Як шкода цих "закомплексованих" англійців (/)
06/19/2008 | Hoja_Nasreddin
http://www.ej.ru/?a=note&id=8149
Как в кино
12 ИЮНЯ 2008 г. МАТВЕЙ ГАНАПОЛЬСКИЙ
Яхта губернатора Чукотки Романа Абрамовича «Pelorus» стоимостью 125 миллионов долларов, которая прибыла в центр Северной столицы накануне XII Петербургского международного экономического форума, вызвала повышенный интерес у горожан, сообщает РИА «Новости». Горожане толпами шли посмотреть на яхту миллиардера. Из-за ажиотажного интереса, отмечает РИА, даже возникали невиданные для выходного дня пробки. Региональные СМИ пишут, что интерес к яхте, годовое обслуживание которой превышает 12 миллионов долларов, проявили не только простые горожане, но и VIP-персоны. Так, губернатор северной столицы Валентина Матвиенко пришла в гости к начальнику Чукотки накануне форума. («Эхо Москвы», СПБ).
Я сидел на Би-Би-Си в Лондоне и ждал Севу Новгородцева, он хотел записать меня в очередном выпуске «Би-Би-Севы».
До записи было минут двадцать, и я шатался по «русскому коридору» Би-БИ-СИ, бесцельно заглядывая в комнаты, опустевшие к вечеру. В одной из студий шла запись чего-то аналитического.
Я тихо зашел в аппаратную. Ведущая и двое гостей говорили о России. Один из гостей, молодой, говорил по-русски идеально, было видно, что он из наших журналистов. Второй, пожилой, говорил с сильным акцентом. Сразу узнавался англичанин.
Запись закончились, мужчины вышли из студии и пошли в курилку. Мы познакомились. Молодой действительно оказался журналистом из Москвы, а вот пожилой гость был, как говорили раньше, английским советологом. Теперь его можно было бы назвать исследователем современной России.
Мне этого англичанина стало как-то сразу жалко. И дело не в его возрасте. Он был очень странно одет. Если говорить мягко, то он был одет бедно. И это никак не вязалось с его очень грамотной русской речью. Я подумал, что нас с Британией роднит вот эта бедность пожилых интеллигентных людей. Такой черный, чуть потертый костюм я часто видел на интеллигентных стариках в России. Бедность в одежде дополнял очень потертый портфель, в который он аккуратно положил бумаги.
Я быстро записался у Севы, а потом как-то так получилось, что мы вышли с этим англичанином из Буш-хауса, где расположена радиостанция, и решили пройтись. Был ранний вечер, мне все было интересно, завтра нужно было улетать, поэтому я хотел увидеть Лондон, хотя бы немного. Англичанин спросил, куда меня вести. Я сказал, что к метро, и указал рукой.
— Отлично, — сказал он, — именно там моя машина. Тут нигде не запаркуешься.
Мы шли, и он немного рассказал о себе. У него нет русских корней. Россией стал интересоваться еще его отец. А сам он выучил русский, во-первых, потому, что его заставил отец, а потом ему стало действительно интересно все, что происходит в этой холодной и враждебной стране.
Правда, когда он поближе узнал Россию, он понял, что она не такая уж холодная и враждебная, но это уже не отбило интереса. Вот так он и идет с Россией по жизни, отдавая ее изучению все свободное время, пишет статьи в научные журналы, и его даже считают опытным экспертом. Такое вот у него хобби.
Я спросил, что же он делает в основное время, когда не занимается Россией. Он сказал, что, вообще-то, он на пенсии, но у него есть увлечение. Это лошади.
Разговор перешел на лошадей. Он все про них знал и стал мне рассказывать, какие они бывают красивые, что они почти как люди. И что у британских лошадей какой-то чисто британский характер. Они высокомерно ведут себя с конюхами.
Мне опять стало жалко этого старика. Я себе представил, как он убирает за лошадью навоз, и она, эта лошадь, высокомерно на него смотрит.
Конюх-эксперт, подумал я. Таким я его и запомню.
Мы вышли на другую улицу, где был вход в метро, и стали прощаться.
— А где ваша машина? — спросил я.
— Вон она, — он указал рукой чуть поодаль.
