По шуткам Владимира Путина можно судить об эволюции политического режима
Владимир Владимирович любит шутить. Особенно на темы ниже пояса. То он посоветует французскому журналисту сделать радикальное обрезание, «чтобы больше уже ничего не выросло». То сравнит белые ленточки оппозиции с презервативами. А на прошлой неделе в ответ на критику России, которая отправила на Универсиаду в Казани не обычных студентов, а профессиональных спортсменов, Путин посоветовал завистникам самим заняться спортом или обратиться к доктору: «В конце концов попробовали бы виагру, может быть, это поможет, жизнь наладится, развернется какими-то красивыми, яркими сторонами, и они увидят будущее».
Последний экспромт президента в духе Бенни Хилла не на шутку возбудил российскую и мировую общественность. Про спорт все понятно, но при чем тут виагра? Компания Pfizer, конечно, богата, но не настолько, чтобы заниматься продакт-плейсментом на таком высоком уровне. Очевидно, что рискованные шутки президента не заготовлены и не контролируемы, случаются в моменты раздражения, в ответ на критику и сообщают нам что-то важное о его внутреннем мире. Виагра всплыла откуда-то из глубин президентского подсознания, и это тревожный симптом.
Путин давно и целенаправленно работает в телесном жанре.
Тут и культ дзюдо, и многочисленные «мужские» фотосессии с обнаженным торсом (на охоте, на рыбалке, верхом), так же как и откровения дипломатов из «Викиликс» об «альфа-самце», которые официальная пресса долго и с удовольствием смаковала. Усилиями пропаганды создан образ крепкого немногословного мужчины средних лет, непьющего и некурящего, приблатненного и грубоватого («замучаются пыль глотать», «от мертвого осла уши»), любителя Стаса Михайлова и группы «Любэ»: некая усредненная мечта измученной российской женщины, которая выдыхает: «Хочу такого, как Путин»
Недавний развод президента и слухи о романе с Алиной Кабаевой и ребенке не подрывают, но лишь укрепляют этот образ и делают Путина самым завидным женихом нации. В отличие от пуританской Америки и политкорректной Европы и вопреки мизулинским семейным утопиям в России господствует циничная патриархальная культура. В ней супруг, бросающий старую постылую жену и уходящий к крепкой молодке, не только не порицается, но и негласно одобряется: мужик!
Демонстрация тела правителя, его вирильности и мужской силы — давняя политическая традиция. В начале своего классического труда «Надзирать и наказывать», рассуждая о казни преступников, Мишель Фуко пишет о теле суверена не как о обычном теле человека, а как о политическом теле государства. Здесь можно вспомнить архаические ритуалы демонстрации любовной мощи суверена: например, тщательно протоколируемые свидетельства об альковных делах и фаворитках Бурбонов — одна из главных составляющих политической истории Франции. Как говорил Фуко, «в обществе вроде общества XVI века тело короля было не метафорой, а политической вещью: его телесное присутствие было необходимо для жизнедеятельности монархии».
Способность к деторождению вменялась королю как один из главных актов суверенитета и легитимности, постель короля была подлинным престолом власти, и неслучайно роды наследника проходили в Версале публично, в специальном зале с галереей для наблюдателей.
В путинской России, возрождающей властные практики Средневековья, мужская сила суверена — залог крепости и устойчивости властной вертикали.
Путин превратил свое тело в политический проект, сделав его символом мужской, пацанской, патриархальной власти.
Это признает даже оппозиционный дискурс, в котором одним из неформальных лозунгов стало сакраментальное «Хутин-Пуй». В фаллической идентификации правителя звучит даже не столько оскорбление, сколько бессильная злоба, признание доминантной позиции суверена. И потому не может не беспокоить возникшая в речи президента виагра.
Что это значит? Ослабла ли мужская мощь, воля к власти? Неслучайно эта оговорка появилась в те дни, когда власть допускает один промах за другим, то с «уткой» (точнее, глухарем) об отставке Владимира Якунина, то с путаницей вокруг приговора, ареста и освобождения Алексея Навального. Сам фактор Навального является первым за 10 лет (с момента ареста Михаила Ходорковского) вызовом альфа-самцу на той самой суверенной территории мужских игр, и власть пока не может найти на него управу. Навальный груб и телесен — на его аватаре в ЖЖ изображен полуголый борец сумо. А вслед за ним идет новая генерация секс-символов — Евгений Ройзман, Евгений Урлашов, которые без колебаний вступили в борьбу за власть. Путинская виагра — признак слабеющей эрекции вертикали, неумолимой политической осени режима. Здесь главное — вовремя остановиться, чтобы не стать похожим на своего отчаянно молодящегося и красящегося приятеля Сильвио Берлускони, который уже превратился в политического клоуна, осажденного судебными исками.
Но проблема Путина даже не в ослаблении вертикали и не в молодых претендентах на место альфа-самца; проблема в самой эволюции тела власти.
Как показывает все тот же Фуко, на смену слабеющему телу короля приходит общественное тело Республики, которое является несравненно более сильным и универсальным, то самое политическое тело нации, которое в России в последние 10 лет так старательно искоренялось и зачищалось. Мы видели первое явление этого тела на Чистых прудах, Болотной и Сахарова в 2011 году. В 2012-м оно, казалось, было рассеяно, но теперь явилось снова: 18 июля 2013 года на Манежной, молодое и мятежное. Тысячи людей вышли на несанкционированный митинг в центре города, между Госдумой и Кремлем.
И пусть это еще не Тахрир и даже не Таксим, где выходят сотни тысяч, где люди готовы бросаться на полицейские машины и водометы. Важно то, что появился принципиально новый вид политического тела, которому не нужны уведомления и согласования и которое готово сместить дряхлеющее тело режима. И тут уже не поможет никакая виагра.
Сергей Медведев