"Я и Украина!" Михаил Жванецкий, писатель
03/22/2007 | Navigator
Рекомендую чотирьохтомник М. Жванецького з додатковим п"ятим томом. Приведене ессе - звідти.
Дуже серйозна збірка.
Класики так виглядять при житті.
...
Ну что для меня Украина, если я живу здесь июль-август-сентябрь-октябрь-ноябрь. Пока не сравнивается погода. Когда сравнивается — перелетаю.
Я здесь родился.
В энциклопедическом словаре 1998 года на странице 396 между «жвалы» и «жвачные» есть «Жванецкое городище трипольской культуры у одноименного села на Украине. Хмельницкая область, оборонительный вал, остатки жилищ и двухъярусных гончарных горнов».
Так тысячу извинений, кто я такой? Кроме того, что еврей? Конечно, украинец.
Это в Америке я русский. Сейчас за еврея в России, за русского в Америке можно получить по роже.
Так что выбираем среднее. Да чего тут прикидываться.
Нос и язык говорят сами.
Таким языком, какой владеет мной, говорят только на Украине и только в одном месте.
Те, кто хотят меня уесть:
— Он своей одесской скороговорочкой что-то сказал, понять ничего нельзя. Просили повторить. Он смылся. На пленке прокручивали замедленно. Мура. Не смешно. Мы его предупреждали. У нас здесь болота, север. Нам помедленнее. Слинял. Ну, конечно, пара одесситов в зале очень смеялись, а потом не могли объяснить и на допросе молчали.
А как они объяснят? А что они объяснят?
Я пишу с акцентом, читаю с акцентом и меня с акцентом слушают.
Как сказал Геннадий Викторович Хазанов в Австралии:
— Жванецкого понимают только одесситы.
Тогда их многовато.
Наша любовь с Украиной взаимная. Я и не знал, что есть Жванецкое городище.
Было бы приятнее, чтоб в мою честь. Но и меня в его честь тоже хорошо. Понятно, откуда человек, и ему просто не крикнешь: «Езжайте к себе!»
Я у себя. Со своим городищем. Я никуда не уеду.
Подарил мне город Одесса землю, построил я на той земле дом, где окна заполнены морем наполовину.
Каждый кирпич в моем доме — ваш аплодисмент.
Дом красивый.
Стоит на ваших руках.
Пока еще пустой. Я сижу наверху. Передо мной мое Черное голубое море. Внизу крики, наверху чайки, дельтапланы, вдали белеет парус одинокий, еще дальше Лузановка, порт Южный. Передо мной мотается профессура, груженная луком, картошкой, черепицей, плиткой. Из Стамбула замурзанные ученые волокут мешки в Одессу.
То не люди, то пароходы.
«Академик Курчатов».
«Профессор Келдыш».
Пассажирский флот продали за долги, остался научный, и профессура возит.
На вопрос, что меня связывает с Украиной, хочется ответить: «А что вас связывает с родителями?» Откуда я знаю? Что-то связывает.
Вот похож — во-первых.
Потом это — характер южный, такой же психованный, но не злой.
Кушать любит то, что они: борщ, селедочку, кашу гречневую с подливой и котлеты. Вареники с картошкой и луком и тоже с гречкой. Колбасу кровяную, жаренную в собственном жиру. Рыбку небольшую, чтоб на тарелке и хвост и голова, а не кусок фюзеляжа.
Одессу люблю, Киев люблю, Днепропетровск уважаю. Это ж надо — столько вождей за такой период. Ялту люблю. Севастополь, Харьков, Донецк.
Выходишь на сцену и не надо ничего объяснять.
И никто не просит помедленнее.
Он быстрее — они быстрее.
Это ж спасение. Я ж своей Одессе так благодарен за свою скороговорку. Потому и уцелел. Живо бы шею свернули.
Читаешь — все хохочут, начальство никак меня притормозить не может. Не понимает.
— Что, вы говорите, он только что сказал?
А там уже другое пошло.
— Да постойте, вот я не про то, что сейчас, а что предыдущее было? Это он про кого? Не пойму ни черта.
И слава богу, выступление китайского сатирика перед советской страной.
Еще и с акцентом, еще и скороговоркой, еще и с намеками.
Тьфу ты, господи…
Такие были времена. Единственное в чем сходство — раньше во Львов не звали и сейчас не зовут. Но, видимо, по разным причинам.
