01/08/2003 | Жрец Велеса

Кость Бондаренко, Центр исследований общественных процессов “Эксперт”
http://rus.for-ua.com/analit/2002/12/28/160125.html

На северном западе Украины находится Волынь, которой руководит губернатор Анатолий Француз. На крайнем западе Украины находится Закарпатье, которым до недавнего времени руководил губернатор Геннадий Москаль, и дух которого еще живет в этом живописном уголке Украины, хотя сам он уже переселился на высокую государственную должность в Киеве. Между Французом и Москалем находится Галичина со своим неформальным центром, со своей столицей – Львовом.

Когда-то Львов считался второй – духовной – столицей Украины. Как польский Краков. Как российский Санкт-Петербург. Теперь Львов в общеукраинском контексте потерял свои позиции. Львовом любуются как архитектурной жемчужиной. О Львове рассказывают легенды. Львов стал символом, но символом, оторванным от реальной жизни. Галичина перестала быть лидером в процессе становления украинской государственности процесса. Государство обрело независимость. Всем спасибо, все свободны – приблизительно таким является отношение киевского истеблишмента к львовянам.

Не случайно в последнее время во Львове, в среде интеллектуалов, все чаще приходится слышать о необходимости выделения Галичины в какую-то отдельную административную единицу с особыми полномочиями и функциями. Наиболее ярые радикалы призывают к отделению от Украины и созданию независимого государства – Галицкой Республики.

Проблема, которой еще несколько лет тому не замечали, с каждым годом становится все актуальнее. Более того – она приобретает популярность в молодежной среде. Старшее поколение все еще живет старыми легендами о соборности Украины и работает в четко заданном векторе, направленном на Киев. Молодежь все чаще смотрит на Запад, где в 80 км от Львова начинается украинско-польская граница. Для младшего поколения львовян Киев не является символом государственности – для них он – административный центр Украины, государства, где население разговаривает преимущественно на русском, слушает российскую попсу, не хочет в Европу, пассивное в политическом плане и имеет совсем другую историю и ментальность, нежели галичане. “Что общего между нами, львовянами, и, скажем, жителями Херсона?” – риторически спрашивают галичане. И часто правы.

Проблема галицкой обособленности существует. И ее следует рассматривать в нескольких ракурсах. Конечно, можно делать вид, что проблема является надуманной – но игнорирование проблемы приводит только к ее заострению. Поэтому проблему следует изучать, исследовать, решать. Потому что завтра может быть уже поздно.

Исторический срез

В историческом плане Галичина развивалась по иным сценариям, нежели остальная территория Украины. Первичные культуры, которые имели место в Украине, не встречаются в Галичине, и наоборот – даже знаменитая культура трипольского типа в Галичине явно является недопредставленной. Здесь был больше распространен фракийский гальштат, что дало потом основания археологам (особенно западным) говорить об отличии корней украинцев и галичан. Впоследствии историк Омелян Огоновский утверждал, что предками галичан были готы – этот тезис в ХІХ веке давал возможность галичанам поддерживать дружеские отношения с немцами и австрийцами.

Ни одна летопись не говорит о том, когда состоялось крещение Галицкой Руси, и когда была создана Перемышльская епархия. Профессор М. Чубатый на основании различных источников пришел к выводу, что Перемышльская епархия существовала задолго до крещения Руси Владимиром – приблизительно со времен Аскольда. Да и сам Аскольд – согласно распространенной версии – также пришел в Киев не с севера, а с Галичины (о чем, в частности, свидетельствует “Велесова книга”, если ее можно воспринимать как авторитетный источник).

Для последующих киевских князей Галичина была или форпостом в завоевательских походах на Запад (поход Владимира на Червенские города, поход Ярослава в Мазовию), или разменной картой в больших политических играх (решение проблемы Владаря и Василька Ростиславичей, акция Давида Игоревича и тому подобное).

Однако упадок Киева в ХІ одновременно приводит к расцвету Галичины, которая укрепляется во времена Ярослава Осмомысла и расширяет свои владения вплоть до Черного Моря. “Галицкий Осмомысле Ярослав! Высоко сидишь на своем златокованом престоле. Подпер горы Венгерские (Карпаты. – К.Б.), заступил королеве путь, стреляешь султанов в далеких землях, корабли снаряжаешь к Дунаю”, - обращался к Ярославу Владимирковичу неизвестный автор “Слова в полку Игореве”. Стоит только отметить, что Ярослав не был самостоятельным владыкой: к тому времени в Галичине сформировалась система власти, которую М. Грушевский назвал “боярской мафией”: князь был только выразителем интересов боярства, полностью зависимым от бояр. Как свидетельство – бояре настояли на том, чтобы Ярослав отдал им на сожжение свою любовницу Настасию Чагрову. Через несколько лет бояре изгнали с Галича Ярославового сына Олега. Такой системы власти не знала ни одна другая часть Руси.

После завоевания в 1199 году Галичины волынским князем Романом Мстиславовичем система власти резко меняется. В Галич приходит князь с авторитарными замашками, который жестоко расправляется с боярскими родами, при этом постоянно отмечая: “Тот, кто хочет вкушать мед, вынужден сначала уничтожить пчел”. В конечном счете, Роман вскоре вступает в конфликт между Штауфенами и Гогенштауфенами, пытаясь выступить в роли фактора европейской политики, и погиб в битве под Завихвостом. Смерть Романа ввергла Галичину в сорокалетнюю гражданскую войну, победителем с которой вышел Данило Романович.

Данило (известный благодаря русской историографической традиции как Данило Галицкий, хотя привязка его к Галичу существенно снижает его значение для истории средневековой Европы, но и столицу своего княжества он перенес, в конечном счете, с Галича в Холм) распространил свою деятельность на Киев и на все Правобережье, на часть Литвы и Польши. Именно посадник Данила Дмитрий Ейкович руководил обороной Киева от татаро-монгол в 1240 году. Сам Данило решил пойти на поклон к Батыю, чтобы сберечь силы для дальнейшей борьбы с ордой. С этой целью он призывал западноевропейских монархов к объединению сил и созданию антиординской коалиции. В 1256 году Данило получил королевскую корону из рук папы – таким образом он был признан легитимным монархом.

