02/27/2002 | Roller

Вчера читал газету ВВ. Хотел сбросить интересный материал. Статью Турчинова, рейтинг Тимошенко, как налоговая сожигает документацию Банка Украина. Но, на сайте этого ничего нет. Вот попалась статья, хотите прочитайте. Тимошенко вышла по какому-то ретингу на третье место 8,8, по памяти.

Если сайт ВВ лицо Тимошенко, то он его искажает.(www.vv.com.ua).Может быть специ майдана дадут им дельные советы. Такое впечатление,что сайт делал школьник.Все мигает, но долго грузит какую-то "муть".


Александр Доний: "Каждый украинский патриот должен отсидеть в Лукьяновской тюрьме?"
В 1990 году Александр, или, как его чаще называют, Олесь Доний после знаменитой студенческой «революции на граните», которой он руководил, стал одним из наиболее популярных молодых лидеров в Украине. «Студенческая голодовка» как наиболее масштабная акция, приведшая Украину к независимости, уже неплохо освещена и справедливо дотошно изучается в школах и университетах. Но мало где пишут, что руководителя этой знаменитой акции всего через несколько месяцев арестовали и посадили в Лукьяновскую тюрьму.

Как говорится у нас, от сумы да тюрьмы не зарекайся, поэтому мы и решили расспросить Александра Дония, как же она выглядит эта знаменитая Лукьяновская тюрьма изнутри.

— Начнем сначала, за что же вас посадили в Лукьяновку?

— Это будет уже не сначала, а с середины. Началом все же была студенческая акция в октябре 1990 года, изрядно напугавшая руководство Украины того времени. Власть была вынуждена выполнить большинство студенческих требований. Как правило, когда говорят о студенческой голодовке 90-го, вспоминают о премьере Масоле, которого мы скинули. Но ведь были и другие вопросы. Например, именно тогда власть была вынуждена принять решение о том, что жители Украины в армии должны служить только на территории Украины и их не будут посылать в горячие точки. Одним словом, у власти было достаточно поводов попытаться отомстить студенческим активистам, и при первой же возможности возбудили криминальное дело «по факту захвата государственных помещений». Дело в том, что после двухнедельной голодовки, когда власть никак не хотела садиться с нами за стол переговоров, мы захватили красный и желтый корпуса Киевского государственного университета. Зимой 90-го прокуратура начала допрашивать молодых ребят, стоявших в охране корпусов. Им угрожали отсидкой от трех до пяти лет.

— Но почему допрашивали молодых ребят, как я понимаю, рядовых членов вашей организации, а посадили вас?

— А у меня не было другой возможности защитить ребят. Ведь я был руководителям Украинского студенческого союза (УСС), и когда ребят из УСС тягали на допросы, то мне домой звонили их взволнованные матери. Поэтому, когда к нам в Университет пришел выступать прокурор Киева г-н Шевченко, я там же на его выступлении (а набился полный зал — несколько сот человек) написал буквально на коленях заявление и огласил его: мол, я, Доний Александр как председатель Украинского студенческого союза ответствен за все действия, проводимые этим союзом в Киеве, и в частности за студенческую голодовку. Это был вызов. Прокуратура прекратила тягать наших ребят и взялась за меня.

— И сразу же в тюрьму?

— Нет, сперва допросы, потом обыск, потом опять допросы. Во время обыска искали оружие и запрещенную литературу, реквизировали, между прочим, несколько книжек по украинской истории. Потом, очевидно, своим поведением на допросах я их достал, и меня арестовали во время одного из них. Я заехал в прокуратуру до занятий в университете, так что в камеру меня повезли с учебником, кажется, по экономике. Просто приковали наручниками к дверцам «бобика», и вперед!

— В Лукьяновку?

— Нет. Процедура задержания другая. Сперва отвозят в КПЗ (камера предварительного заключения). На три дня. Там одни деревянные нары, ни тебе матрацов, ни белья. В камере нас было, кажется, восемь человек.

— Ну, и как обстановка? Не обижали?

— Нет, конечно. Во-первых, КПЗ — это вроде «предбанника». И задержанные еще надеются дальше не попасть, поэтому все максимально смирные. А во-вторых, там было радио, по которому про меня не забывали повторять. Украинские журналисты уже тогда позволяли себе идти против течения.

— Учебник по экономике хоть милиция не отобрала?

— Ну, не настолько уж они и варвары. Все было довольно чинно. А в камере тоже было чему поучиться. Например, как можно на одной майке приготовить чифир.

— То есть?

— Для того чтобы закипела кружка воды, оказывается, достаточно одной майки. Майку скручивают наподобие жгута, и ее горения как раз хватает на одну кружку. Дальше все просто. Одна пачка чая на одну кружку воды. И чифира по кругу на всех хватает, чтобы ночь до утра не спать, а слушать, как один из ранее сидевших пересказывает наизусть книжки.

— В Лукьяновке тоже была такая дружная камера?

— Лукьяновка — другое дело. Если в КПЗ намешено всех и вся, то в СИЗО по неписаным правилами у «политических» отдельные камеры. В моей было всего четыре места. Камера была чистая. По чьей-то прихоти вся покрытая белым кафелем. Тогда таким модно было облицовывать ванные комнаты. Кроме меня было еще двое людей. Один из них был «стукачек», но его очень легко было раскусить.

— Это что, известная по книжкам и фильмам «подсадная утка»?

