08/27/2006 | Микола Панько

Воин Храмовой Горы
Вороненое дуло автовинтовки SR-10 ткнулось в лицо Максима, вбрасывая в его душу нехороший, подлый страх. Глаза одного из спецназовцев через глазные прорези черной маски впились в его глаза, залезая рентгеновскими лучами в душу.
- Руки на стену! Ноги расставить! – приказал другой.
Максим повиновался, из своего богатого опыта, что спорить бесполезно, даже вредно. ОПОНы, ОДОНы, «Беркуты» и «Янычары» - они всегда правы, потому что Департамент Контроля и Охраны, карающий меч мировой полиции ЕАС, предоставил им много прав.
- Документы есть? – спросил хриплым басом один из спецназовцев.
- В заднем кармане брюк, с речки иду, - ответил Максим не оборачиваясь, чтобы не видеть направленное в его голову дуло взведенной автовинтовки.
- Так ты курсант 4-го курса Колледжа Военной Психологии, младший сержант Украинской Армии Евро-Атлантического Союза Максим Наганов?
- Так точно, - ответил Максим.
Напряжение чуть спало.
- В месяце марте мы с вами на «укреплении» патрулей были, - продолжил Максим и дал подтверждающие сведения.
Отношение сразу переменилось. Перед Максимом извинились в двух словах, вернули пакет, отпустили. Один из них, видимо старший в виде извинения протянул Максиму дорогую американскую сигарету.
- Извиняй, приятель. Ты на одного из разыскиваемых террористов похожий…
- Да ничего, хлопцы, - умело изобразил дружескую улыбку Максим и пожал протянутые руки.
- А по какому поводу сегодня проводятся «маски-шоу»?
- Да наши радикалы совсем охренели, сам знаешь. Раньше московские церковники только антиправительственные листовки распространяли, что ЕАС – это царство будущего Антихриста, делали в Киеве «майданы», звали на брошенные поселенья в лесные дебри. Сейчас, когда война со дня на день с Россией, дошли до терроризма. С ними куча других радикалов, которые нападают на наши участки, освобождают заключенных, захватывают арсеналы. Под утро на один наш полицейский участок напали: четверых наших убили, забрали весь арсенал, - доверчиво поделилась информацией «маска». В общем, Пятая Колона Москвы бросила Департаменту Контроля и Охраны вызов, - и с жаром добавил, - и мы его приняли. Обязательно кого-то поймаем – на електрокресле у всех языки развязываются…
- Удачи, - ответил Максим, изображая теплую улыбку, и, пожимая крепко руку бойцам спецотряда ОПОНа «Янычар».
- И тебе тоже, - ответили «янычары», продолжая свое патрулирование.
Сделав несколько шагов, Максим понял, что день окончательно испорчен и ощутил себя подпольщиком Второй Мировой, идущим по оккупированному врагом родном городе. Так же ощутил себя рабом Системы, надежно держащей его на коротком экономическом поводке, и, кующей из него своего верного сторожевого пса…
Грохочущая музыка «галакси» радио – FM, звукосветовые рекламные щиты навязчиво пропагандировали культ частного либерального счастья. Они заражали своими ритмами, оккупировали собой все – от умов высших политиков до сердец простых граждан. Был воскресный майский вечер и жители мегаполиса, прежде чем в понедельник начать жесткую конкурентную борьбу в своих фирмах и фирмочках за выживание против своих ближних, наполняли собой бары, кафе и казино, Центры Развлечений, чтобы забыться и расслабиться в мире животных удовольствий.
Максим с утра до вечера пробыл за городом на реке, уединился со своими мыслями наедине с природой. И теперь, чтобы наблюдать за жизнью родного мегаполиса, он пошел пешком, специально не поехал на маршрутке. На улицах было очень много молодежи. Девушки и молодые женщины были практически одинаковы – болезненно худосочные фигуры, короткие мальчишечьи стрижки. Узкие тощие плечи и маленькие груди облегали яркие синтетические майки. На ногах у них были многокарманные джинсы-клеш и туфли на больших подошвах – платформах.
Законодатели мод 20-х годов ХХІ века делали, словно специально, все так, чтобы женщина стала мужеподобной, минимально привлекала к себе интерес нормального, здорового мужчины.
Юноши были в таких же джинсах, цветастых облегающих рубахах. Они носили длинные волосы, пирсинговые кольца в носах и ушах. Увиваясь за своими мужеподобными подружками, они беспрерывно шептались о всяких глупостях по «мобильниках», пили ром-колу и, манерничая, разговаривали томными голосами.
Подсознательно протестуя, Максим очень коротко стригся, носил черные классические широкие штаны, такие же рубашки и черные тяжелые армейские бутсы. Его одежда, серьезно-сосредоточенное лицо делали его похожим на молодого радикала, потому-то он и привлекал внимание патрульных ДКО.
Здание мэрии было окружено бик-бордами так называемой социальной рекламы. На них были оптимистические цифровые статистики экономического роста государства и населения. Но они умалчивали о том, что простому человеку при евро-либеральных порядках становится жить все тяжелее… Свежеразмещенный, сияющий неоновыми огоньками, огромный бик-борд зазывал физически и душевно здоровую молодежь в Стабилизационные Силы. Убийственно красивая фотомодель зазывала молодых безработных мужчин и юношей создать самих себя, стать настоящими «мачо». Здоровенный культурист с жестоким лицом обещал хорошие деньги, льготы и незабываемые приключения в борьбе с мировым терроризмом. Конечно же, жестокий здоровяк и красавица фотомодель молчали о карающей, справедливой дубине партизанской войны, которая тяжело бьет по спинах военных СС, о статистиках смертности, физических и психических увечий военных-«миротворцев» в насильственно «демократизируемых» странах Азии и Африки, Латинской Америки и на Кубе.
От тяжелых философских размышлений Максима отвлек смех, прибалдевшей от легких наркотиков, компании «голубых», сидевшей недалеко на лавочке, и подошедший к нему хлипкий, гадкой восточной внешности педераст. У него были подкрашенные глаза и губы, серьга в правом ухе и длинные пейсы, ниспадающие до шеи. С нормальной кожанкой контрастировали белые балетные штаны и красные туфли.
- Почему такой прекрасный юноша одинок в такой прекрасный вечер? – спросил «гей» томным голосом, умильно блестя глазами. – Тебя бросила подружка? Пойдем со мной, я дам тебе больше, чем она…
- Пошел ты на фиг! – грубо оборвал Максим, идя своей дорогой.
Но «гей» изогнулся и ущипнул Максима за ягодницу. Максим развернулся и, вкладывая в удар всю свою накопившуюся за день, злобу дал «петуху» сокрушающего тумака. Тот, ойкнув, отлетел на несколько метров, зажимая разбитое лицо руками, и скорчился на грязном асфальте. «Голубые» перестали смеяться, и от них отделился здоровенный «гей»-металлист «в шипах и коже». То, что он «голубой» свидетельствовала лишь черная шапочка с вуалькой.
Ты зачем Дину ударил? Он же к тебе по хорошему! Сейчас ты у меня получишь, - заявил гей-металлист, наступая на Максима, и, раскручивая в воздухе тяжелую металлическую цепь со свинцовой гирькой. Максим в ответ вскинул руку с газовым баллончиком и выпустил в лицо нападавшего струю нервно-слезоточивого газа. Воинственный «гей» выронил свое оружие, обхватил лицо руками и заревел, словно раненый в зад медведь.
- Пора переходить на коз! – крикнул на прощанье «голубым» Максим, растворяясь в городских лабиринтах, спасаясь от мегаполиса –его молодежи и шума полицейского спецназа ДКО и агрессивных педерастов.
-Идиот!!! Псих!!! Ксенофоб!!! – истерически крикнул в ответ «гей» Дина и запустил вслед Максиму гнилой апельсин.
Невольно вспомнилось мудрое замечание прозорливого духовника последних десятилетий ХХ века, светильника православной Америки иеромонаха Серафима (Роуза), которое звучало примерно так: «Сейчас такое время, что мыслящий, по-настоящему верующий человек, поневоле задает себе вопрос: безумен я или окружающий меня мир?».

Дома, на счастье Максима, матери и отчима – майора ДКО, не было. Шесть лет назад погиб отец Максима от несчастного случая в Италии. Ровно через три месяца после похорон красавица-маман привела в их пятикомнатную, наследственную квартиру Нагановых, отчима – майора ДКО, с которым тайно встречалась, как понял Максим, еще при жизни отца. Они, друг друга с отчимом, сразу же возненавидели и, наверно, для того, чтобы ненавистный пасынок – законный наследник квартиры, не мелькал на глазах. Уехал служить далеко от дома, отчим устроил Максима в колледж Военной Психологии.
