12/06/2001 | Спостерігач

http://www.obkom.net
Как перезимовать на 30 "штук"

Это было в Одессе, или что такое выездные заседания комиссии "по журналисткой этике" (впечатления провинциала).

Яков Пузан, Одесса [13:05/06.12]


А ведь как хорошо все начиналось!.. Собралась себе в столице тусовка киевских журналистов, пригласили для развода парочку своих знакомых - кого изо Львова, кого еще откуда - опять же дату правильную подгадали: годовщина смерти Гии Гонгадзе, поговорили красивые слова, полюбовались друг другом, да и назвались Комиссией по журналистской этике. Дескать, уж нам ли не знать, каково это - быть нравственными и профессиональными! Уж кому, как не нам, и браться-то за это тяжкое, но благородное дело: отделять агнцев от козлищ, Настоящих Журналистов от презренных пиарщиков! Ну и, как водится, начать решили с себя, в смысле, кто придумал, тот и квач: нас осенило, что, мол без такой комиссии нам теперь ни выборы осветить, ни вообще делом любимым заняться (срубить очередной грант от иностранцев ушастых и новую "тачку" справить), значится, нам и взваливать на себя тяжкое бремя белого человека и отправляться миссионерами в провинцию - к погрязшим в коррупции, забитым издателями, запуганным редакторами и вконец позабывшим о том, что никто, например, "не может быть дискриминирован из-за пола, языка, расы, религии, национального, регионального или социального происхождения или политических предпочтений" братьям меньшим.
Не знаю, не знаю, как все это на самом деле выглядело в Киеве - из статьи, появившейся на "обкоме" 17 сентября, вроде как следует, что там, по крайней мере, имело место некое подобие обсуждение пресловутого Кодекса журналистской этики, который с помпой был явлен сотрудникам региональных СМИ, но вот впечатлениями от того, "как это делалось" в Одессе на днях, могу поделиться как очевидец.
Итак. Место действия: Одесса, Аркадия, гулкий и холодный зал санатория "Молдова". На сцене - почетный президиум из Владимира Мостового, Мыколы Вересня, Сергея Рахманина, Александра Кривенко и две молодые женщины, широкой публике не известные, а потому ею не идентифицированные и потерявшиеся на фоне мужского звездного десанта. В зале - журналисты из Одесской, Винницкой, Кировоградской, Николаевской, Херсонской, Хмельницкой, Черкасской областей, зябко кутающиеся в пальто и куртки, нервно позевывающие (ибо большинству, дабы к 11 утра поспеть в назначенное место, пришлось проделать 3-5 часовой путь) и гадающие, что же, собственно, здесь должно происходить: как выяснилось, кого-то пригласили на круглый стол, кого-то на конференцию "Етичнi засади роботи журналiста в перiод виборчої кампанiї", кто-то и вовсе явился на... пресс-конференцию Мыколы Вересня. Состав гостей вполне соответствовал пестроте представлений о цели собрания: тут тебе и редактора солидных изданий, и собственные корреспонденты центральных газет, и сотрудники районок, и колоритные издатели истово-шовинистического "Православного телеграфа", и поденщики, работающие исключительно под заказ, и суетливые адъютанты многочисленных партийных превосходительств, и даже невесть откуда взявшиеся подростки, почтительной стайкой рассевшиеся на первых трех рядах. Все - официально зарегистрированные, а посему имеющие официальный статус приглашенных.
На сцене - мрачно и жадно поглощающий минералку Рахманин, по-отечески снисходительный Мостовой, вальяжно-хамоватый Вересень, сдержанно-ироничный Кривенко и две молодые дамы, явно чувствующие себя чужими на этом празднике жизни. Согласья в товарищах явно не наблюдается, ибо с большей или меньшей степенью натужного вдохновения они тянут кто в лес, кто по дрова, вещая с трибуны то о необходимости "выйти на давно ожидаемый обществом рубеж", то о желании остаться "iнтелектуальною, вишуканою гейшею" (ой, эту хохму уже в Киеве шутили), а не менять профессию под гнетом обстоятельств; то о стремлении развить "самосоздавшуюся структуру", куда входят "рукопожимаемые журналисты, которых принимает губернатор, которых уважают и боятся". Надо всеми этими вялыми декларациями почти зримо витает дух Десяти Заповедей, белыми нитками приметываемых к каждому второму постулату. Так, на вопрос из зала, а зачем, собственно, включать в декларацию положения, буквально цитирующие закон о печати, следует усталый ответ, явно потускневший от неумеренного употребления в предыдущих аудиториях - таких же провинциально-бестолковых: "А мы и не стремимся к новизне - это просто 10 заповедей, приспособленные к нашей ситуации". Хочется сразу возразить цитатой из Ромы Воронежского (создателя культового российского сайта): "Нет-нет, структура молекулы водорода утверждена, и менять мы ее не будем!"