Стоит отметить, что королевская корона была тем символом, который легитимизировал в Западной Европе власть монарха. Русь не знала такого регулятора отношений между монархами, которым для Запада был папа. Отношения между древнерусскими монархами складывались почти стихийно, по праву старшего или праву сильного. Первым специфическим, но действенным регулятором отношений между русскими князьями выступил только – как бы это цинично не звучало – Батый, который установил на Руси систему ханских ярлыков на Великое княженье. Данило направил сознание древнерусского политикума в совсем другое русло – русло западной цивилизации с ее особенностями. Этого было достаточно, чтобы заданный Даниилом вектор прижился и в течение веков культивировался именно в Галичине.

Опять-таки – Галичина испытала воздействия татаро-монгольского ига (а соответственно – и влияния Орды) не больше, нежели, скажем, Польша или Венгрия, по которым также прошлись табуны татарских коней, но существенного следа в истории этих стран не оставили. Однако с ХІУ века Галичина попадает под власть Польши – король Казимир Великий завоевывает Львов и присоединяет Галичину к своим владениям.

С этого времени в этническом плане Галичина становится мультинациональной, и здесь развиваются культуры нескольких народов – украинцев, поляков, евреев, немцев и армян. До 1939 года о Львове полушутя говорилось: “Украинская земля, польские улицы, еврейские каменные дома”. При этом в городах и городках Галичины отмечалась изумлению достойная толерантность в межэтнических отношениях. Евреи Бродов имели свое собрание – аналог парламента. Львов был центром трех религий – здесь стояли армянский, римо-католический и греко-католический кафедральные соборы. В то же время Галичина сберегла реликтовые субэтнические сообщества, которых нет на Надднепрянщине. Имею в виду бойков, лемков и гуцулов, которые имеют свою уникальную культуру и свои традиции.

Развитие Галичины в европейском русле привело к тому, что галичане отличались от украинцев одеждой, манерами, вкусами, архитектурным стилем. В Галичине почти не был представлен такой общественный слой, как казачество. Галичина была более урбанизированным краем, нежели Надднепрянщина. Здесь существовали культурные, научные и образовательные центры. Богдан Хмельницкий, например, получил образование во львовском иезуитскому коллегиуме. В 1661 году во Львове появляется первый в Украине университет.

Галичане, похоже, предопределены добывать Олимпы власти с тем, чтобы потом их бесславно оставлять. В ХУІІ веке, во всяком случае, два галичанина стали польскими королями – Михал Вишневецкий и Ян Собеский – но галицкая элита от этого мало что получила. Галичане становились гетманами – но часть галичан в среде казацкой старшины не увеличивалась. Впоследствии галичане получили Киев, не оставляя яркого следа в столице Украины. В конечном счете, это касается и нынешнего положения вещей – галичане подвержены “процессу ради процесса” – обретение власти, которой потом не могут распорядиться и отдают ее на откуп другим, довольствуясь только самим моментом ее получения.

В течение ХІХ – ХХ веков Галичина была своеобразным инкубатором идей. Будучи оторванной от остальной Украины и пребывая в составе Австрии (впоследствии – Австро-Венгрии), Галичина перенимала идеи с Надднепрянщины, культивировала их и позже транспортировала в готовом виде в обратном направлении. Так, скажем, было с идеей национализма: сама идея возникает на Надднепрянщине, основные идеологи национализма (Михновский, Сциборский, Донцов) были надднепрянцами – однако именно в Галичине эта идея нашла основание для развития.

Галичина в ХІХ веке развивалась в условиях австрийской политической системы, которую можно было охарактеризовать как либеральный авторитаризм. Здесь сосуществовали консервативные традиции с новыми либеральными веяниями. Это было эклектическое государство – сосуществования стилей в политике, сосуществование различных наций и народов (“лоскутковая империя”), сосуществования старого и нового. Дунайская империя больше всего способствовала тому, что Галичина, во-первых, стала существенно отличаться от остальной Украины и в то же время стала форпостом украинства. Австрийской власти было выгодно дестабилизировать ситуацию в соседней России и распространять на Надднепрянщине идеи независимости. Справедливости ради стоит отметить, что и Россия пыталась дестабилизировать ситуацию в Галичине и всячески поддерживала движение москвофилов, однако русская агитация имела только тактический успех, в то время как действия австрийской власти были направлены на стратегический результат.

В ХІХ веке группа галицких интеллектуалов создает новый вектор политической жизни – вектор соборности Украины. С этого времени догмой стало то, что должна существовать Великая Украина. На себя галичане решили возложить функции Пьемонта.

В 1914 году, после начала Первой мировой войны, галичане массово вступают в Легион Сечевых Стрелков, воюя против российской армии, в составе которой было много этнических украинцев. Австрийские украинцы были вынуждены воевать против русских украинцев. Во время революционных событий 1917 – 1921 годов глубже чувствовался антагонизм между галичанами и надднепрянцами. Известный факт: в конце 1917 года к Михаилу Грушевскому и Владимиру Винниченко обратилась группа военнопленных галичан, которые предложили создать боевую единицу для защиты революции. Галичанам было отказано: во-первых, ввиду того, что Центральная Рада собиралась ликвидировать армию вообще, перейдя в милиционные отряды, а во-вторых – через “буржуазный характер” галичан. Хотя впоследствии созданный галичанами Курень (позже – Корпус) Сечевых Стрелков стал самой боеспособной боевой единицей Армии УНР.

Провозглашенная 1 ноября 1918 года независимость Западноукраинской Народной Республики (ЗУНР) столкнулась с несколькими проблемами. Проблема №1 – противостояния с поляками, которые считали Галичину своими “кресами всходными”. Проблема №2 – сосуществование двух украинских государств. Вторая проблема была решена быстро и эффективно: 22 января 1919 года был задекларирован Акт Соборности, президент ЗУНР Евгений Петрушевич кооптируется в состав Директории УНР, ЗУНР становилась Западной областью УНР – фактически автономной республикой в составе УНР (с собственным правительством, парламентом, армией и тому подобное). На этом трения между двумя элитами – надднепрянской и галицкой – не прекратились. Петрушевич всячески поддерживал оппозицию относительно Петлюры – в Станиславе пребывали оппозиционный полковник Болбочан, член Директории Андриевский и другие политики. Петлюра платил тем же и фактически привел к поражению наиболее успешной операции Галицкой армии – Чортковской офензивы. Общий поход армии УНР и Галицкой армии на Киев и Одессу летом 1919 года фактически завершился провалом – Киев находился в руках УНР только один день, после чего был сдан деникинцам.

