«Если зерно не умрет в земле, оно не даст всходов». С евангельской истиной не поспоришь. Может быть, именно поэтому большинство по-настоящему великих людей так скромны. Но значит ли это, что мы должны забывать о них? Значит ли это, что сегодня, когда проблемой польско-украинского примирения занимаются видные ученые, крупные политики и главы государств, тысячи общественников-активистов и просто людей доброй воли, нам незачем знать, что начиналось всё в польском городке с романтическим названием Подкова Лесна? Там 3 июня 1984 года, собравшись во дворе католического храма св. Кристофа (сам храм не вместил бы всех), украинцы и поляки впервые молились вместе по византийскому обряду о взаимном прощении и примирении.
Это событие, не говоря уж о его значении, вряд ли можно понять вне исторического контекста. Поэтому для начала – о месте и времени.
Подкова Лесна – это город-сад. Таким она виделась еще Станиславу Липопу, владельцу тех земель, где она ныне находится, таким она начала строиться в 20-е годы прошлого столетия по проекту известого варшавского архитектора Антония Яворницкогою
К концу 30-х здесь уже жили около 1700 человек, в большинстве – писатели, артисты, художники. Но идиллия не была долгой. Началась война и пастораль сменилась драмой, в которой Подкове Лесной суждено было сыграть совершенно уникальную роль.
Городок (впрочем, статус города Подкова Лесна получила только в 1969 году) становится центром польского подполья. Здесь действует радиостанция, передающая сообщения в Лондон. Здесь проходит подготовка солдат-новобранцев, в окрестности городка сбрасывают оружие, амуницию, подпольную прессу, которые затем переправляют в Варшаву. Подкова Лесна становится убежищем для многих евреев, а в 1944 году – для уцелевших участников Варшавского восстания. По воспоминаниям очевидцев на некоторых усадьбах жили тогда до 100 «постояльцев». В Подкове Лесной проходят встречи правительства подпольного государства, за что и получает название «Малого Лондона».
Ну что ж, Малый Лондон так Малый Лондон. В старом – настоящем – Лондоне Польское правительство в изгнании формально просуществовало до 1990 года, до того момента, когда последний польский президент в иммиграции Ришард Кочоровский (погиб в 2010 г. в авиакатастрофе под Смоленском) передал свои полномочия Леху Валенсе, как первому послевоенному президенту, избранному законно, в результате свободных выборов. Сам факт существования этого правительства напоминал миру о том, что «польский вопрос» еще далеко не закрыт и поляки не согласны с существующим статус-кво. Но дело было не только в этом.
И в Лондоне, и в Париже в среде польских эмигрантов совершалась работа, без которой любая героическая борьба за независимость имеет мало шансов дать ожидаемые результаты. Разрабатывалась модель будущего свободного государства, обсуждались жизненно важные вопросы внутренней и внешней политики. Жизнь показала, что после развала СССР и падения Берлинской стены наиболее успешно развивались те страны, в которых такая модель была; где обретение независимости было обязательным, но все-таки только условием для реализации готовых планов. Ну, как расчистить площадку для строительства по уже готовым чертежам. Там же, где на рубеже 90-х только начинали думать, «как нам обустроить страну», на месте одних политических авантюристов, победа над которыми часто давалась огромной ценой, появлялись новые, порой хуже прежних.
Крайне важна и квалификация будущих строителей, или попросту то, с каким человеческим потенциалом страна окажется на момент обретения независимости. И Подкова Лесна – Малый Лондон, перед тем как вновь стать городом-садом, берет на себя функции оранжереи, ставит перед собой задачу вырастить младую поросль для новой Польши.
Не надо думать, что только польские интеллектуалы понимали, насколько это важно. Когда в начале 60-х в Подкове Лесной решили построить школу, на собрание актива инициаторов строительства прибыл из повята один из новых начальников. Прибыл не с приветствием.
– Скорее у меня на ладони волосы вырастут, чем я допущу, чтобы в этом Малом Лондоне была школа! Зачем она здесь?! Реакционеров растить?!
Школу в Подкове Лесной все-таки построили (не знаю, как там было с волосами на ладони товарища). А в 1964 году в местный приход св. Кристофа приехал новый настоятель – легендарный ксендз Леон Канторский.
