Султан-Галиев против Сталина: мусульманский коммунизм и ВКП(б)
11/11/2005 | Брат-1
Султан-Галиев против Сталина: мусульманский коммунизм и ВКП(б) (страницы истории)
13:39 11.11.2005
Бахыт САДЫКОВА (перевод),
Махамбет АУЕЗОВ (комментарий)
Первые конфликты
со Сталиным
В этой главе подробно описывается работа Мир-Саида Султан-Галиева в государственных и партийных органах Советского Союза, окончившаяся поражением его планов, шедших вразрез с линий Ленина и Сталина. Это был пролог личной трагедии идеолога национального коммунизма, репрессированного и убитого сталинской карательной системой за свои "националистические" взгляды. Его проект Татаро-Башкирской республики был обречен из-за отсутствия у средневолжского региона "выхода" на границы СССР.
Провал планов Султан-Галиева: ноябрь 1918 -
март 1921
Гражданская война на Волге и Урале длилась больше десяти месяцев. Наступления и контрнаступления белых (чехов, затем армии Колчака) и красных следовали одно за другим почти без перерыва, отбрасывая решение проблемы создания Татаро-Башкирского государства на неопределенное будущее. В этот период, названный периодом "военного коммунизма", вера в торжество революции на Западе была еще глубока, и руководители партии большевиков интересовались Востоком лишь косвенно. Призывая колониальные и полуколониальные народы к освободительному восстанию, они надеялись ослабить капиталистические государства и внушали, что национальная революция народов Азии может победить только под руководством западного пролетариата.
Внутри же страны для того, чтобы противостоять наступлению белых,
> правительство Москвы нуждалось как никогда в союзе с мусульманами. Султан-Галиев пытался воспользоваться сложившейся ситуацией. Его крепкая личная позиция давала ему на это все шансы: после смерти М.Н.Вахитова он стал самым высокопоставленным мусульманским представителем, председателем Центрального Мусульманского Комиссариата, председателем Мусульманской Военной Коллегии, редактором органа Наркомнаца "Жизнь национальностей", а позже, в январе 1920-го, - членом Коллегии Наркомнаца*. Главной целью Султан-Галиева было добиться автономии Мусульманской коммунистической партии, но когда осенью 1918 года необходимо было "легализовать" ее, ситуация стала благоприятствовать русским руководителям. Казань была освобождена от чехов и словаков, и угроза со стороны армии Колчака, нависшая над территорией средней Волги, хотя и не была полностью устранена, но все же ослабла. Правительство Москвы уже меньше нуждалось в помощи со стороны мусульманских народов в борьбе против белых.
В октябре 1918 года появились первые признаки разногласий между Султан-Галиевым и Сталиным. С виду оба они, казалось, были единодушны по всем основным пунктам. Что касается ориентации мусульманских регионов, Султан-Галиев был тем, кого позже назовут "правым", настроенным против любых грубых изменений структуры мусульманского общества, против форсирования его классового расслоения. В этом он нисколько не противостоял Сталину, который тоже придерживался в этом вопросе "правых" взглядов. Сталин, так же как и Султан-Галиев, ожидал скорой и тотальной революции на мусульманских территориях. Он относился категорически неприязненно к "левым", будь они русские или инородцы, которые, желая углубить завоевания революции, отделяли себя от туземной массы. Именно по причине этого сходства принципов по главному стратегическому пункту Сталин долгое время поддерживал Султан-Галиева.
Но вот между Народным Комиссаром по делам национальностей и его протеже стали появляться первые разногласия. В вопросе отношений между русскими и инородцами Султан-Галиев придерживался "левых" взглядов, что объяснялось его джадидским прошлым. Зато Сталин, защищая принцип альянса коммунистической партии с революционными элементами непролетарского происхождения, полагал, что этот альянс должен носить временный характер. Он считал, что буржуазные кадры нерусского происхождения, даже будучи союзниками, не были достойны доверия, так как могли легко сойти на позиции национального сепаратизма. Вследствие этого он доверял только русским кадрам, единственно настоящим пролетариям, чье верховенство следовало поддерживать, пока не сформируются верные кадры из мусульманской среды. Надо признать, что позиция Сталина объективно была более логичной и более достойной поддержки, чем позиция его будущего оппонента, который в своей политике был склонен доверить власть туземной буржуазии. Его мечта добиться распространения социализма с помощью националистов была химерой.
Пятого ноября 1918 года в Москве открылся первый съезд мусульманских коммунистов. Присутствовали 47 делегатов от различных мусульманских коммунистических организаций: комитетов, ячеек, секций. Большинство прибыли из городов на средней Волге и Урале, некоторые - из Мурманска, Петрограда, Кавказа, Крыма. Были также представители турецких военнопленных. Председательствовали на съезде три татарина: Султан-Галиев, Ялымов и Яруллин. Участникам съезда предстояло решать проблему отношений между мусульманскими коммунистами и русской коммунистической партией. Султан-Галиев и его коллега Фирдевс (крымский татарин) при поддержке татар, кавказцев и отчасти крымчан и башкир пытались добиться признания автономии мусульманской коммунистической партии, которая должна была сохранить свой центральный комитет и присоединиться к ВКП(б) только на федеративной основе. Султан-Галиев обосновывал это требованиями колониальной революции, "поскольку мусульмане имеют выигрышные позиции для распространения революции на Восток"**.
Сталин, представлявший центральный комитет ВКП(б), отклонил эту просьбу во имя принципа централизма и из соображений административной действенности. "Наша задача, - заявил он, - это навести мосты между Востоком и Западом и сформировать единый революционный фронт. Никто лучше вас, мусульманских коммунистов, не может выполнить эту историческую миссию... Для вас открыты врата Персии и Индии, Афганистана и Китая... Вот почему я полагаю, что воспитание в духе социализма народов Востока должно стать вашей основной задачей... Вследствие этого необходимо объединить коммунистов, мусульман и не мусульман, так, чтобы максимально сконцентрировать наши силы через объединение мусульманских коммунистических организаций в единый отдел русской коммунистической партии во главе с бюро этого отдела. Такова линия партии, чей центральный комитет возложил на меня обязанность довести это до вас...". Съезд принял позицию Сталина, как свидетельствует об этом жесткая резолюция, принятая в отношении бывшего руководства мусульманской коммунистической партии: "Проблема организационной формы нашей партии уже поднималась неоднократно, но так и не была решена. Мусульманские организации вели мусульманский пролетариат к коммунизму неумело, без четкого плана. Также, для того, чтобы избежать национальных стычек между членами интернациональной пролетарской семьи угнетенных и в кратчайшие сроки объединить пролетариат всех национальностей в единое целое. Съезд мусульманских коммунистов-большевиков принимает следующее решение: 1) бывшее название "Российская мусульманская Коммунистическая Партия (большевиков)" заменяется названием "Русская коммунистическая партия". Местные комитеты преобразуются в "Мусульманские организации" (бюро). 2) Центральный Комитет Мусульманских Коммунистов (большевиков) получает новое название - Центральное Бюро Мусульманских Организаций Русской Коммунистической Партии (большевиков). 3) Местные мусульманские организации присоединяются к головным организациям партии (комитетам) и делегируют к ним одного из своих представителей. Центральное Бюро присоединяется по такому же принципу к Центральному Комитету Русской Коммунистической партии (большевиков). 4) В крупных городах самостоятельные мусульманские организации присоединяются к головной организации (партии), объединив местные мусульманские ячейки. 5) Мусульманские организации, существующие на заводах и фабриках, также переходят в подчинение головных организаций партии".
Таким образом, Мусульманская Коммунистическая Партия оказалась плотно примкнувшей к Русской коммунистической партии, тем более что председателем нового Центрального Бюро Мусульманских Организаций РКП(б) на заключительном заседании съезда был избран Сталин, делегат Центрального Комитета РКП(б)***. Этот первый провал Султан-Галиева усугубился также тем, что его деятельность в Мусульманском Центральном Комиссариате была подвергнута осуждению. Съезд оценил результаты его деятельности неудовлетворительными и принял решение снять с него ряд функций: "В связи с тем, что: - деятельность Центрального мусульманского Комиссариата не велась в соответствии с определенным планом; - его отделения создавались спонтанно и не получали конкретных инструкций; - местные мусульманские комиссариаты не были соответствующим образом в контакте с Центральным Комиссариатом и вследствие этого также не имели четких инструкций; было решено, что Центральный Комиссариат не смог должным образом выполнять возложенные на него задачи. В итоге, съезд обратился к Центральному Бюро Мусульманских Организаций РКП(б) с просьбой о реорганизации Центрального мусульманского Комиссариата".
Так Центральный Комиссариат уступил в пользу Центрального Бюро свои политические и организационные функции, а также контроль над изданиями на мусульманских языках. Отделы по внешней работе и пропаганде были ликвидированы, отделы по делам кавказских народов и горцев были отданы в прямое подчинение Наркомнаца, а по делам Туркестана - в подчинение правительства Туркестанской республики. Оставался лишь единственный орган с очень узкими полномочиями - директорат Наркомнаца, получивший название Татаро-Башкирский Комиссариат****. В то же время весной 1919 года исход гражданской войны на восточном фронте оказался в пользу большевиков: башкирские национальные части, ранее примкнувшие к белым, перешли на сторону Красной армии, а войска Колчака отступили в Сибирь. Зато на мусульманских территориях мусульманский военно-гражданский аппарат, созданный заботами Вахитова, был распущен, большинство мусульманских частей были уничтожены в боях с чехами; деятельность почти всех волжских комиссариатов и комитетов мусульман была парализована. Центральная научная коллегия Казани тоже прекратила существование, часть ее руководителей спаслась бегством в Сибирь. И, наконец, центральные власти, для которых угроза со стороны белой контрреволюции была наименьшей, чувствовали себя свободными от каких-либо обязательств перед их мусульманскими союзниками. В марте восьмой съезд РКП(б) (Москва, с 18 по 23 марта 1919г.) высказался за ликвидацию национальных коммунистических организаций: "Восьмой съезд РКП(б) считает необходимым существование единой централизованной коммунистической партии с одним единственным центральным комитетом, который должен руководить деятельностью партии во всех регионах РСФСР. Все решения Российской коммунистической партии (большевиков) и ее руководящих органов обязательны для всех организаций партии, каким бы ни был ее национальный состав".
Сразу же после съезда Центральное Бюро Мусульманских Организаций было заменено Центральным Бюро Коммунистических организаций Народов Востока, поделенным на национальные мусульманские и немусульманские секции. Таким образом, любое упоминание ислама отныне было запрещено. Даже сам принцип мусульманского единства, основа доктрины Султан-Галиева, стал причиной обвинений. То, что оставалось от автономии мусульманских коммунистических группировок, было окончательно уничтожено на втором съезде Коммунистических Организаций народов Востока, который прошел в Москве с 22 ноября по 3 декабря 1919 года. Председательствовал Султан-Галиев. Центральной проблемой съезда были выработка революционной тактики Коминтерна в Азии, подготовка ко второму съезду Коминтерна (июль 1920) и к предстоящему в сентябре 1920 года съезду народов Востока в Баку, а также организационные вопросы. Полный отчет о работе этого съезда никогда не был опубликован, и потому нет сведений о выступлениях и дебатах, но, похоже, они были бурными, судя по трем опубликованным в журнале "Жизнь национальностей" статьям Аль-Хазири. Аль-Хазири пишет, что съезд осудил идею автономии, сославшись на прецедент с Бундом: "Националистические требования и теории неизбежно возникают, как только отношение к национальным организациям становится терпимым, так как последние желают оправдать свое существование, выдвигая особые политические программы... Только оставаясь в рамках РКП, можно быть в уверенности, что молодые коммунисты Востока на собьются с истинного пути и подпадут под влияние мелкобуржуазной интеллигенции, которая - по разным причинам нахлынула в нашу партию". Мусульманские отделения были заменены национальными, вернее языковыми, секциями, подчиненными национальным отделам. Возглавляли отделы лица, назначенные ЦК КП, в основном русские.
Из комментариев Аль-Харизи явствует, что большинство мусульманских коммунистов отнеслись враждебно к этому проекту и требовали, чтобы координация деятельности национальных секций была доверена не назначенным отделам, а Бюро, избранному местными отделениями. Полемика развернулась вокруг проблемы, которая внешне касалась второстепенной, но на деле скрывавшей фундаментальные расхождения между русскими, сторонниками монополизма, и мусульманами, сторонниками автономии. От исхода этой полемики зависела вся политика Коминтерна в мусульманских странах: "Метод, когда сверху навязываются лица, назначаемые руководителями национальных отделов, - пишет Аль-Харизи, - вызывает негодование со стороны мусульманских коммунистов, и это будет иметь пагубные последствия. Он только усилит позицию мелкобуржуазной интеллигенции, которая уже требует создания национальных компартий...
Кстати, представляя себя на Востоке от имени единственной Русской Коммунистической партии, мы заранее обрекаем себя на провал. Наши враги не преминут назвать нас русскими империалистами старой эпохи. Привлечь в свои ряды народы Востока возможно только через восточных (или мусульманских) коммунистов. Для этого необходимо, чтобы реально существовали мусульманские коммунистические организации. Недостаточно того, что они представлены при Народном Комиссариате Иностранных Дел. Надо, чтобы эти организации были активно действующими либо иметь возможность стать таковыми. А проект централизации такой возможности им не дает". Съезд пренебрег мнением оппозиции. Султан-Галиев попытался, по крайней мере, отстоять автономию мусульманских коммунистов на местном уровне. Седьмого июля 1920 года Губмуском Казани принял решение поставить под свой исполнительный контроль кадры мусульманских коммунистов. Несколько дней спустя на первой региональной конференции татарских коммунистов Казани сподвижники Султан-Галиева Фирдевс, Гусманов и Исхак Казаков провели резолюцию с просьбой к ЦК ВКП(б), в которой "во имя интересов революции и для облегчения пропаганды идей коммунизма в мусульманской среде не трогать автономную организацию татарских коммунистов, а преобразовать мусбюро в региональные бюро мусульманских коммунистических организаций".
В ответ ЦК ВКП(б) распорядился ликвидировать все мусбюро. Вот так с лета 1920 года ЦК ВКП(б) в лице Сталина уничтожил остатки организационной автономии мусульманского национального коммунизма. После провала первого проекта Султан-Галиев попытался учредить автономную мусульманскую организацию в рядах Комсомола, и в этой сфере он добился некоторых успехов. С 12 по 18 сентября 1920 года он со своими единомышленниками из Центрального Бюро Коммунистических Организаций Стран Востока Фирдевсом, М.Бурундуковым, Г. Бурнашевым и Касымом Мансуровым созвал в Москве первую всероссийскую конференцию молодых коммунистов стран Востока, которая объединила около ста делегатов, представлявших более 60000 молодых коммунистов Востока. Конференция 50 голосами против 36 приняла решение о создании Центрального Восточного Бюро Комсомола, которое должно было "возглавить пропаганду коммунистических идей среди молодежи Востока" и "служить вспомогательным органом ЦК Комсомола"*****.
На этой конференции, которая прошла под знаком "единства мусульманских народов Востока", Султан-Галиев, по утверждению Мехмета Парсина, впервые подал идею о создании Колониального Интернационала, которая после 1923 года стала одной из основополагающих пунктов его программы, и вновь "сепаратистские" настроения Султан-Галиева были восприняты русскими товарищами с недоверием. Чуть позже, после закрытия конференции, журнал "Жизнь национальностей" опубликовал статью, осуждающую молодых мусульманских коммунистов, заявив, что они совершили "грубую ошибку", так как не пресекли уродливые маневры, предполагающие создание внутри Союза молодых коммунистов полусамостоятельного организационного аппарата для каждой национальности. В итоге вмешательство Центрального Комитета русского Комсомола привело к провалу проекта Восточного Бюро. Тем не менее Султан-Галиеву и его сподвижникам удалось превратить комсомольские организации во всех мусульманских республиках советской России в настоящие бастионы "национального" коммунизма, в особенности в Татарстане, где республиканская комсомольская организация была полностью под их влиянием в период с августа 1920 года (первый съезд) по 1924 год (седьмой съезд).
Второй задачей Султан-Галиева было расширение революционного движения во всем колониальном мире. Программа, разработанная им в 1918 году, начала осуществляться в особенно благоприятный в Азии для этого период - в 1919 году. В августе 1919 года группа молодых тюрков организовала в Москве под эгидой мусульманской секции восточного отдела Наркома по иностранным делам "Лигу Освобождения Ислама"; в октябре того же года Нарком по иностранным делам направил своего наблюдателя Махмудова на съезд в Сивас. Революционное движение начало распространяться в Персии и Турции.
Особенность программы Султан-Галиева заключалась в двух основополагающих пунктах, по которым он настойчиво пытался добиться одобрения со стороны русских коммунистов: социалистическая революция имеет шансы на успех только в том случае, если в ней примут участие все антиимпериалистические силы в лице коренных жителей. По этому пункту у него не было противоречий с ленинской программой, предложенной на втором съезде Коминтерна в июле 1920 года относительно временной и условной поддержки буржуазных национально-освободительных демократических движений. Но он отходил от этого пункта в части, касающейся союза пролетариата с буржуазией, полагая, что он должен быть если не постоянным, то, по крайней мере, длительным.
Кроме того, расхождения с русскими товарищами касались и следующего: Султан-Галиев полагал, что обеспечение контактов между компартией России и революционными коммунистическими либо буржуазными движениями Востока должно быть доверено мусульманским коммунистам России, так как только они были способны выполнить эту сверхделикатную задачу. В период с 1918 по 1923 гг. он развил эту идею в ряде своих статей. Одной из них была передовица журнала "Жизнь национальностей" №24(81) от 25 июля 1920 года, озаглавленная "Тезисы о задачах пролетарской революции на Востоке", в которой он утверждает, что "поскольку национально-освободительное движение в странах Востока в основном возглавляется торговой буржуазией и прогрессивно настроенным духовенством, необходимо, чтобы коммунистический пролетариат поддерживал все национальные революционные движения, какими бы ни были формы правительства этих стран и ближайшие задачи этих движений".
"Призыв к мусульманским коммунистам" Центрального Бюро Мусульманских Организаций, опубликованный в журнале "Жизнь национальностей" (№5 от 8-12-1918), настаивал на предоставлении мусульманам России особой роли, с чем русские товарищи не склонны были считаться: "События в мире и торжество в будущем мировой социалистической революции обязывают нас придавать особое значение самым отсталым народам Востока. Наш долг коммунистов в том, чтобы прийти на помощь к нашим молодым братьям. Мы, мусульманские коммунисты, зная лучше языки и обычаи народов Востока, должны играть главную роль в этом святом деле..., которая заключается в привлечении веками угнетенных народов в большую семью трудящихся".
В 1919 году Султан-Галиев и его единомышленники, разочаровавшись в деятельности восточного отдела Коминтерна, которую они считали неэффективной и бесплодной, выдвинули более точные требования. На мусульманской конференции, прошедшей в Казани в ноябре 1919 года, один из друзей Султан-Галиева - Бурундуков - поставил на голосование предложение о предоставлении татарским коммунистам право возглавить колониальную революцию: "Народы Востока должны активно участвовать в освобождении Востока, а мусульманские коммунисты должны в этом играть первостепенную роль; однако их участие не даст результатов, если советское правительство и ЦК компартии не окажут им материальную и моральную помощь самым серьезным образом. Для начала их сотрудничество в этом деле должно проявить себя в радикальной реформе восточного отдела Наркома по иностранным делам, возглавлять который необходимо доверить мусульманским коммунистам".
Та же мысль была высказана Султан-Галиевым в 1920 году: "Поражение революции в Персии является серьезным поражением восточного отдела Коминтерна...
Поскольку он не способен возглавить революцию на Востоке, руководство должно перейти в руки татарских коммунистов". Также пишет и Аль-Хазири на страницах журнала "Жизнь национальностей": "Бесполезно повторять, что среди народов Востока мало пролетарских элементов и утверждать, что их коммунистические организации недостаточно ортодоксальны. Разумеется, это так. Но мы должны максимально использовать татарских коммунистов, которых уже достаточно много, а также коммунистических товарищей из Баку. К сожалению, на сегодняшний день Коминтерн не располагает хорошим отделом по делам Востока и нуждается в квалифицированных специалистах. Необходимо централизовать всю работу Центрального Бюро Коммунистических Организаций Народов Востока. Возможно также, что надо передать этому Бюро часть полномочий восточного отдела Наркома по иностранным делам...".
После захвата Красной Армией Баку Султан-Галиев особенно остро почувствовал необходимость превратить мусульманские окраины в отправную точку для распространения идей коммунизма на мусульманском Востоке. В своей статье, увидевшей свет на страницах журнала "Жизнь национальностей", которая была посвящена провозглашению Азербайджана советской республикой, он писал: "Советизация Азербайджана имеет первостепенную важность для построения коммунизма на Ближнем Востоке... Если Красный Туркестан сыграл роль революционного маяка для Китайского Туркестана, Тибета, Афганистана, Индии, Бухары и Хивы, то советский Азербайджан со своим старым опытным пролетариатом и достаточно крепкой коммунистической партией - партия Хюммет - станет красным маяком для Персии, Аравии и Турции...
Сам факт, что азербайджанский язык понятен туркам из Стамбула, персам из Табриза, курдам, тюркским народам Закаспия, грузинам и армянам лишь повышает международное политическое значение советского Азербайджана. Отсюда мы сумеем подорвать влияние англичан в Персии, протянуть руку помощи арабам - и возглавить революционное движение в Турции, пока оно не превратится в более-менее самостоятельную классовую борьбу".
Именно в этот период, когда Султан-Галиев на страницах журнала "Жизнь национальностей" опубликовал статью антиармянской и протурецкой направленности, в которой шла речь о роли мусульман и особенно турков в распространении коммунизма на Восток. Так впервые проявилось то, что позже было названо "пантюркизмом". Эта статья вызвала бурную реакцию армянских коммунистов и стала поводом долгой полемики на страницах "Известий ВЦИК", противопоставив мусульман и армян. Полемика была закрыта суровой передовицей журнала "Жизнь национальностей", появившейся, очевидно, по указанию Сталина и обвинившей обе стороны в "национализме". Султан-Галиев попытался найти официальную поддержку своей программы антиколониальной революции в ходе второго Съезда Коммунистических Организаций народов Востока (Москва, ноябрь - декабрь 1919 года), на котором присутствовали Ленин и Сталин, но преуспел в этом лишь отчасти: хотя съезд проголосовал за его резолюцию по восточному вопросу, свобода действий мусульманских коммунистов была ограничена решением поставить их деятельность под строгий контроль ЦК ВКП(б). Проблемы колониальной революции и ее последствия, роль мусульманских коммунистов обсуждались дважды в 1920 году: в июле на втором съезде Коминтерна (июль-август 1920 г.) в Москве, на котором Султан-Галиев присутствовал как член русской делегации без права решающего голоса****** и в сентябре на Первом Съезде Народов Востока в Баку.
Комментарии о работе съезда в Баку были так многочисленны, что временами создавалось впечатление их ошибочности, попытки Коминтерна повернуть революционное движение на Восток, проповедуя джихад - "священную войну" - против западного империализма. Однако при анализе стенографического отчета съезда в свете скрытого конфликта, который в течение почти двух лет противопоставлял Султан-Галиева и его единомышленников русским руководителям, обнаруживается, что намерение руководителей Коминтерна, присутствовавших на съезде в Баку, было другим.