Мои глаза полезли на лоб. Метрах в двадцати стоял роллс-ройс. Он был огромный и очень высокий, как в кино. На капоте блестела знакомая эмблема. Из машины, увидев моего спутника, вышел водитель. Он был одет в красивую униформу, как в фильмах по романам Агаты Кристи или про Дживса и Вустера. Водитель стал у двери машины, ожидая хозяина.
Я понял, что мой спутник не убирает навоз и с лошадьми у него какие-то другие связи.
— Извините, — сказал я. — Может, такое спрашивать не принято, но чем вы занимаетесь?
— Ничего страшного, — улыбнулся старик. — Я занимаюсь разным. И сейчас, чтобы вас совсем добить, скажу вам, что еду в свое имение. Оно, правда, маленькое, но мне хватает. Именно там ипподром и конюшни. И много всего остального. Но все это еще от моего отца. Я мало что добавил. А что вас удивляет?
Я понял, что его можно спросить прямо. А если он обидится, то пусть так и будет. Вряд-ли я его еще когда-нибудь увижу.
— А где ваши дорогие часы и костюм. Ваш облик, простите…
— Я знаю, он не вяжется с машиной, — прервал он меня. — Вы меня не смущаете. А вы посмотрите вокруг, а где их дорогие часы?
Он указал на выход из метро.
Я посмотрел. Из метро выходили люди, и я впервые сформулировал для себя то, что чувствовал весь день и что приписывал самому городу. Все были как-то серо одеты. Хотя «серо» — это неправильное слово. Можно сказать, неброско. В общем, в одежде и аксессуарах доминировали сдержанные тона. Из потока выделялась только молодежь, выстреливая какой-то яркой деталью.
— В центре Лондона трудно парковаться, вот все и едут на метро, — продолжил владелец машины моей мечты. — Вы думаете, это пролетариат? Если это так, то этот пролетариат может много себе позволить.
— Как-то очень все неярко, — сказал я. — Очень много серого. Все что, прибедняются?
— Нет, боятся оскорбить встречного.
И далее он пояснил, что, может, виновата английская традиция, может, совесть или чувство приличия, а может, тут замешана англиканская церковь, но никто не демонстрирует своего богатства. И если ты идешь по улице, обвешанный бриллиантами, то ты можешь своим видом оскорбить встречного, который не может себе позволить такое купить. И у него испортится настроение, могут даже появиться комплексы. А ведь улица общая.
— Я никогда не хожу на Би-БИ-СИ в костюме, — добавил он, — я стараюсь журналистов не смущать, они там привыкли одеваться свободно.
Поговорив, мы тепло попрощались, и старик сел в машину. Водитель закрыл дверь, и машина бесшумно уехала. А я еще долго стоял и смотрел на выход из метро, вылавливая цветные пятна из аккуратного серого потока.
Вот и вся история.
Я не думаю, что Абрамович, который, как пишут, испытал в жизни много лишений, специально привел свою яхту в Санкт-Петербург, чтобы намеренно унизить горожан. Он привел ее потому, что это часть его новой жизни, которую он себе вырвал у судьбы. Поэтому он ее не стесняется.
О чувствах горожан он просто не думает, несмотря на то, что яхта, как и все прочее, что у него есть, досталось ему не от папы. Вокруг него совсем другая реальность, и комплексам в ней места нет. Говорят, что он очень жесткий человек.
Но горожане его достойны. Они идут на «Яхту Абрамовича», как в кино, и болеют за «Челси», как за русскую команду, не задавая вопросов. У них не портится настроение, а его яхту и все прочее они уже давно признали его собственностью. И когда он на эту яхту дал всем посмотреть, то все пошли, и не только сами, но с детьми, и даже были заторы.
А Валентина Матвиенко ходила на яхту в гости.
Но, конечно, во всем виноват Чубайс.
Как в кино.
Как в кино
12 ИЮНЯ 2008 г. МАТВЕЙ ГАНАПОЛЬСКИЙ
Яхта губернатора Чукотки Романа Абрамовича «Pelorus» стоимостью 125 миллионов долларов, которая прибыла в центр Северной столицы накануне XII Петербургского международного экономического форума, вызвала повышенный интерес у горожан, сообщает РИА «Новости». Горожане толпами шли посмотреть на яхту миллиардера. Из-за ажиотажного интереса, отмечает РИА, даже возникали невиданные для выходного дня пробки. Региональные СМИ пишут, что интерес к яхте, годовое обслуживание которой превышает 12 миллионов долларов, проявили не только простые горожане, но и VIP-персоны. Так, губернатор северной столицы Валентина Матвиенко пришла в гости к начальнику Чукотки накануне форума. («Эхо Москвы», СПБ).