Для начала он «пустил в костел электрогитары» (так написано в Википедии). Это была молодежная группа «Czerwono-Czarni» («Красно-Черные»). Какое-то время они исполняли во время богослужения традиционные для Католической церкви опусы, в основном эпохи барокко, в своей аранжировке (тогда было очень модно осовременивать таким образом классику). Потом, в 1967 г. ксёндз Леон Канторский заказал для них мессу молодому, но профессиональному композитору Катажине Гартнер. Многие по сей день считают, что это была первая в мире рок-месса. Это не совсем так. В 1968 г. вышел диск теперь уже забытой американской группы The Electric Prunes с записью «Mass in F Minor» («Месса фа-минор»). Вряд ли она появилась под влиянием польских коллег, и кто там был первым, непонятно. Да и не это важно. Появление такой мессы в Польше не оставляло камня на камне от навязанного Москвой фундамента атеизма: в церковь ходят только заплесневелые бабушки и туповатые селяне; продвинутому молодому человеку она глубоко чужда.
Ну а ереси тут не было. Ведь древнего, как сама Церковь, принципа инкультурации – не разрушать существующие культурные традиции и формы, а наполнять их христианским содержанием, – никто не отменял.
В 1970 г. в Подкове Лесной организуется летний религиозно-скаутский лагерь. Если сегодня кто-то скажет, что таких лагерей по всей Европе пруд пруди, то благодарить за это надо ксёндза Леона Канторского. Это будет справедливо.
Потом (не забудем: Подкова Лесна – оранжерея будущих элит) появляется школа Клуба Католической Интеллигенции (KIK). Такой себе лягушатник при очень влиятельной организации, действовавшей полулегально с 1956 г. и сыгравшей видную роль в истории польского сопротивления коммуне.
В марте 1980 г. был арестован Мирослав Хоецкий. На вопрос, кто это, совсем коротко можно ответить так: крупнейший издатель того, что в СССР называлось «самиздат».
В знак протеста 20 польских оппозиционеров, принадлежащих к разным организациям, объявили голодовку (впоследствии к ним присоединились еще семеро). Протестующие требовали освободить Хоецкого, еще шестерых польских оппозиционеров и «всех узников совести Украины, Белоруссии и СССР». Местом проведения акции стал храм св. Кристофа в Подкове Лесной.
Участники голодовки вспоминали, что в костеле они чувствовали себя как дома. Каждый день участвовали в мессах вместе со всеми прихожанами, а потом начинались «пикники без танцев и колорий», как шутил Лешек Будревич, один из участников протеста, – долгие беседы с родственниками, друзьями и всеми, кто хотел в этих «пикниках» участвовать. С каждым днем людей приходило все больше и больше.
«Окончание голодовки стало настоящим потрясением, – писал в «Звездном часе» Яцек Куронь, также ее участник. – Пришел весь Урсус, Прушков (пригороды Варшавы, находящееся недалеко от Подковы Лесной – С.Ф.). После 1976 года в Польше не было уличных демонстраций такого масштаба. Толпы, толпы повсюду, вся главная улица Подковы – сплошное людское море. Мы выходили из костела и попадали в живой коридор расступившихся перед нами людей. Звонили колокола. Люди несли нас на высоко поднятых руках. Всё это означало, что в сознании польского общества что-то изменилось (…) А когда на последней мессе появился только что освобожденный Хоецкий, мы почувствовали, что победили, и что власть ничего не сможет с нами сделать».
Освобожден бЫл не только Хоецкий, но и еще пятеро польських политзаключенных. Украинским и «всем советским» узникам свободы пришлось еще ждать долго. Но может быть, сам сигнал, что железный занавес не так уж непроницаем, и что мир о них помнит, также имел значение.
«Я никогда не занимался политикой, – сказал однажды ксёндз Леон. – Я проповедовал Евангелие человеку, запутавшемуся в современности».
Надо ли удивляться, что буквально через несколько дней после того, как в Польше было об’явлено военное положение, в приходе св. Кристофа начинает действовать Комитет помощи ближнему. Да, сбором средств, продуктов и медикамнтов для интернированных и их семей тогда занимались многие. Но так точно характер этой деятельности не назвал никто.