А помидоры?
Нигде в мире нет таких помидоров, как микадо.
А абрикосы?
А сливы?
Нет. Капитализм, конечно, продвинутый строй, но помидоров таких там нет, и абрикосов, и слив. Они там твердые и круглые, чтоб машина их убирала и ела.
А клубника ихняя?
Если я сяду есть ихнюю клубнику в первый ряд — весь симфонический оркестр встанет и уйдет, невзирая на Владимира Спивакова.
Что еще меня связывает с Украиной, кроме еды, моря, воздуха, юмора… Видимо, люди, с трудом живущие на ее земле.
Мы же не уехали в Москву когда-то сами. Нас же выгнали. Карцева, Ильченко и меня.
Тут такие ребята руководили — не спасешься. И стали мы искать в Питере, в Москве. Нашли целую одесскую колонию — «одеколон», образовали Всемирный Клуб Одесситов.
И теперь куда бы мы ни перемещались по всему земному шару — мы в пределах Всемирного Клуба Одесситов.
Как встретишь человека, который на каждом языке говорит с акцентом, который, перед тем как обратиться, стукнет в живот, а после того как выскажется, толкнет в спину, — это член нашего клуба.
А кто еще вслед красивой женщине будет смотреть с таким огорчением, что все ясно? И что возраст? И что внуки? И что дети? И что не догнать? Хотя если б она дала слово сказать?.. Просто так… Она была бы моей через 35 минут.
Это член нашего клуба.
Клуб только узаконил своих. Первые члены клуба появились 205 лет назад и размножились по всему миру.
Что связывает меня с Украиной?
Как люди здесь живут, вы знаете лучше меня.
А хоть дурная, но стабильность.
Хоть партий много, а фашистов нет. Войн нет.
Не мешало бы личностей ярких побольше, так их недаром Москва забирала, да и Киев не жалел.
А что Одесса, что Киев — поднимаются потихоньку, сам видел.
Конечно, хорошо бы большую Родину восстановить. Но вряд ли кто за это проголосует.
А я перелетаю, как птица.
На Украине напишу, в России почитаю.
И счастлив бываю.
И не ядовит.
От того, что не унижен.
И не озлоблен.
А полон сочувствия.
Дуже серйозна збірка.
Класики так виглядять при житті.
...
Ну что для меня Украина, если я живу здесь июль-август-сентябрь-октябрь-ноябрь. Пока не сравнивается погода. Когда сравнивается — перелетаю.
Я здесь родился.
В энциклопедическом словаре 1998 года на странице 396 между «жвалы» и «жвачные» есть «Жванецкое городище трипольской культуры у одноименного села на Украине. Хмельницкая область, оборонительный вал, остатки жилищ и двухъярусных гончарных горнов».
Так тысячу извинений, кто я такой? Кроме того, что еврей? Конечно, украинец.
Это в Америке я русский. Сейчас за еврея в России, за русского в Америке можно получить по роже.
Так что выбираем среднее. Да чего тут прикидываться.
Нос и язык говорят сами.
Таким языком, какой владеет мной, говорят только на Украине и только в одном месте.
Те, кто хотят меня уесть:
— Он своей одесской скороговорочкой что-то сказал, понять ничего нельзя. Просили повторить. Он смылся. На пленке прокручивали замедленно. Мура. Не смешно. Мы его предупреждали. У нас здесь болота, север. Нам помедленнее. Слинял. Ну, конечно, пара одесситов в зале очень смеялись, а потом не могли объяснить и на допросе молчали.
А как они объяснят? А что они объяснят?
Я пишу с акцентом, читаю с акцентом и меня с акцентом слушают.
Как сказал Геннадий Викторович Хазанов в Австралии:
— Жванецкого понимают только одесситы.
Тогда их многовато.
Наша любовь с Украиной взаимная. Я и не знал, что есть Жванецкое городище.
Было бы приятнее, чтоб в мою честь. Но и меня в его честь тоже хорошо. Понятно, откуда человек, и ему просто не крикнешь: «Езжайте к себе!»
Я у себя. Со своим городищем. Я никуда не уеду.
Подарил мне город Одесса землю, построил я на той земле дом, где окна заполнены морем наполовину.
Каждый кирпич в моем доме — ваш аплодисмент.
Дом красивый.
Стоит на ваших руках.