Я сидел на Би-Би-Си в Лондоне и ждал Севу Новгородцева, он хотел записать меня в очередном выпуске «Би-Би-Севы».
До записи было минут двадцать, и я шатался по «русскому коридору» Би-БИ-СИ, бесцельно заглядывая в комнаты, опустевшие к вечеру. В одной из студий шла запись чего-то аналитического.
Я тихо зашел в аппаратную. Ведущая и двое гостей говорили о России. Один из гостей, молодой, говорил по-русски идеально, было видно, что он из наших журналистов. Второй, пожилой, говорил с сильным акцентом. Сразу узнавался англичанин.
Запись закончились, мужчины вышли из студии и пошли в курилку. Мы познакомились. Молодой действительно оказался журналистом из Москвы, а вот пожилой гость был, как говорили раньше, английским советологом. Теперь его можно было бы назвать исследователем современной России.
Мне этого англичанина стало как-то сразу жалко. И дело не в его возрасте. Он был очень странно одет. Если говорить мягко, то он был одет бедно. И это никак не вязалось с его очень грамотной русской речью. Я подумал, что нас с Британией роднит вот эта бедность пожилых интеллигентных людей. Такой черный, чуть потертый костюм я часто видел на интеллигентных стариках в России. Бедность в одежде дополнял очень потертый портфель, в который он аккуратно положил бумаги.
Я быстро записался у Севы, а потом как-то так получилось, что мы вышли с этим англичанином из Буш-хауса, где расположена радиостанция, и решили пройтись. Был ранний вечер, мне все было интересно, завтра нужно было улетать, поэтому я хотел увидеть Лондон, хотя бы немного. Англичанин спросил, куда меня вести. Я сказал, что к метро, и указал рукой.
— Отлично, — сказал он, — именно там моя машина. Тут нигде не запаркуешься.
Мы шли, и он немного рассказал о себе. У него нет русских корней. Россией стал интересоваться еще его отец. А сам он выучил русский, во-первых, потому, что его заставил отец, а потом ему стало действительно интересно все, что происходит в этой холодной и враждебной стране.
Правда, когда он поближе узнал Россию, он понял, что она не такая уж холодная и враждебная, но это уже не отбило интереса. Вот так он и идет с Россией по жизни, отдавая ее изучению все свободное время, пишет статьи в научные журналы, и его даже считают опытным экспертом. Такое вот у него хобби.
Я спросил, что же он делает в основное время, когда не занимается Россией. Он сказал, что, вообще-то, он на пенсии, но у него есть увлечение. Это лошади.
Разговор перешел на лошадей. Он все про них знал и стал мне рассказывать, какие они бывают красивые, что они почти как люди. И что у британских лошадей какой-то чисто британский характер. Они высокомерно ведут себя с конюхами.
Мне опять стало жалко этого старика. Я себе представил, как он убирает за лошадью навоз, и она, эта лошадь, высокомерно на него смотрит.
Конюх-эксперт, подумал я. Таким я его и запомню.
Мы вышли на другую улицу, где был вход в метро, и стали прощаться.
— А где ваша машина? — спросил я.
— Вон она, — он указал рукой чуть поодаль.
Мои глаза полезли на лоб. Метрах в двадцати стоял роллс-ройс. Он был огромный и очень высокий, как в кино. На капоте блестела знакомая эмблема. Из машины, увидев моего спутника, вышел водитель. Он был одет в красивую униформу, как в фильмах по романам Агаты Кристи или про Дживса и Вустера. Водитель стал у двери машины, ожидая хозяина.
Я понял, что мой спутник не убирает навоз и с лошадьми у него какие-то другие связи.
— Извините, — сказал я. — Может, такое спрашивать не принято, но чем вы занимаетесь?
— Ничего страшного, — улыбнулся старик. — Я занимаюсь разным. И сейчас, чтобы вас совсем добить, скажу вам, что еду в свое имение. Оно, правда, маленькое, но мне хватает. Именно там ипподром и конюшни. И много всего остального. Но все это еще от моего отца. Я мало что добавил. А что вас удивляет?
