10/21/2003 | Спостерігач

http://cn.com.ua/N282/politics/monologues/monologues.html
ДРАМА В ТРЕХ АКТАХ
Вадим Скуратовский



Политическое присутствие России в Украине исторически расслаивается на три периода, словно подчиняясь, по Асмусу, «тройственному ритму бытия».

Первый акт этой драмы начался в1654 году с переяславского присоединения Украины к тогдашней России. Присоединение, которое впоследствии было изобретательно названо «воссоединением».

Откуда этот термин, вознесенный до небес сталинско-советской идеологией?

...В сентябре 1681-го французский король Людовик XIV, атакуя голландских и германских своих соседей, для разыскания исторических и юридических «прав» французской короны на их территории учредил «палаты воссоединения» («реюньон»). Вот эта-то французская лексема в наиточнейшем чьем-то переводе и всплыла в российской политической фразеологии.

В первые годы советского режима историки-марксисты о том «присоединении-воссоединении», закрепленном Андрусовским договором 1667 года, писали еще без всяких межнациональных сантиментов. Писали правду: договор «представляет собой важный этап в борьбе Москвы за обладание Украиной... русское купечество приобретает важнейший путь к Черному морю, к которому оно давно стремилось, а русское дворянство получает жирные куски украинского чернозема вдобавок к своим вотчинам». Это Милица Нечкина, 1927 год. Впоследствии Милица Васильевна (наша нежинская землячка) так больше не писала. Но довоенная марксистская историография по инерции все еще продолжала разоблачительство конфетного облика русско-украинских первоотношений. «Большая советская энциклопедия» без обиняков утверждала: «Известный Переяславский договор по существу юридически оформил начало колониального господства России над Украиной».

Однако вскоре писали уже совсем другое. Многолистный исторический роман Натана Рыбака «Переяславская рада» побил в мировой литературе решительно все рекорды историографической лжи. В этом романе, писал в середине 1960-х в подцензурной печати писатель-диссидент Аркадий Белинков, «обстоятельно и местами пародийно воссоздана история предательства целого народа». И это было только начало. Завершился этап (не употребить же здесь слово «эпоха», вообще-то означающее «остановка»!) в сентябре 1914-го, во Львове, куда вошли русские войска, отбросившие войска австрийские, или, по крайней мере, 22-го июня следующего года, когда русская армия оставила Львов.

Итак, двести шестьдесят лет присутствия российской администрации, которое можно оценивать по слащавому идиллическому коду упомянутого якобы «воссоединения», а можно и по «присоединению».

На самом деле Украина под российским патронатом вошла в многотрудный XX век скандально, вне какой-либо нормальной национальной самоидентификации, в полуконспиративных и весьма фрагментарных ее формах.

Так что отношения те закономерно закончились в 1917—1920 годах гигантским кризисом: от войны — гражданской, межнациональной — до разного рода массовых идеологических фатаморган и галлюцинаций, подчас катастрофически близких к паранойе. Красногвардейцы, вошедшие в февральский, только что объявивший себя суверенным Киев 1918-го, стреляли просто на звук украинской речи.

Итак, закончился военно-феодальный период российского присутствия в Украине и начался военно-комунистический, с непомерно более жесткой идеологией и технологией.

Последствия не замедлили сказаться.

...В середине 1920-х писатель национал-коммунист Антоненко-Давидович тщетно пытался обратить внимание политических руководителей красноармейских частей на песенку, с которой эти части бодро маршировали по украинским городам и весям: «Мы фашистов разобьем! На Украину жить придем. На Украине есть чем жить. Есть, что шамать, есть что пить». Вот и вся новая геополитика.

Тот же неуемный Белинков в середине шестидесятых вполголоса, но все же процитировал этот красноармейский куплет — в связи с украинским искусственным голодом тридцатых (едва ли не единственное о нем подцензурное упоминание в советской печати той «эпохи»).

К этому голоду следует добавить фактически полное истребление и без того немногочисленной украинской интеллектуальной элиты. А потом мировая война, прокатившаяся своим неистовым катком и по Украине.

А в завершение — Щербицкий, вот уж подлинно эпоха-«остановка», беспримерный в европейской истории полицейско-идеологический террор, сменивший террор полицейско-физический. Не измерить чудовищных духовных и душевных потерь того внефизического террора. А один из зачинателей «Мемориала» у памятника Щербицкому юбилейным голосом извещает граждан, что «при нем» «хорошего было больше, чем плохого». Ну, что ж, как сказал один русский поэт, «слеза стекает: разложи, попробуй».

Но вот грянул третий акт украинско-российских отношений. Украина, отказавшись от «хорошего» ли, «дурного» ли, объявила себя суверенной.

Вот теперь и создавать «отношения»... Но нет тут-то (то есть в Украине) было.

...Телевизионный «мейнстрим», при всей своей нескончаемой информационной и другой лжи, тем подчас и интересен, что время от времени в бездарных его телекартинках внезапно, но весьма убедительно промелькнет схема-скелет текущих событий, их точная телерентгенограмма, базовый их инстинкт.

Итак, «Основной инстинкт». Как правило, довольно анархическое по своей бесструктурности московское телепредставление. Но вот на сей раз — нечто совсем иное.

Посредине того шоу сидел весьма известный Анатолий Чубайс, вслух размышлявший именно о российско-украинских отношениях и их перспективах. Главный пассионарий российского бизнеса сидел уже даже не посредине телеэкрана, а посредине мира (по крайней мере, постсоветского), каковой, оказывается, должен подчиниться «экспансии российского бизнеса» как рабочему инструменту новосозданного российского же «либерального империализма».

Случалось, Анатолий Борисович, глядя в теледиафрагму, выражался так: «Я сказал банкирам: парни, халявы не будет. А они в ответ: ну что ж, будет наезд...»

Но в этот вечер — несомненно, исторический — патрон российского капитализма говорил едва ли не по-латыни. Некое энергичное сверхсущество неумолимо волило всему окрестному, а в «грядущей перспективе» и всему другому человечеству: «Все до наших государственных границ — все наше. А по ту сторону, в той же перспективе, — тоже все наше». И оперировать будут уже не романовскими и сталинскими анахронизмами, но другими и по-своему куда более эффективными средствами. «Особенно если нас поддержит наше правительство!» Следуют цифры и факты в подкрепление той «экспансии».

Нет уже ни слова ни о Переяславской раде, ни о дружбе народов... (Оставим, мол, этот антиквариат.)

Вот вам самонаиновейший способ взнуздать украинского и других соседей. На этот раз — намертво заперев их, мягко говоря, наивный суверенитет в банковские сейфы, беспощадно запечатав в соответствующие беспощадные договоры, в беспощадное «единое» юридическое и экономическое пространство. Правительство поможет. А что, у него есть другой выход?

Словом, «либеральный империализм»... Третья, наивысшая его стадия.

А четвертой — уж не быть. При всей своей потенциально ужасающей ударной силе, перед которой все прежние имперские интриги и амбиции представляются едва ли не игрушкой истории, ее ребячеством, упомянутая вечерняя телесценаристика российского сверхделового сверхчеловека не принимает во внимание того, что обычно с третьим тактом в тройственном ритме бытия подчас заканчивается уже и само-бытие... Не исключая и авторов таких вот сценариев.

Вещество истории слишком устало от сверхчеловеческих амбиций, уже как бы прогибается под ними. Некому уже будет ни властвовать, ни подчиняться.

И все-таки: если у современной России такие либералы, то какие же у нее фашисты либо коммунисты?!