Пока еще пустой. Я сижу наверху. Передо мной мое Черное голубое море. Внизу крики, наверху чайки, дельтапланы, вдали белеет парус одинокий, еще дальше Лузановка, порт Южный. Передо мной мотается профессура, груженная луком, картошкой, черепицей, плиткой. Из Стамбула замурзанные ученые волокут мешки в Одессу.
То не люди, то пароходы.
«Академик Курчатов».
«Профессор Келдыш».
Пассажирский флот продали за долги, остался научный, и профессура возит.
На вопрос, что меня связывает с Украиной, хочется ответить: «А что вас связывает с родителями?» Откуда я знаю? Что-то связывает.
Вот похож — во-первых.
Потом это — характер южный, такой же психованный, но не злой.
Кушать любит то, что они: борщ, селедочку, кашу гречневую с подливой и котлеты. Вареники с картошкой и луком и тоже с гречкой. Колбасу кровяную, жаренную в собственном жиру. Рыбку небольшую, чтоб на тарелке и хвост и голова, а не кусок фюзеляжа.
Одессу люблю, Киев люблю, Днепропетровск уважаю. Это ж надо — столько вождей за такой период. Ялту люблю. Севастополь, Харьков, Донецк.
Выходишь на сцену и не надо ничего объяснять.
И никто не просит помедленнее.
Он быстрее — они быстрее.
Это ж спасение. Я ж своей Одессе так благодарен за свою скороговорку. Потому и уцелел. Живо бы шею свернули.
Читаешь — все хохочут, начальство никак меня притормозить не может. Не понимает.
— Что, вы говорите, он только что сказал?
А там уже другое пошло.
— Да постойте, вот я не про то, что сейчас, а что предыдущее было? Это он про кого? Не пойму ни черта.
И слава богу, выступление китайского сатирика перед советской страной.
Еще и с акцентом, еще и скороговоркой, еще и с намеками.
Тьфу ты, господи…
Такие были времена. Единственное в чем сходство — раньше во Львов не звали и сейчас не зовут. Но, видимо, по разным причинам.
А помидоры?
Нигде в мире нет таких помидоров, как микадо.
А абрикосы?
А сливы?
Нет. Капитализм, конечно, продвинутый строй, но помидоров таких там нет, и абрикосов, и слив. Они там твердые и круглые, чтоб машина их убирала и ела.
А клубника ихняя?
Если я сяду есть ихнюю клубнику в первый ряд — весь симфонический оркестр встанет и уйдет, невзирая на Владимира Спивакова.
Что еще меня связывает с Украиной, кроме еды, моря, воздуха, юмора… Видимо, люди, с трудом живущие на ее земле.
Мы же не уехали в Москву когда-то сами. Нас же выгнали. Карцева, Ильченко и меня.
Тут такие ребята руководили — не спасешься. И стали мы искать в Питере, в Москве. Нашли целую одесскую колонию — «одеколон», образовали Всемирный Клуб Одесситов.
И теперь куда бы мы ни перемещались по всему земному шару — мы в пределах Всемирного Клуба Одесситов.
Как встретишь человека, который на каждом языке говорит с акцентом, который, перед тем как обратиться, стукнет в живот, а после того как выскажется, толкнет в спину, — это член нашего клуба.
А кто еще вслед красивой женщине будет смотреть с таким огорчением, что все ясно? И что возраст? И что внуки? И что дети? И что не догнать? Хотя если б она дала слово сказать?.. Просто так… Она была бы моей через 35 минут.
Это член нашего клуба.
Клуб только узаконил своих. Первые члены клуба появились 205 лет назад и размножились по всему миру.
Что связывает меня с Украиной?
Как люди здесь живут, вы знаете лучше меня.
А хоть дурная, но стабильность.
Хоть партий много, а фашистов нет. Войн нет.
Не мешало бы личностей ярких побольше, так их недаром Москва забирала, да и Киев не жалел.
А что Одесса, что Киев — поднимаются потихоньку, сам видел.
Конечно, хорошо бы большую Родину восстановить. Но вряд ли кто за это проголосует.
А я перелетаю, как птица.
На Украине напишу, в России почитаю.
И счастлив бываю.
И не ядовит.
От того, что не унижен.
И не озлоблен.
А полон сочувствия.
