Интервью с Ириной Кириковой
Беседовал
Евгений ФИАЛКО
На прошедшей неделе органы милиции и СБУ начали расследование по факту появления в Дружковке писем «небайдужих мешканців міста», которые зачитывались на собраниях руководителями предприятий или разносились квартальными по поселкам с предложением их подписать. Судя по адресатам, данные письма предназначались Президенту Украины, губернатору Донецкой области, главе СБУ, Генеральному прокурору и министру внутренних дел.
В них высказывалось недовольство сюжетом телеканала 1+1 о Дружковке (см. НД от 28.01). Но вместо того, чтобы опровергнуть факты и потребовать опровержения у телеканала, авторы большую часть письма посвятили восхвалению деятельности городского головы и очернению активистов. Мы решили выяснить, что в нем соответствует действительности, а что нет, непосредственно у лидера проукраинской громады Дружковки Ирины Кириковой.
— В данном письме рассказывается о деятельности городского головы Валерия Гнатенко весной-летом прошлого года, спасшем, по мнению авторов, наш город от разрушений и человеческих жертв, а об украинских активистах пишется следующее: «І поряд чомусь не було цих «підпільних» українців, які тільки з приходом української влади виповзли, мов щури, зі своїх нір, повернулися… А де вони були?.. Чому ж ця розпарена купка не стала тоді поряд із мером, не підтримала його, не довела безглуздя війни до розлюченого натовпу? ДЕ БУЛИ ВОНИ?» Где были тогда вы?
— Первого мая к нам приехали родственники из Славянска, вместе с соседями, чтобы хоть немного отдохнуть, потому что уже неделю просидели в подвале, прячась от обстрелов. Назад они не стали возвращаться. С этого момента и до сегодняшнего дня мой дом и пустовавший дом умершего несколько лет назад тестя стали пристанищем для беженцев. Этих людей я не всегда даже знаю. Они как-то сами передают информацию друг другу. Кто-то находит работу и выезжает, кто-то вселяется вместо них… Долгое время мы платили за них коммунальные услуги (сейчас уже не в состоянии), привозили продукты, обстирывали.
Тогда же я узнала от родственников, что на въезде в Славянск, у стелы, находится украинский блокпост. На следующий день мы поехали с сыном туда. Заполнили машину продуктами и довольно легко проехали 4 блокпоста сепаратистов — тогда еще не было большой строгости. Украинские военные отнеслись к нам настороженно. Это были бойцы 25-й Днепропетровской аэромобильной дивизии. Я стала убеждать, что мы приехали с самыми чистыми намерениями, и нам поверили. Ребята были сильно измождены, а больше всего меня поразило, как они пили воду…
Я вернулась домой, обзвонила знакомых и друзей. Постепенно сложился круг примерно из 50 человек, которые стали помогать мне, давать деньги, продукты и все, что просили солдаты. Например, потребовались дождевики и носки, так как май был мокрым. Но покупать в одном месте 50 дождевиков и носков было опасно, поэтому мы распределились по 2-3 в одном месте и так собрали всю партию.
Вскоре я познакомилась с еще одной группой дружковчан, которая стремилась помогать нашим воинам, и мы стали ездить по очереди, через день. Продукты укладывали под заднее сидение, а воду возили в 25-литровых молочных бидонах. Шестого мая меня остановили на одном из блокпостов и стали выяснять, почему так много воды. Я сказала, что везу в Славянск, многодетной семье родственников (там уже тогда был поврежден водовод). Меня пропустили.
— Было ли у вас чувство страха?
— Первое время я не верила, что может случиться что-то плохое. Я понимала только одно: если не приеду, ребятам будет очень тяжело. У них тогда не было ничего — армия, действительно, создавалась на наших глазах. Волонтеры делали все, что могли… Вскоре нас стали «пасти» (выслеживать) таксисты. Мы с военными разработали такой прием: я останавливалась на обочине у блокпоста, якобы для проверки, клала руки на машину. Ребята накидывали тряпку на номер и быстро выбрасывали в кювет все, что я привезла. Однажды начался обстрел, и Дима, командир, схватил меня за руку и толкнул в кювет… Все, что происходило вокруг, было опасным, но нестрашным — на войну еще не походило.