Свое отношение к миру вообще и к многократно упомянутым всуе заповедям высказывает Вересень: "А что вы хотите, мир вообще не совершенен. Из 10 Заповедей по крайней мере одна - точно не выполняется. Женщины, не улыбайтесь, к вам это тоже относится".
Значительно ощутимее и конкретнее в выступлениях киевлян встает образ Пресс-карты -- Некоего Абсолюта, призванного утвердить каждого подписавшего декларацию в правах Настоящего Журналиста (с последующей ежегодной перерегистрацией) и обеспечить обладателю заветного сертификата вожделенный доступ к любой информации, аккредитацию на каких угодно мероприятиях и прочие блага, которые простым смертным не положены, а журналисту необходимы как воздух. Выдавать волшебные карточки (за хорошее поведение) и забирать их (за проступки) будет, разумеется, все та же Комиссия по этике. Одесский коллега пробует возражать, дескать, зачем это нужно? - изобретать велосипед, уже много лет существует Союз журналистов, призванный заниматься теми же проблемами, в том числе, и разрешением профессиональных споров, однако все мы хорошо знаем ему цену. В то же время, присутствие в самосозданной комиссии председателя СЖУ Игоря Лубченко как бы автоматически подтверждает, что Союз со своими обязанностями не справляется и вынужден делегировать свои полномочия некой дополнительной структуре. Но тогда что сей уважаемый мэтр делает в этой компании, и вообще - если власть плевать хотела и на Конституцию, и на Уголовный Кодекс, то какая сила заставит вдруг уважать некую пресс-карту, изобретенную невесть откуда взявшейся самозванной комиссией?
Растолковывать непонятливым подлинную суть сей новации берется Сергей Рахманин. Не вынимая жвачки изо рта, он заверяет: мол, мы пролоббируем эту поправку, Верховная Рада примет ее как закон, а дальше все просто, ведь речь не идет ни о какой идеологии. А дальше как по наезженному: "Наш кодекс простой как 10 Заповедей. Нарушил заповеди - забрали пресс-карту. А без нее на Западе, например, ни в одну редакцию уже не устроишься".
…Неумолимо приближается время фуршета. Замерзший народ, все сильнее ощущающий сосущий голод (традиционные на подобных "сейшенах" кофе-брейки экономными организаторами не предусмотрены) проявляет явные признаки нетерпения. Владимир Мостовой, решив, что магия популярных имен и счастливая возможность примкнуть к могущественной организации, пообещавшей в скором будущем начать раздачу волшебных пресс-карт, сделала свое дело, проникновенно призывает с трибуны: сейчас мы идем на перерыв, быстренько подписываем обращение - это дело сугубо личное, каждый расписывается только за себя, потом считаем подписавшихся - и на фуршет, товарищи! Неожиданное выступление журналиста из Николаева, публично усомнившегося, а не превращается ли уважаемая комиссия в новую инквизицию, которая одна только и будет решать, кто хорош, кто плох, кто достоин, а кто не достоин работать по специальности, и стоит ли присутствующим своими подписями вручать такое право хоть и достойным, но все-таки всего лишь людям, которые, согласно утверждению хорошо знающего их коллеги, так же как и все остальные, склонны к нарушению столь горячо любимого ими Декалога (в общем, николаевец разволновался в холоде и его явно "понесло"), парируется насмешливой репликой Вересня: "Конечно, Владимир Павлович Мостовой будет единолично решать, кому давать карту, а кому нет. Предупреждаю сразу, он любит блондинок с ногами от кариеса. Женщины, срочно перекрашивайтесь, мужчины, можете не занимать очередь, вам ловить нечего". Элегантно пущено, согласитесь. Антракт.