После проведенного отчимом тотального евро-ремонта квартира потеряла свое прежнее очарование и лишь комната Максима осталась маленькой крепостью, которая сберегала семейные реликвии и память про благородство рода. Переодевшись, Максим просмотрел электронную почту, писала Алина, двадцатичетырехлетняя студентка-стоматолог, с которой он познакомился в рейсовом автобусе, едя домой на несколько дней пасхальных каникул, но через три дня поссорился. Оно было коротким и алогичным, впрочем, как и многие поступки ее по отношению к Максиму: «Если извинишься, то я тебя прощу!» Письмо Алины разозлило Максима не хуже чем нападение патруля спецназа, и он, подумав, решил ответить: «Знаешь, Алина, почему в прошлом мужчинам и женщинам было гораздо легче устроить свою личную жизнь? Потому, что существовала сотня негласных правил табу. Если мама, сестра, бабушка тебе этого не рассказали, я приведу некоторые из них:
1. Чтобы при свидании было комфортно и радостно не только тебе, но и твоей второй половине… Мужчину надо уважать, а не уязвлять специально его самолюбие.
2. Свидания происходят для общения, максимального наслаждения друг другом, и не более! Никаких «левых» компаний, плохих игрищ, «друзей»! на той вечеринке ты специально спровоцировала драку между мной и экс-бойфрэндом. Очень хорошо, что четыре курса подряд я старательно учил рукопашный бой, имел газбаллон и четверо друзей побитого слащавого Жорика вовремя поняли – меня легко не обломать… Во всём должна быть, Алина, своя логика, и извинятся, меняться должна ты. Ты намекала, что хочешь со мной серьёзных отношений – я не против. Но сначала я должен убедиться за год-два встреч, что ты будешь мне верным, надёжным спутником по жизни, а не евродевочкой с пустой головой типа «наёмница». Измени моё мнение о себе…»
Ответ пришёл незамедлительно: «Я тебя ненавижу!»
- А я тебя жалею, - отписал Максим, - ибо на твоём лбу для меня написана твоя доля: короткие, скандальные браки, ссоры, разводы, аборты, слёзы одиночества, неудовлетворение по ночам. Перестань быть пулей со смещённым центром тяжести, которая заходит в голову, проходит через сердце и вылазит через карман. Пойми, телевизор преступно лжёт и опустошает тебя. Ты – жертва этноцида!
-Я тебя презираю. Исчезни…- ответила Алина.
Вздохнув, Максим отключился и пошёл к себе в комнату, чтобы заснуть. Так, почти всегда, заканчивались его попытки завязать отношения с женским полом. Только несколько дорогостоящих массажисток прагматично брали деньги и ни о чём не спрашивали. Вещи для отъезда в колледж были собраны, а сильный весенний дождь навеял сон, монотонно барабаня по стеклу окна.

Максим проснулся рано, как и хотел в 5.00. Торопливо позавтракал, привёл себя в порядок, одел кумуфляжную новенькую форму сержанта ЕАС и собрался двинуться в дорогу в хорошем настроении, как зазвонил «мобильник» и услышал голос своего старого побратима по колледжу Якова Тросницкого. Он был зол, мрачен и ожесточён:
- Ситуация «4», - сообщил Яков сдавленным голосом. Хуже в сотни раз, чем ты себе представляешь! Сегодня вечером чтобы был, разговор не телефонный!
- Понял уже еду… - ответил Максим, отключаясь.
После звонка он ощутил себя снова на оккупированной земле. Выняв из маленького сейфа фамильную реликвию – именной пистолет «ТТ», которым был награждён дед отца в 1945-м под Берлином и стал протирать его от толстого слоя масла, в котором он пролежал почти всю свою жизнь, и был по-прежнему очень надёжным, грозным и метким оружием. Набивая патронами его обоймы, Максим ощутил, как нахлынули воспоминания…
Была весна, чудесная погода. На верху Храмовой Горы стоял величественный собор XIV века, играя золотом куполов в лучах весеннего солнца. Как огни маяка указывают кораблям спасительную гавань, так и золоченные купола собора, видимые на многие километры, заставляли по серьёзному задумываться многих о своей душе и о вечности, славном прошлом своего народа. Когда ещё пару лет тому назад сдесьслужил отец Родион, - яркий проповедник и учённый-богослов, молодёжь, интеллигенция, простой люд наполняли храм до отказа. Но после того, как отец Родион яро выступил против кодификации, запрета Христианской Этики в школах, замены предмета «История» кастрированным Обществоведением, начал рьяно называть Евро-Атлантический Союз апокалиптическим Зверем, его мстительновыжили местные национал-либералы и перевели собор в «каноническое» подчинение Римского Высшего Совета Церквей. Люди перестали ходить к священнику, поставленному национал-либералами. Светлой памятю о славном прошлом, знаменитых духовниках и ратиборцах Западной Руси остался краеведческий музей, серия древних могил и намоленная веками благодать, которая, казалось, была в каждой травинке городка. Особо сильно излучал благодать собор и большой парк, посаженный ещё в Средневеквье, окружавший собор и целиком покрывавший Храмовую Гору. Когда на душе ставало тяжело, Максим приходил на Храмовую Гору, мечтал и тайно молился, неизменно уходя с зарядом веры, надежды, любви и жизненного мужества. Именно здесь ректор назначил «тайную вечерю» своим старостам и их помощникам. Курсанты, в основной массе своей дети провинциальной интеллигенции, были одного духа с майором Нефёдовим и, конечно, поддержали его выбор. От четвёртого курса пришёл староста младший лейтенант Яков Тросницкий. Единственный офицер среди курсантов – он успел повоевать два года в Африке под флагами Стабилизационных Сил. О многом увиденном и пережитом говорили ранняя седина и усталые, горько-мудрые глаза преждевременно постаревшего человека. Вторым был его «зам» - младший сержант Максим Наганов. От третьего курса были сержант Саенко и его «зам» - младший сержант Радзивил. От второго – староста сержант Петрук и его «зам» младший сержант Богун. От первого – староста младший сержант Когут и его «зам» ефрейтор Тетеря. Хлопцы, давно знавшие своего наставника, его маленькие человеческие слабости, взяли несколько литров креплёного пива и креветок. Так же поняли, беседа будет важная, но соблюдая выработанный этикет, предоставили первое слово своему наставнику, когда он появился. Он был зол, расстроен, но, как опытный психолог, не показывал этого.
- Давайте поднимем наши стаканы за отца Родиона, экс-настоятеля храма сего… Смелый, великий, мудрый, он был великим воителем Христа, дал бой Злу, и сейчас геройски прячется с верными в лесных дебрях. Он достоин был служить в соборе этого города, достоин тех просветителей-богословов, великих ратников, которые похоронены около храма. И отец Родион нам всем пример… Когда я стал преподавателем, а затем ректором, я понял свою миссию – воспитывать лекарей душ. Да я заставлял вас учиться метко стрелять, водить джип, БТР, хорошо драться, но всегда помнил – вы будущие штабные офицеры, армейские психологи, люди духовной, интеллектуальной работы и поэтому создавал в колледже умеренный, интеллигентный климат, преследовал и карал солдафонство. Многим «наверху2 не нравилось это. Наверное, господа-курсанты, вы бы разошлись летом с прекрасными воспоминаниями о колледже и мне, вспоминали, кому обязаны за первые свои офицерские погоны… Всё было бы так, если не Третья мировая против России, которая начнётся очень скоро. Помните, как Киев заставил нас против Устава выполнять полицейские функции совместно с ОПОНом, и мы написали жалобу ? На нас положил свой мстительный глаз ДКО…- майор замолчал, что-то в глубине переживая, после чего продолжил. – В результате жуткого скандала генералы ЕАС достигли компромисса – украинцы против России не воюют, но на 70 % переходят под юрисдикцию Стабилизационных Сил по всему миру. Наш колледж тоже переходит в юрисдикцию ДКО… Так, как наш колледж малоблагонадёжный. Нас ждёт вернее немало из нас, ждёт люстрация, с правом восстановления в случае двухгодичной службы рядовыми СС… Колледж хотят закрыть.