Разочаровавшись в практических ценностях идеи соборности, галичане во главе с генералом Мироном Тарнавским в ноябре 1919 года перешли на сторону Деникина и подписали с ним Зятковецкое соглашение. В апреле 1920 года Петлюра подписал Варшавское соглашение с Юзефом Пилсудским, согласно которому отрекся Галичины в пользу Польши. К тому времени Украина уже была представлена на Парижской мирной конференции тремя различными делегациями – делегацией от УНР, делегацией от ЗУНР и делегацией от Кубани...

Междувоенный период стал периодом работы над ошибками. Младшее поколение украинских политиков увидело главную проблему не в идее соборности, а в том, что во время революции во главе украинских масс стоял неудачный политический провод. Поэтому лидеры Украинской военной организации (впоследствии трансформированной в Организацию украинских националистов) заявили о том, что они обретут настоящую Великую Украину. Будущая Украина мыслилась им как тоталитарное, авторитарное государство с лидером-вождем, подотчетным только Богу, Истории и собственной совести. Отсюда – и отказ украинских националистов от предложения адмирала Канариса, шефа Абвера, сформировать не Украинскую, а Западно-Украинское Государство: немцы рассматривали Украину как определенную субстанцию, родственную России, однако Галичину и галичан они считали чем-то иным, обособленным, близким германскому миру. Ради больших и более эфемерных целей галичане, которые составляли основу ОУН, решили проглотить горькую пилюлю в виде проигрыша в борьбе за Закарпатье в 1939 году – мол, с потерей Закарпатья не потеряна Украина.

В дальнейшем, уже после раскола ОУН, концепция мельниковцев и бандеровцев мало отличалась, однако первые считали, что восстановление независимости Украины должно состояться обязательно в Киеве, а другие были убеждены, что провозглашение может состояться и во Львове, с тем, чтобы позже повести экспансию на другие украинские территории.

Во время немецкой оккупации положение “двух Украин” было абсолютно разным. В райхскомиссариате “Украина” свирепствовал режим Эрика Коха, направленный на полное поэтапное истребление украинцев как этноса. В Генеральной Губернии, в состав которой входил дистрикт “Галиция”, немецкие власти решили противопоставить украинцев более опасным полякам и всячески поддерживали украинскую жизнь, и пошли на создание Украинского Центрального Комитета, украинских организаций самопомощь, школ и тому подобное. С этой же серии – разрешение на создание украинской дивизии СС “Галичина”. Следует отметить, что до 1944 года Украинская повстанческая армия в Галичине не действовала – здесь не было необходимых оснований для деятельности партизанских отрядов.

Приход советской власти в Галичину (сначала на короткое время в 1939 году, а впоследствии реставрация режима в 1944 году) повлек к насильственному изменению существующего строя и всего сопровождающего “букета” – коллективизации, изменению структуры городского населения, изменению этнического состава населения, репрессивно-карательных акций, изменению характера производственных отношений и процессов, даже к изменению традиционных естественных ландшафтов (тотальная вырубка лесов на Дрогобиччине и тому подобное), в конечном счете – к насильственной замене традиционной Греко-католической церкви русским православием. Постепенно УПА, превратился в Галичину, и именно с Галичиной связан наиболее драматический и героический период деятельности повстанцев: то, что не могли сделать немцы – сделали советская власть: население Галичины поддержало повстанческое движение и массово пошло в партизанские отряды. Историк Юрий Киричук высказался очень метко: “Если в 1939 году населения Галичины приветствовало советскую власть цветами, то в 1944 году – автоматными очередями”.

Идеологическая работа, которая велась в советские времена (развенчивание украинского “буржуазного” национализма, деятельности кругов УГКЦ и тому подобное), привела к недоверию в отношениях между западными и восточными украинцами. Термин “бандеровцы” употреблялся «схидняками» для определения всех без исключения галичан и вообще обитателей Западной Украины. Это приводило иногда к курьезам, поскольку реально никто не знал, где же начинается тот самый Запад. Мою маму, которая родом с Винницкой области, на Уманщине считали “бандеровкой”, хотя она родилась в 100 километрах от той самой Умани. И я, приехав с Умани в Черкассы, также почувствовал на себе тавро “бандеревца” – как-никак, а Умань расположена западнее Черкасс. Впоследствии я тоже почувствовал недоверие, с которым западные украинцы смотрели на прибывшего «схидняка». Збруч – небольшая река, по которой до 1939 года проходила граница между Польшей и Советской Украиной – продолжал течь своим руслом. Две части Украины жили своей жизнью и своими традициями.

В Галичине в катакомбах была своя, родная церковь, и подпольные священники подпольно крестили детей в греко-католической вере. В народе ходили легенды о Степане Бандере, а дети гордились тем, что их деды состояли в УПА. В обществе сохранилась та старая, австрийская (европейская!) культура, которую не удавалось вытравить никакими репрессиями. Советская власть попробовала выселить с городов традиционное население, заселив Львов, Станислав (Ивано-Франковск), Тернополь крестьянами с окружающих сел – рустикализации городов не состоялось. Наоборот – бывшие крестьяне очень быстро – в первом-втором поколениях – перехватили городские привычки и городской ритм жизни. Жизнь продолжалась.

Более того – продолжали развиваться традиции и идеи. Западная Украина так и не подверглась тотальной русификации. Здесь сохранились научные школы и научные традиции, которые брали свое начало еще в довоенной эпохе. В 70-х годах Галичина дала мощный всплеск украинского музыкального творчества и литературы, тесно сочетаемого с правозащитным и оппозиционным политическим движением. Львов стал определенной притягательной точкой для оппозиционеров и просто творческих, мыслящих людей. Отсюда – стихотворение Василия Симоненко “Львову”. Отсюда – переезд во Львов буковинца Владимира Ивасюка. Отсюда – феномен “схидняка” Вячеслава Чорновола. Отсюда – феномен одной из первых украинских рок-групп “Вуйки”, которую жестоко преследовала власть (запрещение выступления этой группы привело к массовым беспорядкам во Львове во второй половине 70-х лет – особенно среди молодежи).