Я понял, что его можно спросить прямо. А если он обидится, то пусть так и будет. Вряд-ли я его еще когда-нибудь увижу.
— А где ваши дорогие часы и костюм. Ваш облик, простите…
— Я знаю, он не вяжется с машиной, — прервал он меня. — Вы меня не смущаете. А вы посмотрите вокруг, а где их дорогие часы?
Он указал на выход из метро.
Я посмотрел. Из метро выходили люди, и я впервые сформулировал для себя то, что чувствовал весь день и что приписывал самому городу. Все были как-то серо одеты. Хотя «серо» — это неправильное слово. Можно сказать, неброско. В общем, в одежде и аксессуарах доминировали сдержанные тона. Из потока выделялась только молодежь, выстреливая какой-то яркой деталью.
— В центре Лондона трудно парковаться, вот все и едут на метро, — продолжил владелец машины моей мечты. — Вы думаете, это пролетариат? Если это так, то этот пролетариат может много себе позволить.
— Как-то очень все неярко, — сказал я. — Очень много серого. Все что, прибедняются?
— Нет, боятся оскорбить встречного.
И далее он пояснил, что, может, виновата английская традиция, может, совесть или чувство приличия, а может, тут замешана англиканская церковь, но никто не демонстрирует своего богатства. И если ты идешь по улице, обвешанный бриллиантами, то ты можешь своим видом оскорбить встречного, который не может себе позволить такое купить. И у него испортится настроение, могут даже появиться комплексы. А ведь улица общая.
— Я никогда не хожу на Би-БИ-СИ в костюме, — добавил он, — я стараюсь журналистов не смущать, они там привыкли одеваться свободно.
Поговорив, мы тепло попрощались, и старик сел в машину. Водитель закрыл дверь, и машина бесшумно уехала. А я еще долго стоял и смотрел на выход из метро, вылавливая цветные пятна из аккуратного серого потока.
Вот и вся история.
Я не думаю, что Абрамович, который, как пишут, испытал в жизни много лишений, специально привел свою яхту в Санкт-Петербург, чтобы намеренно унизить горожан. Он привел ее потому, что это часть его новой жизни, которую он себе вырвал у судьбы. Поэтому он ее не стесняется.
О чувствах горожан он просто не думает, несмотря на то, что яхта, как и все прочее, что у него есть, досталось ему не от папы. Вокруг него совсем другая реальность, и комплексам в ней места нет. Говорят, что он очень жесткий человек.
Но горожане его достойны. Они идут на «Яхту Абрамовича», как в кино, и болеют за «Челси», как за русскую команду, не задавая вопросов. У них не портится настроение, а его яхту и все прочее они уже давно признали его собственностью. И когда он на эту яхту дал всем посмотреть, то все пошли, и не только сами, но с детьми, и даже были заторы.
А Валентина Матвиенко ходила на яхту в гости.
Но, конечно, во всем виноват Чубайс.
Как в кино.
Відповіді
2008.06.19 | Max
Протестанський (католицький) менталітет
На противагу візантійським (азійським) менталітету і культурі православних (юдеїв, музульман). От і все...Що ліпше -- визначає практика. Кожен, хто має очі і глузд, може подивитись-подумати, як живе Європа Північна та Західна і як Південно-східна і зробити висновок сам. Про православну Етіопію (ніколи не була колонією, до речі) вже й гадати нічого...
2008.06.19 | Володимир
Re: Протестанський (католицький) менталітет
Менталітет нормальних людей. Це - не виховується. З цим народжуються. Від менталітету пішла церква, а не навпаки. Зворотний зв'язок є, але набагато слабший.2008.06.19 | Max
Re: Протестанський (католицький) менталітет
Володимир пише:> Менталітет нормальних людей. Це - не виховується. З цим народжуються. Від менталітету пішла церква, а не навпаки. Зворотний зв'язок є, але набагато слабший.
Згрубша Пан має слушність. Проте, Святе Письмо дає невідпірне враження, що там такий менталітет уже закладений був, із самого початку християнства. Тому беру на себе сміливість стверджувати, що відмінний (який багато хто зве візантійським) менталітет не є християнський за духом. Важко сперечатись, що було наперід (курка чи яйце), але, коли вже виникло що виникло, то менталітет і церква взаємно посилюються (в рамках системи, званої культурою). Церква ж бо є невід'ємним елементом культури.