Для Султан-Галиева и его сподвижников съезд в Баку должен был означать начало большой освободительной борьбы "угнетенных народов" против Запада. Для руководителей Коминтерна призыв к Востоку означал лишь поиск путей оказания помощи мировой революции - ослабление Запада. Нам неизвестно, присутствовал ли Султан-Галиев на съезде, но его идеи отстаивали два его мусульманских сподвижника - Рыскулов и Нарбутабеков*******. Казахский коммунист Рыскулов, делегат от Сыр-Дарьинской области, говоря о проблеме революции в колониальных странах, настаивал на роли радикально настроенной мелкой буржуазии в движении, которая ставила одновременно задачу проведения национальной эмансипации и социальной революции: "Мы на Востоке не можем рассчитывать на исключительно коммунистическую революцию. Она там приобретет национальный и мелкобуржуазный характер, но она перерастет непременно в социальное движение... и, поскольку рабочие революционные организации на Востоке еще слабы, руководство революцией должны взять на себя мелкобуржуазные демократы". Нарбутабеков, беспартийный делегат от Туркестана, утверждал, что будущее мировой революции зависит от Востока, а не от Запада: "У советской власти нет лучшего союзника, чем трудящиеся массы Востока. Вот уже три года вопреки повторяющимся призывам наших товарищей самый лучший элемент мировой революции - западноевропейский пролетариат - все еще не решился оказать нам серьезную поддержку. Незабываемый провал восстания 21 июля доказал, что пролетариат Западной Европы не в состоянии прийти на помощь революции в условиях переживаемого им кризиса. Необходимо, не теряя времени, организовать Восток рациональным образом в соответствии с присущими ему религиозными, социальными и экономическими условиями. Нет другого выхода для советской власти". Так же как Султан-Галиев, Нарбутабеков настаивал на необходимости приспособить идеи коммунизма к особым условиям Востока и предоставить мусульманским коммунистам возможность занять достойное место в строительстве социализма: "Восток очень отличается от Запада и его интересы иные, поэтому прямой перенос идей коммунизма встречает там сопротивление. Если мы хотим, чтобы миллионы мусульман приняли советский строй, необходимо это учесть. Мусульмане будут на стороне советской власти, если будут признаны их интересы".
Эти утверждения были отвергнуты другими делегатами, в частности руководителями Коминтерна: Зиновьевым, Радеком и Бела-Куном. На деле, хотя съезд и принял рекомендации Ленина второму съезду Коминтерна о необходимости оказать помощь национально-освободительным движениям в колониях, он отверг идею длительного национального фронта под руководством мелкой буржуазии, которую Султан-Галиев и его единомышленники считали краеугольным камнем в деле продвижения коммунизма на Восток. По предложению Зиновьева и Бела-Куна съезд провозгласил, что обе революции: национально-освободительное движение против империализма и социальная революция против местных феодалов и буржуазии должны идти рука об руку. "Мы поддерживаем турецкое национально-освободительное движение, - заявил Зиновьев, - но наш священный долг призвать угнетенных крестьян Турции к борьбе против богачей и угнетателей".
Павлович был более категоричен: "Если национальная борьба в Персии, Индии и Турции завершится переходом власти в руки частных капиталистов в этих странах, народные массы не выиграют ничего". А Бела-Кун в своем докладе "о советской власти на Востоке", одобренном съездом, заявлял: "Освобождение только от ига иностранных завоевателей не даст настоящей свободы трудящимся массам Востока, важно, чтобы они избавились от буржуазии". Большинство делегатов настаивало на необходимости доверить руководство революционным движением не радикальным мелкобуржуазным элементам, а беднейшему крестьянству, хотя оно из-за своей политической аморфности неспособно оправдать это доверие: "На Востоке, где нет промышленного рабочего класса, диктатура пролетариата должна быть выражена в диктатуре беднейшего крестьянства... Именно крестьяне должны стать руководящим элементом советов". В конце все признали абсолютное верховенство на Западе пролетарской революции над антиколониальной. "Не надо забывать эту простую истину, - заявил Павлович, - что народы Востока не смогут добиться свободы без объединения с западным пролетариатом. Спасение Востока только в победе западного пролетариата".
Так, вопреки призывам к священной войне, бакинский съезд стал тактическим шагом назад в сравнении со съездом коммунистических организаций народов Востока и Коминтерна. Предложение о союзе западного пролетариата с беднейшим крестьянством Востока было лишено реальных основ; осудив кемалистское движение, отвергнув долговременное сотрудничество с национальной буржуазией, придав первостепенное значение беднейшему крестьянству и абсолютное верховенство революции на Западе, бакинский съезд продемонстрировал возврат к закостенелой доктрине, сковавшей революционные возможности народов Востока, так как революция могла там восторжествовать только под эгидой единственной восходящей силы - молодой мелкобуржуазной интеллигенции. Так была похоронена мечта татарских коммунистов о перманентной революции в Азии, которая могла бы дать им возможность играть посредническую роль между Коминтерном и колониальными народными массами.
Третья задача Султан-Галиева, которая заключалась в создании Татаро-Башкирского государства, также натолкнулась на сопротивление со стороны руководителей партии. Этот конфликт прошел несколько этапов: 23 марта 1918 года, в самый разгар гражданской войны на Урале, советское правительство подписало с Башкирским Революционным Комитетом (его войска незадолго до этого перешли на сторону красных) соглашение о создании Башкирской Советской Республики в составе РСФСР. Летом 1919 года, когда комиссия по подготовке учредительного съезда Татаро-Башкирской республики возобновила свою работу, ситуация была иной, чем за год до этого. Малая Башкирская республика уже существовала де-юре и де-факто в рамках границ большой Татаро-Башкирской республики, созданной постановлением от 23 марта 1918 года, и это вопреки воле большинства мусульманских коммунистов, которые всегда отрицали различие между татарами и башкирами.
21 ноября 1919 года на подготовительной конференции второго съезда коммунистических организаций народов Востока под председательством Ленина, Сталина и Калинина Султан-Галиев потребовал соблюдения постановления от 23 марта 1918 года и скорейшего создания Татаро-Башкирского государства. Ленин отказался от рассмотрения вопроса, и он был передан на рассмотрение ЦК ВКП(б). Было созвано второе заседание делегатов, на котором было принято решение об аннулировании постановления от 23 марта. Через несколько дней Султан-Галиев возобновил свои попытки на втором съезде коммунистических организаций народов Востока, требуя выполнения обещаний относительно постановления от 23 марта или, по крайней мере, включения башкир, оставшихся вне границ малой Башкирии в Татаро-Башкирское государство. Вновь русские руководители отклонили это требование, а постановление от 23 марта 1918 года было отменено. Для оправдания данной меры Сталин постарался вызвать у некоторых башкирских делегатов чувство враждебности к государству, в котором башкиры подпадали бы под руководство более развитых татар. Но истинная причина - страх перед национализмом местного населения. Она отчетливо проступает в комментариях Аль-Хазири о работе съезда коммунистических организаций народов Востока: "Мы знаем, что многие товарищи сомневаются в полезности практики и политики формирования новых республик... Невозможно отрицать, что существуют причины, дающие повод к этим сомнениям. Создание новой республики - это обоюдоострое оружие против национализма. С одной стороны, национализм теряет свой яд, если не встречает препятствия на своем пути; но, с другой стороны, националисты разного толка могут этим воспользоваться, чтобы рядиться в тогу коммунистов революционеров и под этой маской самим совершать самые подлые дела, вызывая шовинизм, который может превратиться во враждебность по отношению к пролетариату соседних республик".
Султан-Галиев и его товарищи все же продолжали до марта 1920 года требовать соблюдения постановления от 23 марта 1918 года в отношении мусульман, оставшихся за пределами границ Малой Башкирии, затем, видя тщетность своих усилий, изменили свою тактику********. Вместо требования об объединении татар и башкир они предложили создание Татарской Республики с расширенными границами, включающими большую часть мусульманских земель Поволжья, за исключением малой Башкирии. Проект, предложенный Султан-Галиевым и опубликованный в №8 (65) журнала "Жизнь национальностей" (7-3-1920), предполагал, что новая Республика должна иметь площадь 12 835 кв. км. С населением 4 873 327 человек, из которых 1 878 863 (38%) были бы татарами, 778 186 (15,9%) башкирами, 84 459 (1,7%) составляли - крещены, 194 418 (3,6%) - чуваши, 119 440 (2,2) - марийцы и 1 817 929 (36,6%) - русские. Таким образом, Татарская Республика в предлагаемом варианте охватывала бы большую часть современной Башкирии с городами Уфа, Бирск, Белебей и Мензелинск.
Чуть позже татарские коммунисты предприняли последнюю попытку спасти сам принцип создания Большого Мусульманского Государства на Средней Волге. Делегация из трех человек - Султан-Галиев, Саид-Галиев и Бурхан Мансуров - направилась 22 марта 1920 года к Ленину для того, чтобы убедить его в необходимости расширения границ будущей Татарской Республики за счет включения в ее состав башкир и других мусульман, оставшихся за пределами границ малой Башкирии. Ленин вновь отверг это предложение и обвинил татар в "имперском шовинизме", так они-де желают установить свое господство над более отсталыми башкирами. "С этого момента, - пишут Х.Гимади и М.Мухарямов, - попытка создания объединенной Татаро-Башкирской Республики стала квалифицироваться как проявление национализма".
Тексты законодательства относительно провозглашения Татарской Республики собраны в работе И.Ходоровского "Что такое Татарская Советская Республика", Казань, 1920. Перевод на французский язык текста постановления от 27 мая 1920 года - в работе J.Castagne, "Lе Bolchevisme et l’Islam". Создание Республики не дало удовлетворения татарам, что явствует из публикации Х.Габидуллина "Татарстан за семь лет", 1920-1927, Казань, 1927; а мусульманские коммунисты предлагали в качестве столицы не Казань, а другой город из опасения, что "Казань, являясь центром русификации и колонизации, станет подавлять любые проявления национальной идеи в новой татарской Республике". Идея провозглашения Казани столицей республики принадлежит Ленину.
Крах идеи Татаро-Башкирского государства был санкционирован 27 мая 1920 года постановлением ЦИК о создании Татарской Советской Автономной Республики. Большая часть татар (примерно две трети населения), проживавшая в Самарской, Симбирской, Оренбургской и Челябинской областях, осталась за пределами границ новой республики, в которой татары, по приблизительным данным 1920 года, составляли лишь 51,6%.
Согласно более полным данным переписи 1926 года и вопреки наплыву мусульман в города после свершения Октябрьской революции, русские все еще были в большинстве, составляя 77,3 % городского населения республики, а татары - лишь 17,5%. Единственные города, в которых татары были более-менее представлены, это были Казань (19,4%), Буинск (37,1%), и Мамадыш (19,6%). В остальных городах их процент был незначителен: Арск - 4,5%, Елабуга - 6,90/0, Лаишев - 1,3%, Свяжск - 3,6%, Тетюши -7,9%. В деревнях многовековая русская колонизация раздробила ареал татарских поселений, превратив страну в изолированные друг от друга островки проживания, в которых русские были в большинстве. Регионы, в которых татары составляли большинство, были таковы: 1.Северная часть республики (северные берега Волги и Камы) вокруг города Арск. В этом регионе, являющемся традиционным историческим и культурным центром татар, они жили компактно и представляли преобладающее большинство. Было несколько населенных островков проживания финнов (мари и удмурты), но окрестности Казани и побережья рек были полностью заполнены русскими поселенцами. 2.Регион восточного берега Камы,
к востоку от г. Елабуга
и долины Шешма, обжитый татарами в недавний период (XV-XVIII вв.). Татары и башкиры (с небольшой численностью удмуртов) составляют большинство населения. 3.Территория между Волгой и Шешмой к югу от Чистополя, бывший центр болгарского царства, откуда в XIV веке были изгнаны жители и заселены в ХVII веке русскими. Татары были в меньшинстве, их деревни были как островки, разбросанные в зонах русских, чувашских и мордовских поселений. 4.Территория Верхней Волги, древняя земля татар, где они на юге граничат с чувашами, которых они ассимилировали и последние едва достигают половины всего населения, так как долина Волги была полностью русской. В 1926 году единственными сельскими поселениями с явным количественным преимуществом татар были: Мамадыш (70,1% сельского населения), Мензелинск (78,8%), Арск (64,10%), Челминск (61,7%), Бугульма (58,6%), Буинск (56,8%) и Тетиши (56,7%); во всех других они были в меньшинстве: Елабуга (48,5%), Лаишев (47,9%), Свияжск (38,3%) и Чистополь (33,5%).
Так за два года Султан-Галиев пережил провал своих проектов: под предлогом целесообразности и централизации мусульманских коммунистов лишили автономной формы организации государства; на бакинском съезде представители Коминтерна заблокировали возможность продвижения социализма за пределы советской России. И, наконец, из страха перед пантюркизмом центральное правительство расчленило волго-уральских татар и башкир, создав вместо одного крупного мусульманского государства две мелких автономных республики. Можно задаться вопросом, почему московские руководители, в особенности Сталин, так поспешили откреститься от идей Султан-Галиева. Тому ряд причин, прежде всего интеллектуального порядка: первые большевистские руководители, получившие западное образование, не знали Востока и потому не интересовались революционным движением, в котором не участвовал промышленный пролетариат; политического порядка: Султан-Галиев хотел использовать территории российских мусульман, в первую очередь Казань, как трамплин для распространения революционного движения в Азию, что превратило бы татар в истинных арбитров Коминтерна. Понятно, почему столько мусульман, которые были больше националистами, чем коммунистами, с энтузиазмом встретили новый строй в надежде, что их роль в Азии станет политическим противовесом европейской России. Но понятно также и недоверие русских к идеологическим союзникам, в которых они не были уверены; - и, наконец, психологического порядка: непримиримость Сталина и других русских большевистских руководителей шла от пронизавшего их бюрократического духа, не допускавшего возможность создания автономных образований, плохо согласующихся с центральным аппаратом. Лишь Ленин понимал опасность проявления политической негибкости для будущего коммунизма на Востоке. Поэтому 31 декабря 1922 года он пишет: "Зло, которое может появиться из-за отсутствия согласованности между русским и национальными государственными аппаратами, может быть несравнимо и меньше, чем то, что может появиться из-за избытка централизма. И не только для нас, но и для всего Интернационала, для сотен тысяч азиатов, которые, идя за нами, могут вскоре заявить о себе на исторической арене. Было бы непростительным оппортунизмом накануне подъема Востока, его пробуждения погубить в их глазах наш престиж малейшей грубостью, малейшим проявлением насилия в отношении наших инородцев".
Литературные источники, использованные в этой главе:
М.К.Мухарямов, "Из истории иностранной интервенции и гражданской войны в Татарии", 1918-1920 гг., Казань, 1954; М.К.Мухарямов, "Борьба против иностранной интервенции и внутренней контрреволюции на территории Татарии", Казань, 1952; М.Рубенов и А.Валеев, "Освобождение Казани от белоинтервентов в 1918 г.", Казань, 1939; М.К.Мухарямов, "Большевики Татарии в борьбе за разгром Колчака", Исторический архив, №5, сентябрь-октябрь 1958; "Жизнь национальностей", №2, 17-11-1918 "Отчет Наркома по делам национальностей за 1912 г.", Москва, 1921 Отчетный доклада Сталина и резолюции съезда в №2 журнала "Жизнь национальностей" от 17-1-1918: "Первый съезд мусульман-коммунистов в Москве". "К итогам съезда", Жизнь национальностей, №46 (54), 7-12-1919; 48(56); 21-12-1919 и 1(58),4-1-1920; Mehmet Parsin, "Jaslararasynda soltangaliefcelekenen jokuntosy" ("Влияние султангалиевщины на молодежь") в "Коntr-Rivоlutsiоп Soltangdliefcelkke Karsy...". S.Fahri, "Jas buуn oсеn kujraskende" ("В борьбе за молодое поколение") М.Зоркий (Минин), "III съезд РКСМ и работа среди национальностей", Жизнь национальностей, №35 (92),7-11-1920. М.Султан-Галиев, "К объявлению Азербайджанской Советской Республики", Жизнь национальностей, №8 (70), 9-4-1920. М.Султан-Галиев, "Батум и Армения", Жизнь национальностей, №18 (70), 9-4-1920. "Первый Съезд Народов Востока", Баку, 1920 (Стенографический отчет), Петроград, 1921 (французское издание). J.Castagne, "Lе Bolchevisme et l’Islam" С.Саид-Галиев, "Татреспублика и т.Ленин", Пролетарская революция, №9 (44), 1925 "Пролетарская революция", №9, 1925 "Сборник к пятой годовщине провозглашения Татарской Социалистической Республики", Казань, 1925. Эффендиев, "Не бойтесь", "Жизнь национальностей", №48 (56), 21-12-1919 Саид-Галиев, "Положение о Татаро-Башкирской республике", "Жизнь национальностей", №4 (61), 1-2-1920.
Примечания: * B 1920-1921 Коллегия Наркомнаца включала: Сталина (комиссар), Карклина (зам.комиссара), Бройдо, Павловича, Ибрагимова (члены Коллегии), Султан-Галиева, Рыскулова, Асфендиярова, Манатова и Ковалева (помощники).
** Мухарямов, настаивает на том, что со стороны Султан-Галиева это были маневры демагогического плана с тем, чтобы защитить принцип "автономии" мусульманской партии.
*** Бюро имело следующий состав: председатель - Сталин, члены бюро Алимов, Якубов, Султан-Галиев, Жумангулов и Сайдаров, заместители Вуният-Заде, Дулат-Алиев, Яруллин и Конов.
**** В 1921 году после провозглашения Татарской АССР Бaшкиро-Татарский Комиссариат был преобразован в просто в Татарский отдел Наркомнаца. ***** Это Центральное Бюро, состоявшее из 9 членов и поставленное под начало Султан-Галиева, должно было контролировать всю иерархическую систему "восточных бюро", созданных при территориальных, региональных и районных комитетах Комсомола Башкирии, Туркестана и Киргизии. Они должны были иметь самостоятельную администрацию и издательский орган и прессу.
****** Русская делегация на втором съезде Коминтерна состояла из 64 человек, из которых пятеро были мусульманами: Султан-Галиев, Ибрагимов и Саид-Галиев (татары), Ахундов (азербайджанец) и Байтурсынов (казах). Отчет о работе съезда опубликован в сборнике "Протоколы конгрессов Коммунистического Интернационала", М., 1934. Блестящий анализ речей Ленина и его оппонента Руа проведен в работе E.H.Carr, А History оf Soviet Russia.
******* В 1930 году в разгар кампании против националистических уклонов один из советских авторов дал ясно понять, что некоторые мусульманские делегаты, присутствовавшие на бакинском съезде, были "султангалиевцами". "Пантуранистский дух, - писал он, - ясно проявился на съезде в Баку. Там правые "туркестанские коммунистические шарлатаны", сторонники Султан-Галиева (этот пассаж, видимо, относится к Рыскулову), и беспартийные руководители-автономисты (это касается Нарбутабекова) утверждали, что в отношении Востока нет никакой разницы между режимом Николая II и советским строем, так как проводится та же самая колонизаторская политика." (Jakup Canysev, "Soltangaliefcelkneii gimerelye" в: "Коntr-Rivоlutsiоn Soltangaliefcelkke Karsy...")
******** В марте мусульманские делегаты на пятом съезде Советов правительства Уфы проголосовали за следующую резолюцию: "Татаро-башкирский пролетариат, представленный делегатами пятого съезда Советов правительства Уфы, считает, что применение постановления о Татаро-Башкирской республике является первым шагом к реализации обещаний, содержащихся в Конституции РСФСР в части прав народов на самоопределение", "Жизнь национальностей", №66, 21-5-1920.
11 ноября 2005 г. № 43 (671)
Источник - Деловая неделя, Казахстан
13:39 11.11.2005
Бахыт САДЫКОВА (перевод),
Махамбет АУЕЗОВ (комментарий)
Первые конфликты
со Сталиным
В этой главе подробно описывается работа Мир-Саида Султан-Галиева в государственных и партийных органах Советского Союза, окончившаяся поражением его планов, шедших вразрез с линий Ленина и Сталина. Это был пролог личной трагедии идеолога национального коммунизма, репрессированного и убитого сталинской карательной системой за свои "националистические" взгляды. Его проект Татаро-Башкирской республики был обречен из-за отсутствия у средневолжского региона "выхода" на границы СССР.
Провал планов Султан-Галиева: ноябрь 1918 -
март 1921
Гражданская война на Волге и Урале длилась больше десяти месяцев. Наступления и контрнаступления белых (чехов, затем армии Колчака) и красных следовали одно за другим почти без перерыва, отбрасывая решение проблемы создания Татаро-Башкирского государства на неопределенное будущее. В этот период, названный периодом "военного коммунизма", вера в торжество революции на Западе была еще глубока, и руководители партии большевиков интересовались Востоком лишь косвенно. Призывая колониальные и полуколониальные народы к освободительному восстанию, они надеялись ослабить капиталистические государства и внушали, что национальная революция народов Азии может победить только под руководством западного пролетариата.
Внутри же страны для того, чтобы противостоять наступлению белых,
> правительство Москвы нуждалось как никогда в союзе с мусульманами. Султан-Галиев пытался воспользоваться сложившейся ситуацией. Его крепкая личная позиция давала ему на это все шансы: после смерти М.Н.Вахитова он стал самым высокопоставленным мусульманским представителем, председателем Центрального Мусульманского Комиссариата, председателем Мусульманской Военной Коллегии, редактором органа Наркомнаца "Жизнь национальностей", а позже, в январе 1920-го, - членом Коллегии Наркомнаца*. Главной целью Султан-Галиева было добиться автономии Мусульманской коммунистической партии, но когда осенью 1918 года необходимо было "легализовать" ее, ситуация стала благоприятствовать русским руководителям. Казань была освобождена от чехов и словаков, и угроза со стороны армии Колчака, нависшая над территорией средней Волги, хотя и не была полностью устранена, но все же ослабла. Правительство Москвы уже меньше нуждалось в помощи со стороны мусульманских народов в борьбе против белых.
В октябре 1918 года появились первые признаки разногласий между Султан-Галиевым и Сталиным. С виду оба они, казалось, были единодушны по всем основным пунктам. Что касается ориентации мусульманских регионов, Султан-Галиев был тем, кого позже назовут "правым", настроенным против любых грубых изменений структуры мусульманского общества, против форсирования его классового расслоения. В этом он нисколько не противостоял Сталину, который тоже придерживался в этом вопросе "правых" взглядов. Сталин, так же как и Султан-Галиев, ожидал скорой и тотальной революции на мусульманских территориях. Он относился категорически неприязненно к "левым", будь они русские или инородцы, которые, желая углубить завоевания революции, отделяли себя от туземной массы. Именно по причине этого сходства принципов по главному стратегическому пункту Сталин долгое время поддерживал Султан-Галиева.
Но вот между Народным Комиссаром по делам национальностей и его протеже стали появляться первые разногласия. В вопросе отношений между русскими и инородцами Султан-Галиев придерживался "левых" взглядов, что объяснялось его джадидским прошлым. Зато Сталин, защищая принцип альянса коммунистической партии с революционными элементами непролетарского происхождения, полагал, что этот альянс должен носить временный характер. Он считал, что буржуазные кадры нерусского происхождения, даже будучи союзниками, не были достойны доверия, так как могли легко сойти на позиции национального сепаратизма. Вследствие этого он доверял только русским кадрам, единственно настоящим пролетариям, чье верховенство следовало поддерживать, пока не сформируются верные кадры из мусульманской среды. Надо признать, что позиция Сталина объективно была более логичной и более достойной поддержки, чем позиция его будущего оппонента, который в своей политике был склонен доверить власть туземной буржуазии. Его мечта добиться распространения социализма с помощью националистов была химерой.