Однако человеку необходима не только еда, одежда и крыша над головой. Чтобы чувствовать, что живет, он должен еще сохранить в себе данное Богом призвание. И в Подкове Лесной начинается цикл вечеров «Встреча с автором». Это дает возможность самовыражения, а значит – сохранения мастерства и таланта, многим актерам, музыкантам, писателям, творчество которых оказалось под запретом. В ту пору этим занимались многие приходы, практически вся Католическая церковь в Польше. Но разве это умаляет ценность вклада каждого?
Бесспорно, глубоко духовным актом была и организация в 1989г. паломничества в Катынь. Да, в ту пору еще к советскому мемориалу со лживым памятником. Но могилы-то были настоящее, и над ними с 1943 года, со времен первой, немецкой эксгумации, никто не молился. Вскоре на территории храма будет остановлен памятник жертвам Катыни. Первый в Польше (в Лондоне такой памятник был установлен в 1976г.). Автор – талантливый и теперь уже очень известный скульптор, также прихожанин костела св. Кристофа, Ежи Калина.
Но мы забежали вперед. Вернемся к тому, с чего начали – к литургии, которую украинцы и поляки служили в храме Подковы Лесной в интенции примирения наших двух народов.
Нельзя сказать, что до ксёндза Леона Канторского никому не приходило в голову, что полякам и украинцам необходимо мириться и что проблема тут действительно есть. Вспомним хотя бы Ежи Гедройца и круг парижской «Культуры». Но всем мудрым словам, написанным и сказанным, которые в самом деле изменили сознание и поляков, и европейцев в целом, когда-то надо было материализоваться, стать поступком. И это время пришло.
Приближалось Тысячелетие крещения Руси. Понятия не имею, почему по сей день у нас так мало знают о том, как Ватикан, Польша и весь западный мир готовился к этому торжеству и как широко его праздновал. Возможно, из нежелания расставаться с иллюзиями. Ведь и сейчас многие считают, что и энциклика Иоанна Павла II Slavorum Apostoli (1985) o Кирилле и Мефодии, и апостольские послания Euntes in mundum и Magnum babtismi donum (1988) к тысячелетию крещения Руси, и вообще все слова о красоте православия и восточной духовности имеют отношение исключительно к Московской Патриархии. А это, выражаясь крайне мягко, не совсем так. Скажу больше: даже само слово «Русь» в Ватикане и Москве понимали не вполне одинаково.
Подготовка к празднованию тысячелетия крещения Руси в Ватикане началась, в сущности, с послания Иоанна Павла II кардиналу Иосифу Слипому от 19 марта 1979 г., которого в 1963 г. Хрущев отпустил на свободу в качестве благодарности Ватикану за помощь в урегулировании кубинского кризиса. Евангельский наказ «Прежде примирись с братом твоим и тогда приди и принеси дар твой Господу» и в Ватикане, и в Польше стали понимать как призыв к примирению с украинцами. Ну, хотя бы к началу этого процесса. Ксёндз Леон Канторский был первым, кто перешел от слов к делу.
Думаю, будет лучше, если вместо попыток описать мессу, на которой я не была, вы познакомитесь с текстом проповеди, с которой ксёндз Леон обратился к своих прихожанам за неделю до исторической события.
Привожу этот текст с купюрами, причем значительными. Я ведь хорошо понимаю, что без еженедельной тренировки сложно осилить такой жанр как проповедь. В нем всегда будет много букв. И не забудьте: дело было в 1984 году, когда упоминание о том, что Украинская Грекокатолическая церковь жива, но находится в глубоком подполье, было бы просто доносом, а Украинской Православной Церкви Киевского Патриархата еще не существовало.
Проповедь о. Леона Канторского, 27 мая 1984 года
В следующее воскресенье вечером в нашем латино-католическом храме воспоют славу Господу по византийско-славянскому обряду в украинской версии. Святую Литургию – так украинцы называют мессу – будем служить в интенции польско-украинского примирения. Таким образом, нам дана возможность познать красоту и глубину христианского Востока, подышать, как говорит Папа, не только западным, но и восточным легким Церкви.
