомительную поездку в Узбекистан. Хотелось бы узнать подробности этой поездки, с кем вы там встречались, о чем говорили и какие выводы сделали. Как вообще получилось, что именно вы поехали изучать крымскотатарский вопрос в Узбекистане?
Проблема крымскотатарского народа - тяжелейшая, острейшая. Нет и не может быть никакого оправдания тому, что случилось. А искать такое оправдание может только человек без сердца и разума. Впервые с крымскотатарской проблемой я напрямую столкнулся в 1987-м. Тогда в сентябре возле военного училища в Симферополе группа крымских татар, человек 100, не более, провела мирную такую манифестацию. Тогда же у меня состоялись первые встречи с творческой интеллигенцией из числа крымских татар. Затем - первое знакомство с крымскотатарскими традициями. В октябре меня пригласили в с. Донское для участия в ритуале по первому самосожженцу Мусе Мамуту. Я тогда уже был хорошо знаком с несколькими крымскими татарами. Ну, я приехал туда, на кладбище, естественно, без всяких там охранников, и пробыл там от начала до конца. Для меня это было познание, все было в новинку. Помню, когда мулла начал читать молитву, все люди присели, а я стою, так мне крымский татарин, с которым мы пришли, говорит: «Дорогой, надо присесть». Вот таким образом ко мне приходило знание традиций.
Эти первые познания - они были очень непростые. Это сейчас, спустя 15 лет, можно легко рассуждать с точки зрения накопленных знаний и опыта. А тогда ведь это все с чистого листа было. И мне тогда пришлось поработать в архивах, изучать этот вопрос, разбираться в ситуации. И так получилось, что я, в конце концов, оказался в эпицентре взаимоотношений крымской власти с крымскими татарами.
- Как вам удалось объяснить свою позицию товарищам по партии?
Для меня переломным моментом был октябрь 1987 года, когда состоялся партийно-хозяйственный актив на эту тему. Тогда первым секретарем обкома был Андрей Николаевич Гиренко, который потом работал в ЦК КПСС секретарем по межнациональным проблемам. Кстати, он тонко понимал эти вопросы. А тогда ведь антитатарский синдром сидел в обществе, у чиновников – во всем, и его же надо было развенчать, переломить. И Андрей Николаевич - очень много сделал для этого. Ну, и вот, возвращаясь к партхозактиву. Я тогда выступил с докладом по этой теме, основная мысль которого сводилась к тому, что нам надо вообще-то двигаться друг другу навстречу, нельзя так стоять, как мы - встали в позу боксера и т.д. А слушают-то меня первые секретари горкомов, райкомов, которым уже под 60 – люди уже состоявшиеся. В то время я ведь перед ними мальчишка 35-летний был. Ну, так вот, закончил я свое выступление, и в зале ропот начался. И выкрики с мест, мол, Андрей Николаевич, что себе позволяет этот пацан?! А у меня такая натура: если уже иду куда-нибудь, то иду до конца. И я говорю: «Позвольте, а вы попытайтесь вообще поставить себя на место крымских татар! Вот, если бы вы были депортированы, если бы ваши родители по дороге скончались, а дети прошли такие унижения и лишения, какое бы у вас было чувство и отношение?». Вот такой вот экспромт, который стал для меня переломным. После этой фразы в зале наступила тишина, а потом Гиренко выступил в мою поддержку.
Именно после этого октябрьского партхозактива я осознал, что нельзя эти проблемы пытаться обойти, надеяться, что они сами по себе куда-то уйдут. А тогда уже начались печально известные ферганские события. Крючков доложил тогда Горбачеву, что вот в Крыму, дескать, не спокойно, и в Ферганской долине крымских татар тоже подвергают гонениям. К нам в обком позвонили из ЦК КПСС: срочно надо поехать в Узбекистан и разобраться.
- То есть основная цель вашей поездки была - разобраться, не тронут ли там крымских татар?
