05/01/2005 | Костя Порох

..."это де­ньги супруги"


Зварич сказав що живе виключно на гроші дружини. --> дружина має/управляє бізнесом. --> Роман Заврич має повний комерційний інтерес в Оіл Транзіт.




29.04.2005 | 11:24
Роман Зварич: "Я самый богатый член правительства ...и горжусь этим"



Интервью министра юстиции Романа Зварича журналу «Бизнес»


— Какие у вас впечатления от почти трехмесячного пребывания на посту министра юстиции Украины? Вы еще не ус­тали бороться с коллизиями отечественного законодательства?

— Когда я сел в кресло министра юс­тиции, я четко осознавал, что главная функция Минюста — обеспечение вер­ховенства права в государстве. За это время моя позиция не изменилась. Что же касается коллизий, то на сегодня мы имеем в Украине очень хорошие законы. Другое дело — их исполнение. Я хочу, чтобы Министерство юстиции все-таки реально стало — на уровне исполнитель­ной власти — барьером для принятия законов, противоречащих Конституции. Видите, передо мной целая гора доку­ментов (показывает на стол с пухлыми папками), большинство из них — про­екты решений и постановлений органов исполнительной власти, которые долж­ны получить правовую оценку Минюс­та. Мы унаследовали систему, которая могла развалить наше государство и пос­тавить под сомнение задекларированные принципы верховенства права, демок­ратии и других атрибутов. Конечно, эту систему нужно менять. Я понимаю, что правительство, и в первую очередь пре­мьер-министр Юлия Тимошенко, хочет очень быстро изменить ситуацию в на­шем государстве.

— А вы против такой спешки?

— Мне (смеется) выпала очень небла­годарная миссия: выступать против революционной целесообразности, защи­щая позиции закона и права. Вы сами понимаете, что такая роль точно не увеличит круг моих друзей среди пред­ставителей власти.

— Можно сказать, что вы — самый "неудобный" коллега для членов правительства?

— Я думаю, что это касается не столь­ко меня лично, сколько позиций ми­нистра юстиции. Я объясню алгоритм работы этого ведомства, который, хочу верить, был задействован и до меня. Правовую оценку любого проекта нормативно-правового характера го­товит профильный департамент или ведомство Министерства юстиции без вмешательства министра. И если мне аргументированно доказывают, что проект решения противоречит дейс­твующему законодательств, а Кабмин принимает такое решение, выходя за рамки своих полномочий, я этот до­кумент визировать не буду. Но я ни­когда не принимаю решений сам. То есть все решения принимаются после ряда консультаций со специалиста­ми министерства. У меня есть выбор: либо работать так, чтобы понравиться моим динамичным революционным коллегам, либо все-таки встать на позиции закона. Я выбираю второй вариант, может быть, поэтому меня можно назвать "невыгодным" для пра­вительства.

— Все ли ваши замечания сегодня учи­тываются правительством?

— Нет. Я не могу сказать, что все. Кстати, я имею свои рычаги воздейс­твия, которые могу применить, в том числе и политические. Один раз я уже смог их применить, когда Кабмин вынес незаконное решение о времен­ном запрете реэкспорта сырой нефти. Многие обвиняли меня в том, что я лоббирую интересы жены (подробнее см. БИЗНЕС №10 от 07.03.05 г., стр.74-76. — Ред.). Я тогда подал заявление об от­ставке.

— А вы не боялись, что Президент вас возьмет и уволит?

— Я был готов к этому. Но очень хотел тогда, чтобы мои коллеги и Президент поняли, что если я буду занимать эту должность, то буду делать все возмож­ное, чтобы реноме моего министерства было на высоком уровне. Я откровенно скажу: отношение моих подчиненных и людей, с которыми я сотрудничаю, яв­ляется более важным для меня как ми­нистра, чем отношение моих коллег в Кабмине.

— На сегодня конфликт с Кабинетом министров исчерпан?

— Кабмин, конечно, удовлетворил коммерческие интересы предприятия "ОІЛ Транзит", в котором работает моя жена (смеется). Во всяком случае, это предприятие может сейчас реэкспорти­ровать нефть. Но это не означает, что Кабмин удовлетворил и учел принципи­альную позицию Минюста.

— Вы единственный из министров, кто не скрывает, что у его жены есть бизнес. А как же с требованием Президента о разделении бизнеса и власти до третьего колена?

— Если Президент считает, что я делаю на своей должности то, что может быть интерпретировано как лоббирование бизнес-интересов моей жены, он может меня уволить. Я не имею возможности лоббировать интересы не только моей жены, но и какого-либо предприятия. У меня все-таки не отраслевое министерст­во, а Минюст.

— А как вы вообще относитесь к лоб­бизму? Насколько известно БИЗНЕСу, у вас собственная точка зрения по этому вопросу.