Курсанты замолчали, с угрюмой болью переваривая услышанное, переживая крушение воздушных замков, которые строили и ощутили себя ограбленными, обесчещенными.
- Давайте, ребята, для ДКО «броненосец Потёмкин» устроим, а, господин-майор ? – с злой отчаянной лихостью спросил Максим. Люди проверенные, оружия и патронов на месяц войны… Оглянувшись, Максим увидел, что он выражает тайные мысли всех в том числе и наставника.
-Это, конечно, классно, - сказал с восхищением и тайной горечью одновременно наставник. Но у меня, преподавателей жёны и дети… Из нас плохие Че Гевары. Я поеду в Киев с некоторыми преподавателями. Есть шанс договорится… Если что, вам позвонят на «мобилы» и сообщат: «Ситуация - 4»…
… Максим с неспешной задумчивостью вставил в «ТТ» снаряжённую обойму, уложил пистолет в кобуру и спрятал его на дно сумки, под учебники. Остановив свой взгляд на торшере, полном старых советских и дореволюционных книг, брошюрках с поучениями ярких богословов, которые собирал отец, мемуарами великих ратников, которые его взрастили, Максим понял, с необыкновенной ясностью ощутил, что на днях по воле Провиденья ему предстоит сдать экзамен этим книгам на звание русича и православного христианина. Истово перекрестившись на икону Спасителя, Максим закинул за плечи кумуфляжный рюкзак и пошагал к «маршрутке» твёрдым шагом солдата.

Усевшись в комфортабельное кресло двухэтажного автобуса «Рено-ситизен-комфорт» типа «автокорабль», поехал навстречу доле. Покидая мегаполис, который был его родным городом, ощутил дивную, щемящую душу ностальгию. Покойный дед рассказывал, чот город когда-то был совсем другим –без рекламы, с множеством старых, польских ещё, кинотеатров, маленьких уютных кофеен, где собиралась и тихо ворковала влюблённая молодёжь и творческая интеллигенция. Подавляющее большинство горожан терпеливо, дружелюбно относилось к другим горожанам просто из-за того, что они – люди. Советское общество, конечно же, было атеистическим, но, как машина, в которой на полной скорости заканчивается бензин, продолжает ехать, так и православно-христианский менталитет довольно крепко держался в людях, несмотря на события 1917- го года, помогал строить жизнь и бороться. Ностальгия, выпитая бутылка крепкого пива, взятая в дорогу, навеяли сон, и Максим задремал.
Проснулся от близкого, хорошо знакомого по полигону рёва БМП ЕАС. Глянув в окно, увидел, что автобус стоит и пропускает военную автоколонну. «На броне» сидели «упакованные» в кумуфляж и снаряжение десантники с автовинтовками на коленях. Взрослые в автобусе подавленно молчали, созерцая их. Лишь только стайка тинейджеров продолжала громко и нецензурно спорить, играя в карты. Одна из «малолеток» откровенно-оценивающе осмотрела Максима с головы до пят, решила, чтопарень постарше в форме ей нравится и, поймав вопросительный взгляд Максима, послала зовущее-интригующий воздушный поцелуй. Если бы ему было 18-ть лет, он охотно клюнул бы на наживку, завёл шутливо-похотливый разговор, познакомился, присоединился к игре в карты, назначил свидание. А потом, рассчитывая свои финансовые запасы и нервы на хождение с ней по её подружкам, кафе, магазинам, терпеливо, с ослиным смирением ожидал, когда мисс «евро-девочка» согласится с ним уединиться…
Но ему было 22 года, он имел солидный, глубинный жизненный опыт и поэтому хладнокровно перевёл взгляд на окно, наслаждаясь пейзажами.
На одной из остановок сел священник. Не из тех, сытых и гуманитарно-вальяжных, а видимо из тех, что призывали к неповиновению царству будущего Антихриста и сопротивлению. Через «карманные» СМИ либеральная элита ставила на них тавро опасных радикалов, психов и террористов-ксенофобов, преследовала их. Максиму захотелось подсесть к нему, пообщаться, открыть помыслы и попросить совета, но это было невозможно – вокруг него уже сидели люди. Да и, наверно, священник не захотел бы говорить с Максимом по душам – на нём была кумуфляжная форма сержанта ЕАС.
Через полчаса на трассе появилась новая колона войск ЕАС, прущая на восток. Заглянув в глаза молчаливых пассажиров, Максим ощутил, что всем страшно…
В полдень французский двухярусный «автокорабль» сделал остановку на конечной для Максима станции. Закинув за плечи рюкзак, он неспешно двинулся на выход. Впереди вышел на выход исвященник. Сойдя, он опасливо оглянулся и быстро зашагал к билетным кассам. Но его, видимо, уже ждали, Возле пастыря резко затормозил чёрный «Опель». Трое «квадратных», одинаковых, в чёрных очках агента ДКО взяли его под руки и усадили к себе в автомобиль. Вспомнив его бледное, утончённое и решительное лицо, Максим понял – священник готовил себя приблизительно к такому исходу своего путешествия. «У тебя в рюкзаке пистолет «ТТ» - верный, надёжный. Выхвати его из ранца, открой огонь – может вырвешь его из рук палачей,» - приказала совесть. Их трое – ты один. У них пистолеты есть тоже. Стёкла затемнены – начав стрелять, ты можешь попасть в пастыря. Иди себе своей дорогой, у тебя свой крест, который тебя ждёт», - приказал практический здравый смысл. И Максим с ненавистью к себе послушался именно его.
Когда чёрный «Опель» отъехал, Максим остановился парализованный приступом тяжёлой внутренней боли, и стал терпеливо ждать, когда она пройдёт. С каждым годом взрослой жизни он всё чаще заставлял себя слушаться именно практических советов разума, а не совести. И, конечно же, приступы тяжёлой внутренней боли случались всё чаще. Невольно вспомнилось пророчество старцев, что в последнее время души и сердца христиан будут восклицать так, как Иисус Христос на кресте: «Элои! Элои! Лама савахфани ?», что значит: «Боже мой! Боже мой! Для чего Ты меня оставил ?» А также вспомнилось поучительное замечание прозорливого духовника современности архиепископа Джорданвилльського Аверкия (Таушева): «В наше время Истину вполне официально и торжественно объявляют ложью, а ложь – истиной. И каждый, хочет он этого или не хочет, должен верить всему этому, вопреки всем доказательствам и без оснований. Если же нет, то горе! Тому, кто следует указаниям совести и учению Господа придётся дорого заплатить за это. И так происходит везде – иногда даже в религиозной и церковной среде… Братья! Не станем ни в малейшей степени поддаваться духу мира сего; мы ведь так хорошо знаем из Слова Божьего, что мир этот находится во власти жестокого князя тьмы – нашего яростного противника, злодея, лжеца и человекоубийцы от начала (Ин.8;44) – Диавола. Не будем же бояться осмеяния, всеваемых раздоров, притеснений и преследований со стороны его верных слуг».
Острый приступ душевной боли прошёл, когда лица Максима коснулся порыв тёплого, напоенного ароматами полей и лесов, ветра благословенной местной земли, когда его глаза узрели весело заигравшие золотом купола собора на Храмовой Горе. Они символизировали победу Добра над Злом, даря духовную радость и вдохновляя к подвигам. Закинув за плечи рюкзак, Максим пошёл дальше бодрой походкой солдата.
Было несколько вольных часов и Максим, ощущая, что, возможно, никогда больше вот так просто не погуляет пот городу, шёл неспеша, наслаждаясь, наслаждаясь им. В его магазинах торговали словоохотливые, добродушные тётки. Такие же добродушные, не стервоватые местные девчата были барменшами маленьких пивных погребков и кофеен. Апостасия, молитвами местных святых, коснулась его минимально, в нём всё всегда было тихо, красиво и спокойно, царила аура староукраинского православного Средневековья. По обычаю Максим посетил кафе «Грот» - прекрасно сохранившееся ещё с застойных, брежневских времён, сохранившее светлую ауру светлых интеллигентских вер и надежд того времени. Увидев его, барменша Карина стала, не спрашивая, наливать бокал самого крепкого пива. Она любила читать, была поразительно красивая и духовно добрая. Она очень нравилась Максиму, и он – ей. Но она была замужем и Максим, считавший себя тайным христианином Русской Катакомбной Православной Церкви, дисциплинированно не замечал откровенных знаков внимания Карины. Её муж постоянно разъезжал по заработкам, пил и скандалил. Максим мог пойти навстречу, завязать более близкие отношения и получить легко «желаемое». Но страх оказаться «по другую сторону окопов» с Всевышним, встать в ряд подобных своему отчиму, нагло влезшему в чужую семью, был сильнее. «Ухаживание за замужней женщиной личит курсанту – будущему жандарму ДКО, но ни в коем случае не благородному армейскому офицеру-психологу, призвание которого не калечить чужие души и семьи, а лечить. Прелюбодеяние – это такое же отвратительное явление, как наркомания или гомосексуализм», - любил поучать своих курсантов ректор майор Нефёдов. Поняв Максима, Каринаполюбила его сестринской любовью.