Відповіді
2007.03.23 | Shooter
Цікава така еклектика
Такого розумного совіцького жида.З одного боку - подобається пієтет (хоча й розумієш, що в його розумінні Україна - це, НАСАМПЕРЕД, "борщ-сало" та приємні люди), з іншого - розумієш свою абсолютну відімнність від совіцькости Жванєцкого в пункті "Конечно, хорошо бы большую Родину восстановить".
Але потрібно визнати, що хоча до українського жида українського патріота Фішбейна Жванєцкому хоча ще й далекувато, проте від совіцьких жидів типу Кобзона чи від українських совіцьких жидів типу Тоббачнєгов він таки перебуває на вищому ступені розвитку.
Еволюція.
2007.03.27 | Navigator
Жванецький - такий, як ми, тільки навиворіт
Жванецький - такий, як ми, тільки навиворіт.ВІН – РАДЯНСЬКА ЛЮДИНА, З ОЗНАКАМИ УКРАЇНЦЯ.
МИ – УКРАЇНЦІ, З ОЗНАКАМИ РАДЯНСЬКОЇ ЛЮДИНИ.
От чому мене так чарує нижченаведене?
http://www.jvanetsky.ru/data/text/t9/ispytanie/
ИСПЫТАНИЕ ДЕНЬГАМИ
Как много устарело!
Как изменилась жизнь!
(Крик из окна Дома писателя.)
А я вот думаю, что испытание деньгами самое тяжелое. Потяжелей диктатуры. Испытание деньгами мы не выдержали. Никто не хочет платить за их продукцию. Им платить надо, а за их продукцию не надо.
Пока деньги не были деньгами, мы что-то немножко делали, нас чем-то немножко кормили. Все одинаково вставали в восемь, куда-то ехали, в том же порядке, как вставали. Там как-то сидели и в шесть куда-то возвращались. От этого такими яркими были песни у костра и походы на байдарках. И для того, кто не знал, что такое свобода (а откуда он мог знать), счастье было достигнуто.
Костры, байдарки, микроскопы.
Но и там никто не хотел работать, кроме увлеченных.
Хотя, если они такие увлеченные, почему в войне нас столько погибло?
Захотелось зарабатывать.
Деньгами дух поддержать. Гайдар сделал деньги.
<Попробуем>, - сказал он, и испытание деньгами началось.
Если деньги настоящие, их всегда не должно быть.
У всех. Если у кого-то есть, они во что-то вложены. Если у кого-то нет, у того и нет, пока не заработает.
То есть в карманах нет ни у кого, кроме бандита.
И он старается побыстрей избавиться, чтоб не поймали.
К этой мысли: заработал - съел, заработал - одел, надо привыкнуть.
Не привыкаем мы. Сломились.
Язык на плече. Голова падает. Горло сухое.
А у тех все равно больше. У тех, которые рядом.
Они имеют кто место на базаре, кто контейнер.
А ты как просил, так и просишь.
Но если раньше кусок колбасы или муку, то теперь деньги. А кто даст? Я же сказал, что денег в кармане ни у кого нет. Для этого долго надо жить. Чтоб за благотворительность налоги не брали.
Сейчас кто заплатит налоги - сам резко обеднеет, а на государстве ничего не отразится.
Как было нищее, так и осталось.
Поэтому каждый думает - пусть хоть я.
Ну, пусть один из нас разбогатеет, то есть я.
И в этом есть смысл, поскольку государство из нас состоит.
Сам налоговый инспектор, видя что его усилия ни на чем не отражаются, хочет хоть какой-то результат, т.е. свой дом. На таможенные курсы огромный конкурс, сам народ пальцем показывает - мама, я туда хочу.
И если на сцене нужен какой-то талант, юмор или хотя бы задница, то в эти места - автоинспекция, санэпидстанция, налоговая служба, КРУ, ЦРУ и аудиторская проверка - надо попасть. У нас всегда половина воровала, половина проверяла. От этого хищения были 100 процентов.
А богатого теперь видят все.
Раньше секретарь обкома.
Сказать, что богатый, нельзя. Ничего нет. Захотел обедать. Нажал кнопку.
Все привезли на машинах начальники райторгов, трестов. Заливное, отварное, жареное, дикое и ручное.
Пообедал, выпил, закурил.
Увезли все. Только пепел на столе и запах в кабинете.
Проветрили. Вообще ничего.
Ничего не ел, не пил.
