Умер Александр Яковлев
10/23/2005 | Karamello
В этот вторник, двадцать лет спустя после начала нервной, эклектичной, судорожной перестройки, умер человек, считавшихся ее идеологом. В этом определении - идеолог перестройки - есть, наверное, доля правды. Но идеологами перестройки могли считаться практически все - весь народ совершал над собой трудную, родильную работу, и то, что работа эта пошла в отбросы истории в последующие за августовским путчем годы - не отменяет ее важности. Ее таки прийдется возобновить - сейчас, завтра, десять или пятьдесят лет спустя.
Александр Яковлев теперь кажется мне единственным человеком, чьи идеи могли бы помочь сохранить - частично, ограниченно, но функционально - Союз. Я имею в виду идея покаяния, идею суда над большевизмом. Суд и покаяние означали бы законодательное закрепление факта, что большевизм - антинародный и незаконный режим, и что история России и ее вассалов претерпела перерыв в постепенности в годы между октябрсьским переворотом и августовской опереттой.
Гениальное по своей простоте решение Яковлева позволило бы решить целую связку наболевших между Россией и ее соседями проблем, а самим соседям - разделить и ответственность, и, разумеется, работу покаяния с сувереном, вместо отчаянной, но малоконструктивной попытки свалить все на "оккупационный режим".
Украине, в частности, это позволило бы провести процесс декоммунизации не редуцируя его в процесс демосковизации и прийти к общему с новой Россией пониманию геноцидальности - и для российского, и для украинского народа - преступлений большевистского режима, заодно разрешив и часть своих внутренних, на деле питающихся из источника незавершенной декоммунизации, противоречий.
Но главное - оно могло бы позволить самой России прийти к согласию со своей историей, совершить шаг, который делать рано или поздно все равно придется.
Новая, постбольшевистская Россия и новые, построссийские ее бывшие вассалы разумеется имели бы больше точек взаимодействия и взаимоопоры, чем нынешние Россия и сторонящиеся ее, но не избавившиеся сами от большевистских раковых клеток соседи. Разумеется, и экономически, и социально-политически ситуация на постсоветском пространстве была бы гораздо более приемлемой и для народов России, и для народов ее бывших сателлитов.
Реалии же таковы, что сейчас Россия, как и прежде, не имеет духовных сил прийти к согласию со своей новейшей историей, ни желания их обрести. Отчаянная, тщетная попытка протянуть непрерывной нитью историю России от царей до безвольного подбородка Путина - без, разумеется, принятия какой-либо ответственности за эту историю - рождает ответное жжение на ее границах, да и в ней самой.
Яковлев был похоронен на Троекуровском кладбище. Ни Горбачев, ни какое-либо значительное лицо из путинской администрации на похороны не прибыли. В нынешей России человеку, который видел, пожалуй, единственно возможный способ сохранить ее конструктивное, регионообразующее влияние, было отказано и в почетном месте на кладбище, и в приличествующем его фигуре государственном внимании.
Александр Яковлев теперь кажется мне единственным человеком, чьи идеи могли бы помочь сохранить - частично, ограниченно, но функционально - Союз. Я имею в виду идея покаяния, идею суда над большевизмом. Суд и покаяние означали бы законодательное закрепление факта, что большевизм - антинародный и незаконный режим, и что история России и ее вассалов претерпела перерыв в постепенности в годы между октябрсьским переворотом и августовской опереттой.
Гениальное по своей простоте решение Яковлева позволило бы решить целую связку наболевших между Россией и ее соседями проблем, а самим соседям - разделить и ответственность, и, разумеется, работу покаяния с сувереном, вместо отчаянной, но малоконструктивной попытки свалить все на "оккупационный режим".
Украине, в частности, это позволило бы провести процесс декоммунизации не редуцируя его в процесс демосковизации и прийти к общему с новой Россией пониманию геноцидальности - и для российского, и для украинского народа - преступлений большевистского режима, заодно разрешив и часть своих внутренних, на деле питающихся из источника незавершенной декоммунизации, противоречий.
Но главное - оно могло бы позволить самой России прийти к согласию со своей историей, совершить шаг, который делать рано или поздно все равно придется.
Новая, постбольшевистская Россия и новые, построссийские ее бывшие вассалы разумеется имели бы больше точек взаимодействия и взаимоопоры, чем нынешние Россия и сторонящиеся ее, но не избавившиеся сами от большевистских раковых клеток соседи. Разумеется, и экономически, и социально-политически ситуация на постсоветском пространстве была бы гораздо более приемлемой и для народов России, и для народов ее бывших сателлитов.
Реалии же таковы, что сейчас Россия, как и прежде, не имеет духовных сил прийти к согласию со своей новейшей историей, ни желания их обрести. Отчаянная, тщетная попытка протянуть непрерывной нитью историю России от царей до безвольного подбородка Путина - без, разумеется, принятия какой-либо ответственности за эту историю - рождает ответное жжение на ее границах, да и в ней самой.
Яковлев был похоронен на Троекуровском кладбище. Ни Горбачев, ни какое-либо значительное лицо из путинской администрации на похороны не прибыли. В нынешей России человеку, который видел, пожалуй, единственно возможный способ сохранить ее конструктивное, регионообразующее влияние, было отказано и в почетном месте на кладбище, и в приличествующем его фигуре государственном внимании.