Действие второе. Из приблизительно трехсот человек в зал возвращается не более сотни. Подсчет примкнувших. 47 человек. Мостовой, через слово поминая уже накрытые столы, призывает собравшихся довести число подписанных обращений до круглого полтинника и переходить к неофициальной части программы. Из разных концов зала подплывают еще три листка. 50! Радостный народ устремляется на второй этаж. Фуршет!
Получив, наконец, возможность хотя бы по диагонали проглядеть розданные документы, обнаруживаю, как говорил классик, "странные сближения": в повестке дня среди прочего числится: "Передвиборчi журналiстськi iнiцiативи. Iнiцiатива "Журналiсти -- за чистi вибори", а кодекс, который так настойчиво убеждали подписать народ приезжие авторитеты, вовсе и не кодекс даже, а "Звернення журналiстської iнiцiативи "Журналiсти - за чистi вибори"", да и подпись каждого, оставившего автограф под обращением, всего-навсего "є особистою декларацiєю того, що ми пiд час виборчих перегонiв у своїй журналiстськiй дiяльностi будемо керуватися такими принципами..." Странно, странно, а ведь об этой инициативе за прошедшие 4 часа говорилось всего пару раз и как-то вскользь, хоть сказано было немало. Постепенно из тумана памяти начинает прорисовываться событие двухлетней давности: некая невесть откуда возникшая Ассоциация "Свобода выбора" обращается ко всем общественным организациям Украины поддержать призыв к партиям, правительству и всем без исключения кандидатам провести выборы честно, открыто - и да победит сильнейший. Ну кто ж против такого будет возражать? Народ сотнями ставит подписи под красивым и обтекаемым текстом на фирменных бланках, заверяет свои намерения печатями фондов и объединений: а как же, и мы за то, чтобы все по-честному... Потом все эти листки попадают в Киев и несколько прытких ребят с пачками этих заявлений под мышкой прямиком устремляются к западным спонсорам: смотрите, какая мощная у нас структура, мы объединили сотни и сотни структур по всей стране. Дайте денег на честные выборы, пожалуйста... И получили. Немало.
Чур меня, чур, уж совсем было воскликнул я, но не успел - уткнулся взглядом во Владимира Мостового, радостно потрясающего пачкой деклараций перед каким-то знакомцем: "Целых пятьдесят подписей! Ну вы, одесситы, молодцы, нигде так много не подписывали, как у вас!". И дернул же меня черт пооткровенничать, очень захотелось узнать, что к чему, ну ведь не может же быть такого, чтобы я был прав, ведь ТАКИЕ ЛЮДИ! Властители дум, с позволения сказать! Хотел подойти к Мостовому и попросить развеять мои сомнения, но не успел - все тот же смутьян из Николаева ухватил его за пуговку раньше, чем я: "Владимир Павлович, - говорит, - ну признайтесь, зачем вам это все нужно?" А тот ему этак, слегка устало: "Да я и сам думаю, гиблое это дело - журналистов объединять, вот дотяну до выборов и брошу это дело". Ну казалось бы, ясно объяснил человек свою позицию. Поблагодари вежливо, порадуйся, что небожитель снизошел до разговора с тобой, сошкой провинциальной, да иди дожевывать бутерброд, но вцепился в него николаевец, как репей: "А почему только до выборов? Пока грант не закончится, да?" "Да какой там грант? – отвечает ему главный редактор "Зеркала". - Разве ж это деньги? 15 тысяч от ОБСЕ да 15 - от Посольства Великобритании. Только и хватит этих денег, что по областям проехаться да о нашей инициативе рассказать. Живем в холодных гостиницах, без света, на всем экономим". Ну, понятно, еще и на могилку свеженькую съездить, оросить слезами последнее пристанище павшего коллеги – святое ж дело!
Бессребреники, истинно, истинно говорю вам - бес-среб-ре-ни-ки! Только бы пережили суровую предвыборную зиму, только бы дотянули до весны!