Близость к соседней Польше и языково-культурная близость повлекли к тому, что галичане с энтузиазмом приветствовали все события в польской жизни – восстания 1956, 1970, 1980 годов, избрания папой кардинала Кароля Войтилы, переживали и возмущались по поводу расправы над польским священником Ежи Попелушком, поддерживали “Солидарность”. Это была заинтересованность не людей, которые желали возвращения польской власти – это была солидарность с соседом, отдаленное, но благожелательное созерцание, перенимание опыта. Вскоре этот опыт понадобился в политических процессах, которые имели место в Галичине и в Украине в 1988 – 1991 годах.

Галичина до последнего времени жила по своим традициям, по своим представлениям о том, какой должна быть Украина. Себя галичане мыслили обитателями такого себе украинского Пьемонта, который должен стать базой для будущей революции. Однако в дальнейшем галицкий Пьемонт должен обязательно стать частью единой Великой Украины, в котором галицкой элите будет отведено соответствующее место. Как показала практика, эти надежды были напрасны.

Ментальный срез

В ментальном плане галичане и украинцы отличаются целым рядом черт. На разных этапах истории ментальность галичан проявлялась достаточно ярко. Соседство с германским миром породило у галичан склонность к формализации общественных отношений, к порядку и четкости. В 1917 – 1921 годах, как уже вспоминалось, Сечевые Стрелки принесли в революционную украинскую армию военный устав прусского образца, четкую субординацию и тому подобное. Руководителям Сечевых Стрелков, Евгению Коновальцу и Андрею Мельнику, было тогда 27 и 28 лет – а в декабре 1918 года всерьез рассматривался вопрос о создании трьохличностной Директории с диктаторскими полномочиями – Петлюра, Коновалец, Мельник. Для Надднепрянщины, где более естественными были повстанческие отряды Махна, Зеленого, Ангела и десятков других атаманов, галицкий (“немецкий” – в понимании обывателей) порядок был чем-то необычным и заманчивым.

Кстати, Галичина знала вооруженное сопротивление Украинской военной организации и Организации украинских националистов – однако она не знала традиций Гуляй-Поля. Когда же сформировалась Украинская повстанческая армия – она выгодно отличалась от советских партизанских отрядов – структурированностью, субординацией, четкой системой и тому подобное. Впоследствии Э. Че Гевара говорил, что перенимал опыт УПА для своей партизанской деятельности.

Даже события последнего десятилетия продемонстрировали отличие подходов галичан и надднепрянцев к одним и тем же процессам. Особенно это касается студенческого движения начала 90-х годов и событий, связанных с выступлениями оппозиции в 2000 – 2001 годах.

Кроме склонности к порядку галичан характеризует преданность традициям и традиционализму. Церковь (преимущественно УГКЦ) для галичанина – святое. Это – часть его жизни. Либеральные (по сравнению с российским православием) каноны греко-католицизма превращают церковь в место не только духовного общения с Богом, а в место общения вообще. Священник является значительным общественным авторитетом – особенно на селе. Более того – священник нормально вписывается в обычную жизнь урбанизированного социума. Монаха или священника не воспринимают (подобно Киеву или другим восточно-украинским городам) как представителя какой-то реликтовой культуры. Духовенство гармонично вписывается в современную жизнь и во время проповеди может говорить о классической культуре, о проблемах общества, ссылаться не только на Библию, но и на Интернет. Проповедь является указателем для галичанина. Брак обязательно освящается церковью. Обостряется ощущение греха. Церковь для галичанина – это не символ слепой веры и не дань моде – это органическая часть его самого. Это редко встречается на Надднепрянщине, где частыми являются перекосы или в одну (слепая вера), а потому в другую (мода) сторону.

Традиционно галичане испытывают ностальгию по временам “бабушки-Австрии”(свидетельством этому – празднование два года назад 170-летия со дня рождения Франца-Иосифа и установление в центре Львова памятника Йозефу Швейку), не любят поляков на иррациональном уровне (на рациональном – замечательно воспринимают гостей с Польши, сами охотно едут в Варшаву и Краков, правилом хорошего тона считается знание польского языка и просмотр программ польского телевидения, чтение польских детективов). С подозрением относятся к России (что вполне понятно). В последнее время подозрение начало распространяться и на Киев (как иррациональную субстанцию, центр “Украины”). Хотя галицкая трудовая миграция нынче направлена не только на Запад, но и на Восток – галичане являются хорошими мастерами и неплохо зарабатывают, особенно на сезонных или строительных работах.

Галичане прекрасно помнят, что до 1918 года они жили в одном государстве с чехами, австрийцами, мадьярами, поляками, словаками, хорватами и другими нациями Дунайской империи. Именно с галичан преимущественно складывалась гражданская администрация оккупированной австрийцами Боснии и Герцеговины. Дунай для них ближе – и географически, и ментально – нежели Днепр. Их прадеды и прабабушки могли легко, без виз и паспортов, выехать поездом в Вену, чтобы послушать оперу. Их предки могли наслаждаться свежими вальсами Штрауса и приветствовать в своих городах не только этого маэстро – галичане были земляками и согражданами Бетховена, Моцарта (сын которого, Ксаверий, похоронен во Львове), Листа, Брамса, земляками Фрейда (которого в Галичине называют более правильно – Фройдом), Адлера, Юнга, Райха, Стефана Цвейга (опять-таки – более правильное Цвайга), Франца Кафки, Ярослава Гашека (солдат Швейк доходил в своих странствия до Фельштина, расположенного во Львовской области), Йозефа Рота, Бруно Шульца, Томаша Масарика...