Пятого ноября 1918 года в Москве открылся первый съезд мусульманских коммунистов. Присутствовали 47 делегатов от различных мусульманских коммунистических организаций: комитетов, ячеек, секций. Большинство прибыли из городов на средней Волге и Урале, некоторые - из Мурманска, Петрограда, Кавказа, Крыма. Были также представители турецких военнопленных. Председательствовали на съезде три татарина: Султан-Галиев, Ялымов и Яруллин. Участникам съезда предстояло решать проблему отношений между мусульманскими коммунистами и русской коммунистической партией. Султан-Галиев и его коллега Фирдевс (крымский татарин) при поддержке татар, кавказцев и отчасти крымчан и башкир пытались добиться признания автономии мусульманской коммунистической партии, которая должна была сохранить свой центральный комитет и присоединиться к ВКП(б) только на федеративной основе. Султан-Галиев обосновывал это требованиями колониальной революции, "поскольку мусульмане имеют выигрышные позиции для распространения революции на Восток"**.
Сталин, представлявший центральный комитет ВКП(б), отклонил эту просьбу во имя принципа централизма и из соображений административной действенности. "Наша задача, - заявил он, - это навести мосты между Востоком и Западом и сформировать единый революционный фронт. Никто лучше вас, мусульманских коммунистов, не может выполнить эту историческую миссию... Для вас открыты врата Персии и Индии, Афганистана и Китая... Вот почему я полагаю, что воспитание в духе социализма народов Востока должно стать вашей основной задачей... Вследствие этого необходимо объединить коммунистов, мусульман и не мусульман, так, чтобы максимально сконцентрировать наши силы через объединение мусульманских коммунистических организаций в единый отдел русской коммунистической партии во главе с бюро этого отдела. Такова линия партии, чей центральный комитет возложил на меня обязанность довести это до вас...". Съезд принял позицию Сталина, как свидетельствует об этом жесткая резолюция, принятая в отношении бывшего руководства мусульманской коммунистической партии: "Проблема организационной формы нашей партии уже поднималась неоднократно, но так и не была решена. Мусульманские организации вели мусульманский пролетариат к коммунизму неумело, без четкого плана. Также, для того, чтобы избежать национальных стычек между членами интернациональной пролетарской семьи угнетенных и в кратчайшие сроки объединить пролетариат всех национальностей в единое целое. Съезд мусульманских коммунистов-большевиков принимает следующее решение: 1) бывшее название "Российская мусульманская Коммунистическая Партия (большевиков)" заменяется названием "Русская коммунистическая партия". Местные комитеты преобразуются в "Мусульманские организации" (бюро). 2) Центральный Комитет Мусульманских Коммунистов (большевиков) получает новое название - Центральное Бюро Мусульманских Организаций Русской Коммунистической Партии (большевиков). 3) Местные мусульманские организации присоединяются к головным организациям партии (комитетам) и делегируют к ним одного из своих представителей. Центральное Бюро присоединяется по такому же принципу к Центральному Комитету Русской Коммунистической партии (большевиков). 4) В крупных городах самостоятельные мусульманские организации присоединяются к головной организации (партии), объединив местные мусульманские ячейки. 5) Мусульманские организации, существующие на заводах и фабриках, также переходят в подчинение головных организаций партии".
Таким образом, Мусульманская Коммунистическая Партия оказалась плотно примкнувшей к Русской коммунистической партии, тем более что председателем нового Центрального Бюро Мусульманских Организаций РКП(б) на заключительном заседании съезда был избран Сталин, делегат Центрального Комитета РКП(б)***. Этот первый провал Султан-Галиева усугубился также тем, что его деятельность в Мусульманском Центральном Комиссариате была подвергнута осуждению. Съезд оценил результаты его деятельности неудовлетворительными и принял решение снять с него ряд функций: "В связи с тем, что: - деятельность Центрального мусульманского Комиссариата не велась в соответствии с определенным планом; - его отделения создавались спонтанно и не получали конкретных инструкций; - местные мусульманские комиссариаты не были соответствующим образом в контакте с Центральным Комиссариатом и вследствие этого также не имели четких инструкций; было решено, что Центральный Комиссариат не смог должным образом выполнять возложенные на него задачи. В итоге, съезд обратился к Центральному Бюро Мусульманских Организаций РКП(б) с просьбой о реорганизации Центрального мусульманского Комиссариата".
Так Центральный Комиссариат уступил в пользу Центрального Бюро свои политические и организационные функции, а также контроль над изданиями на мусульманских языках. Отделы по внешней работе и пропаганде были ликвидированы, отделы по делам кавказских народов и горцев были отданы в прямое подчинение Наркомнаца, а по делам Туркестана - в подчинение правительства Туркестанской республики. Оставался лишь единственный орган с очень узкими полномочиями - директорат Наркомнаца, получивший название Татаро-Башкирский Комиссариат****. В то же время весной 1919 года исход гражданской войны на восточном фронте оказался в пользу большевиков: башкирские национальные части, ранее примкнувшие к белым, перешли на сторону Красной армии, а войска Колчака отступили в Сибирь. Зато на мусульманских территориях мусульманский военно-гражданский аппарат, созданный заботами Вахитова, был распущен, большинство мусульманских частей были уничтожены в боях с чехами; деятельность почти всех волжских комиссариатов и комитетов мусульман была парализована. Центральная научная коллегия Казани тоже прекратила существование, часть ее руководителей спаслась бегством в Сибирь. И, наконец, центральные власти, для которых угроза со стороны белой контрреволюции была наименьшей, чувствовали себя свободными от каких-либо обязательств перед их мусульманскими союзниками. В марте восьмой съезд РКП(б) (Москва, с 18 по 23 марта 1919г.) высказался за ликвидацию национальных коммунистических организаций: "Восьмой съезд РКП(б) считает необходимым существование единой централизованной коммунистической партии с одним единственным центральным комитетом, который должен руководить деятельностью партии во всех регионах РСФСР. Все решения Российской коммунистической партии (большевиков) и ее руководящих органов обязательны для всех организаций партии, каким бы ни был ее национальный состав".
Сразу же после съезда Центральное Бюро Мусульманских Организаций было заменено Центральным Бюро Коммунистических организаций Народов Востока, поделенным на национальные мусульманские и немусульманские секции. Таким образом, любое упоминание ислама отныне было запрещено. Даже сам принцип мусульманского единства, основа доктрины Султан-Галиева, стал причиной обвинений. То, что оставалось от автономии мусульманских коммунистических группировок, было окончательно уничтожено на втором съезде Коммунистических Организаций народов Востока, который прошел в Москве с 22 ноября по 3 декабря 1919 года. Председательствовал Султан-Галиев. Центральной проблемой съезда были выработка революционной тактики Коминтерна в Азии, подготовка ко второму съезду Коминтерна (июль 1920) и к предстоящему в сентябре 1920 года съезду народов Востока в Баку, а также организационные вопросы. Полный отчет о работе этого съезда никогда не был опубликован, и потому нет сведений о выступлениях и дебатах, но, похоже, они были бурными, судя по трем опубликованным в журнале "Жизнь национальностей" статьям Аль-Хазири. Аль-Хазири пишет, что съезд осудил идею автономии, сославшись на прецедент с Бундом: "Националистические требования и теории неизбежно возникают, как только отношение к национальным организациям становится терпимым, так как последние желают оправдать свое существование, выдвигая особые политические программы... Только оставаясь в рамках РКП, можно быть в уверенности, что молодые коммунисты Востока на собьются с истинного пути и подпадут под влияние мелкобуржуазной интеллигенции, которая - по разным причинам нахлынула в нашу партию". Мусульманские отделения были заменены национальными, вернее языковыми, секциями, подчиненными национальным отделам. Возглавляли отделы лица, назначенные ЦК КП, в основном русские.
Из комментариев Аль-Харизи явствует, что большинство мусульманских коммунистов отнеслись враждебно к этому проекту и требовали, чтобы координация деятельности национальных секций была доверена не назначенным отделам, а Бюро, избранному местными отделениями. Полемика развернулась вокруг проблемы, которая внешне касалась второстепенной, но на деле скрывавшей фундаментальные расхождения между русскими, сторонниками монополизма, и мусульманами, сторонниками автономии. От исхода этой полемики зависела вся политика Коминтерна в мусульманских странах: "Метод, когда сверху навязываются лица, назначаемые руководителями национальных отделов, - пишет Аль-Харизи, - вызывает негодование со стороны мусульманских коммунистов, и это будет иметь пагубные последствия. Он только усилит позицию мелкобуржуазной интеллигенции, которая уже требует создания национальных компартий...
Кстати, представляя себя на Востоке от имени единственной Русской Коммунистической партии, мы заранее обрекаем себя на провал. Наши враги не преминут назвать нас русскими империалистами старой эпохи. Привлечь в свои ряды народы Востока возможно только через восточных (или мусульманских) коммунистов. Для этого необходимо, чтобы реально существовали мусульманские коммунистические организации. Недостаточно того, что они представлены при Народном Комиссариате Иностранных Дел. Надо, чтобы эти организации были активно действующими либо иметь возможность стать таковыми. А проект централизации такой возможности им не дает". Съезд пренебрег мнением оппозиции. Султан-Галиев попытался, по крайней мере, отстоять автономию мусульманских коммунистов на местном уровне. Седьмого июля 1920 года Губмуском Казани принял решение поставить под свой исполнительный контроль кадры мусульманских коммунистов. Несколько дней спустя на первой региональной конференции татарских коммунистов Казани сподвижники Султан-Галиева Фирдевс, Гусманов и Исхак Казаков провели резолюцию с просьбой к ЦК ВКП(б), в которой "во имя интересов революции и для облегчения пропаганды идей коммунизма в мусульманской среде не трогать автономную организацию татарских коммунистов, а преобразовать мусбюро в региональные бюро мусульманских коммунистических организаций".
В ответ ЦК ВКП(б) распорядился ликвидировать все мусбюро. Вот так с лета 1920 года ЦК ВКП(б) в лице Сталина уничтожил остатки организационной автономии мусульманского национального коммунизма. После провала первого проекта Султан-Галиев попытался учредить автономную мусульманскую организацию в рядах Комсомола, и в этой сфере он добился некоторых успехов. С 12 по 18 сентября 1920 года он со своими единомышленниками из Центрального Бюро Коммунистических Организаций Стран Востока Фирдевсом, М.Бурундуковым, Г. Бурнашевым и Касымом Мансуровым созвал в Москве первую всероссийскую конференцию молодых коммунистов стран Востока, которая объединила около ста делегатов, представлявших более 60000 молодых коммунистов Востока. Конференция 50 голосами против 36 приняла решение о создании Центрального Восточного Бюро Комсомола, которое должно было "возглавить пропаганду коммунистических идей среди молодежи Востока" и "служить вспомогательным органом ЦК Комсомола"*****.
На этой конференции, которая прошла под знаком "единства мусульманских народов Востока", Султан-Галиев, по утверждению Мехмета Парсина, впервые подал идею о создании Колониального Интернационала, которая после 1923 года стала одной из основополагающих пунктов его программы, и вновь "сепаратистские" настроения Султан-Галиева были восприняты русскими товарищами с недоверием. Чуть позже, после закрытия конференции, журнал "Жизнь национальностей" опубликовал статью, осуждающую молодых мусульманских коммунистов, заявив, что они совершили "грубую ошибку", так как не пресекли уродливые маневры, предполагающие создание внутри Союза молодых коммунистов полусамостоятельного организационного аппарата для каждой национальности. В итоге вмешательство Центрального Комитета русского Комсомола привело к провалу проекта Восточного Бюро. Тем не менее Султан-Галиеву и его сподвижникам удалось превратить комсомольские организации во всех мусульманских республиках советской России в настоящие бастионы "национального" коммунизма, в особенности в Татарстане, где республиканская комсомольская организация была полностью под их влиянием в период с августа 1920 года (первый съезд) по 1924 год (седьмой съезд).
Второй задачей Султан-Галиева было расширение революционного движения во всем колониальном мире. Программа, разработанная им в 1918 году, начала осуществляться в особенно благоприятный в Азии для этого период - в 1919 году. В августе 1919 года группа молодых тюрков организовала в Москве под эгидой мусульманской секции восточного отдела Наркома по иностранным делам "Лигу Освобождения Ислама"; в октябре того же года Нарком по иностранным делам направил своего наблюдателя Махмудова на съезд в Сивас. Революционное движение начало распространяться в Персии и Турции.
Особенность программы Султан-Галиева заключалась в двух основополагающих пунктах, по которым он настойчиво пытался добиться одобрения со стороны русских коммунистов: социалистическая революция имеет шансы на успех только в том случае, если в ней примут участие все антиимпериалистические силы в лице коренных жителей. По этому пункту у него не было противоречий с ленинской программой, предложенной на втором съезде Коминтерна в июле 1920 года относительно временной и условной поддержки буржуазных национально-освободительных демократических движений. Но он отходил от этого пункта в части, касающейся союза пролетариата с буржуазией, полагая, что он должен быть если не постоянным, то, по крайней мере, длительным.
Кроме того, расхождения с русскими товарищами касались и следующего: Султан-Галиев полагал, что обеспечение контактов между компартией России и революционными коммунистическими либо буржуазными движениями Востока должно быть доверено мусульманским коммунистам России, так как только они были способны выполнить эту сверхделикатную задачу. В период с 1918 по 1923 гг. он развил эту идею в ряде своих статей. Одной из них была передовица журнала "Жизнь национальностей" №24(81) от 25 июля 1920 года, озаглавленная "Тезисы о задачах пролетарской революции на Востоке", в которой он утверждает, что "поскольку национально-освободительное движение в странах Востока в основном возглавляется торговой буржуазией и прогрессивно настроенным духовенством, необходимо, чтобы коммунистический пролетариат поддерживал все национальные революционные движения, какими бы ни были формы правительства этих стран и ближайшие задачи этих движений".
"Призыв к мусульманским коммунистам" Центрального Бюро Мусульманских Организаций, опубликованный в журнале "Жизнь национальностей" (№5 от 8-12-1918), настаивал на предоставлении мусульманам России особой роли, с чем русские товарищи не склонны были считаться: "События в мире и торжество в будущем мировой социалистической революции обязывают нас придавать особое значение самым отсталым народам Востока. Наш долг коммунистов в том, чтобы прийти на помощь к нашим молодым братьям. Мы, мусульманские коммунисты, зная лучше языки и обычаи народов Востока, должны играть главную роль в этом святом деле..., которая заключается в привлечении веками угнетенных народов в большую семью трудящихся".
В 1919 году Султан-Галиев и его единомышленники, разочаровавшись в деятельности восточного отдела Коминтерна, которую они считали неэффективной и бесплодной, выдвинули более точные требования. На мусульманской конференции, прошедшей в Казани в ноябре 1919 года, один из друзей Султан-Галиева - Бурундуков - поставил на голосование предложение о предоставлении татарским коммунистам право возглавить колониальную революцию: "Народы Востока должны активно участвовать в освобождении Востока, а мусульманские коммунисты должны в этом играть первостепенную роль; однако их участие не даст результатов, если советское правительство и ЦК компартии не окажут им материальную и моральную помощь самым серьезным образом. Для начала их сотрудничество в этом деле должно проявить себя в радикальной реформе восточного отдела Наркома по иностранным делам, возглавлять который необходимо доверить мусульманским коммунистам".
Та же мысль была высказана Султан-Галиевым в 1920 году: "Поражение революции в Персии является серьезным поражением восточного отдела Коминтерна...
Поскольку он не способен возглавить революцию на Востоке, руководство должно перейти в руки татарских коммунистов". Также пишет и Аль-Хазири на страницах журнала "Жизнь национальностей": "Бесполезно повторять, что среди народов Востока мало пролетарских элементов и утверждать, что их коммунистические организации недостаточно ортодоксальны. Разумеется, это так. Но мы должны максимально использовать татарских коммунистов, которых уже достаточно много, а также коммунистических товарищей из Баку. К сожалению, на сегодняшний день Коминтерн не располагает хорошим отделом по делам Востока и нуждается в квалифицированных специалистах. Необходимо централизовать всю работу Центрального Бюро Коммунистических Организаций Народов Востока. Возможно также, что надо передать этому Бюро часть полномочий восточного отдела Наркома по иностранным делам...".
После захвата Красной Армией Баку Султан-Галиев особенно остро почувствовал необходимость превратить мусульманские окраины в отправную точку для распространения идей коммунизма на мусульманском Востоке. В своей статье, увидевшей свет на страницах журнала "Жизнь национальностей", которая была посвящена провозглашению Азербайджана советской республикой, он писал: "Советизация Азербайджана имеет первостепенную важность для построения коммунизма на Ближнем Востоке... Если Красный Туркестан сыграл роль революционного маяка для Китайского Туркестана, Тибета, Афганистана, Индии, Бухары и Хивы, то советский Азербайджан со своим старым опытным пролетариатом и достаточно крепкой коммунистической партией - партия Хюммет - станет красным маяком для Персии, Аравии и Турции...
Сам факт, что азербайджанский язык понятен туркам из Стамбула, персам из Табриза, курдам, тюркским народам Закаспия, грузинам и армянам лишь повышает международное политическое значение советского Азербайджана. Отсюда мы сумеем подорвать влияние англичан в Персии, протянуть руку помощи арабам - и возглавить революционное движение в Турции, пока оно не превратится в более-менее самостоятельную классовую борьбу".
Именно в этот период, когда Султан-Галиев на страницах журнала "Жизнь национальностей" опубликовал статью антиармянской и протурецкой направленности, в которой шла речь о роли мусульман и особенно турков в распространении коммунизма на Восток. Так впервые проявилось то, что позже было названо "пантюркизмом". Эта статья вызвала бурную реакцию армянских коммунистов и стала поводом долгой полемики на страницах "Известий ВЦИК", противопоставив мусульман и армян. Полемика была закрыта суровой передовицей журнала "Жизнь национальностей", появившейся, очевидно, по указанию Сталина и обвинившей обе стороны в "национализме". Султан-Галиев попытался найти официальную поддержку своей программы антиколониальной революции в ходе второго Съезда Коммунистических Организаций народов Востока (Москва, ноябрь - декабрь 1919 года), на котором присутствовали Ленин и Сталин, но преуспел в этом лишь отчасти: хотя съезд проголосовал за его резолюцию по восточному вопросу, свобода действий мусульманских коммунистов была ограничена решением поставить их деятельность под строгий контроль ЦК ВКП(б). Проблемы колониальной революции и ее последствия, роль мусульманских коммунистов обсуждались дважды в 1920 году: в июле на втором съезде Коминтерна (июль-август 1920 г.) в Москве, на котором Султан-Галиев присутствовал как член русской делегации без права решающего голоса****** и в сентябре на Первом Съезде Народов Востока в Баку.
Комментарии о работе съезда в Баку были так многочисленны, что временами создавалось впечатление их ошибочности, попытки Коминтерна повернуть революционное движение на Восток, проповедуя джихад - "священную войну" - против западного империализма. Однако при анализе стенографического отчета съезда в свете скрытого конфликта, который в течение почти двух лет противопоставлял Султан-Галиева и его единомышленников русским руководителям, обнаруживается, что намерение руководителей Коминтерна, присутствовавших на съезде в Баку, было другим.
Для Султан-Галиева и его сподвижников съезд в Баку должен был означать начало большой освободительной борьбы "угнетенных народов" против Запада. Для руководителей Коминтерна призыв к Востоку означал лишь поиск путей оказания помощи мировой революции - ослабление Запада. Нам неизвестно, присутствовал ли Султан-Галиев на съезде, но его идеи отстаивали два его мусульманских сподвижника - Рыскулов и Нарбутабеков*******. Казахский коммунист Рыскулов, делегат от Сыр-Дарьинской области, говоря о проблеме революции в колониальных странах, настаивал на роли радикально настроенной мелкой буржуазии в движении, которая ставила одновременно задачу проведения национальной эмансипации и социальной революции: "Мы на Востоке не можем рассчитывать на исключительно коммунистическую революцию. Она там приобретет национальный и мелкобуржуазный характер, но она перерастет непременно в социальное движение... и, поскольку рабочие революционные организации на Востоке еще слабы, руководство революцией должны взять на себя мелкобуржуазные демократы". Нарбутабеков, беспартийный делегат от Туркестана, утверждал, что будущее мировой революции зависит от Востока, а не от Запада: "У советской власти нет лучшего союзника, чем трудящиеся массы Востока. Вот уже три года вопреки повторяющимся призывам наших товарищей самый лучший элемент мировой революции - западноевропейский пролетариат - все еще не решился оказать нам серьезную поддержку. Незабываемый провал восстания 21 июля доказал, что пролетариат Западной Европы не в состоянии прийти на помощь революции в условиях переживаемого им кризиса. Необходимо, не теряя времени, организовать Восток рациональным образом в соответствии с присущими ему религиозными, социальными и экономическими условиями. Нет другого выхода для советской власти". Так же как Султан-Галиев, Нарбутабеков настаивал на необходимости приспособить идеи коммунизма к особым условиям Востока и предоставить мусульманским коммунистам возможность занять достойное место в строительстве социализма: "Восток очень отличается от Запада и его интересы иные, поэтому прямой перенос идей коммунизма встречает там сопротивление. Если мы хотим, чтобы миллионы мусульман приняли советский строй, необходимо это учесть. Мусульмане будут на стороне советской власти, если будут признаны их интересы".
Эти утверждения были отвергнуты другими делегатами, в частности руководителями Коминтерна: Зиновьевым, Радеком и Бела-Куном. На деле, хотя съезд и принял рекомендации Ленина второму съезду Коминтерна о необходимости оказать помощь национально-освободительным движениям в колониях, он отверг идею длительного национального фронта под руководством мелкой буржуазии, которую Султан-Галиев и его единомышленники считали краеугольным камнем в деле продвижения коммунизма на Восток. По предложению Зиновьева и Бела-Куна съезд провозгласил, что обе революции: национально-освободительное движение против империализма и социальная революция против местных феодалов и буржуазии должны идти рука об руку. "Мы поддерживаем турецкое национально-освободительное движение, - заявил Зиновьев, - но наш священный долг призвать угнетенных крестьян Турции к борьбе против богачей и угнетателей".
Павлович был более категоричен: "Если национальная борьба в Персии, Индии и Турции завершится переходом власти в руки частных капиталистов в этих странах, народные массы не выиграют ничего". А Бела-Кун в своем докладе "о советской власти на Востоке", одобренном съездом, заявлял: "Освобождение только от ига иностранных завоевателей не даст настоящей свободы трудящимся массам Востока, важно, чтобы они избавились от буржуазии". Большинство делегатов настаивало на необходимости доверить руководство революционным движением не радикальным мелкобуржуазным элементам, а беднейшему крестьянству, хотя оно из-за своей политической аморфности неспособно оправдать это доверие: "На Востоке, где нет промышленного рабочего класса, диктатура пролетариата должна быть выражена в диктатуре беднейшего крестьянства... Именно крестьяне должны стать руководящим элементом советов". В конце все признали абсолютное верховенство на Западе пролетарской революции над антиколониальной. "Не надо забывать эту простую истину, - заявил Павлович, - что народы Востока не смогут добиться свободы без объединения с западным пролетариатом. Спасение Востока только в победе западного пролетариата".