Да, задача стояла именно такая. Уже на следующий день мы вылетели в Ташкент. Со мной были Александр Форманчук (он тогда работал заведующим отделом), Михаил Бахарев (тогда – заместитель главного редактора «Крымской правды») и Валерий Котенев – редактор общественно-политической редакции телевидения. Побывали мы и в Самарканде, и в Янгиюле, и с творческой интеллигенцией крымскотатарской в Ташкенте побеседовали. Ну, а потом - Маргилан, Фергана, где я все увидел воочию. Мне тогда в буквальном смысле плохо стало после всего увиденного и услышанного. Уже потом я узнал, что это был микроинфаркт, а тогда – просто отлежался полдня, и все. В Фергане я с группой покойного Юрия Османова встречался. В общественной приемной Ферганского обкома нам отвели место для беседы. Только мы начали разговор, как я чувствую - у меня земля уходит из-под ног. Меня вывели во двор, и я там лег у арыка и полежал. Покойный Юрий Бекирович даже в то время жалобы на меня писал в ЦК КПСС, что я, мол, не захотел с ним разговаривать. Уже потом здесь, на крымской земле, как говорится, стало все понятно.
В ходе поездки я получил представление о расстановке производственных сил, интеллектуальной части крымских татар, о настроениях, которые были в их среде. Кстати, наиболее плодотворной для меня тогда оказалась беседа с нынешним президентом Узбекистана Исламом Абдуганиевичем Каримовым (он в ту пору был председателем Госплана), который оказался наиболее сведущим с точки зрения расстановки производственного потенциала крымских татар.
- Леонид Иванович, так вас можно назвать практически первым протатарским политиком в Крыму?…
Ну, да (Смеется – Ред.) В Крыму я был первым партийным чиновником, политиком протатарски настроенным. Но я за пальму первенства не борюсь. Более того, как вы прекрасно знаете, очень многие потом постарались создать в крымскотатарском народе для меня неоднозначный такой имидж. Вот, скажем, активисты Меджлиса нарисовали мне какие-то рога. Ко мне вообще какие-то стереотипные представления настолько привязываются, что потом люди, не только крымские татары, с которыми я пообщаюсь, говорят: «Слушай, так ты же оказывается совсем другой человек!».
К сожалению, о моем вкладе мало кто помнит, но в связи с тем, что у меня есть позиция против радикализма, меня зачастую чуть ли не врагом крымскотатарского народа делают. Я радикализм вообще не воспринимаю, хотя у меня есть и другой пример, чисто жизненный. Скажем, возьмем Айше Сеитмуратову, с которой мы полные антиподы. Более антикоммунистического человека, антиграчевского, чем Айше-ханум, я, наверное, и не встречал в жизни вообще, и не только среди крымских татар. Но жизнь потом расставила все по своим местам: мы сегодня с Айше можем чаю попить и мило побеседовать… Мы пришли к тому уровню отношений, который я могу сейчас назвать дружескими. И не думаю, что она их отвергнет. Айше Сеитмуратова, кстати, пример настоящего бессребреника. Она - Мать Тереза крымскотатарского народа: все, что найдет – до последнего принесет своему народу. Вот с такими людьми, как она, даже, если считаю, что они не правы, я всегда найду взаимопонимание. Для меня крымскотатарская проблема, как таковая, она в душе. Я прекрасно понимаю, какие двойные, тройные лишения в целом на этот народ сегодня легли. Но, если вы заметили, я никогда не перехожу на личностный фактор. Скажем, Мустафу Джемилева я уважаю за мужские принципы. Но на личностный фактор я никогда не переходил и не перейду. Вот там обзывать – такой-сякой, «горбатый», «косой» и т.д., что, скажем, оппоненты мои с удовольствием по отношению ко мне делают. У меня есть позиция, хороша она или плоха – это другой вопрос, позицию – критикуйте, подходы – критикуйте. Но когда оппонент переходит на какие-то личностные мотивы – это говорит только о слабости его позиции и отсутствии аргументации.
