07/19/2006 | Кирилл Рогов

Неразрешенная свобода

Витиевато у нас в России жизнь устроена. Например, наш министр обороны пишет в иностранную газету статью немного в духе Монтескье, где объясняет, что демократию нельзя пересадить, как картошку, туда, где она не росла и не растет. А министр пропаганды и политтехнологий вызывает иностранных корреспондентов и объясняет, что, в отличие от многих стран, где демократические процедуры стали фиговым листком для закулисных кукловодов, Россия без всяких процедур успешно движется по пути реальной демократии.

То, что министры путаются в показаниях, не свидетельствует о различии их взглядов. Просто они черпают аргументы из разных эпох. Министр обороны – из споров о России и Европе XVIII-XIX столетий, в которых разница двух миров трактовалась метафизически. А другой министр – из аргументов века XX, когда традиционная демократия была объявлена буржуазной и противопоставлена демократии народной, социалистической. И как в центре той демократии оказывались уже не права личности, а права народа, так и у нашего министра демократия есть средство обеспечения суверенитета.

В совокупности же министры делают одно дело. Логика в споре бывает убедительна, а ее отсутствие бывает сногсшибательно. Наш президент любит цитировать Ильина, а его министры – кто графа Уварова, кто Че Гевару. Не суть важно. Важно, что с этой мешаниной не поспоришь. Как, например, вы спросите у человека: ты по убеждениям левый или правый? А вам ответят: я по убеждениям был и остаюсь передний. Пойди доказывай, что так не бывает. Спор проигран, и прочь подробности.

Интересно, в сущности, не то, как министры тему "демократии" шинкуют и заквашивают, а то, что спор о демократии в России – спор внешний, так сказать, экспортный. Для разговоров с иностранцами. Внутри России о демократии почти не спорят. Люди уверены либо в том, что ее у нас нет, либо в том, что она нам не нужна. Или и то, и другое. Почему? Ведь демократия – это свобода.

И тут возникает проблема действительных отличий России от Запада, о которых министры в иностранных газетах не могли писать. Дело в том, что свобода и демократия в России пребывают в совсем ином взаимном отношении, нежели на Западе. Западная демократия – это общая и разрешенная свобода. В России неразрешенная свобода является организующим моментом быта, карьеры и общественного уклада в целом.

Утверждение, что строгость законов в России компенсируется их повсеместным неисполнением, толкует дело слишком просто. Вот еду я по третьему кольцу, где разрешенная скорость – 60. И еду я, как все, значительно быстрее. Но надо знать места, где милиция может мерить скорость, и вовремя притормозить. Вся соль не в том, что в России нарушают правила. Соль в том, что личная судьба и личная свобода зависят от того, знаешь ли ты, где, как и когда можно нарушать правила, а где нельзя. Не нарушая правил, вы обрекаете себя на несвободу и маргинальность. А нарушая их огульно, без разбору,– на то, что сломаете шею.

Важны именно правила нарушения правил. Они, кстати, меняются. И самые успешные, зажиточные люди в России – те, кто быстрей других улавливает эти изменения. Так было и раньше. Про этих людей говорили: "Умеют устроиться". Тут нужно чутье, мобильность и особая включенность в социальную среду.

Вот, например, так уходить от налогов, как это делали все в 90-е, уже нельзя. Но есть множество других интересных дел. Тогда можно было заработать на приватизации, и глуп тот, кто этим не воспользовался. Теперь вполне неплохо можно подзаработать на собирании национального достояния обратно, и глуп тот, кто этому противится. Еще вчера тому человеку можно было возражать, а ныне это уже считается просто бунтом.

Самый могущественный человек в России – это тот, кто устанавливает новые правила нарушения правил. Тот, кто определяет, какие общепринятые правила нарушения правил больше не действуют, какие нарушения уже наказуемы, а какие еще нет. Это царь. И внешне его роль выглядит почти всегда весьма достойной. Он запрещает некоторые нарушения, ставшие общей нормой (мы говорим: "Навел порядок"). Но в то же время незаметно открываются какие-то там новые шлюзы, возможности успеха и карьеры. И, рассуждая о свободе общей, о свободе разрешенной, вы лишь наверняка упустите свой личный шанс.