Так, вопреки призывам к священной войне, бакинский съезд стал тактическим шагом назад в сравнении со съездом коммунистических организаций народов Востока и Коминтерна. Предложение о союзе западного пролетариата с беднейшим крестьянством Востока было лишено реальных основ; осудив кемалистское движение, отвергнув долговременное сотрудничество с национальной буржуазией, придав первостепенное значение беднейшему крестьянству и абсолютное верховенство революции на Западе, бакинский съезд продемонстрировал возврат к закостенелой доктрине, сковавшей революционные возможности народов Востока, так как революция могла там восторжествовать только под эгидой единственной восходящей силы - молодой мелкобуржуазной интеллигенции. Так была похоронена мечта татарских коммунистов о перманентной революции в Азии, которая могла бы дать им возможность играть посредническую роль между Коминтерном и колониальными народными массами.
Третья задача Султан-Галиева, которая заключалась в создании Татаро-Башкирского государства, также натолкнулась на сопротивление со стороны руководителей партии. Этот конфликт прошел несколько этапов: 23 марта 1918 года, в самый разгар гражданской войны на Урале, советское правительство подписало с Башкирским Революционным Комитетом (его войска незадолго до этого перешли на сторону красных) соглашение о создании Башкирской Советской Республики в составе РСФСР. Летом 1919 года, когда комиссия по подготовке учредительного съезда Татаро-Башкирской республики возобновила свою работу, ситуация была иной, чем за год до этого. Малая Башкирская республика уже существовала де-юре и де-факто в рамках границ большой Татаро-Башкирской республики, созданной постановлением от 23 марта 1918 года, и это вопреки воле большинства мусульманских коммунистов, которые всегда отрицали различие между татарами и башкирами.
21 ноября 1919 года на подготовительной конференции второго съезда коммунистических организаций народов Востока под председательством Ленина, Сталина и Калинина Султан-Галиев потребовал соблюдения постановления от 23 марта 1918 года и скорейшего создания Татаро-Башкирского государства. Ленин отказался от рассмотрения вопроса, и он был передан на рассмотрение ЦК ВКП(б). Было созвано второе заседание делегатов, на котором было принято решение об аннулировании постановления от 23 марта. Через несколько дней Султан-Галиев возобновил свои попытки на втором съезде коммунистических организаций народов Востока, требуя выполнения обещаний относительно постановления от 23 марта или, по крайней мере, включения башкир, оставшихся вне границ малой Башкирии в Татаро-Башкирское государство. Вновь русские руководители отклонили это требование, а постановление от 23 марта 1918 года было отменено. Для оправдания данной меры Сталин постарался вызвать у некоторых башкирских делегатов чувство враждебности к государству, в котором башкиры подпадали бы под руководство более развитых татар. Но истинная причина - страх перед национализмом местного населения. Она отчетливо проступает в комментариях Аль-Хазири о работе съезда коммунистических организаций народов Востока: "Мы знаем, что многие товарищи сомневаются в полезности практики и политики формирования новых республик... Невозможно отрицать, что существуют причины, дающие повод к этим сомнениям. Создание новой республики - это обоюдоострое оружие против национализма. С одной стороны, национализм теряет свой яд, если не встречает препятствия на своем пути; но, с другой стороны, националисты разного толка могут этим воспользоваться, чтобы рядиться в тогу коммунистов революционеров и под этой маской самим совершать самые подлые дела, вызывая шовинизм, который может превратиться во враждебность по отношению к пролетариату соседних республик".
Султан-Галиев и его товарищи все же продолжали до марта 1920 года требовать соблюдения постановления от 23 марта 1918 года в отношении мусульман, оставшихся за пределами границ Малой Башкирии, затем, видя тщетность своих усилий, изменили свою тактику********. Вместо требования об объединении татар и башкир они предложили создание Татарской Республики с расширенными границами, включающими большую часть мусульманских земель Поволжья, за исключением малой Башкирии. Проект, предложенный Султан-Галиевым и опубликованный в №8 (65) журнала "Жизнь национальностей" (7-3-1920), предполагал, что новая Республика должна иметь площадь 12 835 кв. км. С населением 4 873 327 человек, из которых 1 878 863 (38%) были бы татарами, 778 186 (15,9%) башкирами, 84 459 (1,7%) составляли - крещены, 194 418 (3,6%) - чуваши, 119 440 (2,2) - марийцы и 1 817 929 (36,6%) - русские. Таким образом, Татарская Республика в предлагаемом варианте охватывала бы большую часть современной Башкирии с городами Уфа, Бирск, Белебей и Мензелинск.
Чуть позже татарские коммунисты предприняли последнюю попытку спасти сам принцип создания Большого Мусульманского Государства на Средней Волге. Делегация из трех человек - Султан-Галиев, Саид-Галиев и Бурхан Мансуров - направилась 22 марта 1920 года к Ленину для того, чтобы убедить его в необходимости расширения границ будущей Татарской Республики за счет включения в ее состав башкир и других мусульман, оставшихся за пределами границ малой Башкирии. Ленин вновь отверг это предложение и обвинил татар в "имперском шовинизме", так они-де желают установить свое господство над более отсталыми башкирами. "С этого момента, - пишут Х.Гимади и М.Мухарямов, - попытка создания объединенной Татаро-Башкирской Республики стала квалифицироваться как проявление национализма".
Тексты законодательства относительно провозглашения Татарской Республики собраны в работе И.Ходоровского "Что такое Татарская Советская Республика", Казань, 1920. Перевод на французский язык текста постановления от 27 мая 1920 года - в работе J.Castagne, "Lе Bolchevisme et l’Islam". Создание Республики не дало удовлетворения татарам, что явствует из публикации Х.Габидуллина "Татарстан за семь лет", 1920-1927, Казань, 1927; а мусульманские коммунисты предлагали в качестве столицы не Казань, а другой город из опасения, что "Казань, являясь центром русификации и колонизации, станет подавлять любые проявления национальной идеи в новой татарской Республике". Идея провозглашения Казани столицей республики принадлежит Ленину.
Крах идеи Татаро-Башкирского государства был санкционирован 27 мая 1920 года постановлением ЦИК о создании Татарской Советской Автономной Республики. Большая часть татар (примерно две трети населения), проживавшая в Самарской, Симбирской, Оренбургской и Челябинской областях, осталась за пределами границ новой республики, в которой татары, по приблизительным данным 1920 года, составляли лишь 51,6%.
Согласно более полным данным переписи 1926 года и вопреки наплыву мусульман в города после свершения Октябрьской революции, русские все еще были в большинстве, составляя 77,3 % городского населения республики, а татары - лишь 17,5%. Единственные города, в которых татары были более-менее представлены, это были Казань (19,4%), Буинск (37,1%), и Мамадыш (19,6%). В остальных городах их процент был незначителен: Арск - 4,5%, Елабуга - 6,90/0, Лаишев - 1,3%, Свяжск - 3,6%, Тетюши -7,9%. В деревнях многовековая русская колонизация раздробила ареал татарских поселений, превратив страну в изолированные друг от друга островки проживания, в которых русские были в большинстве. Регионы, в которых татары составляли большинство, были таковы: 1.Северная часть республики (северные берега Волги и Камы) вокруг города Арск. В этом регионе, являющемся традиционным историческим и культурным центром татар, они жили компактно и представляли преобладающее большинство. Было несколько населенных островков проживания финнов (мари и удмурты), но окрестности Казани и побережья рек были полностью заполнены русскими поселенцами. 2.Регион восточного берега Камы,
к востоку от г. Елабуга
и долины Шешма, обжитый татарами в недавний период (XV-XVIII вв.). Татары и башкиры (с небольшой численностью удмуртов) составляют большинство населения. 3.Территория между Волгой и Шешмой к югу от Чистополя, бывший центр болгарского царства, откуда в XIV веке были изгнаны жители и заселены в ХVII веке русскими. Татары были в меньшинстве, их деревни были как островки, разбросанные в зонах русских, чувашских и мордовских поселений. 4.Территория Верхней Волги, древняя земля татар, где они на юге граничат с чувашами, которых они ассимилировали и последние едва достигают половины всего населения, так как долина Волги была полностью русской. В 1926 году единственными сельскими поселениями с явным количественным преимуществом татар были: Мамадыш (70,1% сельского населения), Мензелинск (78,8%), Арск (64,10%), Челминск (61,7%), Бугульма (58,6%), Буинск (56,8%) и Тетиши (56,7%); во всех других они были в меньшинстве: Елабуга (48,5%), Лаишев (47,9%), Свияжск (38,3%) и Чистополь (33,5%).
Так за два года Султан-Галиев пережил провал своих проектов: под предлогом целесообразности и централизации мусульманских коммунистов лишили автономной формы организации государства; на бакинском съезде представители Коминтерна заблокировали возможность продвижения социализма за пределы советской России. И, наконец, из страха перед пантюркизмом центральное правительство расчленило волго-уральских татар и башкир, создав вместо одного крупного мусульманского государства две мелких автономных республики. Можно задаться вопросом, почему московские руководители, в особенности Сталин, так поспешили откреститься от идей Султан-Галиева. Тому ряд причин, прежде всего интеллектуального порядка: первые большевистские руководители, получившие западное образование, не знали Востока и потому не интересовались революционным движением, в котором не участвовал промышленный пролетариат; политического порядка: Султан-Галиев хотел использовать территории российских мусульман, в первую очередь Казань, как трамплин для распространения революционного движения в Азию, что превратило бы татар в истинных арбитров Коминтерна. Понятно, почему столько мусульман, которые были больше националистами, чем коммунистами, с энтузиазмом встретили новый строй в надежде, что их роль в Азии станет политическим противовесом европейской России. Но понятно также и недоверие русских к идеологическим союзникам, в которых они не были уверены; - и, наконец, психологического порядка: непримиримость Сталина и других русских большевистских руководителей шла от пронизавшего их бюрократического духа, не допускавшего возможность создания автономных образований, плохо согласующихся с центральным аппаратом. Лишь Ленин понимал опасность проявления политической негибкости для будущего коммунизма на Востоке. Поэтому 31 декабря 1922 года он пишет: "Зло, которое может появиться из-за отсутствия согласованности между русским и национальными государственными аппаратами, может быть несравнимо и меньше, чем то, что может появиться из-за избытка централизма. И не только для нас, но и для всего Интернационала, для сотен тысяч азиатов, которые, идя за нами, могут вскоре заявить о себе на исторической арене. Было бы непростительным оппортунизмом накануне подъема Востока, его пробуждения погубить в их глазах наш престиж малейшей грубостью, малейшим проявлением насилия в отношении наших инородцев".
Литературные источники, использованные в этой главе:
М.К.Мухарямов, "Из истории иностранной интервенции и гражданской войны в Татарии", 1918-1920 гг., Казань, 1954; М.К.Мухарямов, "Борьба против иностранной интервенции и внутренней контрреволюции на территории Татарии", Казань, 1952; М.Рубенов и А.Валеев, "Освобождение Казани от белоинтервентов в 1918 г.", Казань, 1939; М.К.Мухарямов, "Большевики Татарии в борьбе за разгром Колчака", Исторический архив, №5, сентябрь-октябрь 1958; "Жизнь национальностей", №2, 17-11-1918 "Отчет Наркома по делам национальностей за 1912 г.", Москва, 1921 Отчетный доклада Сталина и резолюции съезда в №2 журнала "Жизнь национальностей" от 17-1-1918: "Первый съезд мусульман-коммунистов в Москве". "К итогам съезда", Жизнь национальностей, №46 (54), 7-12-1919; 48(56); 21-12-1919 и 1(58),4-1-1920; Mehmet Parsin, "Jaslararasynda soltangaliefcelekenen jokuntosy" ("Влияние султангалиевщины на молодежь") в "Коntr-Rivоlutsiоп Soltangdliefcelkke Karsy...". S.Fahri, "Jas buуn oсеn kujraskende" ("В борьбе за молодое поколение") М.Зоркий (Минин), "III съезд РКСМ и работа среди национальностей", Жизнь национальностей, №35 (92),7-11-1920. М.Султан-Галиев, "К объявлению Азербайджанской Советской Республики", Жизнь национальностей, №8 (70), 9-4-1920. М.Султан-Галиев, "Батум и Армения", Жизнь национальностей, №18 (70), 9-4-1920. "Первый Съезд Народов Востока", Баку, 1920 (Стенографический отчет), Петроград, 1921 (французское издание). J.Castagne, "Lе Bolchevisme et l’Islam" С.Саид-Галиев, "Татреспублика и т.Ленин", Пролетарская революция, №9 (44), 1925 "Пролетарская революция", №9, 1925 "Сборник к пятой годовщине провозглашения Татарской Социалистической Республики", Казань, 1925. Эффендиев, "Не бойтесь", "Жизнь национальностей", №48 (56), 21-12-1919 Саид-Галиев, "Положение о Татаро-Башкирской республике", "Жизнь национальностей", №4 (61), 1-2-1920.
Примечания: * B 1920-1921 Коллегия Наркомнаца включала: Сталина (комиссар), Карклина (зам.комиссара), Бройдо, Павловича, Ибрагимова (члены Коллегии), Султан-Галиева, Рыскулова, Асфендиярова, Манатова и Ковалева (помощники).
** Мухарямов, настаивает на том, что со стороны Султан-Галиева это были маневры демагогического плана с тем, чтобы защитить принцип "автономии" мусульманской партии.
*** Бюро имело следующий состав: председатель - Сталин, члены бюро Алимов, Якубов, Султан-Галиев, Жумангулов и Сайдаров, заместители Вуният-Заде, Дулат-Алиев, Яруллин и Конов.
**** В 1921 году после провозглашения Татарской АССР Бaшкиро-Татарский Комиссариат был преобразован в просто в Татарский отдел Наркомнаца. ***** Это Центральное Бюро, состоявшее из 9 членов и поставленное под начало Султан-Галиева, должно было контролировать всю иерархическую систему "восточных бюро", созданных при территориальных, региональных и районных комитетах Комсомола Башкирии, Туркестана и Киргизии. Они должны были иметь самостоятельную администрацию и издательский орган и прессу.
****** Русская делегация на втором съезде Коминтерна состояла из 64 человек, из которых пятеро были мусульманами: Султан-Галиев, Ибрагимов и Саид-Галиев (татары), Ахундов (азербайджанец) и Байтурсынов (казах). Отчет о работе съезда опубликован в сборнике "Протоколы конгрессов Коммунистического Интернационала", М., 1934. Блестящий анализ речей Ленина и его оппонента Руа проведен в работе E.H.Carr, А History оf Soviet Russia.
******* В 1930 году в разгар кампании против националистических уклонов один из советских авторов дал ясно понять, что некоторые мусульманские делегаты, присутствовавшие на бакинском съезде, были "султангалиевцами". "Пантуранистский дух, - писал он, - ясно проявился на съезде в Баку. Там правые "туркестанские коммунистические шарлатаны", сторонники Султан-Галиева (этот пассаж, видимо, относится к Рыскулову), и беспартийные руководители-автономисты (это касается Нарбутабекова) утверждали, что в отношении Востока нет никакой разницы между режимом Николая II и советским строем, так как проводится та же самая колонизаторская политика." (Jakup Canysev, "Soltangaliefcelkneii gimerelye" в: "Коntr-Rivоlutsiоn Soltangaliefcelkke Karsy...")
******** В марте мусульманские делегаты на пятом съезде Советов правительства Уфы проголосовали за следующую резолюцию: "Татаро-башкирский пролетариат, представленный делегатами пятого съезда Советов правительства Уфы, считает, что применение постановления о Татаро-Башкирской республике является первым шагом к реализации обещаний, содержащихся в Конституции РСФСР в части прав народов на самоопределение", "Жизнь национальностей", №66, 21-5-1920.
11 ноября 2005 г. № 43 (671)
Источник - Деловая неделя, Казахстан
Відповіді
2005.11.19 | Брат-1
Султан-Галиев и "тюркская оппозиция" в ВКП(б)
Султан-Галиев и "тюркская оппозиция" в ВКП(б) (страницы истории)01:02 19.11.2005
Период оппозиции
1921 - 1923 годы
В этой главе рассказывается о деятельности Мир-Саида Султан-Галиева как оппозиционного советской власти деятеля. О людях, которые его окружали, и пытались воплотить в жизнь его идеи, о многочисленных представителях интеллигенции, которым поддержка оппозиционного мусульманского коммунистического лидера стоила карьеры или жизни.
"Оппозиционный" период Султан-Галиева приходится на времена НЭПа. В плане мировой стратегии коммунистов началась фаза консолидации, первых попыток создания единого фронта совместно с восточными буржуазными националистами (с кемалистским движением, с Сун Ят-Сеном) и мирного завоевания рабочих движений на Западе. Приоритет всегда отдавался Западу, а коммунистическая революция на Востоке была отложена на неопределенное будущее. Официальная - "правая" - позиция относительно тактики в восточном направлении, по сути, согласуется с тезисами Султан-Галиева. Но внимание московских руководителей главным образом сконцентрировано на внутренних проблемах. Тут консолидация все еще на повестке дня. Сталин, как и ранее, пребывает на позиции "правых"; он против поспешной индустриализации и допускает возможность поддержки некоторое время классовых структур. На периферийных мусульманских территориях при такой политике надо было идти на некоторые уступки русским непролетарским элементам, вообще враждебно настроенным к национальным чаяниям инородцев, являясь нередко носителями "шовинистической" и "колонизаторской" идеологии, а также мусульманским националистам, могущим вновь поднять головы.
На деле же до 1923 года Сталин подвергал критике "правых" из числа местных жителей, обвиняя их в том, что они далеко зашли в своем сотрудничестве с буржуазными националистами, легко избавившись от революционного духа. Левые же, напротив подвергались основательной критике за то, что они были "упрощенными революционерами", которые в любой момент могли поддаться на то, чтобы настроить туземные массы против советского строя. Однако от этого пропасть между Сталиным и Султан-Галиевым не уменьшилась, так как первый был, как никогда, убежден в необходимости консолидации русских кадров, которые были в большинстве и в которых он был более уверен. И все же, несмотря на серию провалов и появление первых стычек со Сталиным, в 1921 году позиция Султан-Галиева казалась еще прочной. Он оставался одним из главных руководителей Наркомнаца. После реформы этой организации он даже вошел в число шести членов Малой Коллегии Наркомнаца и был представителем в Крыму в Совете Национальностей. Он также пребывал на посту редактора журнала "Жизнь национальностей" и других изданий Наркомнаца и преподавал в Университете Народов Востока, созданном 24 апреля 1921 года.
В сентябре 1922 года в Малую Коллегию Наркомнаца входили: Сталин (комиссар), Бройдо и Рыскулов (замкомиссара), Султан-Галиев, Павлович и Клингер (члены).
25 сентября 1921 года Учредительный Съезд Советов Татарской республики избрал его в состав ЦИК республики, а 29 июня 1922 года он был назначен председателем Татарской Коллегии (Татколлегии) в Москве, где вплоть до своего ареста был официальным представителем Татарстана при Центральном правительстве. Тем не менее Султан-Галиев, полуопальный, уже лишается возможности реально влиять на политику национальностей. С этого момента, поскольку позиции его вчерашних оппонентов сблизились с позицией татарских буржуазных националистов, он посвящает свою деятельность борьбе с тем, что он и его единомышленники называют "великорусским шовинизмом". Он старается воспользоваться своим положением в Наркомнаце для того, чтобы вместе со своими единомышленниками из Центральной Мусульманской Военной Коллегии создавать ячейки партийных и советских организаций. По всей вероятности, именно в этот период
> Султан-Галиев приступает к подготовке будущей Социалистической Партии Востока, ядро которой составят татарские коммунисты.
Трудно оценить результаты этой деятельности, но, похоже, что они были замечательны. Так, например, в 1921 году в аппарате Наркомнаца татары по численности уступали лишь русским и евреям.
Судя по Отчету Наркомнаца за 1921 год, М., 1921, стр.6, Комиссариат насчитывал в октябре 1921 года 875 сотрудников: русских - 521, евреев - 85, татар - 37, немцев - 28, латышей - 17, поляков - 14 и т.д... Из других национальностей: 4 туркмена, 4 бухарца, 3 башкира и 1 киргиз (казах).
Такая же картина наблюдалась и в Университете Народов Востока, где на декабрь 1921 года на 714 обучаемых приходилось 156 татар и 23 башкира, из которых значительная часть молодых коммунистов считали Султан-Галиева своим наставником. Татары были также многочисленны в русской коммунистической партии. Если в 1922 году организация насчитывала 270 409 членов, то великороссы в ней составляли 71,96%, евреи - 5,21%, латыши - 2,53%, поляки - 1,5%, а татары - 1,05%, опередив других представителей мусульман: азербайджанцев (65%), узбеков (54%). С другой стороны, благодаря протекции Султан-Галиева татары играли важную роль в партийных организациях других мусульманских республик, проявляя себя очень динамичными приверженцами "националистической" идеологии пантюркизма.
Так из 231 делегатов, участвовавших в работе шестого съезда компартии Туркестана в августе 1921 года, 153 были европейцами, а 178 мусульманами (71 узбек, 61 киргиз (казах), 6 туркмен, 5 таджиков, 1 перс, 2 азербайджанца, 9 "других"). Татар было 20 человек. "Жизнь национальностей", №18 (116), 16-9-1921.
Преобладающая роль казанских татар проистекает также из анализа школьной статистики. Татары были больше всех представлены в студенческой среде в высших и технических вузах.
В 1934 году в вузах и втузах Советского Союза татары составляли 1,44%, тогда как азербайджанцы - 1,36%, узбеки - 0,57%, туркмены - 0,12%, казахи - 0,61%, киргизы - 0,08%. "О национальных кадрах специалистов", "Революция и национальности", №19, 1935.
После революции Казань стала интеллектуальным центром "пантюркистов", важным университетским центром, куда приезжали учиться мусульмане со всех концов Советского Союза. В 1923 году в Казанском университете обучалось лишь 35,5% татар, а 64,5% были представителями Башкирии, Узбекистана, Грузии, Дагестана, Бурят-Монголии, Чувашии. В Москве также татары играли исключительную роль в подготовке школьных программ и организации учебного процесса: в августе 1919 года на всероссийской конференции преподавателей иностранных языков из 180 делегатов 44 были евреями, 34 татарами (31 мусульманин и 3 крещенца). Значение Казани в пропаганде идей коммунизма (а также идеологии "султангалиевщины") среди тюркских и мусульманских народов России также очевидно, если проанализировать прессу и другие издания на татарском языке. Согласно Габидуллину, в 1925-1926 гг. пять названий ежедневных изданий и семь названий журналов, выходивших в свет в Казани, распространялись за пределами Татарстана: их процентное соотношение достигало 40% для газеты "Маариф" ("Культура"), 62% - для сатирического журнала "Шаян" ("Скорпион") и 55% для женского журнала "Азат хатын" ("Свободная женщина"). 62% книг, издававшихся в Казани, также распространялись в других мусульманских республиках: 19% в Башкирии, 28% в неавтономных областях РСФСР, 8,6% в Узбекистане, 3,9% в Казахстане.
Если учесть то сильное влияние, которое оказали единомышленники Султан-Галиева на культурную жизнь Татарстана, становится понятным, насколько татарские издания и татарская мысль вообще способствовали распространению национализма в остальных мусульманских территориях Советского Союза.