- То есть, можно сказать, что Джемилева вы уважаете, т.к. видите в нем сильного оппонента?
Да, потому что он заслужил. Он человек-принцип. И за одно это уже достоин уважения. Другое дело, что я могу его действия критиковать и т.д. и т.п. Я не разделяю его радикальных подходов – это другой вопрос.
- Таким образом, мы видим, что Леонид Иванович Грач – человек открытый для диалога и может найти точки соприкосновения даже с ярыми оппонентами. А с кем-то из членов Меджлиса у вас сложились хорошие отношения, скажем, дружеские или приятельские?
Нет, но не потому, что они - члены Меджлиса. Просто судьба так расставила, хотя, скажем того же Джульверна Аблямитова я очень искренне уважал и уважаю. Мы с ним вместе, что называется, рука об руку работали в комиссии Верховного Совета АРК. Как и, кстати, Надира Бекирова – он тоже с хорошей головой парень. То есть я же не хочу сказать, что там собрались люди какие-то недалекие и т.д. и т.п. Нет, но там, где присутствует нечто, уже стоящее рядом с радикализмом, спекулятивизмом – это я не могу разделить по одной причине. Мы ведь здесь живем все на одном пространстве – в Крыму и, не дай Бог, если какие-то горячие головы к беде подведут. В чьих руках сегодня находится межнациональный консенсус? В руках крымских татар и русских. И я считаю, что в сфере межнациональных отношений ни те, ни другие не имеют право на крайность. Ну, а когда на меня некоторые из членов Меджлиса пытаются вешать все грехи коммунистической партии, Сталина, я только усмехаюсь. Не могу не вспомнить одну радиопередачу, в которой я принимал участие вместе с Рефатом Чубаровым. Я ему говорю: «Родненький, что же ты до девяностого года, был там же?! Что ты делал?». Моя вина перед крымскими татарами за депортацию ровно такая же, как и у Чубарова. Я всегда говорю о конкретных проблемах, стоящих сегодня перед крымскими татарами: им и школы нужны, и вода нужна и т.д. А Чубаров все о коммунизме. Ну, сколько можно кормить всех этим антикоммунизмом!
- А в стенах парламента вам доводится общаться с депутатами от крымских татар - с Чубаровым и Джемилевым.
Любопытная ситуация. Я не знаю почему, но, скажем, Джемилев ходит – не здоровается. Может быть, чтобы РУХ не заметил… Какой бы я точки зрения ни придерживался, но если идет человек, которого я знаю, всегда приветствую. Чубаров – тот нет: мы приветствуем друг друга. Но при любом удачном случае в своих публичных выступлениях обязательно заденет коммунистов. Хотя, родной, давай-ка, говори о том, сколько сегодня в подвалах живет людей, в недостроях и т. д. О том, что нужно делать. Тогда всех можно объединить. Давайте вместо того, чтобы болтать, лучше шаг за шагом будем хоть что-то делать. Я считаю, что Чубарову, как и Джемилеву, надо искать в украинском парламенте единомышленников и говорить не о том, кто там больше виноват или меньше виноват перед крымскими татарами, а о том как крымским татарам сегодня помочь. Вот этого они, увы, не ищут. Я вам прямо скажу – в Киеве тех, кто понимает и знает по-настоящему проблему крымских татар – раз-два и обчелся. Ни левые, ни центристы в этом не разбираются. А замыкаться на одном РУХе, как это происходит сегодня, не следует, потому что крымским татарам с РУХом не по пути. К тому же, антироссийская позиция РУХа переносится и на руководство Меджлиса. Крымские татары никогда на антироссийских позициях не стояли, и не будут стоять, у них нет для этого повода. Они могут говорить о сталинизме, антикоммунизме, антисоветизме и т.д., но антироссийских настроений в их среде быть не может.