- Привет…- улыбнулась она Максиму. Как пасхальная побывка ?
- Нормально…- ответил Максим и, взяв пиво, сел за столик возле барной стойки. А у вас как ?
- Да все и вся войны ждёт ! Китай за Россию подписывается. Подписали уже меморандум, что Третья мировая война пройдёт с обоих сторон без применения ядерного оружия. Цены растут, перепуганные и злые люди муку, соль и сахар скупают. Будет война. Наших мобилизируют.
- Конечно… Но функция наших войск будет сугубо жандармской – по всем горячим точкам мира на 70 % под флагами СС ДКО будут украинцы ! Мировой позор… А с Россией будет воевать многомиллионная армия Миропорядка, в основном из зомби-солдат.
- А кто они, эти зомби-солдаты ? – спросила Карина с нескрываемым интересом.
- Бывшие криминальные заключённые ЕАС, добровольно-принудительно пропущенные через специально разработанную для них психогипнотическую программу… Я их видел и общался как-то с ними во время учений год назад. С первого взгляда – обычные люди. Но если хоть минут 15-ть с ними пообщаешься, то сразу замечаешь, что они внутренне кастрированы, кибернетизированы и по сути – они боевые биороботы, а не люди…
- А ты пойдёшь тоже, как и все, под флагами Стабилизационных Сил Департамента Контроля и Охраны ? – как бы между прочем, поинтересовалась Карина, протирая стаканы.
- Постараюсь не попасть, - внезапно решительно и зло ответил Максим, глазами договаривая несказанное. Постараемся…
- Знаешь, - тепло блеснув глазами, заметила Карина. Но моя бабья интуиция говорит мне, что ты очень скоро можешь плохо кончить… Сон нехороший про тебя видела!
- Я знаю, - ответил Максим просто, и откровенно продолжил. Как-то я услышал песню Высоцкого про «деревянные костюмы», тоесть гробы. Фильм «Интервенция» назывался. Он пел о том, что приходит Зло , и взамен на «папироску». Жизненные блага требует стать на путь предательства, оплевать своё «я». И для которого человека дорого его достоинство он должен соглашаться на облачение в «деревянный костюм», на борьбу – пусть даже не равную… Наверное Максим бы взял ещё бокал пива, бутерброды, ещё пофилософствовал с Кариной, если бы в кафе не завалила шумная большая стая евро-студентов Международного Университета Кибертехнологий праздновать чей-то день рождения. Карина вспомнила, что она барменша и побежала обслуживать клиентов. Из FM – приёмника вырвался громкий шквал «попсы» и начал атаку на умы и сердца посетителей. Допив пиво. Максим пошёл прочь, не попрощавшись.
Проходя через Храмовую Гору, он сел по привычке на лавочку, созерцая вокруг себя почти неземную красоту, стал набираться сил духовных и душевных, преображаться и нравственно воскресать. Ложку дёгтя в бочку мёда подложило трио – два здоровенных англоязычных негра – кибернетика и миниатюрная, совсем юная белокурая девушка лет 16-ти. Они похотливо хихикая, уводили её в глубь парковых дебрей, а она хихикала в ответ, целуясь с каждым по очереди. Иностранные студенты вели себя часто вызывающе по отношению к автохтонам, высокомерно и даже цинично относились к культурным, духовным ценностям местного населения, его обычаям. Но стоило только их немножко побить местной молодёжи, как они поднимали крик про расизм и ксенофобию, а местная полиция и чиновники вступались за чужаков.
Достав записную книжку, в которую записывал интересные цитаты великих, свои мысли и наблюдения. Сделал такую запись: «С каждым месяцем взросления я вижу всё больше зла, страданий, преступлений. И всё больше, всё чаще ощущаю себя узником гетто, перед которым выбор – или смиренно дать себя растоптать, уничтожить, или дать Злу бой – неравный, но славный и героический. Выбираю второе, помоги, Господи!» Истово перекрестившись на золоченые купола собора, Максим пошагал дальше. Но не по дороге, а напрямик – через Ратное поле. Выходя из парка, Максим увидел на лавочке «голубого». Он слушал FM – приёмник и задумчиво подкрашивал лаком ногти. На нём были джинсы-клёш дамского покроя, голубая майка – педерастка, а остриженную по боках и на затылке больную голову венчал большой чуб, мастерски завитый в красноречивый петушиный гребень. Максима аж передёрнуло от брезгливого отвращения. Но «гей» истолковал взгляд Максима по-своему и томно сказал ему:
- Эй, не спеши, красавчик, познакомишься – не пожалеешь!
Максим не ответил. Хладнокровно, словно по груше в спортколледже, где он учил рукопашный бой, ударил «петуха» ударом «маваши», впечатывая бутс в лицо извращенца. Вскинув ноги, тот полетел с лавочки на землю, зажимая разбитое лицо руками.
- Это тебе урок! – посоветовал содомиту Максим. Не цепляйся к незнакомцам. Найди себе подобного или переходи на коз!

Была прекрасная погода. На Ратном поле гулял вольный, радостный ветер. Цвели высокие, по пояс, травы и цветы, мычали выпасаемые местными людьми коровы. Местный историк и археолог, майор Нефёдов, рассказывал, что это поле ставало не раз ареной жестоких битв. Бились здесь с татарами ратники Руси, бились, не давая себя ополячить и окатоличить, благоверные князья, казаки, народное ополчение. Секуляризированное потомство забыло заветы предков, но цветы, трава, камни помнили всё. Максим сел в траву, взял камешек с земли, задумчиво повертел его, и духовным взором сквозь столетья ясно увидел пешую фалангу православных мещан и селян, принимающих длинными пиками удар крылатых польских гусаров, увидел как она завязает в геройски стоящих рядах пешего ополчения, как размахивая саблями бьют в фланг запорожцы. Услышал топот татарских коней, свист стрел, звон клинков и возбуждённые крики сражающихся. Древняя легенда рассказывала, что однажды сюда пришла разбойничья монголо-татарская орда, а благоверный местный князь со своей дружиной и ополчением стал защищаться на деревянных стенах своего города. Во время боя его брат – великий монах и священник молился в келлии, прося у Господа помощи. Помощь пришла в виде тьмы пчёл и ос, которая обрушилась на татар. Кто из них не умер от укусов, тот возвратился к своим, исполненный мистического ужаса и рассказал о том, как Бог защитил своих «урусутов», и больше татарва не наведывалась… Три пчелы сели на погон Максима, залазали по нему. Максим усмехнулся им дружески и, взмахом убрав их со своего плеча, стал вдохновенно молиться, открывая сокровенное сердца своего. После чего ощутил приплыв небывалой силы благодати, превращающей маловерующего в исповедника, простого человека – в мужественного богатыря и героя.
Внезапно, прерывая идиллию природы, в небе появились боевые вертолёты. Пара за парой здоровенные KR-8, вмещавшие в себе до роты десанта, понеслись на восток, на войну с Россией. Максим, проводя их тяжёлым взглядом, насчитал сорок единиц. После чего расстегнул рюкзак, достал кобуру с пистолетом «ТТ», повесил на пояс и пошагал на войну свою.

Перейдя по мосту через широкую реку, он двинулся к своему военному колледжу. Некогда польский феодал облюбовал высокий холм, омываемый с трёх сторон рекой, и построил на его месте гордый замок. В 1941-м немецкие бомбы превратили его в руины. Через 90 лет одна из конфессий Всемирного Совета Церквей расчистила эти руины, построила модерный храм и учебный комплекс из шлакобетона и стали. Семинария просуществовала всего лишь пару лет - её уничтожили громкие развратные скандалы. Чтобы оплатить судовые иски жертв, конфессия продала учебный комплекс армии. Генеральный Штаб разместил в учебном комплексе колледж военных психологов, а модерный храм переделал в спортзал. Когда Максим приблизился к колледж, то увидел спираль Броуна поверх бетонных стен, здоровенный дзот у ворот, из амбразур которого угрожающе смотрели на прилегающую местность дула ручных пулемётов. «Дзот», соединённый с колледжем подземным ходом, соорудили после того, как участились нападения разношёрстых радикалов с целью добычи оружия. Проходя КПП, поздоровался и пообщался с дежурным курсантом 2-го курса Петром Шкуратовым – лучшим стрелком курса и поэтом колледжа. Он был возбуждён и, когда Максим поднёс огонёк зажигалки к его сигарете, то понял – предстоит долгая и интересная беседа.