Кроме римского обряда в Католической церкви под пастерской властью Папы существует шесть главных восточных обрядов: византийский, армянский, сирийский, халдейский, маронитский и александрийский. В их рамках есть еще различные версии, которые отличаются друг от друга в основном, по языковому признаку.
Наиболее богата византийская ветвь. Здесь служат на греческом, арабском, румынском, грузинском и славянских языках. Кроме языков бывают различия и в церковных установлениях и традициях. Где-то священники принимают целибат, где-то женятся и отпускают бороды; где-то Святое Причастие принимают стоя, где-то – преклоник колени (…)
Особую подгруппу составляют католики византийско-славянского обряда, которые существуют в трех видах: болгарском (начиная с XII века), российском (от 1917 г., в основном в Югославии и Китае); и наконец, самая многочисленная группа – «руская», то есть украинская.
Украинские католики византийско-славянского обряда известны в мире под разными именами. В Польше их издавна называли униатами, в Австро-Венгрии – грекокатоликами. (…)
Для каждого народа естественно искать в своей вере, в своих традициях то, что отличает его от других, и одновременно объединяет его в нечто целое. Верой, традицией и главным двигателем развития украинского народа, бесспорно, является христианство восточное, византийское. Но не под эгидой «Новой Византии», «Третьего Рима», то есть Москвы. А в тесной связи с культурой и традициями Запада.
Это правда, что большинство украинцев принадлежат к православной церкви. Но это не украинская церковь, а Украинский Экзархат Русской Православной Церкви.
Киевская Русь, матерь нынешней Украины, была крещена тысячу лет назад, в 988 г., когда Церковь еще была единой (…) После того как в 1054 г. Константинополь отделился от Рима, Киевская Русь, Церковь руская много десятилетий и даже веков не принимала этого раскола, боролась против своей зависимости от Византии и Москвы, боролась за свою уникальность. И в самом деле, киевское христианство до монгольского завоевания имело совершенно особенное, богатейшее во всей Центрально-Восточной Европе религиозно-культурное устройство.
Его определяющими чертами были византийский обряд, национальный язык, связь как с Римом ,так и с Константинополем, и в то же время – независимость. Киевское христианство не приняло византийской теократии – соединения светской и духовной власти в одном лице, не признало императора главой Церкви, сумев осуществить разделение властей. Была отвергнута и византийская амбиция господства над другими народами. Киевское христианство создало собственную теологию, согласно которой Бог является творцом не только отдельных людей, но и целых народов, и эти народы равны между собой. Такой универсальной позиции не знал в ту пору ни Константинополь, ни латинский Запад. Ее формирование стало возможным в результате соединения Русью восточных и западных традиций. Киевское христианство создало высокую культуру – развивалась архитектура, искусства, литература; были свои школы, библиотеки и даже энциклопедия!
Нашествие монголов и братоубийственные войны князей уничтожили это уникальное устройство. Но они не смогли уничтожить чувства кровного родства русинов с Западом. Во времена самых разрушительных войн мы видим киевского митрополита Петра на Соборе в Лионе (1245г.).
Запад не сумел помочь Руси. Но Русь продолжала к нему тянуться. Через 10 лет (1253 г.) папский легат Описо коронует галицкого князя Даниила. Связь с Западом становится еще крепче, когда после Кревской Унии Русь попадает в орбиту Литвы. На Вселенском Соборе во Флоренции (1439 г.) митрополит киевский Исидор подписал Декрет об Объединении. К сожалению, он не смог огласить его в своей стране, поскольку, с одной стороны, этому воспротивилась и польская, и литовская иерархия, сторонники антипапы Феликса V, а с другой стороны – Москва. Царь Василий IIзаточил Исидора в темницу, и на том дело кончилось.
После падения Константинополя Москва претендует на роль этого, теперь уже несуществующего «второго Рима» (Москва – третий Рим). Иван III женится на внучке последнего византийского императора, и московские цари начинают считать себя главой не только своей московской, но и Греческой православно церкви. И вот тогда руская иерархия во главе с митрополитом Рогозой просит папу Клеменса VIII принять рускую церковь в лоно Католической церкви. Согласие папы торжественно огласил Синод в Бресте в октябре 1596 г. Акт этот вошел в историю под названием Брестской Унии.