Султан-Галиев безуспешно пытался доверить общее руководство пропагандистско-агитационной работой в среде российских мусульман своим сподвижникам. Это проистекает из содержания его статьи, посвященной проблеме мусульманской периодической прессы на тюркских языках, опубликованной на страницах журнала "Жизнь национальностей" в 1921 году. Султан-Галиев указывает на недостаток местных изданий и на то, что русские издания не способны удовлетворить потребности мусульманских народов, тем более что талантливые татарские журналисты нередко обвиняются в "национализме". Он предлагает основать большой ежемесячный журнал на трех языках - казахском, узбекском и татарском, - который был бы посвящен проблеме построения коммунизма на Востоке, "который стал бы лабораторией коммунистической мысли и в котором рассматривались бы возможности развития идей коммунизма в условиях перехода от феодализма к капитализму, то есть периода, еще плохо изученного в русской и западноевропейской марксистской прессе".
Нет нужды составлять ложное представление о реальном значении деятельности Султан-Галиева и его единомышленников. Они хотели сознательно и упорно превратить Казань в огромный культурно-политический центр, который в один прекрасный день мог бы стать столицей восточного коммунизма. Заявления руководителей татарских коммунистов не оставляют никаких сомнений по этому поводу: "Татарская республика, - заявляет 1 июня 1920 года Фирдевс на конференции трудящихся города Казани, - была основана в то самое время, когда Константинополь перестал быть центром притяжения народов Ближнего и Среднего Востока". "Татарская республика... - пишет Исхак Казаков в казанском журнале "Известия ЦИК" 24 июня 1922 года, - станет цитаделью трудящихся мусульман всего Востока в противовес хищным планам западных империалистов".
Через два дня он уточняет свою мысль в том же журнале: "Наши грандиозные планы ставят задачу объединения трудящихся Востока и Запада в единый революционный фронт, очагом которого будет Татарская республика". Некоторые заявления носили даже неоспоримым образом "пантюркистский" характер. Такова статья анонимного автора в журнале "Жизнь национальностей" (№5, 1923 г.), по всей вероятности написанной самим Султан-Галиевым либо кем-то под его влиянием, которая гласит: "Казань, столица Татарской республики, одновременно является центром всей восточной части РСФСР, от Волги до Тихого океана, так как весь Восток населен тюрками".
Деятельность сторонников Султан-Галиева
в Татарстане
Новую политику Султан-Галиева можно оценить, только изучив деятельность его сподвижников в Татарской республике в период между 1920 и 1923 гг., хотя в некоторых отношениях руководители компартии Татарстана были больше отдалены от православного коммунизма и были ближе к "буржуазному национализму", чем их идейный руководитель. Разные советские авторы отмечают, что с созданием Татарской республики между русскими и татарами появились сложности в отношениях. Они происходили от разного понимания понятия автономия. Русские сужали его до понятия территориальная автономия, тогда как татары понимали его как истинную национальную автономию.
Русские представляли самый многочисленный слой населения в республике и как таковые в численном отношении преобладали в партийных и советских органах. Так, первый республиканский съезд Советов, проходивший в Казани 26-27 сентября 1920 года, насчитывал 376 делегатов: 205 русских, 152 мусульманских, 13 человек евреев, 1 венгра, 1 чуваша, 1 латыша и 1 поляка. Соответственно республиканская организация состояла в преобладающем большинстве из русских.
Советские авторы дают по этому поводу противоречивую информацию. Согласно работе "Десятилетие советского Татарстана" (Казань, 1930), в 1922 году компартия Татарстана насчитывала 28,5% татар, 64,1% русских и 7,4% представителей других национальностей. Анонимный автор статьи "Парторганизация национальных районов" в журнале "Революция и национальности" (№10-11, 1932) дает в отношении того же 1922 года следующие данные: 612 татар, (19,8%) из общего числа членов республиканской компартии.
"Итак, - констатирует Габидуллин, - русские руководители Казани во главе с председателем Губисполкома Ходоровским враждебно относились к автономии Татарстана, не понимая национальных проблем, так как считали это ненужным... К тому же элементы, враждебно настроенные к советскому строю и Татарской республике, воспитанные в антиисламском и колонизаторском духе, сознательно либо несознательно саботировали строительство новой республики".
Однако же с самого дня создания своей республики татары пользовались влиянием, что можно объяснить личным указанием Ленина и руководителей Наркомнаца дать по мере возможности удовлетворение национальным чаяниям мусульман. Так, первый ЦИК Татарстана (ТатЦИК), избранный съездом Советов в сентябре 1920 года, насчитывал в своем составе 31 русского и 27 татар (в их числе Султан-Галиев), тогда как из 12 членов первого совета народных комиссаров половина были татарами.
Председателем был Саид-Галиев; вопросами внутренних дел ведал Исмаилов, рабоче-крестьянский контроль возглавлял А.Бочков; здравоохранением руководил Мухтавов; вопросы труда были во введении А.Догадова; продовольственными вопросами занимался Изюмов; торговли - Султанов; юстиции - Нехотяев; безопасности - Исхаков; сельского хозяйства - Валидов; финансов - Гордеев; председателем экономической комиссии был Рошаль.
Татарские коммунисты не представляли собой однородную группу: меньшинство, открыто враждебное к принципу национальной автономии, сформировала крыло левых "интернационалистов" республиканской компартии, а преобладающее большинство которых советские историки называют правыми или султангалиевцами, состояло из бывших коллег-единомышленников Султан-Галиева по Центральной Военной Мусульманской Коллегии: Бурхан Мансуров (председатель центрального экономического комитета), Гаяз Мухтаров (нарком здравоохранения), Исхаков (нарком сельского хозяйства), Сабиров и Хасанов (члены Президиума центрального экономического комитета), Микдад Бурундуков (нарком образования), Гильфет Бурнашев, Касым Мансуров, Исхак Казаков, Г.Максудов, Ш.Гусманов. Эта группа, возглавляемая Г.Мухтаровым, держала в руках всю власть в Казани в период между третьей конференцией татарской организации ВКП(б) (август 1921г.) и седьмой региональной конференцией (февраль 1924г.).
"Султангалиевцы Татарстана были настоящими коммунистами и наследниками радикального джадидизма одновременно, придерживавшиеся "правых" позиций при решении внутренних проблем и "левых" - при решении вопросов внешней политики. Чем больше они опасались возможного возврата русских контрреволюционных сил, тем сильнее крепла в них связь новоприобретенных идей коммунизма с национализмом: "Мы должны любой ценой создать и сохранить нашу автономную республику, - говорил Бурундуков, - так как советская власть может вновь подвергнуться атакам нового Колчака: может восторжествовать новая контрреволюция. И только если мы сохраним сейчас наше национальное государство, татарская нация будет избавлена от угнетения".
Из доклада Бурундукова, сделанного им в Мусульманской Школе Кавалеристов в 1920 году. Цитируется Габдуллиным на заседании Региональной Комиссии по Контролю, Казань, 1921. В 1927 году Бурундуков заявил: "Программа Султан-Галиева могла бы быть резюмирована в одной фразе: "В советской России опасность реакции сохраняется, значит, инородцы могут стать самыми революционными элементами".
Для них маленький Татарстан должен был стать не только очагом революции, но и бастионом татарского национализма. Эта воля была торжественно объявлена во время церемонии провозглашения Татарской республики 25 июня 1920 года в выступлении Калимуллы Хасанова, бывшего депутата четвертой Думы, на митинге, организованном на площади Юнусова в Казани: "Господа, татарский народ веками жил на русской земле. Сегодня он ее, наконец, покидает".
В 1930 году один из оппонентов султангалиевщины Гэла Ходжаров прокомментирует это заявление следующим образом: "Итак, татарская буржуазия (это выражение, по мнению Г.Ходжарова, является синонимом "султангалиевщины") видела решение национальной проблемы в отделении от России, так как татарское выражение "baska cyku" соответствует русскому слову раздел, означающему "полное отделение"; оно предполагает отделение с разделом имущества и самостоятельное существование. Тот, кто отделяется, становится сам себе голова и никто не может вмешиваться в его дела. Выходит, что образование Татарской Советской республики было задумано как возврат к бывшему Казанскому ханству. Культурно-экономические проблемы, проблема классовой борьбы не ставились; татары должны были порвать связи с торжествующим русским пролетариатом. Для татарской буржуазии создание национальной республики было не решением национальной проблемы, формирования классового сознания у туземного пролетариата и поднятия экономики страны, а это было самоцелью".
Трудно дать объективную оценку деятельности группы "султангалиевцев" в период пребывания их у власти в Казани, так как критика советских авторов до 1928 года носит неаргументированный, огульный характер. По признанию одного из его оппонентов, эта деятельность была достаточно реалистической, эффективной и пользовалась популярностью у народных масс, в особенности в период великого голода, который в 1920-1921 гг. опустошил Татарстан; она была также отмечена множеством разногласий с коммунистической партией относительно национальной политики.
Й.Тарханов, противник "султангалиевщины", пишет: "В Татарстане существует распространенное мнение о том, что султангалиевцы дали татарскому народу больше свобод и больше национальных прав, чем советский строй". "Куда ведет буржуазный национализм".
Представляется, что "правые" боялись за судьбу главной цели "татаризации" республики, что предполагало объединение всех слоев нации, не исключая и буржуазию. В этой сфере татарские коммунистические руководители по сравнению с самим Султан-Галиевым проявляли себя больше как "правые". Более четко, чем он, они отрицали наличие туземного пролетариата (например, Ахмет Гумеров в журнале "Татарстан хабарларе" в 1923 году). А если они и допускали наличие такого пролетариата, то лишь для того, чтобы настаивать на противоположности интересов нетатарской буржуазии и татарского пролетатриата, а интересов татарского и русского пролетариатов. К тому же они категорически отрицали наличие классовой борьбы в сельской среде под предлогом, что "татарский крестьянин был еще слишком отсталым, чтобы идти в социализм". Такое отношение было особенно характерно Татарскому Наркому по Сельскому Хозяйству Валидову, который, по мнению Рубинштейна, превратился в "националистическое гнездо, чья политика выражена в одном лозунге: добиться от Москвы максимум преимуществ". Сторонники Султан-Галиева понимали под "татаризацией" административного аппарата республики экономическую и культурную независимость Татарстана от Москвы: "Султангалиевцы, - пишет Казым Касымов в 1930 году, - старались избегать контактов с Москвой и утверждали, что в культурной и экономической сферах надлежит ориентироваться на Восток и только на Восток".
Рубинштейн, подвергающий трезвой критике теории султангалиевцев, отмечает, что, отказывая русским в монополии относительно интерпретации марксизма, они отказывались видеть в лице Москвы единственный центр мировой революции. Гаяз Максудов, которого Рубинштейн называет "самым умным из соратников Султан-Галиева", полемизируя со своим русским коллегой Хатаевичем, сказал на одной из партийных конференций в 1927 году, то есть накануне окончательного разгрома "султангалиевщины" в Татарстане: "Что касается культурной политики мы не признаем лозунг "Ориентироваться на Москву". Наш выбор давно обозначен: ни Москва, ни Берлин, а мировой пролетариат". Но Максудов уточняет свою мысль, что под "мировым пролетариатом" они имеют в виду тюркоязычные народные массы. "Когда мы говорим о татарской культуре, мы не можем отрывать ее от культуры других тюрко-татарских народов, так как тюрко-татарские народы тесно связаны между собой".
Таким образом, недоверие к России, опасение, что культура и экономика вновь могут попасть в зависимость от крупного государства и тем самым может произойти возврат к прежнему, шли наряду с пантюркистскими устремлениями татарской интеллигенции. Эта озабоченность была присуща не только сторонникам Султан-Галиева, но она прослеживается и в трудах ортодоксального коммуниста Галимжана Ибрагимова: в своей брошюре "По какому пути пойдет татарская культура?" написанной в 1921г. и опубликованной в Казани в 1927г., он выступает противником культурной русификации, сторонником пантюркизма. Он пишет: "Культура татарского народа не должна раствориться в другой культуре, она должна развиваться свободно на базе национального языка... но поскольку все тюркоязычные народы составляют единую семью, необходимо сохранять связи с нашими братьями, живущими за пределами Татарстана... а также с другими тюркскими народами".
Брошюра Галимжана Ибрагимова была осуждена решением обкома Татарстана 14-6-1927 за: 1) перегибы в оценке национальной независимости и идеализирование татарской культуры; 2) принижение роли пролетариата и переоценку роли интеллигенции; 3) нападки на "левых" и игнорирование ошибок "правых"; 4) сравнение советских трудящихся и коммунистов с царскими чиновниками.
Политика правых, с другой стороны, характеризовалась чрезмерно либеральным отношением к буржуазной интеллигенции. Проводя в жизнь теории Султан-Галиева относительно длительного сотрудничества компартии и национальной мелкой буржуазии, они хотели компенсировать нехватку пролетарских кадров призывом к интеллигенции не принимать во внимание социальное происхождение этих кадров.
"Пропагандируя коммунистические идеи на Востоке, - пишет башкирский руководитель Жумагулов, - мы не можем обойтись без революционных элементов из среды национальной интеллигенции. Впрочем, разве русский пролетариат не является тому примером, вовлекая в ряды русской коммунистической партии представителей интеллигенции?". Так же, как Султан-Галиев, его сподвижники утверждали, что "татарская мелкая буржуазия", буржуазия угнетенного народа, "принадлежала к классу обездоленных", тем самым была близка к пролетариям больше, чем класс имущих. Таково было мнение Исхака Казакова, выраженное в объемистой статье на страницах журнала "Труд и хозяйство", выходившего в Казани, отрицавшего существование татарской буржуазии как класса, а также в докладе, сделанном на конференции обкома партии, посвященной культурным проблемам: "Мы должны избегать разговоров о буржуазном влиянии на татарскую литературу. Наши писатели не являются ни помещиками, ни буржуями, ни аристократами. Все они из крестьян. Значит, нет оснований бояться враждебной идеологии с их стороны...".
Салах Атнагулов приводит другой характерный пример: "В 1920 году Бари Баттал, руководитель националистического толка, вернулся в Татарстан после пребывания некоторое время в Сибири у Колчака. Узнав, что этот "контрреволюционер" хотел получить документы, удостоверяющие его личность, Атнагулов обратился в Центральную Мусульманскую Военную Коллегию с требованием арестовать Баттала. Там он услышал категорический отказ со стороны коллег Султан-Галиева, которые обвинили его в намерении разделить татар на буржуа и пролетариев".
На деле эта политика обернулась благосклонностью русских товарищей к представителям имущих классов, оказавшимися лишенными политических прав. Так, Исхак Казаков в бытность председателем избирательной комиссии города Казани предоставил 2000 избирательных карточек лицам, лишенным избирательных прав из-за буржуазного происхождения. Либерализм распространился также и на реформаторов джадидского духовенства, часть которых восприняла с энтузиазмом провозглашение Татарской республики, надеясь играть посредническую роль между советской властью и мусульманскими крестьянскими массами. Руководители компартии Татарстана во время голода 1921 года без колебаний обратились ко всем людям доброй воли, в том числе и к муллам. В тот период по личной инициативе Султан-Галиева в Москве была создана Центральная Комиссия мусульманского духовенства во главе с муллой Таржимановым (в дальнейшем он был расстрелян как "немецкий и японский шпион").
Среди бесчисленных заявлений по случаю провозглашения Татарской Советской Республики журнал "Жизнь национальностей" (№21 (78), 4-7-1920) цитирует резолюцию съезда представителей мусульманского духовенства и крестьян Спасского округа: "Мусульманское духовенство приветствует провозглашение Татарской Республики и обязуется оказать ей поддержку. Оно полагает, что советская власть является единственным защитником малых наций. Нынешние трудности носят временный характер, мы на пороге счастливой жизни. Да здравствует Татарская Республика! Да здравствует мировая революция!"
Этот краткий срок пребывания у власти сторонников Султан-Галиева при Наркоме юстиции Татарстана была также создана специальная комиссия шариата (мусульманского права). Известно из материалов о "султангалиевщине", что прогрессивное духовенство принимало активное участие в культурной жизни республики, поставляя, в частности, преподавательские кадры. В 1930 году в докладе на втором пленуме центрального комитета Союза воинствующих безбожников делегат от Казани Барковский жаловался на следующий факт: "Татарские преподаватели и учителя - это в основном бывшие члены духовенства, которые сохранили тесные связи с мусульманской религией. В таких условиях любая антирелигиозная работа становится невозможной, так как они утверждают, что в соответствии с Конституцией религия является частным делом и никто не имеет права вмешиваться".
Пока Султан-Галиев оставался в Наркомнаце, отношение центральной власти к исламу было осторожным, даже либеральным, что способствовало умиротворению недовольств мусульманского населения и упрочению советского строя в особенно тяжелый для него период. Антирелигиозная пропаганда (читай: антиисламская) в Казани, как и в Москве, была умеренной, и эта терпимость будет упомянута затем в ходе суда над султангалиевцами в 1929 году как самый большой вред, нанесенный ими. В то же время, в первые годы советской власти наблюдался расцвет татарского языка, получившего постановлением ЦИК Татарстана (23-6-1921) статус официального и обязательного. Сторонники Султан-Галиева придавали проблеме языка фундаментальное значение, полагая, что развитие местного языка является первостепенным фактором в выдвижении национальных кадров, иначе говоря, в "татаризации" страны. "Использование татарского языка, - заявил Бурхан Мансуров, - как официального языка государства, является необходимой и единственной гарантией включения туземных народных масс в строительство Советов, партии и профсоюзов, то есть в высшие формы экономики, значит, коммунизма".
Климович в указанной работе критикует промусульманский характер статей, увидевших свет в 1922-1923 гг. на страницах журнала "Новый Восток", печатного органа Научной Ассоциации Ориенталистов при Наркомнаце, в частности, статью З.Д.Навширванова "Коммунистические течения в истории мусульманской культуры" в №4, "которая пытается примирить ислам и коммунизм". Климович напоминает, что появлению этих статей способствовал Султан-Галиев. Салах Атнагулов со своей стороны обвиняет панисламистский характер книги "султангалиевца" Касыма Мансурова "Татарские провокаторы" (Москва, 1927), тогда как М.Ходжаев обвиняет татарских "правых" в поддержке теологов-реформистов Мусы Биги и Зия Кемаля и использовании антирелигиозной литературы для восхваления ислама. В качестве примера он приводит труды Нигмата Хакима и Г.Ибрагимова "Религия - опиум для народа" (Казань, 1928).
Татарский язык, пользовавшийся тогда на письме арабской вязью, был упрощен в соответствии с проектом, разработанным на конференции татарских писателей и журналистов в Казани1, а татары показали себя самыми ярыми защитниками старого алфавита и были против его латинизации. Татарстан станет последним антилатинским бастионом, а сопротивление "арабистов", обвиненных в "буржуазном национализме" и "султангалиевщине", продлится до 1930 года.
В 1924 году конференция татарских работников образования, прошедшая в Москве, отказалась следовать примеру Азербайджана, принявшего латиницу. После 1924 года ряд султангалиевцев приняли участие в полемике против принятия латиницы на страницах прессы Татарстана: Рауф Сабиров, Г.Шараф, Г. Максудов, г.Алпаров; последний писал в газете "Кызыл Татарстан": "Нам понадобятся века, чтобы привыкнуть к латинскому алфавиту". (См. Н.Хаиров, "Победный путь латиницы в Татарии"), "Революция и национальности", №7, 1933. На тюркологическом съезде в Баку (февраль-март, 1926г.) татарская делегация во главе с Галимжаном Шарафом единственная встала на защиту арабской графики, опираясь на "пантюркистские" аргументы. (См. "Первый всесоюзный тюркологический съезд", 26-2/6-3-1926. Стенографический отчет, Баку, 1926). В 1930 году, когда все другие тюркские народы России уже приняли латинский алфавит, 82 татарских писателя и профессора направили в Москву петицию с просьбой о признании арабского алфавита в качестве официального алфавита Татарстана.
В Татарстане октябрьская революция не вызвала потрясений в области культуры, и в течение ряда лет дореволюционные писатели-джадиды доминировали в татарской литературе, упрочивая благодаря активной поддержке Народного комиссариата по образованию, возглавляемого "султангалиевцем" Бурундуковым, пантюркистскую идеологию прежней прогрессивно настроенной буржуазии.
Вплоть до 1924 года литература развивала традиционные темы, которыми дорожили джадиды: идеализация буржуазного возрождения, духовное единство мусульманских и тюркских народов, прославление национального прошлого, в особенности "золотой период Казанского ханства", символом которого была героиня сопротивления московскому нашествию ханша Суюн-бике, не без проявления мусульманского мистицизма и "декадентского эстетизма", заимствованного у русских.
С.Фэхри, противник "султангалиевщины", проводит анализ ситуации: "Между 1922 и 1923 гг. татарская газета "Кызыл жаслар" ("Красная молодежь") регулярно публиковала передовицы, подписанные псевдонимом Шихаб-улы, посвященные татарской родине. В них много говорилось о Болгарском ханстве, Чингисхане, Суюн-бике и Иване Грозном, но никогда ни слова о пролетарской революции... что непременно подогревало ненависть татар к русским и возбуждало националистические чувства". Ряд дореволюционных писателей категорически отказались присоединиться к новому режиму, предпочитая оставаться его противниками: поэт Сагит Рамеев (1880-1926), член группы ТАН, главный редактор основанного им органа "Тан юлдузу", бывший социалист ставший после победы большевиков "реакционером"; писатель и поэт Закир Рамеев (1859-1921), (псевдоним Дерменд), крупный промышленник, владелец газет националистического толка "Вакт" и "Шуро", эпикуриец-скептик и мистик, враждебно настроенный к большевизму, который он называл "оргией демонов"; Фатих Амирхан (1886-1926), бывший руководитель движения Ислабист, владелец и главный редактор газеты националистического толка "Куяш", бывший джадид и революционер, который после 1917 года "впал в мусульманский мистицизм". Некоторые поначалу благосклонно встретили победу коммунистов, но затем быстро отошли от них: поэт Шейх уль-Заде Бабич (1895-1919), левый социалист-революционер, присоединившийся к большевикам в октябре 1917г. и отошедший от них в 1919г., умер с ярлыком "контрреволюционер".