- Чего там ? – спросил Максим. Как съездилось ректору в Киев ?
- Никак…- зло и ошарашенно ответил Пётр. Ректора больше нет! Он начал цивилизованно указывать на пункты Устава, называл шизофренией переход нашего колледжа под юрисдикцию ДКО. Через три минуты на него набросились, как шакалы, обвиняя в русском шовинизме, измене и так далее. Офицеры ДКО пытались его арестовать, но он начал отстреливаться – одного убил, двоих тяжело ранил и был застрелен. Наших преподавателей избили, сорвали с них погоны, арестовали… Пётр говорил негромко, последовательно, словно специально подчёркивая ужас сложившейся ситуации. Нас завтра люстрировать приедут. Под люстрацию подпадают все, кто давно на заметке, как симпатик России и антиглобалист. Это половина наших. Вторая половина будет разбросана на доучивание в другие колледжи, наш колледж будет превращён в госпиталь ДКО. Люстрированные могут доучиться лишь после двухгодичной антипартизанской службы в Стабилизационных Силах… Завтра приезжает Люстрационная Комиссия…
- Максим присел, не выдержав приступа тяжёлой внутренней боли. Каждое слово Петра Шкуратова раскалённой иголкой входило в душу Максиму, порождая тоску и чёрную ненависть загнанного зверя. Чтобы куда-то деть руки, Максим достал пачку сигарет, вставил в губы и прикурив, жадно затянулся, смотря задумчиво в небо.
- Что с тобой, чего молчишь ? – прервался Пётр.
- Да так, ничего…- подумав, ответил Максим. Понимаешь, зло как всегда находит то, что для меня наиболее ценное, дорогое и бьёт по нему… Я предчувствовал такой ход событий, но всё равно – больно и грустно…
- Ты знаешь, у меня так же, - поделился Пётр своими наблюдениями с побратимом. Надо дать Злу бой… Завтра будет великий день, но пассаран!
- Но пассаран! – ответил Максим и сразу спросил: Есть в колледже кто из преподавателей, кто старший ?
-Упырь и всё! – ответил Пётр, - наш нелюбимый топограф!
- Ну и хорошо,- ответил Максим, - не стыдно арестовывать будет! Кто в «дзоте»?
- Свои, если к нам поедут какие-то каратели, то их наши пулемётчики встретят по полной программе…
Максим кивнул и разговор продолжился бы далее, если бы из окна своей комнаты не виглянул Яков Тросницкий и не позвал срочно к себе. Максим, тёпло пожав руку побратиму, пошёл на совещание к своему будущему полевому командиру.

Прошедший огонь и воду антипартизанских операций в Африке, Яков Тросницкий как ветеран Стабилизационных Сил имел звание младшего лейтенанта. Как офицер он имел маленькую личную комнатку. От монастырской келлии его комнатка отличалась лишь мощным компьютером и фотографиями из спецназовского прошлого. О повышенной боеготовности Якова говорил лежащий рядом с компьютером пистолет «ТТ» в расстёгнутой кобуре китайско-российского производства, отличной многозарядной модели. Он был вырван из руки лично застреленного Яковом полевого командира. В 18-ть лет он, ища романтики, и, желая повидать мир, вступил в Стабилизационные Силы ДКО. Война его очень изменила, сделала тайным православным христианином и ярым антиглобалистом. Сдав льготный экзамен, он поступил вместе с Максимом в военный колледж. Когда Максим вошёл, Яков дружески указал ему на стул, предлагая присесть.
- Я всё знаю, - сразу, без обиняков, сказал Максим другу. Знаю, что произошло в Киеве, что майора Нефёдова больше нет…
- Это хорошо, что всё знаешь, - ответил Яков. Тогда к делу!
Закурив сигарету, будущий командир бунта описал план действий, требования.
-Я согласен, - кратко, по-военному ответил Максим. Но невольно рождается вопрос: «Почему бездействует ДКО? Неужели молчат «стукачи»? Может нам готовится какая-то тайная горькая пилюля?»
Яков улыбнулся в ответ мудро и саркастично, с видом человека хорошо знавшего многие тайные расклады спецслужб.
- Ну, во-первых, с часа на час война с Россией, дают прикурить наши разношёрстые экстремисты. Во-вторых, аналогичные волненья проходят по другим военным колледжам Украины и тупым прагматикам ЕАС даже в снах не снится, что современным курсантам может быть достоинство дороже жизни и они способны взяться за оружие… Как съездилось домой?
Максим рассказал. Услышав об обнаглевших «голубых», Яков громко рассмеялся и, встав со стула стал нервно ходить взад-вперёд по комнате, размышляя в слух:
- Молодец, что набил им морды. Как тело, потерявшее связь с водой и мылом укрывается грязью, так и человеческое общество, теряющее связь с Богом, создаёт вокруг и внутри себя плохую ауру, переполняется извращенцами! Этот процесс хорошо описан в Послании к Римлянам святого апостола Павла. Глава первая рассказывает, как древние израильтяне откинули господа и стали служить бесовским идолам, то Бог наказал их содомским помрачением ума и другим духовным непотребствам. Наш социум в том же помрачении. Эта семинария тоже была поражена и уничтожена содомией… Как ты думаешь, почему? – обратился загадочно Яков к Максиму.
- Не знаю… - честно сказал Максим. В современной семинарии юрисдикции Рима, слава Богу, не учился и не собираюсь, но происхождение содомских скандалов в стенах современных христианских конфессий хорошо описал некто иеромонах – грек Православной Церкви Лавр, бывший настоятель храма нашей Западной Украины. Перед духовно-мысленным взором любого мало-мальски знающего Святое Писание пастыря нынешней «свободной» Европы при заступании на богослужебный пост открывается картина – перешагивание «по-понятиям» через базовые евангельские ценности в общине, безпредел в общецерковной жизни, обществе. Господь приказывает бороться со Злом рьяной проповедью и делами. Но это значит нести крест несправедливых обид, гонении, подвергать им и свою семью. Как не мало находилось в древности тех, кто из-за страха за свою жизнь и имущество сознательно отреклись от Христа, ставали гонителями лютее язычников, так и ныне немало находится духовенства, особенно высшего, которое сознательно изгоняет из сердца Христа за ради частного земного счастья, комфорта и покоя, стаёт первым гонителем и ненавистником носителей Святого Духа современности. Господь карает иуд духовно-психическим расстройством «содомия, чтобы они каялись, ощущали конфликт с Богом, презренье к себе. Но они каются редко, а стараются духовно сломить, инфицировать других своей заразой…
- Да, – подумав, ответил Яков. Слава Богу, что есть свободный православный Интернет!..
Разговор друзей прервал звонок мобильного телефона Якова. Звонила мать. Поняв, что мешает, Максим пошёл спать перед завтрашними испытаниями. Выпитое пиво, пройденные километры дали о себе знать. Положив под подушку Пистолет «ТТ», он лёг на кровать и заснул, не раздеваясь.

Ровно в 5.00, сжимая боевые и пневматические пистолеты, главные курсанты колледжа покрались к комнате дежурного офицера. На душах был страх, отвага и ненависть одновременно, а ещё – вдохновенье. Романтики, философы и поэты в них умерли на время и ожили солдаты. Взяв отмычку, сержант Радзивилл открыл дверь «дежурки» и Упырь понял всё, увидев направленные себе в лицо два «ТТ», два «глока» и «пневматы», покорно оделся и дал себя прикрутить скотчем к креслу, заклеить рот. Забрав пистолет и ключи, они пошли в штабную комнату ректора. Благословляясь, Яков вжал кнопку боевой тревоги. Задрожали стены от топота ног – курсанты спешно упаковывались в полевой кумуфляж, бежали в «оружейку», а затем – на плац, превращаясь в готовую к бою часть.
Стоящие на плацу с радостным удивлением увидели, что вместо Упыря к ним шагают курсантские старосты и их «замы», на рукавах которых завязаны красноречивые красные банты.
