Когда я уже запомню, что нельзя “подразумевать” и “само собой разуметь”, а говорить очевидные банальности нужно четко дословно.
Поэтому начнем с простого: все оккупанты должны сдохнуть.
Поднявший меч на свой народ, должен либо сдохнуть, либо быть наказан в соответствии с УК государства этого самого народа.
Теперь усложняем: когда условный донецкий кардиохирург Сергей Эстрин вернется в свой Донецк в свой институт Гусака, я не хочу, чтобы его прирезали в темном переулке добрые ненаказанные соседи — за то, что он “лечил нацистов в Харькове”. А значит, тех, кто может его прирезать, мы должны — и вот тут сложно, потому что одних надо превентивно прирезать, других изолировать, а третьих — убедить в том, что резать не надо.
Для тех, кто слышит что-то своё: убеждать “ротом” бессмысленно, разговоры тут не помогут, поможет только создание среды, в которой резать не хочется. Чувствую себя как будто говорю взрослому человеку “посрал — помой руки”, ну а шо делать.
(И, забегая вперед, никогда я не имела в виду под “диалогом” разговоры и увещевания. Диалог — это “у нас качественная медицина, хлеб по 5.50, мы способны обеспечить вашу безопасность, нас есть горячая вода, свет и безвизовый режим с Европой, у вас — подвалы, расстрелы и невозможность покинуть пределы малой родины. Choose yourself”. И уж тем более никогда я не говорила о “диалоге” с убийцами и их прямыми пособниками. Я не знаю, почему я опять это должна объяснять, но я, похоже, должна.)
Теперь еще усложним. Кто-то недавно сказал, что мудрость библейского “ОКО ЗА ОКО” — не в том, что ты якобы требуешь мести: нет, ты Не Требуешь Большего, Чем Совершенное.
Если у тебя отняли око — ты можешь требовать взамен око, а не всю голову.
Как говорил наш учитель по основам права — если на тебя напал амбал из первого класса, вооруженный газеткой, ты не можешь уебать его в ответ топором. Но, добавлю я от себя, он должен получить внятный отпор и возможно подсрачник (но так, чтобы этот подсрачник не вызвал желания отомстить потом топором, да).
(Я, кстати, дико не люблю отэту педагогическую теорию про то шо если ребенок хуярит тебя предметом, ты должен его увещевать, что, мол, миленький, я понимаю твои чувства, ты фрустрирован, но мы все уладим, — да хрен там, сначала он должен быть крепко пойман за ту руку, которой хуярит, чтобы в голове отложилось: применяешь силу — получишь контрсилу в ответ, захватываешь государственное учреждение — можешь получить снаряом в голову.)
Переводя с языка метафор: человек, бегавший по городу с триколором и кричавший “путин приди”, Должен Быть Наказан, но он не может быть наказан Так Же, как человек, убивавший.
И когда мне говорят: “ты хочешь с ними мириться и целоваться!” — мне смешно и печально, потому что я — я хочу их наказывать.
Но я хочу наказывать соразмерно. Я не хочу, чтобы после возвращения мы закатывали в один асфальт с боевиками — сумасшедших теток, чья вина в том, что они дуры,
а как бы ни раздражали дуры, закатывать за дурость в асфальт немножко противоречит нормам цивилизации на нынешнем этапе и мне эта цивилизация, простите, нравится. (А кто говорит “а я б закатал!” — прошу записаться в список, потому что когда придет пора закатывать, придется это делать именно вам.)
__________________
Мы слишком часто подменяем понятия. У нас тотальная проблема с дефинициями. На слово “денацификация” мы спрашиваем — “от какой нации кого лечить будете?”, хотя при чем здесь нация, здесь — нацизм. Мы говорим (ну бля, не “мы”, которое “я”, конечно): “Жадан — инфантильный левак”. забывая, что инфантильность = детскость, а у ребенка есть черное и белое, и на территорию врага в детстве ходят только чтобы бить, а не “понимать”, и человек, разговаривающий с явно несимпатичными ему людьми, может быть каким угодно, только не инфатильным. Доебалась я до этих двух комментариев (про инфантилизм и денацификацию, хорошее кстати название для программного моего произведения: “Инфантилизм и денацификация”) исключительно потому, что так во всем: мы что-то брякаем, гордясь собой, а что там за этим бряком — да похуй, главное сказали красиво.
Еще из комментариев: “И, кстати, примиряться, в смысле, терпимо относиться к сепарским отношениям и идеям, распространённым в настоящий момент на оккупированных территориях Донбасса, я не буду и после освобождения Донабсса и Крыма”. Милая моя Лена, да в страшном мне сне не приснится “терпимо относиться к сепарским идеям” и уж тем более к их проявлениям. Предаешь свою страну — должен быть наказан. Предаешь своих людей — должен быть наказан. Создаешь для своей страны и ее людей угрозу — должен быть наказан жестоко.
Но опять и опять — нам пора перестать сраться в фейсбуках и _начать разрабатывать эту градацию наказания. Не могут быть одинаково нами расстреляны товарищ Плотницкий и условная мама Z, носившая одеяла. Не потому, что я тоже “инфатильный левак”, а потому что тогда нам надо сразу называться рашкой, Северной Кореей, ИГИЛом и больше никогда не претендовать на место в цивилизованном мире.
________________
Еще одна тревожная подмена понятий (уж не знаю, сама она пришла в головы или, как любят думать мои подруги-любители-заговоров, “привнесена извне”): “у нас нет конфликта с Донбассом, у нас есть конфликт с Россией”. Мы так долго доказывали миру, что у нас тут не гражданская война (а у нас тут НЕ гражданская война), что немножко сами забыли, что _конфликт_с_Донбассом_ у нас — есть. У нас есть несколько сотен тысяч людей, искренне ненавидящих нас, как уже и мы — их. У нас есть наши собственные граждане с украинскими паспортами, приносящими на блокпосты мед со взрывчаткой, стучащие на своих соседей, отправляя их “на подвалы”, вступающие в ряды бандформирований и совершенно не метафорично убивающие своих сограждан. Так что нравится нам это или нет, но конфликт с Донбассом у нас — есть.
“Вы знаете, я, кажется, наконец, поняла, что хочет сказать Жадан (Иванка про себя сама скажет, если что). Он говорит о том, что будет ПОСЛЕ того, как мы освободим Донбасс полностью” — пишет нам Л., после всех месяцев разговоров в самых разнообразных форматах о том, что любые “диалоги”, чем бы они ни были, возможны только после ухода последнего русского танка, а также с началом расследований и судов (а возможно и после их завершения, да, наверное так).
У меня есть теория, как устроена эта глухота, но я шото и так написала слишком дохуя букв, остановлюсь.