«В межнациональной сфере нужно создать симфонию чувств»
- Вы сказали, что в среде крымских татар у вас сложился отрицательный имидж. Вспомним ситуацию с т.н. «крестоповалами». Тогда создавалось впечатление, что Председателю Верховной Рады Крыма более близки православие и славянство. Или когда говорят, что Крым должен войти в союз славянских государств, куда же тогда крымскому татарину, мусульманину, тюрку податься?
Действительно, правильнее будет говорить о славяно-тюркском союзе, потому что ни Россия без тюркского – не будет Россией, ни Крым – без мусульманства тоже не будет Крымом. Я с вами согласен. А что касается крестоповалов у меня, как человека и как председателя парламента в те годы позиция всегда одна и та же, и я ее никогда не менял: все конфессии равны. Когда в Симферополе года три назад открывалась мечеть, мы с Лентуном Романовичем собрались туда, и я хотел присутствовать на церемонии открытии мечети. Это не просто мое желание или любопытство – это еще и моя обязанность была. Так муфтий отказал мне. Понимаете, меня в мусульманскую среду, в данном случае я имею ввиду на религиозную церемонию, не пустили. Но моя реакция на «крестоповал», которая показалась вам неоднозначной, с этим абсолютно не связана. Она была связана с тем, о чем мы уже говорили: нельзя идти на такие крайности.
Вы правы, в той ситуации были крайности как с одной, так и с другой стороны. Наверное, там, где есть особо чувствительные места и селения, надо было и более разумно подходить, в том числе и православию. Никто не против того, чтобы кресты стояли, но там, где это не задевает чувства других. Но если одна сторона допустила крайность, то другой ведь надо не самосудом, а к власти предъявить претензии. Потому что в конечном итоге, самое болезненные у нас не сердце, печень или другие органы. Самое болезненное – это чувства.
- Многие сегодня неоднозначно воспринимают строительство рядом с Верховной Радой АРК православного храма. Не считаете ли вы, что было бы справедливо наряду с ним построить где-нибудь неподалеку и мечеть?
Как во второй раз займу спикерское кресло, так и сделаю. (Смеется - Ред.) Конечно, есть вопрос. В межнациональной, межконфессиональной сфере надо создать симфонию отношений, симфонию чувств. И в этом вопросе есть проблема: может быть я, во-первых, не додумался, честно вам скажу, до такого, но и вы своевременно не подсказали (Смеется – Ред.). Конечно, вот это отторжение меня от присутствия на открытии мечети, оно тоже может быть сыграло какую-то роль. И у меня до сегодняшнего дня неприятный осадок остался. Давайте так, я ведь тоже человек, и у меня тоже бывают какие-то эмоции и ошибки.
«От того, что я буду жить в Карасубазаре, мои чувства не будут затронуты»
- Вы ни разу не высказались по проблеме топонимики, которую очень часто поднимают крымские татары политические силы. Сегодня ставится вопрос о возвращении исторических названий крымским населенным пунктам, и Мустафа Джемилев готовит по этому вопросу законопроект, который планирует представить на рассмотрение парламента...
Он там не пройдет, я вас сразу хочу об этом сказать.
- Джемилев считает, что коммунисты могут не пропустить.
Да нет, как раз таки. Я всегда смеюсь, когда Джемилев или Чубаров говорят, что вот, мол, только коммунисты не пропустят. Тогда я им предлагаю посмотреть на арифметику: фракция, в которой они состоят – 110 депутатов, центристы – 220, а надо 226 – какие тут могут быть вопросы? А не пропустят по той простой причине, что Джемилев и Чубаров замкнулись в руховской среде, и, как лидеры крымских татар, не сделали так, чтобы проблемы их народа понимали центристы, левые. Почему бы тому же Чубарову, кстати, не сказать: Слушай, Леонид Иванович, ну, устрой мне встречу с фракцией коммунистов, я хочу рассказать о проблеме народа. Так я с удовольствием. И в нашей фракции есть люди, которые очень глубоко разбираются в этом вопросе, а, если надо, пусть он подправит, расскажет. Вот поэтому законопроект не пройдет. Ну, а с другой стороны, на мой взгляд, этого нельзя делать одним махом. То, что в 1944-м году за ночь было сделано, не только в отношении людей, но и в отношении топонимики – «чистенькие-пречистенькие», «приятные свидания» – «неприятные» и т. д. – это, конечно, зло. В общем, это бьет по исторической памяти и этнической памяти. К восстановлению старых названий нужно, вне всякого сомнения, возвратиться, но делать это опять же не силовым путем. Вот у нас в том составе парламента руки до этого не дошли, но могли бы, что называется, спокойно, мирно все это сделать, где - путем общественного обсуждения, где - путем решения, путем бесед. Это надо спокойно делать и бояться не нужно. От того, что я буду жить в Карасубазаре вместо Белогорска, мои чувства, как и чувства большинства русских и украинцев, не будут затронуты. Но еще раз говорю – этого не надо делать методом палаточных городков, методом тыка. Вот такой нахрап, наоборот, отторгает.