Побратимы! – первым начал речь младший лейтенант Яков Тросницкий. Майор Нефёдов возглавлял один из самых лучших колледжей военных психологов Украины! Именно психологов нашего колледжа старались иметь штабы воинских частей! Но на нас наложило лапу ДКО, мы – курсанты и преподаватели стали цивилизованно сопротивляться! В результате – майор Нефёдов убит, геройски погиб в перестрелке, защищая нас! Теперь защитить его честь, свою и колледжа – наша очередь! Мы, подняв бунт против произвола спецслужб, выдвигаем требования:
1) публичного извинения и отставки высших генералов ДКО Украины;
2) отказа от нас ДКО, наша психологическая работа только в штабах невоюющих частей армии Украины;
3) компенсация морального ущерба родителям майора Нефёдова;
4) отзыв приказа о закрытии нашего колледжа и люстрацию курсантов.
Мы требуем, а не просим! Мы боремся, а не ищем компромиссов! Мы идём, если не до победы, то до конца! Во многих из нас доля русской крови, мы – русичи, и не хотим быть братоубийцами! А если наша судьба – война, то не против своих, а за своих!
Радостным рёвом курсанты одобрили план действий. За Яковом выступил Максим. Просто, ясно воодушевлённо Максим рассказал про масонов, глобализацию, про тот материальный и духовный урон, нанесенный Руси с 1991 года. Рассказал, что нужно бороться, сопротивляться, как поучают про оборону Веры и Отечества святые.
- Преподобный Феодосий Печерский учил жить мирно со своими врагами, однако только со своими врагами, а не с врагами Божьими. Великий философ православного зарубежья Иванов писал, что борьба за веру отцов, дедов, прадедов является смыслом и высшей целью земного существования православного христианина. «Непозволительно убивать: но убивать врагов на поле брани и законно, и похвалы достойно. Тако великих почестей сподобляются доблестные в брани, и воздвигаются им столпы, возвещающие превосходные их деяния», - писал святой Афанасий Великий, архиепископ Александрийский к монаху Аммуну. «Православные христиане! Вставайте все против власти красного Антихриста. Не слушайте ничьих призывов примириться с ним, от кого бы призывы сии не исходили. Нет мира между Христом и сатаной… Властью, данной мне от Бога, благословляю всякое оружие, против красной сатанинской власти поднимаемое, и отпускаю грехи всем, кто в рядах повстанческих дружин или одиноким мстителем сложит голову за Русское и Христово дело», - писал в архипастырском послании Блаженнейший Митрополит Антоний ко всем православным русским в подъяремной России и Зарубежье. Нынешние оккупанты – «демонократы» гораздо страшней своих предшественников, потому что они подлей, хитрей и лукавей, изощрённей в Зле, они умеют приносить Зло в золотистой обвёртке законности, легитимности и гуманизма. Для расчистки жизненного пространства они не расстреливают, а просто через СМИ смешивают понятия про Добро и Зло, и нации материально, духовно вырождаются, превращаются в послушный евро-скот, согласный на всё ради частного комфорта и спокойствия! Внешне толерантно, лояльно относясь к Христианству «демонократы», тем не менее создают такие социально-психологические условия, что желающий жить в гармонии со Христом должен уходить в лесные дебри или обезуметь! Именно за то вся Россия восстала, скинула иго Нового Мирового Порядка, разобралась с массонами-олигархами, стала возрождаться как сильная могучая православная социалистическая держава, против неё начинается Третья Мировая Война! Ваши, мои деды и прадеды воевали под флагами России! И всем сердцем - я на её стороне! Вот, - Максим расстегнул кобуру и вскинул руку с пистолетом «ТТ». – Мой прадед получил его в награду под Берлином! Наверно, именно из него скоро буду слать пули в оккупантов, если ДКО не покается. Кто хочет с нами, давай с нами – «трус или пацифист – три шага вперёд!!!»
Никто не вышел, а наоборот – все радостно заревели, став громко скандировать с ожесточением, радостью и пьянящей надеждой: «Ре-во-лю-ция!!! Ре-во-лю-ция!!!» Смотря в сияющие глаза восставших курсантов, Максим ощутил великий восторг и понял – перед ним крепость из плоти, которую не сокрушить, которая будет геройски сражаться, пока всё и вся не рассыпется прахом.
«Дух Храмовой Горы вошёл в них, зажёг их сердца, разбудил генетическую память их великих предков. Верю в боевых побратимов, верю в Господа, Русь и Храмовую Гору», - сделал потом запись Максим, вспоминая этот момент восстания.
После Максима взял слово Яков Тросницкий и началась подготовка: курсанты стали послушно сдавать пейджеры и мобильные телефоны, надевать на рукава красные повязки, выполнять поставлные задания. Максим же прошёл в «оружейку», взял свою автовинтовку SR-10, подсумок с магазинами, каску и пошёл в штаб. Там уже сидели командиры восстания, курили сигареты, пили кофе и беседовали друг с другом, коллективно дорабатывая текст Воззвания, и Максим присоединился к ним .На завтрак съел гречневой каши с тушёнкой и в ожидании продолжения начатой революции, задумчиво закурив сигару, пошёл беседовать с курсантами, готовить их психологически к радикальным действиям.

Микроавтобус «Мерседес» с Люстрационной Комиссией ровно в 10.00 въехал в ворота колледжа. Когда микроавтобус подъехал к входу, ворота колледжа закрылись, и люстраторы оказались в мышеловке. Организованная и возглавленная Яковом группа захвата бросилась к микроавтобусу, ворвалась в него и вытянула из него люстраторов. Обескураженных, перепуганных военных чиновников ДКО заставили уложить руки на машину, обыскали, забрали деньги, документы, оружие. В их затылки были упёрты стволы автовинтовок и они, словно полупарализованные, не сопротивлялись.
- Это… незаконно! Вы пожалеете! – первым начал возмущаться подполковник Орест Стецив, старший Комиссии. Это свинство!
- Этому нас научили парни из спецназа ДКО раннее, вопреки Уставу. Именно потому, чтобы не стать жандармами или рабами ДКО, мы поднимаем бунт… - отчеканил в ответ Яков подполковнику. Вас посадим под арест, будем, не смотря на всё призренье и ненависть к вам, обращаться гуманно – давать есть, пить, сигареты…
- Я беременна! – заявила требовательно стукнув ногой на Якова капитан ДКО Сара Либерман, и глядя с видом римской аристократки на презренного плебея, сказала Якову: Требую врача!
Яков в ответ весело, с издевкой засмеялся.
- Кричать и приказывать Вы можете, мадам, на своего дурака-мужа, свёкра – губернатора Артурчика Либермана, но не на меня. Здесь я Вам приказываю, Вы – исполняете! – достойно ответил Яков. Если Вы женщина, будущая мать, то почему вы не дома сейчас на кухне?! – спросил Максим, выплёскивая накопившуюся ярость. На Вас чёрная форма ДКО, у Вас оружие, Вы приехали делать «чистку» ! Вы, поэтому для нас не женщина, а крушитель наших судеб, обезоруженный враг! И если что не так, Вы будете расстреляны! – заявил Максим, демонстрируя пистолет «ТТ». – Поняли?!
- Ладно, отложим сантименты, - подвёл итог Яков. – Под арест их!
Взяв люстраторов за руки, курсанты повели их в тёмную полуподвальную комнату с зарешёченным окном и надёжной железной дверью. Сара Либерман, уходя под арест послала Максиму огненный взгляд, полный сокрушительной глубинной ненависти.
- Зря ты, Максим…- сказал потом шепотом по-дружески Яков. Если договоримся, она же по-любому тебе отомстит…
Максим, выдержав паузу, многозначительно глянул в глаза другу и тихо ответил:
- Ты сам знаешь, Яков, что мы не договоримся и будет война! Они преследуют наших патриотов, карают духовенство и интеллигенцию! Так пускай ощутят себя хоть на пару часов или суток униженными, арестованными, ощутят страх смерти! Поверь, это им будет на пользу! Знаешь, дай им ведро – пусть гадят в него друг при друге и нюхают вонь!
- Это будет классно, - подумав, ответил Яков и, отдав приказ боевым группам, стал расставлять боевые посты. Многие пошли рыть траншеи перед колледжем, а семеро - на крышу с пулемётами и снайперскими винтовками, брать под контроль подступы к колледжу со стороны реки.