Тому твердження: "Зворотний зв'язок є, але набагато слабший", як видається, все ж не є слушне з системного і історичного погляду.
2008.06.20 | Володимир
Re: Протестанський (католицький) менталітет
Не треба ускладнювати. Курка продукує яйце. Люди породжують суспільні інститути взагалі та Церкву зокрема - з тим чи іншим символом віри. Біологія людини визначає тип суспільства, а не навпаки. Взагалі, це дуже цікава тема: залежність типу суспільства від біології індивідів, з яких воно складається. Можна було б написати про це студію, але supportive evidence є чисто емпіричним. Основна думка: певні етноси мають схильність продукувати певний тип суспільства, грубо - демократичний та авторитарний. Докази та висновки - на поверхні, але мають чисто емпіричний характер, бо, скажімо, ніяка нейронаука не знає, який мозковий механізм у одних породжує реакцію обурення несправедливістю (а з обурення несправедливістю, власне, і починається демократія), а у інших - бажання сховати голову у пісок (з чого починається авотритаризм і необмежена влада кількох над мільйонами).Візьмімо, наприклад, таке питання: чому Китай за 5000 років існування своєї цивілізіції так і не спромігся дорости до демократії як механізму захисту індивіда від сваволі держави? Може, бракує чогось фундаментального у самих мізках китайців? Або: чому серед арабських країн немає демократій?
Тільки не треба звинувачувати такий підхід у расизмі. Це - реалістичний підхід, з якого Захад має зробити практичні висновки, зокрема - різко обмежити приплив імігрантів з Азії, щоб їхня недемократична акультура не поглинула демократичну культруру Європи та Америки.
2008.06.19 | stefan
Я далеко не завжди згоден з Матвієм Ганапольським,
але ця стаття-розповідь мені досить сподобалась.---
Чомусь згадався С.-Петербург, де я бував неодноразово, тай писав інститутський диплом в Балтійському пароплавстві.
...
Культури у "пітерців" я побачив на "дві голови" вище, ніж у москвичів.
І манера одягатися "без крику".
Дуже великий вплив скандинавів та британців.
---
Тай усміхалися пітерці тоже рідко(порівняно з южанами).
Але це, мабуть, чисто кліматичне.
2008.06.20 | Мінор
Не знаю. В 2000 р Пітер вразив мене похмурим совком
Після капіталістичного Києва, Пітер нагадував старий радянський музей з немитими експонатами, брудними вулицями і агресивним персоналом.Ми приїхали на МПА і перше, що вразило у багатющому Тавричеському палаці - це запилена і занедбана аляпуватість. Це було дуже схоже на Жовтневий палац Києва до ремонту, тільки ще більш зруйноване.
У ресторанчику, куди ми прийшли обідати, були тільки народні депутати парламентів країн СНД та ми, журналісти. Груба тітка у не дуже чистому переднику з розмаху хряснула кашею по тарілці, забрискавши підливою тих, хто поруч стояв. Ситуація немислима у Верховній Раді України, але вона ще й почала хамити. Довелося викликати адміністратора...
...Біля станції метро два наркомани підтримували третього, який шукав вену. Тут само пропонували ширку, а поруч ходив "сліпий" міліцейський патруль. Нам стало якось незатишно, наче у зовсім чужій країні.
А добив нас Пітер у книжковому супермаркеті, де у кореспондента ІНТЕРа сперли мобільний телефон. Вона сиділа на задньому сидінні і плакала і ми всі розуміли, що їй не телефону шкода, а мрії про Санкт-Петербург, яку украли нагло разом з мобільником.
Тому, коли на урочистому прийомі голова Російської Думи у нас на очах випив одну за одною 12 100-грамових чарок горілки (кількість республік СРСР, які були на МПА) майже не закусюючи, - відчуття дикості тієї країни вже не було якимось новим. Вертаючись додому, ми мовчки переживали побачене і співчували Івану Плющу, якому поставили крапельницю після стількох тостів прямо у літаку.
2008.06.20 | SpokusXalepniy
Ганапольского опередили на 100 лет. Причем, с сюжетом...
Причем, опередили с сюжетом, который имеет не одну, а как всегда у этого автора - двойную изюминку. Неужели сто лет так мало влияет на менталитет людей? (вопрос к самому себе)Вот один из моих любимых рассказов.