— Моя позиция, возможно, неорди­нарна. Как министр, я не могу лобби­ровать какие-либо бизнес-интересы, тем более что юридическое ведомство просто не имеет такой возможности. Но я не вижу ничего плохого в том, что от­дельные политики, народные депутаты и даже члены правительства занимались законным лоббизмом законных интере­сов отдельных коммерческих структур. В этом нет ничего плохого, если все это происходит открыто и гласно и поли­тик может доказать, что с этого не будет иметь никакой выгоды. Лоббировать интересы отдельных коммерческих струк­тур — это нормальная практика в любой цивилизованной стране. Я думаю, что на каком-то этапе нам придется, наверное, этот вопрос урегулировать в законода­тельном поле.

— Последние недели создается впечатле­ние, что большинство решений правитель­ства, касающиеся регулирования рынков и цен, принимаются в порядке революцион­ной целесообразности...

— В какой-то степени я с вами со­гласен. К примеру, установление Каб­мином для нефтетрейдеров 15%-ной рентабельности не вписывается в дейс­твующее законодательство. Премьер-министр, принимая это решение, ссы­лалась на Закон Украины "О ценах и ценообразовании". Но в соответствии с этим Законом может быть определен только список товаров, уровень цен на которые подлежит регулированию, а не конкретный механизм регулирования. И мы, соответственно, по этому вопро­су высказали свою позицию, которая не была учтена.

— Вы очень часто говорите о собствен­ной принципиальности, о том, что никогда не пойдете на компромисс, если уверены в своей правоте. Что все-таки позволяет вам быть независимым?

— На самом деле, мою принципиаль­ность иногда объясняют тем, что я веду политическую борьбу с премьер-мини­стром или другими политиками. Говорю сразу: это неправда. Это никогда не вы­ступает мотивом моих действий. Когда я начинал свою политическую карьеру в Украине, сейчас в этом могу признать­ся, то допустил ряд ошибок. Я их совер­шал, когда отступал от принципиальной позиции ради какой-то политической целесообразности. Как правило, мое от­ступление от такой принципиальности оборачивалось против меня. Это стало для меня уроком.

— С кем из коллег-министров вы бы себя сравнили?

— Вы знаете, моя жена как-то сравнила меня с одиноким волком. Тогда я чувствовал, что моя личная позиция сильная. Это чувство меня никогда не подводи­ло. Хотя я могу откровенно сказать, что имею определенную роскошь, которой не было у моих предшественников.

— И что это за роскошь, если не сек­рет?

— Я чувствую, что за моей спиной сто­ит Президент Украины.

— Сейчас в окружении Президента ве­дутся скрытые перегруппировки, созда­ются собственные команды. Некоторые СМИ, к примеру, называют вас человеком Петра Порошенко...

— Давайте сразу оговоримся. Петр По­рошенко является человеком Президента не меньше и не больше, чем Роман Зварич. И я учитываю, в первую очередь, только позицию Президента, а не кого-либо из его окружения. Если я увижу, что наши позиции расходятся, я просто перестану быть человеком Президента. Но этого пока не произошло и не про­изойдет. Еще ни разу не было такого случая, чтобы Президент попросил меня сделать что-нибудь противозаконное.

— А о чем вас просил Президент?

— Были ситуации, когда Президент звонил, чтобы со мной посоветоваться. Был случай, когда он мне сказал: "Ро­ман, сделай что-нибудь". Я могу расска­зать, по какому делу. Речь шла о регис­трации партии "Пора". Минюст вынес решение, что нет никаких правовых оснований для регистрации этой пар­тии. Президент, конечно, не мог знать все правовые истоки данной конкретной проблемы. Я думаю, что представители этой партии просто вышли на Виктора Андреевича и пожаловались на меня.

— И какова была реакция Виктора Ан­дреевича?

— Я ему очень коротко пояснил, какие у меня основания. Тогда Президент отреагировал одним предложением: "Роман, сделай что-нибудь". Мы в рамках закона предоставили возможность "Поре" исправить ситуацию, провели дополни­тельную проверку и тогда окончательно отказались от регистрации. Президент об этом знает, и после этого по данному вопросу лично мне не звонил.

— Вы часто в последнее время общае­тесь с Президентом?

— Иногда разговариваем несколько раз в день, а можем и неделю не общаться. У меня нет такой проблемы — пооб­щаться с Президентом, потому что я не страдаю потребностью "прикоснуться к телу".

— А многие из ваших коллег этим стра­дают?

— Есть такие...

— Ваша оценка, как главы Минюста, реприватизации собственности в Украине.