Когда-то один из политиков сказал: “Украинская нация только тогда станет полноценной нацией, когда на постаменты, на которых нынче стоит Шевченко, поставит Франко”. Франко – яркий продукт галицкого общества. Он – гуманист, который задал украинской культуре европоцентричный вектор. Он – основоположник украинской политической жизни (учредитель, во всяком случае, двух галицких политических партий). Он – национал-демократ. От Франко веет конструктивными моментами, которых недостает Шевченко – рыцарю стихии, гайдаматчины, казатчины, революции. Франко – это глубина мнения, академизм, осмысление, Шевченко – это поверхностность и эмоциональность. Франко – это рацио, Шевченко – иррацио. Франко и Шевченко являются взаимодополняющими антиподами – как Галичина и Украина.

При этом галичане одинаково почитают свое (Франко) и привнесенное (Шевченко). Более того – Шевченко именно в сознании галичан и именно благодаря галичанам преобразовался в миф. “И доктор Франко делает миф с Шевченко, чтобы потом сделали еще и миф с Франко”, - писал один из современных поэтов. А Юрий Андрухович отметил еще более интересный момент – наличие портретов Шевченко и Франца-Иосифа украшенными рушниками в галицких домах. Национальный миф объединяется с мифом о “добром цесаре”, которого в Галичине до сих пор ожидают.

Этим объясняется неизменно позитивное отношение галичан к действующей власти и феномен галичанства, который неизменно повторяется во время избирательных кампаний. Власть всегда уверенна в том, что может рассчитывать на галичан, и не будет ожидать от них сюрпризов во время выборов или во время катаклизмов. В 1848 году галичане заслужили себе прозвище “тирольцы Востока” – потому что во время революционных событий в Австрийской империи только украинцы и тирольцы не поддержали повстанцев, а выступили в защиту императора. Впоследствии император “отблагодарил” украинцев – он сделал ставку на поляков в Галичине, дав им, автономные основные права и привилегии как более опасному этническому элементу и который, следовательно, нужно умиротворить стоимостью тихих и спокойных украинцев. В 90-х годах ХХ века все повторилось с новой спецификой.

Вспомните президентские выборы. 1991 год – Галичина массово поддерживает своего кандидата – Вячеслава Чорновола. Побеждает “ненавистный коммуняка” Леонид Кравчук... Проходит два с половиной года – в 1994 году вся Галичина голосует за Кравчука – как за единственную надежду на спасение Украины. Побеждает “ставленник России” Леонид Кучма. В 1999 году Галичина голосует за Кучму – как за человека, который может спасти Украину от левого реванша. За год эта победа оборачивается гибелью Георгия Гонгадзе, кассетным скандалом, кризисом... Теперь галичане обращают свои взгляды то к Виктору Ющенко, то к Юлии Тимошенко...

Галичане и далее исповедуют идею “Великой Украины”. Однако каждый обычный галичанин считает, что нынешняя Украина – это еще не Украина, которой он хочет. Очевидно, с точки зрения галичанина, “настоящая” Украина должна разговаривать на украинском языке, слушать украинские песни, читать украинские книжки, отстаивать украинские интересы в экономике, международных отношениях и тому подобное. Т.е., быть украинской не только по форме, но и по содержанию.

При этом галичане остаются непобедимыми утопистами и романтиками от политики, часто не замечая, что государство, которого они добивались в течение нескольких веков и строили в течение последнего десятилетия, построено и передано ими “под ключ” представителям других элит, а сами галичане оказались в шиллеровской ситуации – “Мавр сделал свое дело, мавр может идти”.

Политический срез

После революционных процессов 1989 – 1990 годов Львов стал первым городом в Украине, где было устранено от власти коммунистов. Власть сосредоточилась в руках демократически избранного областного совета во главе с Вячеславом Чорноволом. Подобные процессы происходили и в других областных центрах Галичины – Тернополе и Ивано-Франковске. Именно в Галичине впервые была поднята национальная символика и заменены ею старые советские символы. Именно в Галичине был поставлен вопрос о выходе Украины из состава СССР. Именно в Галичине начались реабилитационные процессы бывших участников движения ОУН и бойцов УПА.

Остальная часть Украины смотрела на Галичину с интересом, ужасом, непониманием... Для распространения своего мировоззрения, своих идей галичане создали специальные “походные группы”, которые пошли на Восток агитировать за независимость Украины. Надднепрянцам пытались привить полузабытые традиции, возвратить историю, дать ориентиры на будущее.

Для мобилизации усилий галичан и для координации действий региональных элит трех галицких областей Вячеслав Чорновил создает Галицкую Ассамблею, которая просуществовала почти три года. В это же время Чорновил выступает с идеей нового разделения Украины на десять исторических земель, поскольку старое административно-территориальное разделение мало кого удовлетворяло. Это стало причиной нападений на Чорновола: мол, он хочет развалить Украину. В ходе дискуссии Чорновил согласился с аргументами противников, но от идеи не отказался – мол, она опять актуализируется за лет десять. Десять лет, кстати, прошли...

В конце 80-х возникает галицкая по содержанию организация (впоследствии – партия) – Народный рух Украины. Не принимая во внимание общеукраинский характер, НРУ в основе своей малая модель, выработанная именно галичанами, представителями галицкого общественно-политического мнения. Будущая Украина по версии Руха должна стать такой, какой ее представляли галичане. Киевские, харьковские, донецкие и другие надднепрянские руховцы по своей сути были агентами воздействия галичан – именно Львов был главным мозговым центром движения на первых порах.

Впоследствии, в 1993 году, Вячеслав Чорновил, став главой Руха, немного оторвался от галицких реалий. Он пошел на компромисс со властью, отстаивая идею “конструктивной оппозиции”, подданную впоследствии сокрушительной критике Леонидом Кучмой. Это вызвало отток оппозиционно настроенных людей с Руха. Рух преобразовался в респектабельную партию, которая была прекрасным индикатором состояния воплощения “галицкой модели Украины” в Украине. В 1991 году Рух ( благодаря Чорновола) были готовы поддержать 25% население Украины. В 1998 году этот показатель составлял уже 10% - многие разочаровались в НРУ и в идеях, декларируемых рухом в начале 90-х годов. В 1999 году Вячеслав Чорновил погиб. С ним погибла и галицка суть Руха – его наследники преобразовали Рух в одну из многих партий в украинском политическом спектре, так и не поняв, в чем же была уникальность партии. Лоббировать интересы галицкого электората и его последователей на Надднепрянщини – это одно, а лоббировать интересы нефтегазовых баронов – это совсем другое. “От кларнета твоего лишь крашеная дудка осталась”, - писал по иному поводу Евгений Маланюк.