«В этой части я позицию Меджлиса приветствую»
- Настоящий фурор произвело ваши недавние заявления о существовании на горе Ай-Петри лагеря чеченских боевиков.
Я абсолютно убежден, что подавляющее большинство из нас понимает, что ваххабизм сюда проникает. Жизнь доказала, что я был прав, когда три года назад сказал о том, что они здесь собираются, проводят свои симпозиумы и встречи, но тогда на меня все набросились. А теперь даже Ильми Умеров и Муфтий мусульман Крыма в прессе высказывают опасения, что это зло. Что касается лагеря Айфаар. Во-первых, он действительно был. Был в заповедной зоне. Во-вторых, органы ведь, мягко говоря, проморгали. Как это так, на территории государственного заповедника кто-то снимает участок земли на 25 лет, заключают договор с правом выкупа и так далее. Они назвались религиозной сектой, но ведь цель всего – манипулирование общественным сознанием, подчинение личности себе для выполнения каких-то заданий. В-третьих, там было 18 подданных России. Кстати, одна любопытная деталь: журналистка одной из донецких газет провела после моих заявлений свое журналистское расследование и нашла одну из участниц этой секты. На вопрос о том, были ли там чеченцы – она ушла от ответа. Но вопрос даже не в том, были там чеченцы или нет, а в том, что сегодня ваххабизм – зло, любое сектантство – зло, тем более то, которое манипулирует человеческим сознанием. И то, что это зло пропущено, и оно процветает здесь – это плохо. Поэтому людям в погонах надо отрабатывать тот хлеб, который они едят. А были там боевики или не было – время даст ответы на все вопросы. Может быть, этот Айфаар еще похлеще чеченских боевиков, потому что боевик-то сам идет, а тут один десятки готовит.
- А кто, по-вашему, должен бороться с религиозным экстремизмом?
Ну, во-первых, это – дело спецорганов, и в данном случае – СБУ и прокуратуры. Вот пусть занимаются так, чтобы здесь не было ничего. И, во-вторых, думаю, немало зависит и от Муфтия. Если он через всю систему Духовного управления мусульман, через всех мулл доведет до верующих, что ваххабизм - это зло, чтобы не было восприятия в мусульманской среде – это будет очень правильно. Кстати, вот в этой части я позицию Меджлиса сейчас приветствую, в том, что понимают, что это зло.
- То есть по этому вопросу вы сегодня в одном лагере с Меджлисом?
(Смеется – Ред.) Ну, да вроде. Там, где есть крайние негативные, опасные для всех тенденции – так почему бы всем вместе не бороться против этого? И потом, это несвойственно мусульманской среде Крыма. А зачем же нам какая-нибудь атипичная пневмония, в данном случае – идеологического характера.
Недавно я закончил анализ Корана, глубокий, постраничный. И под впечатлением от прочитанного написал большущую такую публицистическую, исследовательскую статью, в которой доказываю, что ваххабизм – крайность, которая не присуща Исламу. Я там более 20 различных источников использовал – даже до Маркса дошел. Малую часть этой работы я опубликовал в «Крымской правде», и на нее, кстати, многие шовинистические круги, в данном случае - России, очень косо на меня посмотрели.