- Шоу маст, гоу он! – торжественно провозгласил сержант Радзивилл. – В штаб!
На столе появился коньяк, раздался смех и шутки. Словно запорожцы, пишущие письмо турецкому султану на всем известной картине, курсантская старшина окружила компьютерных гениев колледжа, сержанта Когута и ефрейтора Тетерю, которые через Интернет стали размещать на известных международных форумах Воззвание Восставших Курсантов, присоединив к ним документальный видеофильм с кадрами зверских расправ десантников Стабилизационных Сил над пленными партизанами в Африке, который достал где-то Яков и, который был сокрушающим ударом по авторитету ДКО, его имиджу всемирного «демократического» полицейского. Максим ощутил внезапно на душе праздник, ощущенье большого полёта. Он вставил в магнитолу кассету с музыкой Грига, и триумфальная, лучезарная музыка полилась из громкоговорителя, вылетая в свежий ветер Ратного поля. Открыв окно, с 4-го этажа Максим улыбнулся прекрасному пейзажу Ратного поля, играющим золотом на солнце куполам городского собора, и, когда зазвонили первые журналисты в штаб, Максим понял – им удалось зажечь гигантский международный скандал…
- Началось! – сияя глазами, воскликнул сержант Радзивил, подавая Максиму трубку радиотелефона. – Из Швейцарии звонят!
Максим сплюнул, взял радиотелефон, перекрестился и стал давать пояснения швейцарской известной правозащитнице-журналистке. Он рассказал о беспределе спецслужб ЕАС на Украине, о их жестокости и своеволии. Рассказал, вместе с другими сержантами, о свободе. О человеческой и офицерской чести.
Праздник длился около получаса – после чего исчезла мобильная, проволочная и Интернет – связь. Появились первые полицейские джипы. Увидев их, Максим взял свою сапёрную лопатку, закинул за спину автовинтовку и пошёл помагать товарищам дорывать траншеи.
За триста метров от ворот колледжа вниз по склону начиналось поле генетически изменённой пшеницы одного крупного немецкого олигарха. Через него проходила просёлочная дорога и на ней появились полицейские джипы ДКО. Несколько предупредительных пулемётных очередей заставили полицейских остановится на приличном расстоянии. Они просто блокировали дорогу, подходы, не мешая курсантам копать траншеи. Когда траншея уже докапывалась, стали подъезжать БТР-ы и автобусы со спецназом. Разворачивая боками к колледжу свои машины, полицейские и спецназ с любопытством наблюдали за курсантами, преграждали дорогу любопытным. Земля была мягкая , и Максим дорыл с товарищами траншею довольно быстро. Когда к БТР-ам и автобусам подъехала, зловеще лязгая гусеницами, рота тяжёлых танков от полицейских и спецназовцев ДКО двинулся с большим белым флагом в руках немолодой, с грустным и усталым лицом полицейский. Когда он увидел отрытые траншеи, курсантов в касках и с автовинтовками, то стал ещё более грустней и усталей. Было видно по его лицу, что он считает дни до окончания службы в полиции, он всё давно понял, ему наплевать и он поскорее хочет на заслуженную пенсию.
- Ребята, - сразу миролюбиво сказал он. Я для того, чтобы переговорить о переговорах…

Максим одел свою новую сержантскую форму, повесил на бок для солидности планшет и пистолет «ТТ». Получив инструкцию от Якова, пошёл на переговоры. В 200-х метрах был поставлен возле воткнутого белого флага пластиковый белый стол, стулья. По один бок стола сидело трое, а по другой бок стола стоял стул для Максима. Исто перекрестившись на восток, он пошагал на переговоры, ощущая на себе полные тайной ненависти пронзительные взгляды, предчувствуя большую словесную дуэль. За столом сидел сам губернатор Артур Исаакович Либерман. В ранней молодости он начал свою карьеру как рекетир. Накопив первичный капитал, он бросил бандитизм и занялся большим бизнесом при покровительстве «больших людей». «Большие люди» всегда подсказывали ему в какую партию идти, что покупать и продавать, помогли стать богатейшем бизнесменом Украины. Как авторитетного хозяйственника и промышленника европейской величины Либеральная Партия поставила Артура Исааковича губернатором. Чтобы казаться своим в западно-украинском регионе, он носил рубашку-вышиванку под черным бельгийским пиджаком, козацкую серьгу в левом ухе. Его типичная еврейская внешность очень контрастировала с вышиванкой и серьгой, делала имидж губернатора очень комичным. Но вопреки всему он носил серьгу, усы и вышиванку. Кто с него смеялся, того сразу же зачислял в антисемиты и мстил. Вторая была типичная «стервобэ» с натянутым, как пятка лицом и форме с погонами подполковника. Интригами и любовными связями она сделала себе карьеру и теперь властно прожигала злыми глазами, подходившего на переговоры, сержанта. Третий был священник греческого обряда, но подчинявшийся Риму. У него было круглое, хитрое лицо колхозного бухгалтера и маленькая бородка клинышком. Когда Максим стал подходить, священник напустил на себя слащаво-благочестивый вид великого миротворца и примирителя.
- Младший сержант – парламентёр полевой командир восставших Максим Наганов, - серьёзно и важно, как полагается полевому командиру, представился Максим и сразу, не давая себя перебить, достал из планшета Требования и стал их зачитывать чеканным, прагматичным тоном. Когда зачитал последнее требование: «Публично извинится в присутствии СМИ перед арестованными преподавателями колледжа, выплатить компенсацию за моральный ущерб», губернатор вспыхнул, словно высокооктановый бензин, выплёскивая на Максима свою ненависть и злобу:
- Что?!! Требования?1 Вы предали Украину, в военное время, захватили заложников, облили грязью нашу армию и спецслужбы. И вы ещё выдвигаете Требования?! Да вас в 20-ть минут перебьют, махни я пальцем! Наше предложение – сначала освободите заложников, а потом поговорим…- властно и прагматично ответил губернатор.
- Что ж…- властно и прагматично ответил Максим в тон губернатору. – Я вам отвечу. На счёт предательства Украины-Руси. Они у нас разные. Моя Украина-Русь – это страна старинных монастырей и крепостей, тысячелетней православной культуры и христианских ценностей. Ваша Украина – это сектор ЕАС «Украина», полезные ископаемые, народ-биомасса для ваших нужд – недорого берущий за тяжёлый труд на производствах ЕАС, фермах. За дёшево воюющий с партизанами стран, не подчиняющихся Новому Мировому Порядку. Блокируя в СМИ передачи по отечественной истории, вы тем не менее тратите большие деньги на проекты, изобличающие зверства коммунизма. Искусстно манипулируя фактами, вы заставляете мудрых людей ненавидеть Россию, вселяете ненависть к коллективизму, социализму, чтобы уничтожить историческую ментальность русичей, этнически уничтожить! Как-то мне попалась старая газета «Аргументы и Факты» за 2005 год. Аполитические учёные подсчитали, что «прихватизация», реформы, либеральная демократизация нанесла народам СССР ущерба в 2,5 раза больше, чем Великая Отечественная война! Вы в 2,5 раза хуже сталинских палачей и фашистов!!! Если вы критикуете Россию, СССР, то сначала публично покайтесь перед вымирающими народами Руси, если у вас хоть есть капля совести! И отношение к вам, либеральным демонократам, должно быть адекватным! В СССР на Украине периода «хрущёвской оттепели» появилось немало людей, творческой интеллигенции, справедливо недовольных всеобязательным атеизмом, жёсткой цензурой творчества. Этих романтичных национал-патриотов, мечтавших о социально справедливой, духовно и экономически богатой Украине, вы цинично использовали, как «штрафбат» для разрушения СССР, Руси и, цинично использовав, изгнали из политики, вытеснили из общественной жизни! Кого вы не «нейтрализировали» из них – те плечом к плечу ныне с теми, с кем они раньше враждовали! Как враждовавшие между собой нередко княжества Руси забывали старые обиды и единой силой шли против кочевников, так и различные силы объединяются против либерального фашизма! Среди нас, восставших, потомки древних украинских фамилий, и нет не «схиднякив», не «захиднякив». Мы – едины, ибо видим, что «Протоколы Сионских Мудрецов» реализуются, и видно – они не фальшивка!
- Вы антисемит?!! – вскипел Артур Исаакович.
- Нет… Все народы от Адама и Евы! В школе у меня были учителя евреи – очень хорошие люди. Осуждать человека за его расу, национальность – это не по-православному! Но есть мировой сионизм – и мы его враги!