Пока ждет автомобиль
Как только начало смеркаться, в этот тихий уголок тихого маленького парка опять пришла девушка в сером платье. Она села на скамью и открыла книгу, так как еще с полчаса можно было читать при дневном свете.
Повторяем: она была в простом сером платье - простом ровно настолько, чтобы не бросалась в глаза безупречность его покроя и стиля. Негустая вуаль спускалась со шляпки в виде тюрбана на лицо, сиявшее спокойной, строгой красотой. Девушка приходила сюда в это же самое время и вчера и позавчера, и был некто, кто знал об этом.
Молодой человек, знавший об этом, бродил неподалеку, возлагая жертвы на алтарь Случая, в надежде на милость этого великого идола. Его благочестие было вознаграждено, - девушка перевернула страницу, книга выскользнула у нее из рук и упала, отлетев от скамьи на целых два шага.
Не теряя ни секунды, молодой человек алчно ринулся к яркому томику и подал его девушке, строго придерживаясь того стиля, который укоренился в наших парках и других общественных местах и представляет собою смесь галантности с надеждой, умеряемых почтением к постовому полисмену на углу.
Приятным голосом он рискнул отпустить незначительное замечание относительно погоды - обычная вступительная тема, ответственная за многие несчастья на земле, - и замер на месте, ожидая своей участи.
Девушка не спеша окинула взглядом его скромный аккуратный костюм и лицо, не отличавшееся особой выразительностью.
- Можете сесть, если хотите, - сказала она глубоким, неторопливым контральто. - Право, мне даже хочется, чтобы вы сели. Все равно уже темно и читать трудно. Я предпочитаю поболтать.
Раб Случая с готовностью опустился на скамью.
- Известно ли вам, - начал он, изрекая формулу, которой обычно открывают митинг ораторы в парке, - что вы самая что ни на есть потрясающая девушка, какую я когда-либо видел? Я вчера не спускал с вас глаз. Или вы, деточка, даже не заметили, что кое-кто совсем одурел от ваших прелестных глазенок?
- Кто бы ни были вы, - произнесла девушка ледяным тоном, - прошу не забывать, что я - леди. Я прощаю вам слова, с которыми вы только что обратились ко мне, - заблуждение ваше, несомненно, вполне естественно для человека вашего круга. Я предложила вам сесть; если мое приглашение позволяет вам называть меня "деточкой", я беру его назад.
- Ради Бога, простите, - взмолился молодой человек. Самодовольство, написанное на его лице, сменилось выражением смирения и раскаяния. - Я ошибся; понимаете, я хочу сказать, что обычно девушки в парке... вы этого, конечно, не знаете, но....
- Оставим эту тему. Я, конечно, это знаю. Лучше расскажите мне обо всех этих людях, которые проходят мимо нас, каждый своим путем. Куда идут они? Почему так спешат? Счастливы, ли они?
Молодой человек мгновенно утратил игривый вид. Он ответил ни сразу, - трудно было понять, какая собственно роль ему предназначена,
- Да, очень интересно наблюдать за ними, - промямлил он, решив, наконец, что постиг настроение своей собеседницы. - Чудесная загадка жизни... Одни идут ужинать, другие... гм... в другие места. Хотелось бы узнать, как они живут.
- Мне - нет, - сказала девушка. - Я не настолько любознательна. Я прихожу сюда посидеть только за тем, чтобы хоть ненадолго стать ближе к великому, трепещущему сердцу человечества. Моя жизнь проходит так далеко от него, что я никогда не слышу его биения. Скажите, догадываетесь ли вы, почему я так говорю с вами, мистер...
- Паркенстэкер, - подсказал молодой человек и взглянул вопросительно и с надеждой.
- Нет, - сказала девушка, подняв тонкий пальчик и слегка улыбнувшись. - Она слишком хорошо известна. Нет никакой возможности помешать газетам печатать некоторые фамилии. И даже портреты. Эта вуалетка и шляпа моей горничной делают меня "инкогнито". Если бы вы знали, как смотрит на меня шофер всякий раз, как думает, что я не замечаю его взглядов. Скажу откровенно: существует всего пять или шесть фамилий, принадлежащих к святая святых; и моя, по случайности рождения, входит в их число. Я говорю все это вам, мистер Стекенпот.