Уния по сути дела вернула Руской церкви ее первоначальный облик, она стала такой, какой была в первые века христианства. Но в то же время с момента подписания Унии для Руской церкви начался крестный путь. Гнев царей – от Петра I до Николая I – породил тысячи мучеников. Униатов массово ссылали и казнили, так что фактически руская церковь сохранилась только на территории, оккупированной Австро-Венгрией. Последний удар был нанесен в 1946 году, когда на так называемом Львовском Синоде церковь униатов была официально ликвидирована и поставлена вне закона.
Следует вспомнить о многих обидах, которые Уния претерпела от нас, поляков. Поначалу Польша смотрела на Унию как на переходный этап латинизации украинской и белорусской церквей. Когда стало понятно, что церковь стоит, как оборонительная крепость украинского народа, ее перестали поддерживать и даже попытались уничтожить. Антиуниатские эксцессы практически прекратились только тогда, когда Польша окончательно утратила свои восточные окраины. Впрочем, и после войны в восточных регионах случались факты враждебного отношения к униатам.
Память о тех обидах оставила глубокий след. Как если бы этого было мало эмоции часто подогревались искусственно, с целью не допустить сближения двух ближайших соседей. Взаимное недоверием поляков и украинцев нередко становилось предметом манипуляций Москвы, Австрии, фашистской Германии.
Послевоенная ситуация стала для украинской Грекокаталической церкви временем суровых испытаний. В Украине она была официально ликвидирована и действовала, в основном в украинских диаспорах Америки и Западной Европы (…) Наши народы оказались изолированными друг от друга. Но вот какой парадокс: эта вынужденная изоляция кроме отрицательных дала и положительные плоды. Прежде всего позволила обеим сторонам несколько дистанцироваться от давних обид. Для новых поколений споры о границе – это уже история. Польский патриотизм и украинский сегодня не направлены друг против друга, скорее, наоборот, – они союзники (…)
Наша идея примирения есть исключительно религиозной идеей. Поэтому мы хотим начать с прекраснейшего богослужения, каким является старая украинская литургия. Мы будем молиться о польско-украинском примирении, вознося к Богу все богатство этой «небесной литургии», и славить Его деликатнейшими словами, которые она содержит, понимая при этом, что это – настоящая католическая (вселенская) литургия, которой мы лишились в результате раскола Церкви. Первая руская хроника о приходе христианства на Русь, так называемая Летопись Нестора, говорит, что св. Владимир, креститель Руси, перед тем как принять христианство, разослал послов в разные страны, чтобы они изучили все вероисповедания. И они убедили князя сделать выбор в пользу византийского обряда, поскольку во время литургии «почувствовали себя, как в небе».
Во время совместного богослужения эту небесную красоту восточной литургии отчасти познаем и мы. Отчасти – поскольку во всей полноте ее красота может открыться только в специальных условиях. Нужен темный храм, освещенный тоненькими восковыми свечками, которые верующие зажигают перед многочисленными древними святыми иконами; нужна идеальная акустика для трех многоголосых хоров; нужна особая архитектура, дающая возможность почувствовать запах фимиама, нужно понимать значение многих богослужебных символов, нужно, наконец, знать церковно-славянский язык, да еще и в украинской версии.
Но я уверен, что даже та часть, которую нам дано будет постичь, восхитит нас и заставит затосковать о воссоединении с восточными церквями. Мы почувствуем, до какой же степени нас ограбили, когда раскол Церкви и последующие политические распри отняли у нас сокровища нашего общего христианского богатства (,,,)
С тех пор было много совместных молитв, много встреч украинских и римских иерархов, и все они очень важны. Но это уже – другая история, история больших деревьев, которые вопреки и засухе, и морозам тянется вверх, с каждым годом становятся всё крепче. Моя же задача была куда скромнее – рассказать о маленькой оранжерее в Подкове Лесной, дающей миру саженцы добрых дел.
Светлана Филонова
