09/28/2005 | Пані

http://maidanua.org/static/mai/1127893629.html

А ведь начало осени было таким тихим. Лишь в речах отдохнувших демагогов комсомольской масти зазвенело выражение "идеалы Майдана". Окрепшие за лето политиканы узрели в нем реинкарнацию давно загнувшихся "заветов Ильича" и потянулись закреплять за собой этот оборот речи, помечать славный брэнд.

И вдруг они вцепились друг в друга, крича классическое: "Вас в идеале не стояло" и "Вы прэдали", - с оскорблениями, шантажом, фальшивыми уверениями в дружбе, безмерно опошляя все, дискредитируя высокую идею и себя. Под злорадное ликование наших врагов и прыткую суету министров, депутатов, губернаторов и бывших Президентов. У них это называется война компроматов.

А у нас будет свой праздник. Скоро мы отметим годовщину Майдана. Подведем итоги.

Кто-то предал Ющенко? Без сомнения. В его понимании, разумеется. Была нарушена священная номенклатурная заповедь - не навреди подобному. А он решил было, что полюбовно со всеми договорился, когда большой командой они заскользили в мутных наших водах с разинутыми ртами, считая себя за китов и отсасывая планктон.

Да, это был сильный ход - подплыть с невинным лицом и стянуть с респектабельного мужчины плавки, оголить нашего короля. Тот в отместку успел тоже кое-что сдернуть. Великолепное открылось зрелище. Оно внушало надежду, что короли наши всегда теперь будут плавать бесштанными, как положено народным королям. И Снежные королевы, само собою, в чем я невольно солидаризуюсь с г...ном Митрофановым из Москвы.

Однако, все вылезли на берег и привели в порядок гардероб. Затем зарыли "сокири війни". Мы наблюдали лишь первое столкновение. Все только начинается.

Прискорбно видеть, как схлестнулись два человека, две Украины. Не только конкретные люди - два мира.

Битое-перебитое село наше с его тысячелетней этической традицией и культурой, естественно и просто входящей в быт своими писанками, глечиками, рушниками. Село - с опорой на семью и кумовьев, поскольку нет другой защиты, с недоверием к городу и чужакам, с наивной хитростью, страхами, со страшными ожогами исторической памяти и глубоко интимной связью с землей. Де у Миколи всі куми, і самі вони Миколи, і село теж Миколаївка, і всі там гетьмани. А Бог живе десь поруч.

И денационализированный, люмпенизированный, индустриализированный наш Восток драгоценный. Где жизнь - российская копейка, гуляй душа, пока хороша, да развернись гармонь хмельная, отдам в получечку. Где жесткость и жестокость синонимы.

И сцепились они друг с другом не где-нибудь, а в грязном омуте политики, где один принял кастовую замкнутость, коррупционность, традиции пресмыкательства за подобие сельских традиций - де не втручаються у чужі справи, де є старші люди, до яких слід прислухатися, і треба якось крутитися, коли хочеш жити при достатку, бо хто ж бідного любить. А вторая сходу проникла в суть этого шипящего, стоящего на хвостах серпентария, легко вошла в структуру, где пружины власти обнажены и опасно торчат, как из ободранного дивана, на котором дрыхнут бомжи. Хочешь жить - носи заточку.

А в обществе растерянность, в обществе смятение, кризис сознания, выплеснувшийся в презрение к власти и раздражение. Падает международный авторитет государства. У Европы растет недоверие к нашим бюрократам. А чем же они занимаются? А реструктурированием, реконструированием, конфигурацией, консолидацией и диалогами, диалогами.

Он, подобно алхимику, сосредоточенно сгребает в предвыборный котел все подряд - от шоколада до трупов, поливает елеем, произносит прочувствованные мантры, пускает ток, гальванизируя покойников, и надеется в итоге добыть золото. Она же возбужденно носится вокруг кругами с подобной целью, срывая маргинальные, эротические плоды успеха и даже ядовитые травы с чужих полей. Но нет там никаких жовто-блакитних незабудок.

Нам бы научиться как-то прозревать сущность явлений, правильно оценивать их действия и поступки. Ведь дела так себе. Плохи дела.

Виктор Ющенко - переходной человек переходной эпохи. Он вышел из феодального села, из советского застоя, из коммунистической партии, из компьютеризированного банка и никуда не пришел. Он, как мы все, - на распутье, как и наша Украина, стоящая на перекрестке торговых путей, политических систем, транспортных коридоров. Он - украинский человек в эпоху глобализма. Его называют Кучмой-2, а он скорее какой-то Кучма-полтора. Растерянный жилец лоскутной Украины, которая до сих пор проходной двор идей, капиталов и скверных постояльцев.

Он отождествляет народ со свободным плебсом, с деревенским пиететом воспринимает парламентариев как родовых дворян, их мафиозные повадки относит к аристократическим вычурам, авторитетных нуворишей в шрамах полагает за бомонд, награбленные рекетирами деньги - за благородные "старые капиталы", бандитских шахто- банко- комбинатовладельцев мнит креативной элитой общества, интеллигенцию не любит - а за что ее, разобщенную, травмированную, угодливую любить? И журналистов не любит, ибо за что любить крикливых и корыстных. И еще. Не возвращает селу сыновьего долга - защиту.

Он опасается реформ, как тайфуна нестабильности. К чему они, когда "не все так погано у нашому домі"? Стремление общества к немедленным переменам, к решительному налаживанию хода жизни, кажется ему опасным радикализмом, похожим на искусственные роды. Он склонен долго вынашивать будущее в одряхлевшем теле.