- Паркенстэкер, - скромно поправил молодой человек.
- Мистер Паркенстэкер, потому что мне хотелось хоть раз в жизни поговорить с естественным человеком - с человеком, не испорченным презренным блеском богатства и так называемым "высоким общественным положением".
Ах, вы не поверите, как я устала от денег - вечно деньги, деньги! И от всех, кто окружает меня, - все пляшут, как марионетки, и все на один лад. Я просто больна от развлечений, бриллиантов, выездов, общества, от роскоши всякого рода.
- А я всегда был склонен думать, - осмелился нерешительно заметить молодой человек, - что деньги, должно быть, все-таки недурная вещь.
- Достаток в средствах, конечно, желателен. Но когда у вас столько миллионов, что... - Она заключила фразу жестом отчаяния. - Однообразие, рутина, - продолжала она, - вот что нагоняет тоску. Выезды, обеды, театры, балы, ужины - и на всем позолота бьющего через край богатства. Порою даже хруст льдинки в моем бокале с шампанским способен свести меня с ума.
Мистер Паркенстэкер, казалось, слушал ее с неподдельным интересом.
- Мне всегда нравилось, - проговорил он, - читать и слушать о жизни богачей и великосветского общества. Должно быть, я немножко сноб. Но я люблю обо всем иметь точные сведения. У меня составилось представление, что шампанское замораживают в бутылках, а не кладут лед прямо в бокалы.
Девушка рассмеялась мелодичным смехом, - его замечание, видно, позабавило ее от души.
- Да будет вам известно, - объяснила она снисходительным тоном, - что мы, люди праздного сословия, часто развлекаемся именно тем, что нарушаем установленные традиции. Как раз последнее время модно класть лед в шампанское. Эта причуда вошла в обычай с обеда в Уолдорфе, который давали в честь приезда татарского князя. Но скоро эта прихоть сменится другой. Неделю тому назад на званом обеде на Мэдисон-авеню возле каждого прибора была положена зеленая лайковая перчатка, которую полагалось надеть, кушая маслины.
- Да, - признался молодой человек смиренно, - все эти тонкости, все эти забавы интимных кругов высшего света остаются неизвестными широкой публике.
- Иногда, - продолжала девушка, принимая его признание в невежестве легким кивком головы, - иногда я думаю, что если б я могла полюбить, то только человека из низшего класса. Какого-нибудь труженика, а не трутня. Но, безусловно, требования богатства и знатности окажутся сильней моих склонностей. Сейчас, например, меня осаждают двое.
Один из них герцог немецкого княжества. Я подозреваю, что у него есть или была жена, которую он довел до сумасшествия своей необузданностью и жестокостью.
Другой претендент - английский маркиз, такой чопорный и расчетливый, что я, пожалуй, предпочту свирепость герцога. Но что побуждает меня говорить все это вам, мистер Покенстэкер?
- Паркенстэкер, - едва слышно пролепетал молодой человек. - Честное слово, вы не можете себе представить, как я ценю ваше доверие.
Девушка окинула его спокойным, безразличным взглядом, подчеркнувшим разницу их общественного положения.
- Какая у вас профессия, мистер Паркенстэкер? - спросила она.
- Очень скромная. Но я рассчитываю кое-чего добиться в жизни. Вы это серьезно сказали, что можете полюбить человека из низшего класса?
- Да, конечно. Но я сказала: "могла бы". Не забудьте про герцога и маркиза. Да, ни одна профессия не показалась бы мне слишком низкой, лишь бы сам человек мне нравился.
- Я работаю, - объявил мистер Паркенстэкер, - в одном ресторане.
Девушка слегка вздрогнула.
- Но не в качестве официанта? - спросила она почти умоляюще. - Всякий труд благороден, но... личное обслуживание, вы понимаете, лакеи и...
- Нет, я не официант. Я кассир в... - Напротив, на улице, идущей вдоль парка, сияли электрические буквы вывески "Ресторан". - Я служу кассиром вон в том ресторане.
Девушка взглянула на крохотные часики на браслетке тонкой работы и поспешно встала. Она сунула книгу в изящную сумочку, висевшую у пояса, в которой книга едва помещалась.
- Почему вы не на работе? - спросила девушка.