И вот 10 мая, на обратном пути, нас остановил кадыровец с автоматом и сказал: «Отвезешь двоих в город». Я попыталась отшутиться: «Может, дождетесь мужчину, а то у меня муж ревнивый?» Тогда он приставил к моей шее дуло автомата и зашипел: «Я тебе сказал, сука — быстро вези!» Те двое, которых погрузили в машину, были полностью неадекватными — наверное, после Дня Победы. Один сразу заснул. Второй всю дорогу хвастался, что он самый главный в Краматорске, и требовал ехать на красный свет. Потом и он заснул. Мы с сыном переглянулись и даже пошутили: «Может, отвезем Коломойскому — заработаем денег?» А у Артемовского переезда их с большим уважением забрали сепаратисты…
После этого случая муж и сын запретили мне ездить в Славянск. Но ведь там стояли наши бойцы — без воды, без еды, без необходимых вещей… Я стала туда ездить тайно, правда, не так часто, как раньше, а по выходным обязательно оставалась дома. И вот пятница, 27 июня. Я уже возвращалась в Дружковку, как на Артемовском переезде меня снова остановил кадыровец — маленький, грязный, вонючий и обкуренный…
— Ты чего ездишь? — спрашивает.
— Продукты родственникам возила.
— Я так давно русскую бабу хочу!
— Да какая ж я русская — я дружковчанка, — попыталась я отшутиться.
Однако он шутки не понял — открыл дверь и стал меня вытаскивать из машины… Ужас сковал все тело! Смотрю — подходит его напарник, стоявший рядом — наверное, краматорчанин. «Ты бабу хочешь? — говорит. — Сейчас телки будут». И стал его тихонько уводить, а мне шепнул: «Давай, тетя, лети отсюда!»
Я впала в какой-то ступор, потому что совсем не поняла, как проехала расстояние до поста ГАИ — все стерлось из памяти… После этого я перестала ездить вообще. Душа болела по нашим солдатам… Однажды даже пыталась передать им воду, но не получилось.
С 4 на 5 июля я не спала всю ночь, выходила и слышала канонаду в районе аэродрома. В краматорских соцсетях писали, что в городе идут бои. К утру все стихло. Сын сел на скутер и объехал город — на блокпостах никого не было… Потом, наконец, вышел на связь Дима, командир моих «подопечных», и сказал, что был бой — один солдат погиб, а «сепары» ушли на Донецк.
Мы помчались с сыном в АТБ, загрузили машину — и в Славянск! Если б вы видели, как они нас встречали!.. Они бежали, как дети, и чуть не задушили меня в объятиях!.. Вокруг были следы ночного боя: разбитые бэтэры, подбитый танк, дым, гарь, кровь… Мы достали воду. Один боец поднял с земли алюминиевую крышку и стал ее вытирать. «Давай помоем»,— сказал я. «Что ты! Это ж вода!..» — сказал он и продолжал вытирать крышку — он боялся пролить лишнюю каплю… Я разрыдалась. А потом увидела у обочины труп под брезентом.
— Это тот погибший? — спросила я.
— Нет. «Сепар».
И я почувствовала вдруг такой приступ агрессии, какого никогда не было в моей жизни! Видимо, на этом покойнике сошлись весь ужас и страх, которые мы пережили за время оккупации. Эти люди привели на нашу землю войну — по-другому к ним относиться нельзя!
— А слышали ли вы о каких-то фактах сопротивления в Дружковке?
— Я видела патриотические надписи на заборах и стенах некоторых зданий, нарисованные национальные флажки, даже знала кое-кого из ребят, кто это делал.
Слышала и о том, что уже несколько человек попали в застенки «НКВД» (комендатура за исполкомом). Особенно меня потряс арест Сергея Дуды, которого я хорошо знала.
— А что делала местная власть?
— У меня не было времени и причин часто видеться с нею, но несколько моментов запомнилось. Однажды мы узнали, что областной совет выделил переселенцам по тысяче гривень. Беженцам, живущим у нас, это было очень кстати, и мы пошли с ними в УСЗН за информацией. Однако дежурная в вестибюле показала нам большое объявление на стене, в котором рассказывалось, где в Дружковке оказывается помощь от «ДНР». То же самое ответили и инспектора. Тогда я высказала этим госслужащим, дававшим присягу Украине и получающим украинские деньги, все, что думала о них…
Выйдя, мы поехали в исполком, к Григоренко. Зайдя в кабинет к заместителю городского головы по социальным вопросам, я в шутку поприветствовала: «Слава Украине!» На что он скривился и ответил: «Хэроям — сало!»