Он как бы не осознает, что рост туберкулеза, СПИДа, нищеты, бесправия, детской беспризорности - это и есть злокачественная нестабильность, что убийство частной инициативы, национальная униженность, даже архитектурное искажение облика столицы - это и есть деградация, уводящая нас в пропасть. Будто не видит, что неохотно признанный бурчащим народом первичный капитал (не ваучерная приватизация, вот парадокс!), перерос во вторичный и третичный, сифилитичный, что он проел до дыр государственный организм, у которого отвалился нос. Уже пошли в атаку на последнюю жалкую собственность людей - квартирки в "хрущовках". На их детенышей - ради торговли органами, зарывая распотрошенные трупики прямо под роддомом.

Бешеный разгул коррупции, повальное злоупотребление властью он считает неприятной изнанкой жизни, без которой нет ее светлой стороны. С ними он справляется отмахиваниями, как с комарами. Он верит в самоискупление грехов, в этот практичный набор техник, куда наверняка входит аутосуггестия, во все эти чистые страницы, которые жизнь перелистывает одну за одной. Он искренне и другим предлагает этот рецепт. Он очень одинок.

Как было бы хорошо забыть о нем, обо всем на свете, и закрутить шикарный роман с азартной дамой, ловко извлекающей из рукава разноцветные ленточки, проявившей вдруг неподдельный интерес с делам, которые "заказали" на "голубом майдане", и еще - к переменам влекущей.

Но у меня навсегда в памяти из "заказанных голубых дел" - повесившаяся девчонка из Лебедина, по-моему, которую в общежитии изнасиловали подселенные "избиратели" из Донбасса. К тому же, не люблю жонглирования ценностями, взятыми из неприкосновенного запаса, и опасаюсь неведомых перемен.

Правда, вспоминается также прелестный рассказ экс-премьерши: "мы выехали за город на конспиративную встречу и увидели стаю дворовых собак - грязных, страшных, ободранных и обвязанных оранжевыми ленточками. Мы их покормили". Вспомнили? Она так сентиментальна, отважна, порывиста...

"Все в ней жизнь, все свобода,
И в груди колотье,
И тюремные своды
Не сломили ее.

Стрекозою такою
Родила ее мать
Ранить сердце мужское,
Женской лаской пленять".

Там и дальше есть: "В белом платье в полоску И с косою жгутом"...

Но она не стрекоза. Думаю, она королева желудков, колбасный наш поводырь.

Что тут сказать? В колбасе таится великая мудрость природы. Дня нет в человеческой истории, чтобы люди не возжелали ее. Путь к сердцу человека лежит через колбасу. Мы думаем о ней постоянно, всем мерцающим фоном сознания, как бродячие собаки, как солдат о бабах. Этим колбасным манером мы живем и размножаемся, кормимся и вновь живем. Таково уж имманентное свойство всей живой протоплазмы. Особенно мне симпатичны те из нас, что задумчиво сидят на дне аквариума с глазами на стебельках, лишь изредка всплывая чего-нибудь перехватить. Что ж, можно рискнуть, конечно, кто хочет.

Единственная беда - что-то у нее с рукой, об этом по традиции мы узнали из Москвы. Вечно какие-то жуткие ситуации преследует наших знаменитых женщин: "...моя рука повисла в воздухе, ее полили серной кислотой, горячей смолой, поставили на нее клеймо, после этого... обваляли в перьях и укусили". Немедленно припомнился подобный кошмар: "И она тянется и тянется – рука. Сейчас я ехала сюда – были новости. И сказали – на площади массовое отруення почалось".

Но проблема, конечно, не в изуродованной руке или в известном отравлении. Она и он категорически обязаны помнить - мы не дарили им нашу жизнь и судьбу.

Мы выбрали эту политическую пару непосредственным народным волеизъявлением, глупым сердцем, на лютом морозе. А они приняли это избрание, обязавшись тем самым действовать в рамках нашей морали - бесхитростной, понятной каждому. Майдан стал их демиургом, он создал их и вручил свои идеалы, чтобы немедленно претворять в жизнь.

Идеалы эти не давали им права заигрывать со шпаной с "голубых майданов", узурпировать наше понимание общественных целей, заводить шашни с Кремлем, плевать на народную память о национальных героях, консолидироваться с уголовными "элитами" под маркой "Схід і Захід разом".

А они почему-то считают, что для нас вполне достаточно драйва, который мы получили накричавшись, замерзая, плача, бегая туда-сюда со сжатыми кулаками, этого зимнего экстрима, адреналин-шоу с живым мессией и апостолами веры. На целый век должно хватить нам холопского счастья - жизнь положить за поворот судьбы Великих и Оранжевых.

Они еще разудало катятся по инерции, будто на санках, смазанных майданными симпатиями. В упоении победой им кажется, что народ этот мало что смыслит, - биомасса, простой планктон. Мертвые души, которые можно покупать, продавать, закладывать.

Поэтому не надо больше нам рассказывать про "майдан", про "европейские стандарты", про "прэдали", про десять дней, которые потрясли Президента. Нет веры словам, потому что нетронутой лежит груда дел. Дрязги и демагогия пошатнули наше доверие.

Мы вновь со страхом, как когда-то, начинаем думать, что слово "мир" из их уст может означать свет в доме и хлеб на столе. А может - войну