- Я сегодня в ночной смене, - сказал молодой человек. - В моем распоряжении еще целый час. Но ведь это не последняя наша встреча? Могу я надеяться?..
- Не знаю. Возможно. А впрочем, может, мой каприз больше не повторится. Я должна спешить. Меня ждет званый обед, а потом ложа в театре - опять, увы, все тот же неразрывный круг. Вы, вероятно, когда шли сюда, заметили автомобиль на углу возле парка? Весь белый.
- И с красными колесами? - спросил молодой человек, задумчиво сдвинув брови.
- Да. Я всегда приезжаю сюда в этом авто. Пьер ждет меня у входа. Он уверен, что я провожу время в магазине на площади, по ту сторону парка. Представляете вы себе путы жизни, в которой мы вынуждены обманывать даже собственных шоферов? До свиданья.
- Но уже совсем стемнело, - сказал мистер Паркенстэкер, - а в парке столько всяких грубиянов. Разрешите мне проводить...
- Если вы хоть сколько-нибудь считаетесь с моими желаниями, - решительно ответила девушка, - вы останетесь на этой скамье еще десять минут после того, как я уйду. Я вовсе не ставлю вам это в вину, но вы, по всей вероятности, осведомлены о том, что обычно на автомобилях стоят монограммы их владельцев. Еще раз до свиданья.
Быстро и с достоинством удалилась она в темноту аллеи. Молодой человек глядел вслед ее стройной фигуре, пока она не вышла из парка, направляясь к углу, где стоял автомобиль. Затем, не колеблясь, он стал предательски красться следом за ней, прячась за деревьями и кустами, все время идя параллельно пути, по которому шла девушка, ни на секунду не теряя ее из виду.
Дойдя до угла, девушка повернула голову в сторону белого автомобиля, мельком взглянула на него, прошла мимо и стала переходить улицу. Под прикрытием стоявшего возле парка кэба молодой человек следил взглядом за каждым ее движением. Ступив на противоположный тротуар, девушка толкнула дверь ресторана с сияющей вывеской. Ресторан был из числа тех, где все сверкает, все выкрашено в белую краску, всюду стекло и где можно пообедать дешево и шикарно. Девушка прошла через весь ресторан, скрылась куда-то в глубине его и тут же вынырнула вновь, но уже без шляпы и вуалетки.
Сразу за входной стеклянной дверью находилась касса. Рыжеволосая девушка, сидевшая за ней, решительно взглянула на часы и стала слезать с табурета. Девушка в сером платье заняла ее место.
Молодой человек сунул руки в карманы и медленно пошел назад. На углу он споткнулся о маленький томик в бумажной обертке, валявшийся на земле. По яркой обложке он узнал книгу, которую читала девушка. Он небрежно поднял ее и прочел заголовок. "Новые сказки Шехерезады"; имя автора было Стивенсон.
Молодой человек уронил книгу в траву и с минуту стоял в нерешительности. Потом открыл дверцу белого автомобиля, сел, откинувшись на подушки, и сказал шоферу три слова:
- В клуб, Анри.
_______
О’Генри
2008.06.20 | Мартинюк
Колись мав нагоду спілкуватися із Соросом.
Під час навчання Академії держуправління. Були такі собі майже задушевні посиденьки...Прийшов дядечко Джородж у заношеному зеленому піджачку, які навіть у СРСР вийшли із моди ще до початку перебудови. На той час у Києві так ходили деякеі ще не повністю опущені ( але вже в "процесі" цього опускання ) інтелігенти з кавних тусовок Хрещатику і центру.
Але більшим шоком була виявлена мною в старому журналі "Гардіан", по якому я ще в Москві, років 7 до того вивчав англійську мову, фотографія Сороса - він у тому самісінькому піджачку , ще майже новому, але же витягнутому на ліктях, сидів у якомусь паризькому кафе, пив каву і ділиівся з кореспонденткою ( напевно симпатичною?) секретами світових фінасових спекуляцій.
Багато людей , які добиваються жаданого багатсва майже одразу попадають в депресію - вони починають розуміти що шикарна одежа, автомобілі, великі будинки та породисті секретарші самі по сорбі не приносять щастя і задоволення.
Я не думаю що Сорос відчуває себе щасливим і зараз , це видно по його печально-філософського погляду. Можливо його гнітить те що знає лише він і небагато людей його рівня...