Другие писатели буржуазного происхождения более или менее искренне некоторое время поддерживали советскую власть: поэт-символист Хади Такташ (1901-1931) оставался националистом до 1924 года, затем под влиянием Маяковского стал пролетарским поэтом-борцом и убежденным противником буржуазии. Мажит Гафури (1880-1934), бывший джадид, основоположник башкирской литературы, был в течение ряда лет "идеологом буржуазии", вступил в партию лишь в 1930 году. Только в 1932 году после признания своих "ошибок" Наджми был "оправдан" и назначен председателем Ассоциации татарских советских писателей. И, наконец, большая группа, в которой были несколько самых известных татарских писателей, с самого начала вступила в партию, но для того, чтобы пропагандировать в ее среде идеи "султангалиевщины". Можно назвать также: Кави Наджми (1901-1945), один из редких писателей пролетарского происхождения, добровольно вступивший в Красную армию в 1919 году, но чьи произведения "под влиянием национализма до 1924 года отражали буржуазную эстетику и пессимизм". Несмотря на членство в партии, Наджми был одним из руководителей литературной группы "Октябрь" и Союза пролетарских писателей Татарстана, разоблаченных в 1920 году как "логово султангалиевщины"; Фатих Керими, (1871-1945), писатель, публицист, бывший редактор газеты националистического и пантюркистского толка "Вакт" в Оренбурге и "Яна Вакт", член партии с 1923 года, сторонник сближения коммунизма и ислама, для которого "мусульмане не должны быть ни большевиками, ни меньшевиками, а отдельной нацией" (Яна Вакт, 1-11-1911); Гадельша (Адиль) Кутуй, (1903-1945), драматург, в 1922 году член литературной группы СУЛФ; поначалу был "националистом-декадентом" подражавшим Есенину, а в период 1926-1930 гг. - один из руководителей подпольной группы султангалиевцев Джиган, реабилитированный достаточно поздно и восстановленный в партии в 1943 годy; и, в особенности, два следующих поэта: Фэтхи Бурнаш (1898-1946), ученик Габдуллы Тукая, основоположника татарской поэзии, один из замечательных поэтов, писавших на татарском языке, член компартии, друг Султан-Галиева, бывший в 1921 и 1924 гг. одним из горячих пропагандистов его идей в молодежной среде; и Ахмет Гумеров, примиривший коммунизм и панисламизм и чьи стихи пользовались большой популярностью у комсомольцев. С. Фэхри называет одно из его стихотворений - "Иль сакчисы" (Защитник Родины), опубликованное в комсомольской газете "Кызыл шарк жэслэре"(№9, 10) и рассматриваемое им как пример одного из самых характерных пантюркистских тенденций "литературного султангалиевизма".
"Глядя на Восток, защитник Родины стоял на опушке леса с ружьем наперевес. На Востоке должно было произойти нечто, что он ждал с нетерпением. Он понимал, что грядут великие события, что благородные народы Востока призывно протягивали ему руку. Надо трудиться, учиться, познавать, - думал он, - а затем идти вперед".
Сила воздействия теории "султангалиевщины" и ее объединяющая мощь могут быть оценены по тому влиянию, которое они оказывали в течение многих лет на комсомольцев Татарстана, которыми полностью управляли "правые" с момента первой региональной конференции - 16 августа 1920 года. На конференции было избрано региональное бюро комсомола Татарстана в составе пяти человек: Галим (Алим) Кильдишев, Нурис Мухтаров, Фэтхи Бурнаш и Шамиль Гусманов (Усманов). Все они были единомышленниками и друзьями Султан-Галиева. Их превосходство стало заметным особенно на съезде комсомольцев Востока в Москве и еще больше - на четвертом съезде комсомола Татарстана, когда им удалось завоевать все руководящие посты не только в региональном аппарате, но также во всех окружных и районных комитетах, а также исключительный контроль над комсомольской прессой республики: "Кызыл шарк яшлэри" ("Молодежь Красного Востока") и "Кызыл яшлэр" ("Красная молодежь") и даже комсомольскую газету, выходившую на татарском языке в Москве "Яна Эсче" ("Молодой трудящийся"), директор которой Рашид Валиди (Валидов) был одним из самых горячих защитников теории Султан-Галиева. В тот же период, находясь в Москве, Султан-Галиев пытался распространить свое влияние на мусульманскую молодежь за пределами Татарстана через создание различных студенческих объединений, таких как Татарские студенты в Уфе, Союз татарской молодежи в Симферополе в Крыму и.т.д., которые в течение нескольких лет были фактически независимыми от русской компартии, как свидетельствует статья Мансурова в газете "Кызыл шэрк яшлэре": "Мы возлагаем большие надежды на нашу татарскую молодежь... Мы хотим открыть им путь к свободе и независимости...".
Татарские комсомольские руководители хотели пробудить национальное сознание у мусульманской молодежи, воспитывая в них чувство любви к истории. Фэтхи Бурнаш, автор редакционных статей казанской комсомольской прессы, писал по этому поводу: "Татарская молодежь должна знать нашу историю. Наша молодежь должна знать великих людей нашей истории и любить национальную культуру тюркских народов. Наши усилия должны быть направлены на работу с молодыми, которые не проходили обучение в коранических школах (медресе) и которые вследствие этого не знают ни истории, ни литературы тюрко-татарских народов".
Известно также, что комсомольские руководители защищали идеи Султан-Галиева о единстве мусульманского общества. Такова суть одной из статей Ахмета Гумерова в "Кызыл шарк яшлэре" (№11-12), в которой он утверждает, что "поскольку у татар нет пролетариата, нет нужды дробить комсомол на фракции правых и левых". Противники "султангалиевщины" неоднократно пытались забрать у "правых" руководство татарским комсомолом: на пятом республиканском съезде комсомола "левые" при поддержке русских товарищей хотели (но безуспешно) выгнать из зала "правых", обвинив их в "буржуазном национализме". В ответ С. Рамзи прокомментировал решения съезда: "Те, кто утверждают, что национализм отравляет нашу республику и, в частности, нашу молодежь, те, кто утверждают, что комсомол Татарстана оторвался от масс, занимаются грязной политической интригой. Съезд показал еще раз, что подлые демагогические нападки на Татарскую республику не имеют под собой никаких оснований".
В 1922 году на конференции коммунистической татаро-башкирской молодежи "левые" вновь возобновили свои безуспешные нападки при посредничестве татарских отделений Донбасса, Урала и Сибири. Даже после исключения Султан-Галиева из партии в 1923 году руководство татарским комсомолом оставалось в руках его единомышленников. С.Фэхри пишет, что даже в то время, когда Султан-Галиев находился в тюрьме, бюро ЦК комсомола Татарстана проголосовало за предложение Фэтхи Бурнаша о присвоении Ленину и Султан-Галиеву диплома "почетного комсомольца"; Султан-Галиев, по их мнению, был достоин звания "великого революционера Востока".
Историки, подводя итоги руководящей деятельности Султан-Галиева в Татарстане, констатируют, что она способствовала укреплению национального чувства, что непременно должно было вызвать у русских дух противоречия. В многонациональной стране с тяжелым наследием расово-религиозных предрассудков, опустошенной гражданской войной, стычки между мусульманскими и русскими коммунистами были неизбежны, и они продолжались почти перманентно. Русские обвиняли татар в том, что они уделяли слишком большое значение "национальному факту" и видят во всем проявления "русского шовинизма", настраивая тем самым мусульманских трудящихся против Москвы: "Мы не можем допустить, - заявил на второй областной конференции ВКП(б) Татарстана русский коммунист Фукс, - чтобы революционный дух угнетенных трудящихся масс восточных республик, освобожденных благодаря Великой Октябрьской революции, превратился в простое волнение националистического характера. Мы не можем терпеть, чтобы право народа на самоопределение, впервые в истории человечества провозглашенное советской Россией, превратилось в национальный шовинизм". Татары, со своей стороны, обвиняли Москву в том, что она "одной рукой подписывалась за автономию, а другой рукой это перечеркивала" (фраза Ш.Гусманова, произнесенная им через несколько дней после образования Татарской АССР), и подвергали суровой критике "бюрократическое и бездейственное" поведение местных русских властей, как это можно судить по содержанию статьи Гаяза Максудова в 9-м номере (1922 г.) "Татарстан хэбэрлэре" под названием "Политиканы": "Они (русские руководители) совсем не нужны местному населению; напротив, они наносят серьезный вред, мешая нам в принятии необходимых мер. Из-за проявления ими бюрократической медлительности самые срочные дела остаются незавершенными. По каждому пустячному поводу они обращаются в Москву через головы местных властей. Пора сказать этим, не заботящимся об интересах местного населения, людям: "Убирайтесь!". Другие мусульманские коммунисты пошли еще дальше, утверждая, что "октябрьская революция ничего не принесла татарам" (сам Султан-Галиев осуждает это заявление).
Атмосфера взаимного недоверия устанавливалась в отношениях между "правыми" и "левыми" татарами, а последних поддерживали русские. Центральные власти поначалу содействовали, затем терпели национализм татар, теперь он быстро превращался в препятствие на пути строительства социализма. Статья Диманштейна, появившаяся в апреле 1922 года в журнале "Жизнь национальностей", показывает, что московские руководители вполне отдавали себе отчет в происходящем: "Национализм на Востоке в полном расцвете. Не стоит противиться этому нормальному явлению, но необходимо направить его в нужное русло. Главная опасность на Востоке исходит от факта, что национализм там развивается быстрее, чем сознание народных масс. Если мы не поставим проблему как следует, может случиться конфликт и тогда возьмут верх буржуазные сепаратистские тенденции".
Как и предвидел Диманштейн, раскол был тем более неизбежен, что в марте 1923 года, за месяц до ареста Султан-Галиева, сильная вспышка национализма потрясла татарскую организацию ВКП(б): на седьмой областной конференции ВКП(б) в Казани докладчик из обкома Мансуров, друг Султан-Галиева, поставил на голосование рекомендации о "методах партийной работы среди татар", вытекающие из теоретических положений Султан-Галиева. В очередной раз татарские коммунисты подтвердили отсутствие туземного пролетариата, воспротивились идее классовой борьбы и потребовали введения татарского языка в партийных и советских органах (вместо русского языка), что должно было стать краеугольным камнем ленинской национальной политики.
***
Литературные источники, используемые в этой главе:
Отчет Наркомнаца 1921 год, М., 1921;
Бочков, "Три года советской власти в Казани"; Казань, 1921;
Социальный и национальный состав ВКП(б) - Итоги всесоюзнои партийной переписи 1927 года,
Москва-Ленинград, 1928.
Х.Габидуллин, Татарстан за семь лет, Казань, 1927.
Жизнь национальностей, №32 (40), 24-8-1919.
Султан-Галиев, "О периодической литературе на тюркских языках", Жизнь национальностей, №23 (121),25-10-1921.
Отчет, опубликованный в журнале "Жизнь национальностей", №33 (90), 1920;
А.Бочков, "Три года советской власти".
Гэла Ходажаров, "Мillatnе baska cygarucylarnyn fagigale son" в сборнике "KontrRivolutsion Soltangdliefcelkke Karsy...".
К.Касымов, "Султангалиевщина и культурная проблема".
З.Мухсинов, "Дом татарской культуры", "Очерки изучения местного края", Казань, 1930;
Жумангулов, "Отношение к Востоку и восточным республикам", "Жизнь национальностей",
№11 968), 18-4-1920;
Казым Касымов, "Султангалевщина и культурная проблема" в сборнике "KontrRivolutsion Soltangdliefcelkke Karsy...".
А.Аршаруни, "Идеология султангалиевщины", Антирелигиозник, №5,1931;
Кобесский, "Султангалиевщина как апология ислама", Антирелигиозник, №1, 1930;
Б.Кандидов, "Церковный шпионаж", Москва, 1938;
Л.Климович, "Маркс и Энгельс об исламе и проблемах его происхождения в советском исламоведении", Революционный Восток, №3-4, 1933;
"Антирелигиозник", №5, май 1930: "Стенографический отчет второго пленума центрального комитета Союза воинствующих безбожников".
"Жизнь национальностей", №17 (115), 3-9-1921;
Выступление Б.Мансурова на седьмой областной партконференции ТССР, Седьмая областная партконференция ТССР, Казань, 1923;
S.Fahri, "Jas buуп осеn koraskanda"
(В борьбе за молодое поколение)
Гайнуллин "Ravi Nagmi igaty" (Творчество Кави Наджми) в "Совет Здэбияэти", Казань, №6, 1950;
Гиззатуллин "Патриот язучи" (Писатель-патриот) в "Совет Здэбияэти" №12, 1951;
Г.Кашшаф, "Гадель Кутуй", "Совет Здэбиэти",
Казань, №7, 1945;
Мехмет Парсин, "Эшлэр арасинда солтангэлиевчелекнин иокинтысы" (Влияние султангалиевщины в среде молодежи), "KontrRivolutsion Soltangdliefcelkke Karsy...".
Стенографический отчет IX областной конференции татарской организации РКП(б), Казань, 1924;
Минхадж Конов "Кзыл армия", 1922, цит. по: Султан-Галиев, "Татарская автономная республика"
1 Эта реформа заключалась главным образом в том, чтобы убрать специальное написание начальных, конечных и изолированных букв
Бахыт САДЫКОВА (перевод),
Махамбет АУЕЗОВ (комментарий)
18 ноября 2005 г. № 44 (672)
Источник - Деловая неделя, Казахстан
2005.11.26 | Брат-1
"Мусульманский заговор" 1923 года в ВКП(б)
Мусульманский заговор 1923 года в ВКП(б) (страницы истории)09:05 26.11.2005
1923 год.
"Заговор" и опала
Этот год ознаменовался первым арестом Мир-Саида Султан-Галиева, последовавшим по личному приказу Иосифа Сталина. Именно на нем отрабатывалась система политического преследования неугодных (опала - арест - краткое пребывание на свободе - снова арест - приговор - расстрел) в СССР, которая затем стала основой для широкой кампании политических репрессий 1937-1939 годов. Апогей этого кошмара запечатлен в знаменитом романе Оруэлла "1984", автора не менее мрачной "Скотофермы". Тогда в 1923 году арест Султан-Галиева вызвал волну протестов среди членов партии, понадобилось еще 10-15 лет, чтобы такое "исчезновение" вчера еще заслуженного человека вызывало только подавленное молчание затравленных друзей арестованного и торжествующее злопыхательство его врагов.
В 1923 году Сталин сказал, что он с 1919 года подозревал Султан-Галиева в оппортунистическом "уклонизме". Данное утверждение представляется похожим на правду, так как именно после второго съезда коммунистических организаций Востока в ноябре 1919 года Султан-Галиев начал сомневаться в возможности достичь своих целей в рамках деятельности в Наркомнаце и потому проявлять неприятие национальной политики партии.
Один из руководителей РКП(б) Татарстана К.Тоболев пишет по этому поводу: "Именно в 1920 году Султан-Галиев начинает выказывать свое неприятие национальной политики партии, он возобновляет свои связи с руководителями татаро-башкирских националистов и объединяет вокруг себя мусульманских коммунистов националистического толка". Источник: "Сопротивление социализму и деятельность буржуазных элементов" (на татарском языке), Kontr-Rivolutsion Soltangaliefcelkke Karsy.
С этого времени он начинает открыто разоблачать "великорусский шовинизм" и подвергать критике "самую грубую политику", проводимую коммунистическими руководителями в мусульманских регионах. Об этом свидетельствует доклад о советской политике в Крыму, представленный им 24 апреля 1921 года на обсуждение Коллегии Наркомнаца, в котором он обвиняет местные русские власти в том, что они "насквозь пропитаны колонизаторским духом и проводят в отношении татар политику русификации".
Резюме доклада из журнала "Жизнь национальностей", №11 (109), 28-5-1921; этот же журнал в №21 (119) от 10 октября 1921 года поместил статью Веркена "Наша политика в Крыму", написанную, по всей вероятности, по рекомендации Султан-Галиева, резко осуждающую политику русификации, проводимую в Крыму, "гибельные последствия которой привели к бегству крестьян в горы, а представителей национальной интеллигенции, даже самой радикальной, - за рубеж".
10 января 1921 года на конференции тюрко-мусульманских коммунистов РСФСР Сталин сделал первое предупреждение мусульманским коммунистам, осудив "слабое знание теории коммунизма тюркскими народами, предостерег от национализма, препятствующего продвижению коммунизма на Восток".
Настоящий поворот в политической карьере Султан-Галиева произошел весной 1921 года после десятого съезда РКП(б). Осудив фракции и оппозицию внутри партии, съезд открыл путь партийной монолитности. На съезде прозвучали первые официальные нападки на "националистический уклонизм", который в "восточных республиках принимает часто формы панисламизма и пантюркизма". С этого момента Султан-Галиеву, который в корне был не согласен с национальной политикой Сталина, ничего не оставалось, как перейти в оппозицию, а поскольку оппозиция не могла быть легальной, - перейти в оппозицию подпольную.
> "...Туземные коммунисты, ...не освободившиеся еще от призрака прошлого, переоценивают значение национального партикуляризма (сепаратизма)... Они пренебрегают классовыми интересами трудящихся и путают их с так называемыми национальными интересами. Они не могут отличить первое от второго, ни ориентировать партийную работу на трудящихся. Такая ситуация объясняет появление буржуазно-демократического национализма, который на Востоке принимает иногда форму панисламизма и пантюркизма". Текст резолюции десятого съезда РКП(б) по национальной политике был также опубликован в журнале "Революция и национальности", №11, 1933
Нам мало известно о последнем периоде его деятельности как коммуниста. Единственные достоверные, но неясные сведения почерпнуты нами из доклада Сталина и резолюции четвертой конференции ЦК РКП(б) с ответработниками национальных республик и областей, прошедшей в Москве с 9 по 12 июня 1923 года и созванной для официального осуждения Султан-Галиева.
К сожалению, нам не удалось найти стенографический отчет конференции. Текст резолюции конференции по "делу" Султан-Галиева опубликован в №11 (1933) журнала "Революция и национальности", а также в сборнике "КПСС в резолюциях и решениях"; речь Сталина напечатана в пятом томе его сочинений, 1952.
Согласно Сталину, Султан-Галиев, "став с 1920 года оппортунистом", привлек внимание других партийных товарищей своим "панисламистским и пантюркистским" поведением, но его "идеологические выпады" не представляли особой важности и не могли считаться первопричиной того, что он попал в опалу. Причина скоре всего в "конспирации". Султан-Галиев, должно быть, состоял в "нелегальной переписке" с руководителями мусульманских коммунистов Рыскуловым, Адигамовым и другими с целью создания подпольной организации из числа мусульманских коммунистов и беспартийных, враждебно настроенных к национальной политике партии. Сталин не раскрывает содержания этой переписки, но Е.Х.Карр ссылается на письмо Султан-Галиева, адресованное им весной 1923 года одному из своих товарищей в Уфе. Письмо было перехвачено ГПУ. В нем Султан-Галиев сравнивает политику советского правительства в отношении мусульманских народов с дореволюционной империалистической политикой и выражает недовольство тем, что обещания 1917 года не выполняются. Он предлагает договориться с казахами и туркестанцами о совместных действиях в ходе будущих партийных съездов и сессий ЦИК.
Султан-Галиев писал: "Зная хорошо центральное правительство, я могу категорически утверждать, что политика правительства в отношении нерусских народов ничем не отличается от прежней империалистической политики великоруссов. Обещания, сделанные в 1917 году, не выполняются. По этой причине мы должны на ближайших съездах объединиться с казахами и туркестанцами в единый фронт и вместе защищать наши национальные интересы". Источник: Е.Н.Саrr, The History of Soviet Russia, vol.IV, London, 1954. Текст этого письма, аутентичность которого сомнительна, опубликован в газете "Кызыл Татарстан" (Казань) и воспроизведен в журнале татарских эмигрантов "Яна милли йул" ("Новый национальный путь"), Берлин, №10, 1931 (на татарском языке) в статье Хади Фатиха.
Из содержания одной из статей Петерса, секретаря ЦККП(б) Узбекистана, посвященной рассмотрению персонального дела руководителя узбекских коммунистов Турсуна Ходжаева, проистекает, что Султан-Галиев встречался в 1920 году в Москве с мусульманскими лидерами: башкиром Заки Валиди, узбеком Низамуддином Ходжаевым, казахом Ахметом Байтурсыном и другими, и вместе с ними создал нелегальную подпольную организацию "Иттиxад ве Таракки" ("Союз и Прогресс"), ставившую три задачи: 1) разложить советский аппарат изнутри с помощью тюркских кадров; 2) взять под свою опеку школьные учреждения в мусульманских республиках и превратить их в очаги пантюркизма и панисламизма; 3) наладить контакты с различными контрреволюционными организациями, в частности с басмачами, для того чтобы свергнуть советский строй и построить вместо него "буржуазное пантюркистское государство".
В докладе Сталина и резолюции четвертой конференции организация Султан-Галиева названа "контрреволюционной", "преступной", "враждебной русскому пролетариату". Они уточняют, что она работала для свержения советского строя в тесной связи с главарями басмаческого движения, которые в то время с оружием в руках сражались против Красной Армии в Туркестане и даже антисоветских организаций эмигрантов, обосновавшихся в Турции и Иране. В докладе и резолюции говорится также о том, что организация Султан-Галиева ставила задачу "саботажа освободительного движения, направленного против империалистического гнета".
Те же обвинения будут выдвинуты через год Гимрановым на организации РКП(б), девятой региональной конференции татарской организации РКП(б) состоявшейся в Казани (1924 год): "Султан-Галиев состоял в связях с контрреволюционными группировками Турции, Ирана и других мусульманских стран". Трудно безоговорочно принять эти суровые обвинения и допустить, что Султан-Галиев, будучи членом партии, мог действительно создать контрреволюционную организацию. Кстати, на четвертой конференции ЦК ряд мусульманских делегатов - Фирдевс, Енбаев, Мухтаров, Рыскулов, не отрицая вины своего товарища, пытались свести ее к минимуму. Они отвергли существование какой-либо контрреволюционной организации, сведя ошибки Султан-Галиева к простому националистическому уклону, посчитав это "нормальной реакцией на политику, которая упрочивает в мусульманских окраинах Советского Союза старый колониальный режим".
Представитель украинской компартии Мыкола Скрыпник был более категоричен. Действия Султан-Галиева, по его мнению, были симптомом того, что он болен серьезной болезнью коммунизма, причиной которой была неспособность руководителей должным образом проводить в жизнь национальную политику и остановить натиск русского шовинизма в партийных и советских органах. В его глазах Султан-Галиев был всего лишь "козлом отпущения", обвиненным в провалах деятельности партии.
Самое, вне всяких сомнений, объективное мнение об оппозиционной деятельности Султан-Галиева до 1923 года было высказано Разумовым, секретарем татарского обкома РКП(б), который в 1929 году, то есть в разгар антисултангалиевской кампании, следующим образом определил позицию Султан-Галиева накануне его ареста и исключения из партии: "С 1917 по 1923 гг. султангалиевцы представляли собой фракцию в рядах партии, и своей деятельностью они хотели укрепить собственные позиции. И только после 1923 года эта фракция превратилась в контрреволюционную организацию, ставящую задачу свержения партийной и советской власти и восстановления буржуазного капитализма".
Если дозволено высказать на страницах этой книги собственное мнение, мы бы сказали следующее: до 1923 года Султан-Галиев не пытался порвать с компартией, и связи, которые он, конечно же, поддерживал с оппонентами режима, то есть другими мусульманскими коммунистами, разочаровавшимися, как и он, в слишком прорусской ориентации партии в отношении октябрьской революции, и даже басмачей, не предполагали еще создания по-настоящему контрреволюционной организации, а лишь "фронта недовольных". До момента исключения из партии Султан-Галиева можно вести речь только о его "отклонении" от курса партии, а не об организованном "султангалиевском" движении.
Нам неизвестна точная дата первого ареста Султан-Галиева. Он произошел в промежутке между двенадцатым съездом русской большевистской партии (17/25 апреля 1923 года), в работе которого он участвовал как рядовой делегат с правом совещательного голоса (всего на съезде присутствовали 29 мусульманских делегатов, из которых 18 имели право решающего, а 11 - совещательного голоса), что само по себе было полуопалой, и 25 мая 1923 года, дня, когда татарская газета "Эшче", издававшаяся в Москве, начала прямую атаку на него.
Как свидетельствует Троцкий, арест Султан-Галиева был произведен по личному указанию Сталина. Он признал свои ошибки и дал слово не повторять их.