Почему рожа толстая и глаза плывут, никто не знает.
А в холодильнике бутылка <Боржоми> и пачка сигарет!
И все!
Захотел искупаться.
Налетели, возвели, построили, налили, включили.
Профилакторий.
Либо вообще почтовый ящик 3714/375.
И опять ничего.
То есть распаренный, сытый, пьяный, а вокруг ничего.
Так же точно...
Захотел... Секретарша. Инструктор. Завотделом.
Кого хочешь привезли и увезли. И никого.
То есть сидишь сытый, пьяный, любимый и никого.
Только чувство глубокого удовлетворения и ощущение, что все счастливы.
Все так же сидят.
И чего людям не хватает, когда все есть.
И очереди объясняются легко.
Черствый хлеб - это наше национальное блюдо.
Мороженое мясо - наши традиции.
Гвозди в ботинках - скромность в быту.
Пятеро в одной комнате - коллективное мышление.
Без воды, еды и тепла - романтика тайги. (Слова и музыка Н.Д. и А.П.)
То есть у всех ничего и у него ничего. Только это разное ничего. Он еще раздавать может. На раздаче он.
А теперь все видно. Какой дом. На чем ездит. Деньги видны! А власть не видна! Она чувствуется!
Поэтому они так против собственности. Зачем ему огород? У него вся область, все жители.
Испытание деньгами мы не выдержали.
Сделать, чтобы продать, ничего не можем. Сами у себя купить не хотим. Не нравится то, что делаем.
Те, что наукой - те да. Арзамас в проволоке, Байконур в проволоке. СССР в проволоке. С чем сравнивать? Только воевать.
Даже при коммунизме хорошо получалось то, что рождалось в конкуренции, то есть оружие. А пока воевать не надо, миллионы инженеров разбрелись. Кто туда, кто сюда. Кто туда-сюда, челночат.
Конечно, унижение.
Однако зачем одной мебельной фабрике тысячи конструкторов-оружейников. Им бы возделывать почву, либо тихо разжечь войну между Анголой и Ботсваной и выехать туда по специальности.
Также и тысячам дежурных под водой... Какое-то время их еще можно кормить и подавать туда воздух. Но они же по отдельным людям не стреляют. Им даже мелкие города не годятся. Им страны, страны нужны, народонаселение, площадя. Они ведут прицельные стрельбы с Камчатки по Кольскому полуострову, что же им предложить?
А людям высокой квалификации под водой без дела тяжело. Хотя гораздо легче, чем дома. Поэтому возвращаться они не хотят и дежурят у берегов Америки беспрерывно.
Все-таки обеспеченная страна.
Как один из них спросил:
- Дядь Миша, а правда, что Америка снабжается лучше, чем Россия?
- Правда, сынок, - сказал я. - А ты давно под водой?
- Давно, - сказал он. - Но это секрет.
И пошел в туалет, который стреляет отходами в лицо.
Жалко их. Так тяжело бесшумно сидеть.
Тут на симфоническом концерте тянет захохотать или высморкаться. А там месяцами бесшумно, чтоб не дай Бог не узнали где. И Пугачеву заводить нельзя.
Нашим, когда на Северном полюсе сидели, американцы подо льдами Шаляпина заводили или <Калинку>. А нам нельзя. Чтоб свои снабжение не прерывали. Американцев чего бояться? Свои чтоб не забыли!
На авианосцах тоже дежурили, дежурили. Раньше хоть на подлодку наедут, самолет обстреляют. Как-то напряженность поддерживали.
Теперь и этого нет.
А в местных конфликтах в Таджикистане или в Осетии... Что ты там с авианосцем будешь делать.
То есть для нашего оружия нужны глобальные потрясения, чтоб людей не считать.
Это наша сильная сторона.
А для мелких конфликтов индивидуальность нужна. А у нас коллектив.
Так что разменяли авианосец на пять квартир и для командующего джип <Круизьер>.
То есть опять-таки вместо невидной пользы государству - ясный четкий результат. Конечно, суд, который невнятно объяснит, что авианосцы важнее.
Но, при отсутствии военной доктрины, использовать авианосец просто как подставку для смотрения в бинокль тяжело. Ему все-таки противник нужен, что бы там ни говорили. И зарплата нужна. И за спиной больше четкости. А то напоминает кулаки в отсутствии тела.