«Следующим президентом будет… Кучма!»
- Вы публично заявили, что будете участвовать в президентских выборах. В то же время, в одном из интервью вы сказали, что вернетесь в Крым на белом коне?
А скажите, если вдруг меня изберут президентом Украины, и я приеду в Крым – это не на Белом коне? (Смеется – Ред.).
- Но когда у вас спросили, каким приметам вы верите, вы сказали – никогда не возвращаюсь, потому что возвращаться – к несчастью.
Да, в эту примету я верю. Если вышел из помещения и что-то забыл, я никогда не возвращаюсь. А из Крыма я никуда не уходил, и не собираюсь уходить, поэтому мне и возвращаться не надо. Ну, а как дальше моя карьерная судьба сложится, хотите – верьте, хотите – нет, я себе задач и целей никаких не ставлю. То, что мне уже в Крыму дважды карьеру удалось сделать на пиковом уровне – это да, никому еще такое не удавалось. Я уже дважды в одну и ту же реку вошел, но если надо будет для Крыма, войду и в третий раз.
- Какими качествами, по-вашему, должен обладать Президент Украины?
Качествами общенационального лидера, отца нации. Он должен стоять над всеми политическими распрями и не быть заангажированным идеологически ни в одну сторону. После рабочего дня – пожалуйста, иди, куда хочешь. На партийное собрание, в мечеть, синагогу, православный храм – куда хочешь. Но пока ты на работе и пока ты принимаешь государственные решения, ты должен быть одинаков со всеми. И тогда, как известно из истории, такой человек становится отцом нации. Для меня самый яркий пример – Шарль де Голль. Вот в этом смысле для меня это кумир, пример действительно общенационального лидера.
- Некоторые политологи считают, что в ходе предстоящей президентской компании именно на вас сделает ставку Россия. Другие считают, что вы сами посылаете флюиды России, чтобы она на вас сделала ставку. У вас есть контакты в России?
Есть, большие, очень серьезные контакты. Они у меня из советского периода перешли и в постсоветский, и в крымский период. В России я человек, как говорится, достаточно известный, и не только в политических, деловых или государственных кругах, но и в общественной среде. Но на меня еще никто ставку не сделал, и Россия в том числе. Сделает ли – мне это неизвестно, но я одно могу сказать, что борьба в Украине будет идти по фарватеру: или проамериканский или пророссийский президент. Если Россия не сделает ставку на кого-нибудь, в том числе, может быть, на меня, значит, тогда выиграет Америка. Это реальность, и я ничего плохого в этом не вижу, хотя не завидую тому человеку, и самому себе, если, не дай Бог, стать Президентом Украины, с точки зрения тех проблем, тех задач и того наследства в стране, которое он примет. А так рискну сказать вам: Президентом Украины станет… Леонид Кучма.
- Известно, что вы – любитель шахмат…
- Больше политических (Смеется – Ред.).
- А какую стратегию и тактику в шахматах вы применяете чаще всего?
Я люблю вяжущую игру. В стиле Петросяна. Чтобы как можно дольше и шире шла игра, но победа чтобы в обязательном порядке была за мной.
- Стало быть, в предстоящей битве за президентское кресло вы тоже будете применять стиль игры Тиграна Петросяна на ограничение подвижности фигур соперника?
Конечно, Я его и сейчас применяю. Думаю, что принципы шахматной игры для политики подходят как ничто другое. Там все есть. И народ, и средний класс, и высший комсостав. И есть король (Смеется – Ред.).
- А вы кто на шахматной доске? Скажем так, какая фигура вам нравится больше всего?
Я ладьей люблю играть. И королевой. Это две мои любимые фигуры.
- Тяжелая артиллерия…
Ну, играть, так играть! Но пешки всегда берегу.
http://www.poluostrov.by.ru/4prre/index.shtml