— Абсолютный типаж. Разговорчивый и все пытающийся выведать что-нибудь о «революционных планах на будущее». Его легко было вывести на чистую воду. Он был из криминальных, то есть вообще не должен был попасть в эту камеру. Это объяснить можно было переполненной тюрьмой. Но когда он проговорился, что сидел вместе со Степаном Хмарой, который именно в то же время по спровоцированному обвинению был в Лукьяновке, сразу стало понятно, что «стукачка» перекидывают с одного задания на другое. Ну, а в довершение его мне еще и начальник тюрьмы сдал.

— Это уже что-то из ряда вон выходящее. «Подсадную утку» явно ведь с его ведома и сажали.

— Конечно. Так вот эту «утку» каждый день на два-три часа уводили. Вроде бы на допрос. И вот когда меня уже выпускали, то пригласил меня начальник тюрьмы. Мол, ему интересно, познакомиться с человеком, об аресте которого постоянно пишут в газетах и говорят по радио. А во время разговора спрашивает, вы такое-то и такое-то говорили? И пересказывает тарабарщину, которую я втирал «стукачку». И смеется. Одним словом сдал он «утку» с потрохами.

— Говорят, вас выпустили по прямому распоряжению Кравчука, тогда председателя Верховного Совета Украины.

— Действительно, после освобождения несколько депутатов, например, Александр Емец и Иван Драч, мне передавали вроде бы персонально от Кравчука, что он дал личное распоряжение освободить меня. Но, во-первых, забирали меня, я думаю, тоже не без его ведома, а во-вторых, у Кравчука ведь не было другого выбора. Во время «студенческой революции на граните» он прилюдно пообещал, что ни к кому из студентов не будут применены репрессивные санкции. После моего ареста Кравчуку это припомнили. Поднялась волна протестов. Кравчуку всегда нравилась популярность, и поэтому он и распорядился освободить меня. Воспользовавшись, насколько я понимаю, абсолютно неправовой системой «телефонного права». Зла на Кравчука я после этого нисколько не держу. Более того, Кравчук ни разу не отказал мне, если я приглашал его на какое-нибудь мероприятие. Он, например, одним из первых выступал в нашем арт-клубе «Остання барикада». Между прочим, был одним из наиболее интересных гостей. Все-таки он — один из сильнейших ораторов в Украине.

— А какая роль в этой эпопее Потебенько? Ведь, если я не ошибаюсь, именно он был в то время генеральным прокурором? Что и он был подвластен кравчуковскому «телефонному праву»?

— Это же были времена СССР, то есть ни о каком распределении власти и речи быть не могло. Прокуратура подчинялась власти еще более открыто, чем сейчас. Но лично Потебенько еще хотел то ли выслужиться, то ли отомстить за унижение всей власти и попробовал в последний момент вырвать у меня «покаянку». Была у них такая мода. Всеми правдами и неправдами давить на арестованных «антисоветских элементов», чтобы те покаялись и подписали заготовленный текст с обещанием впредь не бороться с существующим строем. И вот в тот день, когда меня должны были отпускать (а я то про это ни сном, ни духом не знал), перевозят меня из Лукьяновки в наручниках в прокуратуру к Потебенько. Подсовывает писульку-«покаянку» и начинает обрабатывать. Чего я только не наслушался! Но перерыли они мое прошлое капитально. Понятное дело, фигурировала и информация о моих телефонных разговорах. Это к сведению тех, кто не верит, что наши телефоны прослушиваются. Но наибольшим компроматом, который они нашли, оказалась неучтенная ошибка во время вступительного экзамена! А я в то время был уже пятикурсник. То есть КГБ перелопатила даже мои ответы на экзаменах. Но и у КГБ были проколы. Когда у Потебенько не осталось уже никаких аргументов, он начал говорить, что, мол, меня в университет дед устроил, вот он его позовет, дабы тот посмотрел на внучонка. А дед у меня и действительно был историк, и учился я на историческом. Я в ответ молчал, а вот уже перед уходом, когда на меня опять нацепили наручники, ответил, что дед мой уже 15 лет как умер, а еще за год до его смерти, когда мне было четыре года, моя мама развелась с отцом, по чьей линии и был дед-историк. Надо было в тот момент видеть, как вытянулось лицо прокурора. Вот такую подсунули ему «лажовую объективку». Так и оказались каждый при своем: «покаянка» — не подписана, Потебенько — с изумленной физиономией, а я — на свободе с формулировкой «в связи с изменившейся ситуацией».

— Тем не менее Лукьяновская тюрьма и ныне остается популярным местом для политических узников.

— Да, тут в новейшее время сидел упоминавшийся уже Степан Хмара, сажали сюда Юлию Тимошенко, молодых ребят из «Самостійної України» и участников мартовских событий 2001 года. Вообще складывается впечатление, что власть хочет в дальнейшем из Лукьяновки сделать бизнес-проект, что-то вроде «Все украинские патриоты сидели в Лукьяновской тюрьме». Есть такой музей «Косой капонир». Там находятся мрачные казематы, и экскурсоводы раньше показывали те камеры, где сидели старые большевики. И власти, очевидно, хотят, чтобы в будущем в Лукьяновке можно было показывать как можно больше камер, где сидели украинские патриоты. Но ведь история не стоит на месте, и кто знает, не попадет ли туда вскоре кто-нибудь из сегодняшних власти предержащих?