Вместо этого Галичина стала предметом споров нескольких политических групп. Во Львовской области балом правили аграрии, в Тернопольской все еще сохраняли влияние руховцы (но специфическая часть, возглавляемая Богданом Бойко), на Ивано-Франковщине – аграрии с ощутимым привкусом объединенной социал-демократии. Самым интересным феноменом были, вне сомнения, представители Аграрной партии Украины...

Генетически аграрная команда тесно связана со своими восточно-украинскими братьями, которые оформились в Крестьянскую партию Украины Ткаченко и Довганя. И в одном, и в другом случаях обе аграрных команды базировались на трех китах – бывшей колхозно-сельохозтехниковской элите, поставках запчастей, смазок и топлива для потребностей села, а также на переработке сырья и спиртовой отрасли. Только в первом случае аграрии просчитали конъюнктуру Западной Украины и выступили под сине-желтым знаменем и трезубом, а их коллеги на Востоке – под серпом и молотом и красным знаменем. Антагонизма между обеими командами не наблюдалось долго – вплоть до президентских выборов 1999 года. Наоборот – часто отмечалось тесное сотрудничество. 2 сентября 1998 года Михаил Гладий в прямом эфире Львовского телевидения уверял, что он после разговора с Александром Ткаченко вынес впечатление, что тогдашний спикер парламента – профессионал, патриот и порядочный человек (это тогда, когда львовяне были готовы рассматривать избрание Ткаченко спикером едва или не как факт левого реванша в Украине).

Интересно, но и аграрная команда на Западе, и “красные бароны” на Востоке с негативом восприняли идею создания Крестьянско-демократической партии Украины, которую в 1990 году зарегистрировал писатель Сергей Плачинда. Фермерские хозяйства, которые должны стать основой СелДПУ, не заинтересовали аграриев ни на Западе, ни на Востоке. По большому счету, если сравнивать аграриев с большевиками, то западно-украинские аграрии были большевиками периода нэпа, а восточно-украинские – большевиками периода продразверстки. Но суть от перестановки лозунгов не менялась. Реально фермерство могло стать могильным камнем для сельского нобилитета советского образца – не зависимо от того, под каким знаменем этот нобилитет выступал и к какой церкви относился.

Как плацдарм для активизации действий Аграрной партии была избрана Львовская область. На первый взгляд, аграрии не имели шансов подчинить себе область с двумя крупными промышленными центрами – Львовом и Дрогобичем. Более того, Львов является одним из городов, которые продуцировали научно-емкие технологии, большим университетским центром. Урбанизация Львова традиционно считалась самой высокой в Украине, и обратный процесс – процесс рустикализации города – мог повлечь непоправимые последствия. Это правда, что в послевоенное время структура городского населения во Львове существенно изменилась – представители старой интеллигенции и аристократии, дворянские польские семьи были депортированы. Но до сих пор – даже в советские времена – никому и на ум не придет делать ставку на представителей новой псевдоэлиты. Поэтому и не удивляет тот факт, что на прошлых парламентских выборах один из лидеров АПУ шел в Верховную Раду под лозунгом “Я вышел из села, но село не вышло из меня”.

Аграрии привели к двум вещам. Во-первых, к полной консервации состояния в промышленном секторе Галичины и направлению бюджетных дотаций преимущественно в сельскохозяйственную сферу (по этому поводу существовали острые бюджетные конфликты между городскими и областными советами). Во-вторых, к превращению галичан в “верноподданных” Президента. Апофеозом верноподданности стали президентские выборы 1999 года и проведение референдума “по народной инициативе” в апреле 2000 года. Последняя акция была просто издевательством над населением Галичины, поскольку отдельные районы дали результат в сто и больше(!) процентов, чем все четыре пункта. И это притом, что в отдельных селах Галичины половина населения находится на заработках за границей!

Стало понятно, что вскоре грядут перемены.

Перемены пришли с наступлением 2000 года и исчезновением Георгия Гонгадзе. Львов стал центром формирования Общественного комитета сопротивления “За правду!” – одной из трех оппозиционных структур. Здесь же образовались ячейки комитетов “Украина без Кучмы” и Форума национального спасения. Львов стал центром, в котором происходили 5-тысячные студенческие митинги и демонстрации. Некоторые ректора высших учебных заведений выражали солидарность из студентами, другие – молчаливое согласие. Пресса избавилась от цензуры и могла публиковать все, что угодно. Однако рядом с официальной прессой опять появился самиздат, который власть впопыхах, но безуспешно, пыталась привести в соответствие с законодательными нормами. Результатом деятельности оппозиции весной происходит отставка губернатора Львовской области Степана Сенчука и назначение на эту должность бывшего вице-премьера правительства Михаила Гладия. Другие галицкие губернаторы сохранили свои должности. У Гладия не было другого выхода, как пойти на компромисс с оппозицией и даже согласился дать ответ на предложенный ему документ – Десять вопросов оппозиции к новому губернатору.

С этого времени акции аграрной команды на политическом рынке начинают резко падать. Вместо этого начинает расти популярность в Галичине блока “Наша Украина” и лично Виктора Ющенко. Он становится новой надеждой галичан и новым воплощением украинской идеи в галицком варианте. Попытки СДПУ (о) провести разведку боем и перехватить электорат в Галичине (например, путем заигрывания с ветеранами ОУН-УПА) результата не принесли. Галичина стала проющенковской.

Впервые за историю Украины парламентские выборы в Галичине стали сокрушительным поражением пропрезидентских сил. Блок “За единую Украину” показал чрезвычайно низкий результат в Западной Украине. На отдельных избирательных участках за пропрезидентский блок не проголосовал ни один (!) избиратель. Галицкий социум радикализируется, и этот процесс становится все очевиднее. Тем более недовольство галичан усиливается тем фактором, что кадровая политика официального Киева продолжает не замечать настроений и политических симпатий региона: Администрация Президента проигнорировала волеизъявление Галичины и на посты губернаторов Львовской, Тернопольской, Ивано-Франковской областей назначила людей, которые принадлежат к властному блоку.