Л.Троцкий в своей книге "Сталин" (французское издание), Париж, 1948, пишет: "Каменев мне сказал однажды: "Вы помните арест в 1923 году Султан-Галиева, бывшего председателя Татарского наркома? Это был первый арест видного члена партии, произведенный по личному указанию Сталина. К сожалению, я и Зиновьев дали тогда на это свое согласие". Жакуп Чанышев в статье "Разгром султангалиевщины" (на татарском языке) отмечает, что только полное признание ошибок и обещание исправиться спасли Султан-Галиева от смертной казни. Отвечая на нападки критиков ареста Султан-Галиева, Орджоникидзе заявил: "Некоторые товарищи напоминают, что во время боев в Казани Султан-Галиев сражался на нашей стороне и даже организовал части, оказывавшие сопротивление Колчаку. Но этот единичный факт ничего не означает. Все просвещенные и прогрессивные мусульмане понимали, что Колчак был угрозой их чаяниям. Вот почему они примкнули к нам, но это не значит, что они были коммунистами; они были лишь попутчиками".
Факт ареста был предан огласке только на четвертой конференции ЦК РКП(б) республиканских и областных ответработников, которая, похоже, проходила бурно, судя по тому, что некоторые товарищи отказывались принять официальную версию и предприняли оказавшиеся напрасными попытки спасти Султан-Галиева, указывая на его революционные заслуги. Хотя Султан-Галиев через некоторое время был освобожден, он был исключен из партии, и ЦК потребовал от его бывших единомышленников прекращения всяких контактов с ним.
Опала Султан-Галиева является одним из этапов в истории Российской коммунистической партии: она отметила раскол между Сталиным и мусульманскими коммунистами, которые возлагали надежды на октябрьскую революцию, полагая, что она откроет путь к осуществлению их национальных чаяний. Это были первый арест и первое исключение из партии коммуниста-руководителя нерусского происхождения по таким мотивам, и это громкое дело, разразившееся после двенадцатого съезда российской компартии, на котором национальным проблемам было уделено такое большое значение, обозначило начало длительного наступления Сталина на национал-коммунистов.
Осуждение Султан-Галиева обретает символическое значение. В его лице были осуждены все отклонения пантюркистского и панисламистского толка в прошлом и будущем. Заявление Куйбышева на четвертой конференции тому является подтверждением: "Фирдевс и некоторые товарищи считают неправильным использование выражения "султангалиевщина" для обозначения уклонизма. Они пытаются таким образом заставить забыть причину, по которой созвана данная конференция. Они утверждают, что Султан-Галиев всегда работал в партии, не совершал преступлений, что он только состоял во вполне законной переписке с другими товарищами, а сейчас он споткнулся. Такое упрощенное понимание проблемы превратило бы ее рассмотрение в нечто бесполезное. К сожалению, падение Султан-Галиева вызвано не просто психологическими причинами или внутренними психологическими законами, которые вдруг превратили члена партии в "преступника". Вся эта история - типичный феномен, который предстоит серьезно изучить и которому необходимо дать соответствующую оценку... Переход Султан-Галиева в стан оппозиции был подготовлен серией фактов, которые стали очевидны для нашей партии в зеркале русской реальности".
Литературные источники, использованные в главе:
"Правда Востока" (Ташкент), 18-12-1934, а также 16-12-1934 (статья озаглавлена "Страница предательства").
Стенографический отчет девятой областной конференции татарской организации РКП(б), Казань, 1924.
М.Скрипник, "Стати и промови" (на украинском языке),
II, 2-я часть, Харьков,
R.Pipes, The Formation of the Soviet Union.
Доклад Разумова на собрании партийного актива Казанской области 12-10-1929, "Коntr-Rivоlutsiоn Soltangaliefcelkke Karsy"
Бахыт САДЫКОВА (перевод),
Махамбет АУЕЗОВ (комментарий)
Продолжение, пожалуйста, в следующем номере
25 ноября 2005 г. № 45 (673)
Источник - Деловая неделя, Казахстан
2005.12.03 | Брат-1
"султангалиевщина" после 1923 года
Тюркский коммунист Султан-Галиев и "султангалиевщина" после 1923 года (страницы истории)10:19 03.12.2005
Контрреволюционная деятельность
В этой последней (если не считать заключения) главе книги Александра Беннигсена и Шанталь Лемерсье-Келькеже рассказывается о деятельности Мир-Саида Султан-Галиева как противника советской власти, активным союзником которого был бывший лидер Алаш-Орды Ахмет Байтурсын. В сталинской системе время оппозиционной деятельности было крайне ограничено, и Султан-Галиев очень быстро попал в жернова репрессий. Однако этого было недостаточно, чтобы выкорчевать плоды его деятельности. Сталину пришлось уничтожить целое поколение мусульманской интеллигенции - как татарской, так и казахской.
Период между исключением Султан-Галиева из партии и его вторым арестом в ноябре 1928 года является, бесспорно, самым интересным и наименее известным периодом его жизни. Официальные советские источники сообщают только о том, что после изгнания из партии, оказавшись на свободе после ареста, до 1928 года Султан-Галиев работал в различных государственных издательствах, в частности, в Госиздате в Москве. Более подробные сведения, нуждающиеся в подтверждении, об этом периоде жизни даны в статье анонимного автора, увидевшей свет в татарской эмигрантской газете "Азат Ватан" ("Свободная Родина"), №5, июль 1952 г.; статья "Правда о Султан-Галиеве").
Зато другие татарские эмигранты дают явно неточные сведения. Например, Г.Файзуллин, ("Мотивы расхождения Султан-Галиева с партией", Вестник Института по изучению истории и культуры СССР, Мюнхен, №5 (12), 1954), не упоминает о его первом аресте, отметив только, что он был отстранен от руководящей партийной работы. По его утверждению, после частичной реабилитации в 1927 году Султан-Галиев был отправлен в Грузию и оставался там вплоть до ареста в 1933 году.
После своего освобождения в июне 1923 года Султан-Галиев был отправлен в Грузию, вновь арестован в 1924 году и препровожден в Москву. После восьмимесячного тюремного заключения он был освобожден "с учетом его заслуг перед революцией" и оставлен жить в советской столице. Эти сведения лишены точности, но представляются правдивыми в одном: вопреки установленному надзору Султан-Галиев в период между 1923 и 1928 гг. активно работал, ведя научную и организаторскую деятельность. В течение этих пяти лет он разработал новую теорию антиколониальной революции и основал подпольную "контрреволюционную" организацию.
Его политическая мысль представляла собой логическое умозаключение, не лишенное крайностей, подытожившее его идеи, высказанные в период пребывания на руководящем посту. Эти идеи были вдохновлены марксизмом, на который Султан-Галиев постоянно ссылается. Их нельзя было бы назвать истинно коммунистическими. И в то же время они не являются вопреки утверждениям его врагов и хулителей простым возвратом к дореволюционному буржуазному национализму. Идеи Султан-Галиева скорее были теоретическим отклонением от линии партии, названным в упомянутой статье Ричарда Пайпса, опубликованной в The New Leader, "интересным смешением бакунинизма (от имени Бакунина - одного из идеологов анархизма. - "ДН"), ленинизма и национализма". О труде Султан-Галиева нам известно из критики его оппонентов, которые иногда сознательно путают идеи Султан-Галиева с идеями его соратников, порой отличающимися от его идей, и даже с идеями истинных буржуазных националистов. Нам неизвестно, сам ли Султан-Галиев или его соратники привели в окончательную форму его работу, но это представляет первостепенный интерес для биографов и второстепенен для историка-исследователя. Главное - это то, что между 1923 и 1928 гг. мусульмане, в большинстве своем бывшие джадиды, пришедшие к идее коммунизма из националистических побуждений защитить ислам от любых внешних посягательств и позже разочаровавшиеся в революционном курсе, примкнули к идеологии, которая названа "султангалиевщиной" и до 1936 года и позже станет теоретическим оружием всех форм мусульманского сопротивления московскому централизму.
"Султангалиевщина" представлял собой первую, самую смелую и самую опасную критику руководителей коммунистической партии России и Коминтерна. Ее влияние было огромным не только в Татарстане, но и во всех мусульманских республиках, в которых она жила, постоянно меняясь, отходя от идей коммунизма и даже от первоначальной мысли его автора с тем, чтобы сблизиться с дореволюционным буржуазным национализмом.
Доктрина
Все советские исследования, опубликованные после 1930 года о Султан-Галиеве и "султангалиевщине", ссылаются на его "программу", разработанную осенью 1923 года и увидевшую свет в период примерно между 1923 и 1928 гг. на татарском языке под названием "Torek khalklarynyn sotsial-sоjаsi, iktisdi ham kulturа ysslarenin nigizlare karaslar" ("Соображения об основах социально-политического и культурно-экономического развития тюркских народов"). Нет сведений о том, была ли действительно издана эта "программа" или же она распространялась в рукописном виде. Основные положения и даже целые куски из нее нам известны благодаря ценному сборнику Коntr-Rivоlutsiоn Soltangaliefcelkke Karsy, посвященному специально "султангалиевщине", благодаря работе Аршаруни и Габидуллина "Очерки панисламизма и пантюркизма в России", одна из глав которой (IV глава) посвящена уклону Султан-Галиева, а также работе Рубинштейна "В борьбе за ленинскую национальную политику", прослеживающей путь партии в борьбе против татарских правоуклонистов.
Кроме того, сведения о "султангалиевской программе" присутствуют в ряде статей и исследований, изданных в Москве и Казани в период между 1928 и 1938 гг. Другие сведения могут быть почерпнуты из стенографических отчетов областных сессий, конференций и съездов партийной организации Татарстана, в частности, из отчета пятнадцатой конференции (3-10 ноября 1929), опубликованного в 1930 году в Казани на татарском языке под названием "ВКП(б)-нын XV-нчы Татарстан олке конференциясы (отчет)" ("Пятнадцатая областная конференция ВКП(б) Татарстана (отчет)").
О научной части этой программы известно лишь из свидетельств Тоболева, что Султан-Галиев и его соратники, заверяя о своей верности марксизму, утверждали, что "коммунисты России и Европы обманным образом захватили монополию на диалектический материализм": "Султангалиевцы утверждали, что диалектический материализм, называемый ими "энергетический материализм", не является продуктом европейской мысли, а он был впервые сформулирован на Востоке монголами, что он является составной частью традиционного наследия тюрко-монголов". Мы не располагаем более точными сведениями об этой любопытной попытке увязать марксистский диалектический материализм с традициями империи Чингисхана, и только путем исследования султангалиевской стратегии мы можем судить об этой доктрине. Это объясняется глубоким заблуждением бывших джадидов, для которых социалистическая революция обернулась предательством их чаяний. Султангалиевцы полагали, что на международном уровне социалистическая революция не была больше в состоянии решить проблему экономического неравенства между колонизированными народами и промышленной метрополией: "Мы полагаем, - заявляет Султан-Галиев в своей программе, - что план, предусматривающий замену мировой диктатуры одного класса европейского общества (буржуазии) мировой диктатурой его противника (пролетариата), то есть другим классом этого же европейского общества, не принесет никаких ощутимых изменений в судьбу угнетенной части человечества (колонизированных народов). И даже если бы и произошли какие-то изменения, они были бы не в лучшую, а в худшую сторону".
> Внутри страны султангалиевцы считали НЭП возвратом к прежнему, существовавшему до 1917 года, строю, началом "уничтожения социалистической революции в России" и что он знаменует приход нового класса коммунистических руководителей, названный ими "бонапартистами" и "великороссами" (panrussistes), которые превратили компартию в организацию, состоящую из русских и управляемую русскими, - в "партию великороссов" (панруслар партиясы)".
Ахмет Байтурсын, возглавлявший казахскую партию Алаш-Орда, говорил в 1923 году: "Бонапартизм - вот актуальный феномен в России; компартия в руках большевиков эпохи гражданской войны, это "адъютанты коммунизма", бонапартисты". (Фраза из книги "Из истории партийного строительства в Казахстане"), Алма-Ата, 1936.
"Октябрьский переворот, - пишет туркестанский коммунист Рыскулов, друг и соратник Султан-Галиева, - доверил высшую власть пролетариату; казалось, что не должно быть больше недоверия (между русскими и мусульманами). Но два года власти рабочих и крестьян в Туркестане доказали, к несчастью, обратное. Мусульмане убедились, что идеалы революции никак не согласуются с политикой на местах" (Т.Рыскулов, "Мусульманское бюро РКП(б) в Туркестане". Статья, приведенная в книге "Из истории партийного строительства в Казахстане").
"Воспользовавшись предлогом антиминоритарного отношения некоторых русских руководителей-бухаринцев, враждебных к идее создания национальных республик", и "отказом коммунистической партии вести борьбу с шовинизмом" султангалиевцы во всем стали видеть "чистейшей воды русский империализм". Русская коммунистическая партия была в их глазах "штаб-квартирой русского империализма", "врагом трудящихся Востока", который препятствует политическому, культурному и экономическому расцвету тюрко-мусульманских народов из-за деления на национальные группы с тем, чтобы восстановить "единую и неделимую Россию". Эта фраза, произнесенная либо написанная Султан-Галиевым, цитируется в докладе Разумова, первого секретаря обкома партии Татарстана, на собрании Казанского областного партийного актива 12-10-1929). Такая жесткая атака на генеральную линию советского правительства формулировалась в крайних выражениях, являясь проявлением самой большой ксенофобии татарского национализма. Не все сторонники Султан-Галиева разделяли такую форму непримиримости, что отражало уровень сознания достаточно большого числа мусульманских коммунистов в период между 1923 и 1928 гг. Для них русская революция потеряла свой смысл: "Россия, - писал Султан-Галиев в одном из своих обращений, - не может больше двигаться вперед (по пути революции), но она тем более не может отрицать марксизм, ни вернуться на прежние дореволюционные позиции. Ей остается лишь один выход - медленно скатываться на позиции правых, подготавливая тем самым почву для режима правых" (из книги Бочагова, "Милли Фирка", Симферополь, 1930, фраза, написанная, по всей вероятности в 1928 году).
Султан-Галиев уточнял, каким он видит будущее советской России: "Я допускаю две возможности провала социалистической революции в России: 1) Постепенное превращение коммунистической партии и советской власти в государственный капитализм и буржуазную демократию; 2) Развал советской власти в результате вооруженного конфликта с западной буржуазией. В случае превращения советской власти в государственный капитализм правые шовинистические элементы, которые пока еще враждебны к партии, неизбежным образом придут к власти и положат конец революционному эксперименту, уничтожив нынешние органы управления - Советы и коммунистическую партию". В этих условиях, полагал Султан-Галиев, какой бы ни была причина, которая положит конец социалистическому эксперименту в России, "русский народ вновь возьмет на себя роль доминирующей нации" и тогда потеряет всякое моральное право на руководство другими народами Союза: "Бывшая Россия, которая продолжает развиваться под знаком Союза Советских Социалистических Республик, не может больше так существовать. Советская Россия - это временный и переходный феномен, а верховенство русского народа над другими обязательно сменится диктатурой последних над русскими".
Султан-Галиев видел единственное решение, чтобы избежать нового захвата мусульманских народов Западом, в гегемонии развивающегося колониального мира над "европейскими государствами": "Мы полагаем, - говорил он, - что материальные факторы, от которых зависит преобразование мира, могут быть достигнуты только путем установления диктатуры колониальных и полуколониальных стран над промышленными метрополиями". И далее он уточняет, что советская Россия входит в число последних. "Для того, чтобы колониальные страны были в состоянии осуществить этот грандиозный план, надо было, - заявлял Султан-Галиев, - их объединить в коммунистический Колониальный Интернационал, но независимый от Третьего Интернационала и даже противостоящий ему, который, как и предыдущие, был под властью представителей индустриальных обществ. Колониальный Интернационал должен включать в себя все угнетенные народы... Советский Союз - коммунистическое государство, но оно государство индустриальное и должно быть исключено из Колониального Интернационала, тогда как мусульманские территории России должны войти в этот Интернационал". Вполне вероятно, что разрабатывая свой план Колониального Интернационала, Султан-Галиев думал прежде всего об участи своих соотечественников, о мусульманах России. Он предсказал переворот в отношениях между русскими и мусульманами и установление верховенства вторых над первыми; но он понимал, что эта надежда оставалась утопией, пока социалистическая революция не распространится на весь мусульманский мир. Необходимо было, чтобы в коммунистическим мире мусульмане были в таком же численном большинстве, как и русские, что требовало вступления в коммунизм зарубежных мусульман: турок, иранцев, афганцев, арабов.... По этой причине Султан-Галиев и его соратники были так заинтересованы в распространении коммунизма на мусульманский Восток.
Первый этап Колониального Интернационала предполагал создание большого тюркского государства в составе России - Туранской Республики. Ряд советских историков, анализируя программу Султан-Галиева, напоминают, что эта идея уже выдвигалась в 1905 году Абдуррашидом Ибрагимовым. Другие же сравнивают ее с проектом "Средней Империи", возрождавшей государство Чингисхана, о котором мечтал барон Унгерн фон Штернберг в 1920-1921 гг., в эпоху, когда он господствовал в Монголии. Советские авторы не согласны относительно протяженности Туранского государства. По мнению одних, например Тоболева, это государство должно включать мусульманские автономные республики Поволжья и Урала (Татарстан и Башкирия) и пять республик Центральной Азии: Казахстан, Киргизию, Узбекистан, Туркменистан и Таджикистан. Другие, например, Сафа Бурхан, считали необходимым присоединить к нему тюркскую, но немусульманскую республику Чувашию и Азербайджан. Население этого огромного государства превысило бы 30 миллионов жителей, из которых примерно 75% составляли бы мусульмане тюркского происхождения. Являясь суверенным и независимым от РСФСР и капиталистических держав государством, Туран должен был быть Федеративной, Демократической, Народной, и Социалистической Республикой, основанной на государственном капитализме, где вся власть была бы в руках мусульман, в основном татар. Политическое руководство Турана и Колониального Интернационала должно было быть доверено монолитной единственной партии, авторитарной и централизованной, новому воплощению бывшей мусульманской коммунистической партии, распущенной в 1918 году, которую советские авторы называют "рабоче-крестьянской социалистической партией" ("Ешче-Крэстьян Социалислар Партиясе"). Она должна была быть массовой партией, чья социальная база состояла бы из крестьян, местных городских пролетариев (за исключением русских рабочих) и мелкой буржуазии. Руководящая группа состояла бы из местных коммунистов, предпочтительно рабочего происхождения, представителей правого крыла компартии советских мусульманских республик, к которым присоединилась бы молодая мусульманская интеллигенция.
"Основа нашей партии и Колониального Интернационала, - говорил Султан-Галиев на одном из подпольных заседаний своего московского "Центра", (на котором присутствовали ряд татарских коммунистических руководителей: Кешаф Мухтаров, Мансуров, Енбаев, Сабиров) - должна быть сформирована из рабочих, крестьян, мелкой мусульманской буржуазии... в его актив входили бы правые коммунисты мусульманских республик, представители интеллигенции и, в особенности, татарские студенты".
Эта группа должна была навязать классовую диктатуру другим слоям населения - феодалам-землевладельцам, крупной буржуазии и мусульманскому духовенству. Но национальное освобождение угнетенных было первостепенной задачей Колониального Интернационала, Социалистическая партия Востока могла в ходе первого этапа войти в тактический и временный альянс с национальной промышленной буржуазией.
"Тактически, - говорил Султан-Галиев, мы благосклонно относимся к использованию крупной национальной промышленной буржуазии". Эта тактика была очень похожа на тактику Национальных Фронтов с буржуазным руководством, за которые ратовали с 1954 года в развивающихся странах.
Организация
Не довольствуясь разработкой теорий, Султан-Галиев занялся подготовкой базы Туранского государства, для чего создал подпольную организацию, ядро Социалистической партии Востока: "Для уничтожения диктатуры пролетариата (то есть власти русских), - пишет Сафа Бурхан, - султангалиевцы работали в двух направлениях: с одной стороны, они объединяли активистов-националистов в секретную контрреволюционную организацию, а с другой стороны, для подрыва партии изнутри и саботирования ее деятельности они использовали в своих интересах сочувствующих им коммунистов правого толка, оставшихся в рядах компартии, которые, не принимая прямого участия в конспиративной работе, делали все для реализации контрреволюционных происков подполья".
Как пишет Сафа Бурхан в своей работе "Группашылык чыгышлары солтангалиевчелккэ каршы корэшкэ кумачаулыйлар" ( на татарском языке), различие между "конспиративными султангалиевцами" и простыми "симпатизирующими" четко показано Казымом Касымовым, а об организации султангалиевцев в Татарстане он пишет: "Некоторые коммунисты правого толка, такие как Касым Мансуров, Енбаев, Сабиров и др., входили в подпольную организацию, тогда как другие, например, Бурундуков, Вели Исхаков, Будайли, были представителями султангалиевцев в компартии Татарстана".
Султангалиевская организация оставалась секретной даже после второго ареста Султан-Галиева, а сведения о ней оказались настолько малыми, тем более, что его бывшие соратники сделали все, чтобы свести к минимуму значение и силу воздействия личности Султан-Галиева, "представив его как генерала без армии".
Как пишет фон Менде, со ссылкой на "ВКП(б) Тат. Олке Комитетинин III плинумда милли мисэле", выражение Вели Исхакова, одного из сподвижников Султан-Галиева, заявившего во время процесса в 1929 году: "Безо всяких оснований "султангалиевщине" придают слишком много значения. На деле эта проблема незначительна. Султан-Галиев - это генерал без армии".
На деле же значение организации представляется гораздо шире. Она использовала в своих целях Советы, ее структура была заимствована у компартии и имела такой же центральный комитет и ячейки во всех мусульманских территориях. Подпольный центральный комитет, возглавляемый Султан-Галиевым, состоял в основном из татарских коммунистов, в числе которых были Мухтаров, Мансуров, Енбаев, Сабиров. Штаб-квартира организации располагалась в Москве (московский Центр), а областные конференции созывались периодически в Крыму, Москве и Казани (Казым Кысымов в своей работе "Ильдэ сынфи корэш кзу хэм солтангалиефчелек" пишет: "Московский Центр поддерживал регулярные контакты с областными ячейками. Султан-Галиев направлял своим преданным соратникам, коммунистам правого толка из мусульманских республик, директивы по всем важным политическим вопросам"). В 1929 году в Крыму должен был состояться съезд с участием всех подпольных ячеек, который был сорван из-за ареста Султан-Галиева. Областные султангалиевские организации были очень многочисленны и влиятельны в Татарстане и Башкирии, а также Азербайджане, Центральной Азии и Северном Кавказе. Советские историки сообщают, что в период между 1923 и 1928 гг. "влиятельная фракция мусульманских коммунистов участвовала более-менее активно в султангалиевском движении". Несколько подпольных и полуподпольных мусульманских организаций (групп) были напрямую связаны с московским султангалиевским Центром и получали от него директивы. Две самые крупные организации были сформированы из бывших членов партии Алаш-Орда в Казахстане и партии Милли Фирка в Крыму.
Бочагов, историк, исследовавший деятельность последней, так описывает отношения между ними: "Милли Фирка не была просто изолированной крупной и влиятельной группой, а была очень крупной и очень влиятельной группой, самой лучшей из областных формирований султангалиевцев.