— Я согласен с позицией Президента, что не может быть такого понятия, как реприватизация. Если мы признаем пра­вовую целесообразность использования такого понятия, тогда мы априори оп­ределяем, что приватизация любого объ­екта была законной. Получается, что теперь мы хотим найти какой-нибудь законный механизм для его реприватизации. Я смотрю на эту проблему исклю­чительно с точки зрения закона.

— Многие ваши соратники по партии смотрят на этот вопрос с точки зрения со­циальной справедливости...

— Я не понимаю, что такое социаль­ная справедливость. Если приватизация того или иного предприятия произошла вопреки действующему законодательству или инвестор не выполняет свои обяза­тельства, тогда есть все основания отме­нить решение о приватизации объекта.

— Что касается "дела Колесникова", вы заявили, что при его задержании были до­пущены незначительные ошибки.

— Это были процессуальные ошибки, но поскольку для меня сфера процессуального обеспечения прав и свобод человека очень важна, я считаю это недостатком, который очень часто про­сматривается в деятельности правоохранительных органов. Поэтому я решил, что на этом нам нужно сделать маленький акцент. Речь идет о том, что граж­данин был вызван в качестве свидетеля в Генпрокуратуру. И, как свидетель, он пользуется некоторыми правами. Мое министерство к этому непричастно.

— Какие у вас планы по реформирова­нию Минюста? В частности, предприни­мателей интересует, что будет с исполни­тельной службой и "Укрспецюстом".

— Мы планируем широкомасштабную реформу органов юстиции. Я хочу вы­вести исполнительную службу в прави­тельственный орган со своим статусом. И уже в этот орган перевести сегодня автономную структуру, которой является "Укрспецюст".

Сейчас у нас так складывается, что ру­ководителей на соответствующем уровне исполнительной службы, прикрепленных к органам юстиции, курируют местные государственные администрации. В рабо­ту исполнительной службы через управ­ление юстиции всегда могут вмешаться губернатор, прокурор либо другое долж­ностное лицо или судья. Поэтому я хочу вывести исполнительную службу вместе с "Укрспецюстом" и создать четкую вер­тикаль, которая будет подчинена минис­тру. Это даст мне возможность требовать оперативной отчетности от моих подчи­ненных. Сейчас я этой возможности не имею.

— Вы считаете себя состоятельным че­ловеком? Какая зарплата у министра юс­тиции?

— Очень маленькая, где-то около тыся­чи гривен. Это, конечно, не адекватная зарплата для министра, но я не чувствую себя бедным человеком. Я думаю, вы знаете, что я обнародовал свою декла­рацию о доходах. По этой декларации выходит, что я самый богатый член пра­вительства, и я этим горжусь. Но это де­ньги супруги, я эти деньги не заработал, потому что никогда не занимался биз­несом. Потому что я намного раньше в своей жизни понял, что заниматься биз­несом — не мое.

— Многие сотрудники министерств, при­дя на новую должность, почему-то любят продавать автопарки своих предшествен­ников. Вы продали машину г-на Лавриновича?

— Нет. Я ее унаследовал. Она мне нра­вится, и я считаю ее подходящей для министра юстиции. Я не согласен с теми, кто говорит, что министр должен ездить на дешевой машине. Моя служебная ма­шина Volkswagen Phaeton госномер 038. Но я никогда не использую служебную машину в личных целях. И если мне надо поехать по своим делам, я всегда беру свой джип Pajero, который называю "бычок". Например, я каждую неделю езжу на Бессарабку, чтобы купить домой продукты. Вы никогда меня не увидите в воскресенье на моей служебной машине.

— А это правда, что вы ни разу не при­гласили свою супругу в рабочий кабинет?

— Это правда, моя жена еще ни разу не была в министерстве. Только один раз была у меня в служебной машине, ког­да мы ехали вместе из ресторана, где я с ней обедал.

— Скажите, зачем надо было успешному человеку из США, имея семейный бизнес, все бросить и ехать в Украину заниматься политикой?

— На принятие этого решения повли­яли моя жена Светлана и сын Богдан. К тому же я воспитывался в украинской семье. Я чувствую, что мое место в Ук­раине. И если меня спрашивают, когда я принял решение сюда переехать, я всегда отвечаю, что это решение было просто закономерным в моей жизни. Это моя карма.

— Скажите, были моменты, когда вы хо­тели бросить все и вернуться в США?

— Откровенно говоря, были. После скандала с реэкспортом нефти, когда начали лить грязь на мою жену. Даже не уехать, возникло такое чувство, ну сколь­ко можно терпеть?! А второй случай, ког­да я баллотировался в народные депутаты в 2000 г. в Закарпатской области. Тогда буквально за день до выборов убили мо­его основного конкурента, и несколько телеканалов пытались меня превратить в киллера. Или вот последняя грязь, что я, мол, не имею ученой степени. Что гово­рить, Украина — страна сложная, но тут намного интереснее, чем в США.


«Бизнес»