Какие же политические факторы двигают нынче галичанами в их несогласии с официальным Киевом?

Во-первых, осознание того, что модель нынешней Украины является слишком далекой от галицкого идеала.

Во-вторых, недопредставленность галицкой региональной элиты в украинских управленческих структурах.

В-третьих, практическая невозможность конкуренции с такими региональными элитами, как донецкая или днепропетровская.

В-четвертых, сближение официального Киева с Россией, к которой у галичан вражеское или, во всяком случае, настороженное отношение.

В-пятых, игнорирование официальным Киевом исторических традиций Галичины, интересов рядовых галичан (что выливается, например, в непризнании ОУН и УПА).

Шестое, игнорирование официальным Киевом интересов галицких элит.

Седьмое, олигархизация общества, отказ от честных и прозрачных принципов в политике (к которым галичане традиционно привыкли еще с австрийских времен), аморальность киевской власти.

Восьмое, фактическое игнорирование европейского и вообще прозападного вектора внешней политики, отсутствие реальных шагов на сближение с ЕС и НАТО. Рядовой галичанин – сторонник ориентации на Европу. Один из львовских политологов сформулировал следующий тезис: “Галичина слишком удружила для становления Украины, и теперь имеет право на то, чтобы отдохнуть в Европе. В том числе – отдохнуть от Украины”.

Девятое, засилье в Украине российских форм православия в виде Украинской православной церкви Московского патриархата (этот фактор является достаточно весомым).

Десятый, языково-культурная политика Киева.

Все это в комплексе приводит к специфическому, галицкому взгляду на будущий уклад Украины, а в наиболее радикальных политиков порождает призывы к отделению Галичины в отдельное государство. Мол, пусть надднепрянцы колбасятся себе в своей Украине, а мы построим настоящее общество, настоящее Украинское Государство.

Риск и недостатки сепаратизма

Притом, что идея сепарации Галичины выглядит для многих адептов достаточно привлекательной и органической, она несет в себе ряд потенциальных рисков и опасностей. Кратко опишем их.

1.Галицьке общество в большинстве своем не готово осознать себя отдельным этносом. Нет четкого представления об истории Галичины в оторванности от истории Украины. Нет-нет, да и возникнет в сознании галичанина абсолютно не свойственный Галичине казак с чубом и шароварах. Миф соборности, созданный в ХІХ веке, оказался наиболее живучим мифом, потому что он задевает тайные струны галицкой души. В более широком значении и в более широком контексте миф соборности – это миф о месианстве и пемонтизме галичан, что касается остальной части Украины.

2. Галичина как отдельное геополитическое образование больше всего выгодна России для определенных экспансионистских (в первую очередь – в сфере культурной и экономической экспансии) относительно Украины. Согласно теории О. Дугина, Галичина не вписывается в современную концепцию Украины как евразийского элемента. Галичина является чем-то отдельным, самостоятельным. Поэтому сепаратисты могут рассчитывать на поддержку со стороны российских реваншистских кругов. Что касается самой Галичины после вхождения остальной части Украины в “триединый союз” с Россией и Беларусью, то судьба неоколониального образования для нее гарантированна: активное продвижение российского бизнеса в Галичину при откровенном содействии местных “элит” – очевидно. Примеры “Нефтехимика Прикарпатья” или “Орианы” – показательны.

3. Галичане не имеют ильной харизматичной фигуры, которая могла бы стать лидером общественного процесса сепарации в отдельное государство. Более того – не существует общественной силы, нет идеологии, нет проекта государства. Есть идея – а между идеей и ее воплощением существует исполинская бездна.

4.Экономика Галичины не позволяет в нынешнем варианте рассчитывать на стремительное развитие края как отдельного государства. Галичина не является бюджетонаполняющим регионом. Наоборот – она состоит на дотации Украины. Промышленность Галичины полуразрушена. Сельское хозяйство – не конкурентноздатное на мировых рынках. Наукоемкие технологии развиваются слабо. Рекреационная сфера также нуждается в новых подходах – галицкие курорты отстают в качестве обслуживания от западных аналогов. Для приема туристов не разработаны действенные имиджевые программы, нет развитой инфраструктуры. Финансовые потоки не урегулированы, банковский капитал вращается в Галичине медленно. На что рассчитывать?

5.Региональные элиты являются довольно пестрыми. Местечковые ссоры иногда выливаются здесь в настоящие политические баталии или драмы. Антагонизм между аграриями и национал-демократами здесь часто сильнее, чем когда-то между коммунистами и руховцами. И кто сказал, что избранный президент Галичины будет лучше президента Украины? Один из львовских интеллектуалов несколько лет назад заметил: “Мне не нравится жить в государстве Суркиса, но я еще меньше хотел бы жить в государстве Сенчука”.

6.Специфика мышления простого галицкого политика существенно отличается от уровня мышления надднепрянских (в первую очередь – донецких или днепропетровских) политиков и характеризуется менее ценностными моментами. Для примера, политик в Донецке, выдвигая свою кандидатуру в Верховную Раду, мыслит: “Приду в парламент и стану олигархом”. Галицкий политик в аналогичной ситуации думает: “Приду в парламент и “лягу под олигарха”. В дальнейшем этот психологический момент даст возможность официальному Киеву для манипуляций с галицкими политиками.

7.Почти невозможно решить вопрос других западноукраинских земель – а именно Закарпатья, Волыни, Буковины, которые отличаются от Галичины в своем этно-ментальном развитии. Захотят ли жить эти земли в одном государстве с Галичиной? А если нет – то что, Закарпатья и Буковина станут аналогом российской Калининградской области? Провозглашать ли Объединенное Королевство Великой Галичины и Северной Буковины?

8.Как будет решен вопрос национальных меньшинств в Галичине и станут ли украинцы в новом государстве национальным меньшинством? Разговоры о “галицкой нации” как титульной являются нынче бессмысленными.

Можно приводить еще много непонятных, непродуманных моментов. Ясно только одно: сценарий 1991 года при “разлуке” Галичины и Украины использовать невозможно. И вообще – нужно ли это «расставание»? Нет ли других путей для решения проблемы и урегулирования отношений между Галичиной и Украиной?