Еще один раз я была в этом кабинете, когда мы готовились к президентским выборам и надеялись, что они будут проведены в Дружковке. «Какие выборы! — ответил Владимир Борисович. — Выборы будут совсем другие».
— А вот «небайдужі мешканці» пишут: «Що їм потрібно? Яка користь місту й громаді від них? Що вони зробили для міста?»
— Когда нас освободила украинская армия, мы стали ездить на блокпосты вплоть до линии фронта. Некоторые дружковчане сами привозили продукты, вещи и просили передать. Бывали случаи, когда совершенно не знакомые люди встречали в городе, спрашивали: «Вы Кирикова?» и передавали деньги для армии. Мы помогали не только солдатам, но и новой милиции, которая создавалась в Дружковке. На нас стали выходить волонтерские организации из других регионов Украины или работающие под эгидой ООН. Сейчас с нами активно сотрудничают волонтеры из Львова, Винницы, Ивано-Франковска, Германии… В Киеве есть группа бывших дружковчан, которая тоже старается помочь своем родному городу — у нас с ними очень хорошие отношения. За это время в Дружковку были доставлены тонны гуманитарных грузов, которые мы распределяли среди беженцев, малообеспеченных дружковчан и, конечно, при первом случае, старались помочь украинской армии. Мы сами собрали около двадцати тысяч гривень и смогли обеспечить хотя бы некоторы первоочередные нужды наших воинов. Причем никогда никому об этом не говорили (отчитывались только на еженедельном вече в машиностроительном техникуме), ведь делаем все не для пиара, а по велению сердца. И можете понять наше чувство, когда мы прочитали письмо, которое вы цитируете… А чего мы хотим? Хотим, наконец, честной и чистой власти в Дружковке. Хотим, чтобы среди руководителей города были такие люди, как волонтеры, которым я готова поклониться в ноги за все, что они делают!
— Кто же сеет вражду в нашем городе? Хотели ли вы сотрудничать с городской властью?
— Я не один раз пыталась найти общий язык с городским головой, говорила ему: «Ви для нас, як батько, а ми всі ваші діти». Он выслушивал без особого энтузиазма, а уже с третьего раза секретарь пыталась нас к нему не допустить. В конце концов, мы добились встречи с ним, но конструктивного разговора не получилось. Создалось впечатление, что ему не нравится наша активность. А мы просто просили, например, списки для нуждающихся, потому что, как уже говорили, волонтерские организации нам доверяют и присылают гуманитарку, однако полной базы данных по Дружковке у нас нет — она есть в исполкоме, но нам почему-то не хотят ее давать…
Очевидно, там судят по себе — они не могут поверить, что есть люди, которые искренне и бескорыстно хотят помочь другим. В этом они видят чуть ли не стремление занять их кресло… Они не могут понять бабушку-переселенку, которая звонит и просит принести хотя бы буханку хлеба… Я хочу сказать, что никаких целей, кроме помощи людям и желания видеть Украину свободной и счастливой, мы не преследуем. Мало того, в нашем движении начался даже небольшой раскол, когда часть проукраинской громады посчитала, что сейчас главное — подготовка к местным выборам. Мы решили, раз они так думают, пусть занимаются выборами. Придет время, мы тоже включимся в эту работу. Но сейчас не до выборов: Украина истекает кровью, и не время стоять и размышлять, что будет с нею через месяц или через год — нужно спасать свою Родину сейчас, потому что каждый час, каждая минута промедления смерти подобна.
— А что можно сказать о стиле этого письма и о попытках заставить людей его подписать?
— Это чисто совдеповский стиль и методы. Расчет на страх людей. Однако все больше и больше дружковчан не хотят так жить. Революция Достоинства дошла и до нас. Хоть и трудно, но рождается новая Украина. Оказалось, что многие дружковчане (даже целые коллективы!) отказались подписывать это анонимное письмо. Все больше и больше людей не хотят быть безмолвными рабами — и это радует! Эти люди — будущее Украины! Мы обязательно победим — слава Украине!
Источник Євген Шаповалов ІЦ “Майдан Моніторинг”