...Полная идентичность тезисов и программ действий Милли Фирка и султангалиевской организации объясняется не только схожестью их социальных структур, но также и в особенности постоянным руководством султангалиевского Центра ею. Эта партия была представлена в Центре несколькими руководителями, например, Вели Ибрагимовым, Ногаевым, Фирдевсом...".
И, наконец, все советские авторы утверждают о наличии тесных контактов между подпольной султангалиевской организацией с ярко выраженными мусульманскими и немусульманскими контрреволюционными группами: басмачами в Туркестане и грузинскими национал-уклонистами, рабочей оппозицией и троцкистами (Казым Касымов пишет: "Султан-Галиев намеревался сформировать блок с басмачами Туркестана, которые вели открытую борьбу с советской властью. Он состоял в регулярной переписке с ними"; а Рубинштейн сообщает, что "в 1927-1928 гг. "султангалиевщина" присоединилась к троцкизму"). Некоторые даже говорят о связях с мусульманскими эмигрантами в Турции и Германии и даже с польским и английским правительствами: "Московский султангалиевский Центр работал в прямом контакте с эмигрантскими группами в Турции", - пишет Бочагов, а анонимные авторы книги "Десятилетие советского Татарстана" (Казань, 1930) добавляют: "При посредничестве партии Милли Фирка султангалиевцы имели связь с Пилсудским, тогда как по каналам басмачей и белоэмигранта Исхаки в Берлине они связывались с английской штаб-квартирой. Таким образом, султангалиевская организация представляла собой формирование большой армии, чья штаб-квартира находилась в Лондоне". Деятельность султангалиевской организации еще мало известна. Ясно, что она вела интенсивную антирусскую пропаганду "в целях внесения раскола в отношения между национальными республиками и Москвой". Султангалиевцы некоторое время издавали подпольную газету, печатавшуюся в одной из деревень близ Ташкента и широко распространявшуюся в мусульманских республиках и даже Москве. Они издавали также "подрывную" литературу в форме листовок, воззваний и манифестов. Касымов приводит в качестве примера одну из листовок, которую султангалиевцы из Татарстана распространяли весной 1929 года среди студентов Казани с призывом отделения Татарстана от СССР: "Маленький бельгийский народ, насчитывающий полтора миллиона жителей, имеет свое собственное государство. Поляки, латыши, эстонцы и финны, которые еще 11 лет назад были под русским игом, сейчас являются сами хозяевами своей страны и построили государство, могущее стать образцом для всего мира. Берите пример с них. Наша сила в единстве; не давайте себя обмануть такими словами как "пролетариат" или "классовая борьба". Они служат интересам только русских большевиков".
И, наконец, опять же, по мнению советских авторов, подпольная организация, не довольствуясь одной только пропагандой, набирала людей в ударные отряды для организации вооруженного восстания. Касымов по этому поводу приводит текст опроса общественного мнения, проведенного в сельских местностях Татарстана, где среди прочих фигурируют вопросы, напрямую касающиеся полувоенных организаций: "Есть ли в вашей деревне демобилизованные солдаты, воевавшие в Первой мировой или гражданской войне? Долго ли они были в рядах Красной армии? Есть ли среди них офицеры и унтер-офицеры? Каково моральное состояние населения? Довольны ли они государственным строем? Каково влияние мулл и учителей?...". Нам представляется возможным определить влияние султангалиевцев на мусульманских коммунистов, исходя из анализа эволюции татарской областной организации РКП(б) в период между 1923 - 1928 гг. "Мы ограничиваем свой анализ Татарстаном, но было бы также интересно изучить влияние идей Султан-Галиева на другие мусульманские коммунистические организации, в частности в Крыму и Казахстане. По этому поводу можно справиться в интересной работе "Из истории партийного строительства в Казахстане" (Сборник статей и документов), Алма-Ата, 1936", - пишет А.К.Бочагов.
Тоболев указывает, что переход к коллективизации в деревнях, конфискация земель кулаков и внедрение классовой борьбы в татарское общество вызвало недовольство у мусульманского духовенства и интеллигенции, ранее примкнувших к коммунистам. Демократически настроенные национальные элементы, хоть и не вступали в подпольную организацию, но становились ее "попутчиками". До 1928 года деятельность татар правого толка шла лишь по проторенному до 1923 года пути: они сопротивлялись классовой борьбе и введению латинского алфавита, защищали при всяком удобном случае принцип "татаризации" правительственного аппарата. Они боролись за реабилитацию своего лидера, называя его "лидером татарского пролетариата" (Из заявления Абрамова на девятой областной конференции РКП(б) Татарстана "Стенографический отчет девятой областной конференции Татарской организации РКП(6)" (Казань, 1924).
"Директивы московского Центра, направляемые татарским коммунистам, особо подчеркивали следующие моменты: 1) сохранять единство татар и не допускать внедрения классовой борьбы; 2) Во всех секторах придавать действиям правительственного аппарата национально-демократическую буржуазную ориентацию".
В июле 1923 года на национальной конференции, созванной в Казани с целью осуждения "султангалиевщины" на месте ее зарождения, татарские коммунисты правого толка стойко стояли на своих принципах, противопоставив нападкам русских и "левых" на буржуазный национализм формальное отрицание: "Нам предлагают одобрить резолюцию, призывающую к борьбе против "султангалиевщины", которая якобы существует в Татарстане. Мы это отвергаем, так как мы не хотим подливать масла в огонь", - заявил Ш.Гусманов. "Я утверждаю, - сказал татарский коммунист Ганеев, - что то, что называют у нас "султангалиевщиной", не переходит границы этики и партийной дисциплины". Если бы обнаружили существование "султангалиевщины", - утверждал нарком по сельскому хозяйству Татарстана, соратник Султан-Галиева, Валидов, - мы бы задушили ее собственными руками, но не следует преувеличивать ее значение. Мы вполне в курсе, что в партийном и советском аппарате не менее 45% русских реакционных монархистов, и все же мы стараемся использовать их на работе. Если мы развяжем внутреннюю борьбу из-за "султангалиевщины", это будет только на пользу им". Вопреки сопротивлению "правых" устроителям конференции все же удалось "протащить" резолюцию (хоть и в умеренных формулировках), осуждающую "националистический уклон", не прибегая к "чистке" местной парторганизации.
В марте 1924 года на восьмой чрезвычайной областной конференции татарской РКП(б) правые были вынуждены уступить руководство фракции левых во главе с Саидом Галиевым, который понимал наличие численного перевеса русских. Правые при поддержке общественного мнения сформировали достаточно сильную фракцию. Они же направили в апреле 1924 года ЦК РКП(б) петицию, подписанную 39 руководителями, с требованием реабилитации Султан-Галиева и предостережением в адрес кремлевских руководителей о том, что их неосторожная политика может привести к неизбежным последствиям, а именно - "к развалу компартии Татарстана, обострению национального антагонизма между русскими и местными коммунистами, что в итоге приведет к полной дискредитации национальной политики компартии в глазах угнетенных националистов".
В мае 1924 года на девятой областной конференции татарской организации РКП(б) вновь вспыхнул конфликт между "правыми" и "левыми". Впервые русские коммунисты обрушили на "правых" прямые нападки, заявив, что опасность "великорусского шовинизма", "боевого коня" "султангалиевщины", является чистейшей воды мифом, придуманным националистами для того, чтобы скрыть свои подрывные действия. "Шовинистические тенденции, - заявил Морозов, - являются чистейшей выдумкой татарских коммунистов правого толка, их нет среди русских коммунистов". Со своей стороны Корбут стал утверждать, что проблемы, касающиеся только татарского сообщества, не должны быть помехой в продвижении к социализму: "Не надо путать задачи мировой революции с запросами татар. Я не отрицаю значения возрождения угнетенных татар, но не надо забывать, что будущее революции зависит от Запада и только от Запада".
Такой же кризис разразился на следующий год в татарской комсомольской организации в еще более жесткой и грубой форме, так как, если раньше комсомольцы делились на "правых" и "левых", то теперь они раскололись на татар и русских. Советские историки признают, что политика "левых" в период между 1923 и 1928 гг. была неумелой и губительной и что она лишь спровоцировала новую вспышку мусульманского национализма в рядах татарской компартии и татарской комсомольской организации. После апреля 1926 года татарские коммунисты, ранее разделенные на две соперничающие фракции - правых и левых, объединились в один "националистический" фронт против русских товарищей. Данный факт в ноябре 1929 года был квалифицирован как самый опасный представителем Верховной комиссии по контролю РКП(б) Куйбышевым на третьем пленуме ЦК компартии Татарстана: "В национальном вопросе среди нерусских коммунистов нет больше ни "правых", ни "левых". В рядах фракций произошло смешение, все они на национальных позициях". В 1926-1927 гг. видные татарские султангалиевцы М.Бурундуков (нарком образования), В. Исхаков (заместитель председателя Госплана), Алимов, Г.Максудов и другие, отстраненные от должностей в 1924 году, были вновь приняты в бюро областной организации РКП(б). С этого момента русским пришлось иметь дело с крепким спаянным татарским блоком, который неоднократно и ощутимо продемонстрировал свое неприятие линии партии: в частности, на конференции, посвященной развитию национальной культуры Татарстана, весной 1927 года и во время забастовки десяти татарских наркомов. Подав в отставку, наркомы поехали в Москву с жалобой на русских коммунистов Татарстана, которых они обвинили в проведении "империалистической политики, идущей вразрез с национальными интересами Татарстана". Это ходатайство татарских коммунистов, объединенных в единый "националистический" фронт, напрямую связанный с султангалиевским московским Центром (Рубинштейн отмечает, что в 1928 году один из руководителей татарской организации РКП(б) Исхаков явился в Москву к Султан-Галиеву для обсуждения некоторых идеологических проблем), без сомнения стал причиной повторного ареста Султан-Галиева в ноябре 1928 года. В 1929 году в Москве состоялся суд, и Султан-Галиев был осужден на 10 лет каторжных работ, которые он отбывал в лагере на Соловецких островах на берегу Белого моря. Нам известно из свидетельств татарских эмигрантов, что он был освобожден в 1939 году без права проживания в Казани и других столицах союзных республик. Он обосновался в Куйбышеве, пытался добиться разрешения на возобновление литературной деятельности. После 1940 года его следы теряются...
Осуждение Султан-Галиева трагическим образом положило конец периоду десятилетнего сосуществования коммунистической партии и фракции мусульман, веривших в то, что коммунизм принесет им долгожданную возможность осуществить их национальные и революционные чаяния. Было бы напрасным делом обвинять ту или другую сторону в макиавеллизме либо двурушничестве; с самого начала обе стороны искренне верили в возможность альянса, но они преследовали разные цели, потому раскол был неизбежен. Он произошел к концу периода НЭПа.
В 1928 году Коминтерн в очередной раз меняет свою тактику в колониальных странах. Восток все еще остается на втором плане, а руководители коммунистической партии начинают уделять самое большое внимание агитации. Но в отличие от предыдущего периода и в противоположность планам Султан-Галиева рабочий класс продолжает оставаться единственной мишенью, а приоритет отдан чисто коммунистическим движениям. Внутри страны Сталину удается заставить "инородцев" шагать с ним в ногу, он подчиняет все идее консолидации режима русских коммунистов, единственно способных, по его мнению, руководить Союзом (при соблюдении формальных уступок национализму на местах). В области внешней политики, за исключением кратких периодов, он делает ставку на развитие курса западного мира в русле дружественной к СССР политики, а не на собственную трансформацию через социальную и колониальную революцию. В этом новом контексте не было места для революционной доктрины Султан-Галиева.
Но с исчезновением Султан-Галиева проблема "султангалиевщины" не нашла своего разрешения. Его идеи, ставшие синонимом "реакционного национализма", продолжали оказывать сильное воздействие на интеллигенцию и комсомол Татарстана и других мусульманских республик. И это влияние, носило глубокий и длительный характер. Центральная власть стала предпринимать меры против любых "уклонистов", причислявших себя к султангалиевцам. Меры перерастали в длительную кампанию, которая началась в Татарстане и Крыму, затем распространилась на Башкирию, Азербайджан, Казахстан и всю Центральную Азию. Кампания сопровождалась чистками, от которой особенно пострадали республиканские коммунистические партии. История этой борьбы выходит за рамки нашего исследования. Напомним лишь кратко этапы ликвидации "султангалиевщины" в Татарстане, хотя с момента 1930 года этот термин служит самым произвольным образом для обозначения совокупности тенденций антирусского и даже антикоммунистического характера.
Примерно через месяц после ареста Султан-Галиева Верховная комиссия партийного контроля КП(б) СССР осудила его основных соратников, а третий пленум областного комитета КП(б) Татарстана вынес решение об их исключении из партии и аресте. Об этом кризисе, впервые постигшем национал-уклонистов компартии, стало известно благодаря многочисленным официальным документам того времени: брошюре "ВКП(б)-нин Олке Комитетинин III плинумнда милле мэсэле" ("Национальная проблема на третьем пленуме областного комитета ВКП(б)"), а также текстам, фигурирующим в сборнике Коntr-Rivоlutsiоn Soltangaliefcelkke Karsy, в частности, докладу Разумова, первого секретаря обкома, решению Верховной комиссии партийного контроля КП(б) СССР, осудившему татарских султангалиевцев, резолюции бюро обкома Татарстана о "султангалиевщине", резолюции пленума обкома и резолюции конференции татарских беспартийных интеллигентов. Дополнительные сведения о чистке, проведенной в среде соратников Султан-Галиева, фигурируют в стенографическом отчете пятнадцатой областной конференции КП Татарстана: "ВКП(б)-нин XV Татарстан Олке конференсиеси отчети, иптеш Разумуф доклати, хэм ризолюциэлери" ("Отчет пятнадцатой областной конференции КП(б) Татарстана, доклад товарища Разумова и резолюции", (Казань, 1930 на татарском языке)). Анализ этих документов показывает, что первыми жертвами стали коммунисты правого толка: председатель ЦИК Татарстана, член партии с 1918 года Кешаф Мухтаров, начальник отдела пропаганды ЦИК, член партии с 1917 года Касым Мансуров, первый секретарь обкома РКП(б), член партии с 1918 года Рауф Сабиров, член партии с 1918 года Фирдевс, член партии с 1919 года Енбаев, член партии с 1918 года Дран Айырлы. Чуть позже этот список пополнили другие руководители татарской компартии: Гаяз Максудов, Вели Исхаков, Ганеев, Микдад Бурундуков, Махмуд Будейли... Все они были осуждены за участие в организации нелегальной, "контрреволюционной, антисоветской, антикоммунистической и антирусской партии под руководством Султан-Галиева, ставившей задачу свержения диктатуры пролетариата и установления буржуазного капиталистического строя". И, наконец, им была вменена в вину связь с контрреволюционерами из партии Милли Фирка, басмачами из Туркестана, белоэмигрантами и английскими империалистами. Осуждение руководителей компартии сопровождалось систематическими нападками на султангалиевцев, которые оказались живучими, судя по содержанию резолюции обкома Татарстана от 10 ноября 1929 года.
"Идеологическое и организационное уничтожение султангалиевщины не означает, что борьба с национализмом окончена. Пленум призывает всех членов партии изжить султангалгалиевщину, ужесточить борьбу против национальных предрассудков среди отсталых масс и разоблачать сторонников султангалиевщины, которых еще немало в наших аппаратах". Влияние султангалиевщины было особенно сильным в среде интеллигенции, поэтому основные усилия партии были направлены в университетские и литературные круги. Осенью 1929 года Общество татароведения, один из самых активных центров национализма, было распущено и заменено Ассоциацией изучения Татарстана, которая по своему составу была более пролетарской и насчитывала в своих рядах больше русских, чем татар.
З. Мухсинов в книге "Дом татарской культуры", статье "Очерки по изучению местного края" (Казань, 1930) пишет, что Ассоциация насчитывала 102 активных члена: по национальному составу: 48 татар, 43 - русских, 4 чуваша, 1 башкир, 1 мариец, 1 остяк; по социальному происхождению: 6 рабочих, 44 крестьянина, 14 служащих и 27 человек из интеллигенции.
Весной 1930 года настал черед Восточного педагогического института в Казани, в котором "султангалиевцами" Максудовым, Абдрашитовым и Сайфи была организована националистическая группа, ставившая тройную задачу: 1) создать университетскую организацию из числа татарских коммунистов; 2) организовать защиту татарских студентов из неимущих классов; 3) создать ячейки "султангалиевцев" в татарских школьных учреждениях.
Источники: В. Семенов, "Подготовка нацкадров в борьбе с великодержавничеством и местным национализмом на практике Восточного педагогического института", "Революция и национальности", №2-3, 1931, и М.А.Хасанов, "Культурное строительство Татарии за 15 лет", "Революция и национальности", №6, 1935.
Осенью 1930 года была разоблачена и ликвидирована организация султангалиевцев, основанная в 1927 году в Казани, а также разоблачен и ликвидирован подпольный литературный кружок "Джидиган", который имел свои ответвления в Башкирии (первый разгром башкирского филиала произошел в 1930 году, филиал вновь возродился в 1932 году, он был окончательно ликвидирован в 1933 году) и объединял писателей-националистов. Среди них были: Нэги Исэмбэт, Фэтхи Бурнаш, С.Сунчалей, Чнекей, Г.Мински, Гадельша Кутуй, А.Шамов, Ш.Маннур, Фатих Керими, С.Кудаш и другие. Они были названы "представителями султангалиевщины в татарской литературе". Кави Наджми в своем докладе на первом съезде советских писателей обвинил их в том, что они "под прикрытием советской власти вели буржуазную политику, высмеивая советскую действительность и партию большевиков, превознося культуру и духовность татарского народа, защищая принцип единства всех мусульман России и, тем самым, намереваясь создать великую мусульманскую империю".
Советские источники тридцатых годов указывают, что некоторые из этих писателей были арестованы уже в начале 30-х годов. Например, Чнекей и Сунчалей; поэт Фэтхи Бурнаш, один из горячих соратников Султан-Галиева, которого в Литературной энциклопедии (1929) называли замечательным поэтом, "пользующимся чрезвычайной популярностью среди татар".
В мае 1931 года нападки властей вновь обрушились на султангалиевцев, которых было немало в партийных рядах Башкирии. Они оказывали сопротивление "башкиризации" и добивались повторного объединения их республики с Татарстаном. В 1932 году партия взялась за чистку в двух других "логовах султангалиевцев": Союзе татарских пролетарских писателей, который был распущен 23 апреля, и Государственном издательстве Татарстана (Татгосиздат), который также был очищен от националистических элементов. В конце того же года очередь дошла до школьных учреждений республики, откуда были изгнаны студенты буржуазного происхождения (М.А.Хасанов, пишет, что чистка привела к сокращению числа татарских студентов в вузах республики: в 1929 году на 31,6%, а в 1933-1934 гг. - на 25,9%). В 1933 году организации "султангалиевцев" прекратили свое существование, но идеология "султангалиевщины" продолжала жить в научных и литературных кругах и, в особенности, среди молодежи. Для того, чтобы в корне уничтожить "султангалиевщину", чистку в рядах татарской и башкирской интеллигенции пришлось проводить до 1939 года, попутно охватив без разбора как сторонников, так и противников Султан-Галиева. Таким образом, объектами чистки стали те, кто прямым либо косвенным образом защищал принцип политико-культурной независимости мусульман: лингвисты, противившиеся введению латинского алфавита под предлогом, что это способствует русификации татарского языка, и писатели, чьи произведения были вдохновлены националистическими идеями дореволюционного периода. Среди них были Галимжан Ибрагимов, самый известный и самый притягательный представитель джадидской интеллигенции, примкнувший к новому строю.
Бывший лидер движения "Ислабист" левых эсеров, заместитель М.Н.Вахитова в Наркомнаце Ибрагимов вступил в компартию в 1920 году и в течение ряда лет возглавлял Академический Центр Наркома образования Татарстана. С 1917 по 1936 гг. его влияние на татарскую культуру было господствующим. Убежденный сторонник советского строя, после 1929 года он стал противником культурной русификации татарского народа. Кроме него чистка затронула таких деятелей, как: Галимжан Шараф, отстаивавший сохранение арабского алфавита на съезде тюркологов в Баку (февраль-март 1926) и даже Салах Атнагулов, один их тех, кто был главным обвинителем Султан-Галиева в 1929 году. Анализ заблуждения последнего фигурирует в работе Типеева "Миллэт", "Милли Культура", М., 1929 (на татарском языке).
Наконец, чистка распространилась и на Татарский Союз Воинствующих Безбожников, "последнее логово султангалиевцев", председатель которого Бурхан Мансуров, бывший друг Султан-Галиева, был осужден в 1937 году за "превращение организации в пристанище националистов, бухаринцев и троцкистов и за создание журнала "Сугушчан Алласыз" ("Воинствующий безбожник"), ставшего платформой элементов, враждебных советской политике".
Когда в 1940 году разразилась идеологическая кампания против национализма, национализм не представлял больше, по крайней мере, в виде "султангалиевщины", какую-либо серьезную оппозиционную силу. Дореволюционное поколение интеллигентов буржуазного происхождения, которое между 1905 и 1917 годами было воодушевлено джадидским движением, чей приход в коммунистическое движение был временным явлением, исчезло, уступив место новому поколению интеллигенции, пролетарской по происхождению и советской по воспитанию. Для нее джадидизм и его последнее проявление - "султангалиевщина" - были уже в прошлом.
В статье использованы следующие литературные источники:
К.Тоболев, "Sotsializm hogume hаm burzu illimintlarinin aktiflasulary".
Jakup Canysev, "Soltangaliefcelknen gimerelie"
Салах Атнагулов, "Солтангалиевчинин тарихи тамырлары"
Казым Касимов, "Культуру мэсэлэсиндэ солтангалиевчелек"
Сафа Бурхан, "Фракции препятствуют борьбе с султангалиевщиной"
Бочагов, Milli Firka ("Национальное мнение")
Казым Касымов, "Ильдэ сынфи корэш кзу хэм солтангалиефчелек"
"Азат Ватан", №1, 1952
С. Курбанбаев, "Нацвопрос нa IX съезде комсомола", "Революция и национальности", №23,1931
"Казанское национальное совещание", Казань, 1924
Анонимный сборник "Против султангалиевщины и самодержавия", Казань, 1929
Ф. Касымов, "Пантюркистская контрреволюция и ее агентура султангалиевщина", Казань, 1931.
"Литературная Энциклопедия", т. XI, М., 1929-1939.
А.П.Зорин, "Афзал Тагитов", "Революция и национальности",
№5, 1934
П.Зорин, "Подготовка к съезду писателей и национальные литературы СССР", "Революция и национальности", №12, 1933
С.Давыдов, А. Динмухаммедов, С.Махмудов и Н.Фаттахов, "Оздоровить татарскую литературу", "Революция и национальности", №5, 1931
Musaraj "Contemporary tatar literature", The East Тuriс Review,№l, 1958
Кави Наджми, "О татарской художественной литературе", "Революция и Национальности", №9,1934.
С.Типеев и Н.Емалетдинов, "Против извращений ленинской национальной политики в Башкирии", "Революция и национальности", №9, 1931
А.Ковлев, "Некоторые своеобразия борьбы на два фронта в Башкирии", "Революция и национальности", №12, 1933
И.Агишев, "Журнал Сугушчан Алласыз", Антирелигиозник, №8, 1937.
Продолжение, пожалуйста, в следующем номере
Бахыт САДЫКОВА (перевод),
Махамбет АУЕЗОВ (комментарий)
Султан-Галиев и "султангалиевщина" после 1923 года
Источник - Деловая неделя