Автономизм

На мой взгляд, решению проблемы будет способствовать выделение Галичины в отдельную автономную республику в составе Украины. Исторические, ментальные и политические факторы свидетельствуют об обособленности Галичины, ее уникальность в рамках Украины. Если автономию имеет Крым – то Галичина имеет не меньше прав на получение автономного статуса. Конечно, это возможно только после проведения референдума относительно статуса в самой Галичине и внесения изменений в Конституцию Украины.

Галицкая Автономия в составе Украины позволит:

- Галичине - получить более широкие экономические права (в частности, в бюджетной сфере);

- выкристаллизовываться собственной, галицкой элите, которая жила бы своей политической жизнью и лелеяла бы собственные политические традиции, более активно влияя на общеукраинскую политическую ситуацию;

- создать свое законодательство, свою Конституцию, расширить компетенции местного самоуправления;

- внедрить нормы, которые бы регулировали языковые и культурные отношения;

- решать “тупиковые” вопросы исторического, языкового и культурного уровня, которые вызывают сопротивления у представителей других областей Украины;

- взлелеять собственную концепцию истории, не вступая в длительные дискуссии с киевской исторической школой относительно тех или иных моментов;

- решить проблему формирования бюджета (использовав, скажем, киевскую модель бюджетных отношений с Центром и киевские пропорции);

- сберечь уникальные традиции, которые еще сохранились в Галичине;

- сберечь уникальную культуру карпатского региона.

Одним словом, Галицька автономия может удовлетворить немалое количество населения в Украине – и не только галичан. Кроме того, статус Автономии – это просто значительно престижнее, нежели пребывание в статусе трех рядовых областей Украины. И – вне сомнения – действенное средство противостояния центробежным настроениям в Галичине, которые будут расширятся от года в год, поскольку политическая, геополитическая и языково-культурная ситуация в Украине не соответствует интересам галичан, их видению модели будущей Украины.

И уже сейчас необходимо по-новому взглянуть на перспективы Галичины (во всяком случае, Львовщины как галицкого центра) в современной Украине. Новые политические тенденции, повышения роли регионов в общеукраинской жизни, может привести к тому, что традиционная вертикаль “Киев – регионы” может быть заменена большой паутиной-сеткой горизонтальных связей между регионами. В таких условиях необходимы две вещи: во-первых, регуляторный центр (Киев), во-вторых, геополитическая ось, которая бы заставляли эти отношения вращаться в правильном русле. Такой осью может быть естественный союз Востока и Запада, компромисс национального и интернационального, конкретнее – союз двух элит – галицкой и донецкой.

Идея такого союза не является новой, но она со временем не теряет актуальности. Действительно, союз галичан и дончан есть более чем естественным. Донбасс имеет развитую промышленность – Галичина – науково-емкость технологии. Донецк имеет деньги, Львов – интеллектуальный потенциал. Донецк – это олицетворение силы, “рук и ног” украинского политического процесса. Львов может прибавить этим “рукам и ногам” необходимую “голову”. Симбиоз Львова и Донецка в результате может создать неплохую перспективу. Это необходимо только осознать галицкой интеллигенции, которая враждебно и насторожено, отнеслась к назначению на пост премьер-министра Украины Виктора Януковича. Традиционная позиция галицкого интеллигента – “спасение в раковине”, насторожено-враждебное восприятие действительности, которая не вписывается в галицкое мировоззрение. Галичанин живет для Украины, но в то же время пытается убедить Украину в правильности только галицкого мировозрения и modus vivendi. Пора постепенно постичь, что и дончане, и львовяне являются равноценными гражданами Украины, не зависимо от того, каким образом они зарабатывают деньги или на каком языке разговаривают. И союз донецких и львовских элит может сделать для Украины значительно больше, нежели возгласы галицкого интеллигента, мол, “А на Донбассе сплошная русификация, и поэтому нам с ними не по пути!”, А в Донецке журналистов убивают бейсбольными битами!”, и т.д.

Приятно, что понимание необходимости позитивных сдвигов существует на уровне нынешнего руководства Львовской областью. Не потому ли один из первых визитов премьер-министра Украины Виктора Януковича запланирован именно во Львовскую область? Это один из тех регионов, который на уровне властных структур областного уровня откровенно заявил о желании видеть Януковича на посту премьер-министра. Нормальные, деловые отношения сложились с новым премьером у губернатора Львовщины Мирона Янкива. Мне уже приходилось слышать шутку о том, что в начале 90-х украинская политика вращалась вокруг трех “Л” – Леонида Кравчука, Леонида Кучмы и Ефима Леонидовича Звягильского, потом она стала вращаться вокруг трех “В” – Виктора Ющенко, Виктора Медведчука и Виктора Януковича. Теперь же нужно рассчитывать на новый треугольник, с трех “Я” – Януковича, Яновича (Азарова) и Янкива.

Союз Галичины и Донбасса может способствовать ускоренному осознанию галицким социумом необходимости создания галицкой автономии в пределах Украины, и будет содействовать тому, что сепаратизм в Галичине будет похоронен, не дав ему родиться как сформированному и осознанному течению. Уход от проблем Украины, противопоставление проблемам Украины, попытка не замечать новых тенденций в жизни Украины – ведет именно к сепарации, в первую очередь – культурной и политической. Такая позиция ведет к двум последствиям – или к центробежным настроениям и сепарации, озлобленности и разочарованию в проекте “Украина”, или полной маргинализации и превращении во что-то несерьезное, мало влиятельное в рамках Украины. Путь сотрудничества с Востоком может дать Галичине второе дыхание и опять поставить ее в число лидеров общеукраинского общественного процесса. Единственное замечание: с дончанами следует разговаривать на равных, а не как бедный и богатый родственники. Ярослав Галан был прав, когда писал об “очаровании на Восток”. Только вот понятие Востока бывает разным. Средневековый лозунг “Ex Oriente lux!” (“Свет с Востока!” и лозунг Галана “Очарованные на Восток!” могут быть актуальными и сейчас – только тогда, когда галичане научатся нормально воспринимать Восток Украины, научатся понимать, что Восток – это далеко не только Тернополь и Подволочиск.