- Я знаю, Вы христианин… И как священник хочу призвать Вас к покаянию и смирению. Вы понимаете, что обрекаете на смерть молодые жизни? Простите ли Вы себе смерть сотен людей? Не понимаете ли Вы, что вами владеет не Святой Дух, а дьявольский экстремизм?! – прервал Максима священник Всемирного Совета Церквей.
- Ну, во-первых, отче, экстремизм в переводе на наш язык это вроде как «высокий порыв». Благодаря тому, что христиане первых веков были людьми Высокого Порыва, Европа, античный мир стали христианскими! Именно потому, что духовники и христиане последних наших времён перестали быть экстремистами, Церковь теряет былые позиции… В списке святых вашей конфессии, именуемой православной, есть святой Иоанн Кронштадский. Величая его святым, вы подтверждаете, что сказанное и написанное им есть от Духа Святого. Прокомментируйте, пожалуйста, следующую запись: «Весьма возможно, что союзные между собою по единоплемённости страны (если судить по нынешнему периоду всемирной истории) Британия и Соединённые Штаты или Британия и Германия, благодаря обширному развитию своего торгового мореплавания, пожелают иметь великий торговый центр… И вот весьма вероятно, что этому-то торговому центру с открытыми дверями для всемирной торговли и придётся сыграть последнюю заключительную роль в политической истории, ибо он сделается столицей всемирного еврейского нечестия. Здесь-то вероятно, родится сын погибели, представитель власти и тирании князя мира сего, т.е. большого красного дракона. В настоящем периоде всемирной истории (т.е. в начале ХХ-го века – прим. автора) виднеются как бы приготовления к этим грядущим событиям, т.е. к восстановлению всемирного железного царства, подобного древней Римской державе при Юлиане Отступнике. О таком всемирном владичестве уже сегодня мечтает и старается Британия, начинают мечтать и стараться Германия, и даже Соединение Штаты. Кому из этих трёх, в конце концов, придется играть первенствующую и погибельную роль — покажет время». Эта пророческая цитата из книги «Начало и конец нашего земного мира. Опыт раскрытия пророчества Апокалипсиса.41 СПб 1900; 42 СПб., 1901)» Святой и праведный Иоанн Кронштадский 22 июля 1905-го года в своём «Дневнике» благословил Книгу своим восхищением! Как, отче, современный христианин наших времён, желающий быть в мире с Богом может являться не экстремистом?! — Максим перевёл дух, и стал выпускать на слушающих всё то, что в нём накопилось за несколько лет взрослой мыслительной жизни. — Почему Вы, отче, и вам подобные, молитесь открыто экуменически с иудаистами, которые считают Иисуса Христа никем и нечем, ждут мессию – Антихриста?! Не показиваете ли вы моленьями с иудаистами то, что для Вас Иисус Христос никто?! Творец православной литургии святитель Иоанн Златоуст, службу которого служите вы ежевоскресно и по праздникам черним по белому заповедал, что кто помолится с иудаистом — вон из храма, а если священник— вон из алтаря! Кто отступник — вам подобные или мне подобные христиане?! И вот, — торжественно стал заканчивать Максим — Я протягиваю вам руку христианской любви! Идёмте за мной, я вам дам автовинтовку и возможность мужеством страданьем войны искупить грехи перед Богом! Священник протоирей и секретарь епархии покраснел и затрясся от ярости. Никто и никогда с ним так не разговаривал, как нынешний собеседник, и сбылась ветхозаветная мудрость: «Обличи мудрого — он тебя возлюбит. Обличи глупого — он тебя возненавидит».
— Вы ксенофоб, вы не любите Украину! — затрясся Артур Иссакович, изображая искустно гнев патриотического украинского националиста.
— Я вам уже говорил, что ваша Украина — не моя, и я её не люблю. Я враждебно, с отвращением отношусь к президенту — бывшему зэку, имевшим проблемы с законом, министрами, губернаторами…
— Зря вы так, — ответил поучительно губернатор. — Когда судимости погашены — грех старое поминать. А во-вторых — грех поминать ошибки молодости, у каждого они были!
— А у меня нет! — с жаром ответил Максим — и у большинства украинцев — тоже! Когда мы поступали в колледж, то приходилось доставать кучу справок, что не приступали Уголовный Кодекс! Экс-бандиту быть офицером нельзя, а губернатором, министром, премьером можна?! Россия поддержала бунт своих военных, разобралась с вами подобными, стала расцветать, строя социальный национализм и по этому, боясь бунта покорённых народов, вы и хотите придушить её пока не поздно! Всем сердцем я, как русич, с Россией, с национальной её революцией!
— Вы страшный человек! Хватит демагогии, время военное! — прервала диспут властно офицер ДКО, повернув к Максиму своё, натянутое, как пятка, лицо и посылая ему в лицо испепеляющий взгляд — К делу! У нас пять танков. Сейчас они выпустят свои снаряды, и в 20-ть минут ваше ребяческое воинство будет уничтожено! Вы должны искать с нами компромисс!!!
— Знаете, — ответил Максим — Трагедия патриотов бывшего СССР в том, что они со Злом заключают компромиссы, и оказываются проигравшим. Мы не ищем компромиссов, мы постараемся дорого продать свои жизни! Знаете, когда первый снаряд, бомба или мина упадут на головы восставших, обезоруженные нами враги — офицеры ДКО, будут расстреляны! — последнее слово Максим произнёс подчёркнуто жёстко и выразительно, испепеляющее смотря в глаза Артура Исааковича Либермана, чья невестка была под арестом восставших. Максим, внимательно заглянув в глаза Либермана, понял — больной мозоль всесильного губернатора был верно нащупан и правильно нажат. Либерман и ему подобные могли предать друга, обокрасть казну, продать чужим детям наркотики, но фанатично обожествляли, берегли детей, внуков, родственников своих личных.
— А если вас атакует и начнёт побеждать десантная мотопехота без всякой техники? — бросил пробный шар Артур Исаакович, пытаясь договорится.
— Что ж… Честная война — это честная война, — намекающее заметил Максим — Присягаюсь, в таком случае военным чиновникам ДКО ничего не грозит, слово командира! Закончив переговоры с Либерманом уже глазами, Максим встал, и с достойным, победоносным видом пошагал к своим. Боковым зрением Максим увидел, что между офицершей ДКО и губернатором происходит перепалка, а нервно отошедший в сторону Либерман, стал с кем-то секретничать по мобильному телефону.
Идя вверх по склону, Максим испытал чувство восхищения Яковом, организованной им обороной, мужеством побратимом, занявших траншеи полного профиля. Заглядывая в глаза побратимов-повстанцев, ещё раз убедился, что Храмовая Гора, он, повстанцы внутренне на одной волне, крепость, которая будет стоять до последнего.
— Ну что там, чего решили? — набросились сразу с вопросами курсанты и Яков.
— Будет война… — ответил задумчиво Максим, подумал — Но, кажется, как мы хотим — без танков и боевых вертолётов. Словно подтверждая сказанное Максимом, танки заревели моторами и торжественно поехали прочь, оставляя полицию и ОПОН в одиночестве. Курсанты радостно засвистели им вслед, считая уход танков своей первой победой. Подумав, Максим пошептался с Яковом и тот передал приказ по рации караулу: «Во-первых, сообщить захваченным, что их жизням ничего не угрожает. Во-вторых — выводить по одному в туалет. Дать консервов, воды и сигарет, сколько желают. В третьих снять с зарешёченого окна стекло, пусть дышут чистим воздухом».
— Если ДКО по-свински обращаются с пленными, то мы не будем им уподобляться. Пару часов взаперти, со страхом смерти — этого вполне достаточно для того, что бы чиновники спецслужб взглянули на жизнь по новому. Сменим гнев на милость», — подвёл итог Яков тайной беседе. Напрячься, изготовиться к бою заставила колонна БТРов, автобусов и грузовиков, приехавших во вражеский лагерь. Стало хорошо видно, что из техники выгружается штурмовая зомба-пехота армии миропорядка, снятая с марша на Россию. «Господи, дай мужества и сил выдержать хотя бы одну вражескую атаку…» — мысленно помолился Максим, вжимая в плечо приклад автовинтовки, и разглядывая через прицел сектор своего обстрела — Помоги, Господи, воинству Твоему…» Над будущим полем боя закружили два транспортных вертолёта, раскидывая дымовые шашки. Через пол часа бело-серый дым густым туманом укрыл поле