Можно, конечно, носиться по волнам и угрожать кому попало. Но от чьего имени, вот вопрос?
И проблема запчастей сожрет весь молодой задор.
А еще... наши летчики взлет отработали, а посадку нет. Потому что то было на земле, а это на море. И очень важно их соединить, корабль и самолет. Очень важно.
И в местных конфликтах такая дурацкая ситуация: форма одинаковая, язык одинаковый, оружие одинаковое, образование одинаковое.
Как тут воевать?
А как не воевать?!
Президент уже есть.
Ему страна нужна.
Война идет трудно.
Стреляли какое-то время, стреляли. Потом стрельба прекратилась.
Автоматы продали. Расчет сидит в укрытии.
- Огонь! - кричат.
- Заряжай осколочными, - просто так кричат.
Оружие давно продали противнику. Деньги поделили. Снаряды сразу туда подвозят. То есть все враги из одного центра снабжаются.
Силе наша армия не проиграла. Какая там сила?
Деньгам проигрывает.
Советское воспитание бескорыстное.
Убивали помногу и бесплатно. А тут десантник замахивается ножом, а вместо крика: <Пощади! Не убивай!> - <Продай нож!>
Это уже не война.
Если бы Дантес спросил:
- Почем пуля? - Пушкин был бы жив. До сих пор.
Разведчики крались-крались, ползли-ползли.
Приползли без ничего.
Все у них купили по дороге: и фонарик, и карты, и шифры, и форму.
Это не война. Это деньги!
Настоящие, полноценные деньги.
А когда капитан первого ранга вернулся на <Джипе>, у всех екнуло.
Бросились в бухту - нету не эсминца, ни сопровождения.
Один <Джип-Хюндаи-баттерфляй>.
Мины с полями - за долги по электричеству.
Вот... Испытание деньгами.
Теперь те главные, кто мозгами, локтями, зубами разбогател.
Вопрос - где? Ответ - у нас!
Этот ответ всех смущает. Заработать здесь можно! Потратить не дадут!
Здесь в традициях заработок пропивать. Изобретения и открытия приводили в вытрезвитель все коллективы.
<Время одиночек прошло>, - говорили ученые.
Если изобретение у нас прощали, то трезвость - никогда.
Трезвый автор умирал в безвестности.
Если раньше было немного больших денег... Еще раз повторяю, если раньше было немного больших денег (кстати, хорошо сказано!), то теперь много больших денег.
Отдыхать там на Западе так же тошно, как здесь жить. Здесь ты делаешь вид, что не понимаешь, как все живут, там - действительно не понимаешь.
А наша проститутка лучше, это, как говорят в Думе, <однозначно>.
Секс - это слова.
Лезть в разговорник некогда.
Переводчик в этой ситуации ведет себя как сволочь. Значит отдыхать приходится здесь и работать здесь.
И от этого, в общем, жить со всеми этими газетами, ресторанами, охраной.
Ну, а как здесь жить, знаем мы все.
И специальных врачей для богатых у нас не делают, как и дорог, как и выхлопных газов. Так что тратить деньги на дорогах с таким покрытием или в публичных домах с таким отоплением или просто даже случайно воду хлебнуть во время мытья, как и купить в аптеке лекарство годности эпохи Киплинга и Ватерлоо - это скончаться в тех же ужасных мучениях, что при бедности.
Часть богатств уходит на взятки и заказные убийства. Мастерство киллеров растет, пуленепробиваемый тюль дорожает. А под пулями тратить деньги также малоинтересно, как получать денежные переводы в окопе.
Остается вкладывать в промышленные предприятия, которые выпускают то, что мы знаем.
Раздача кончилась.
Раньше давали чужие деньги, теперь свои. То есть он хочет отдавать деньги, но за какую-то работу. Отсюда непрерывные конфликты с населением.
Платить налоги психологически невыносимо, когда видишь лица налоговых инспекторов. Кажется, что отдаешь именно им. То есть трансляция, как отдают им - есть, куда отдают они - нет.
В общем, в стране, где это все происходит, то есть у нас - и у бедных, и у богатых, возникает уверенность в завтрашнем дне.
Настолько твердая, что не хочется жить.
Только жрать, пить, стрелять и целоваться.
В коттеджах, празднично возведенных вокруг столицы, никто не живет. В бассейнах воды нет.
Опять все ради детей. Уже двадцатое поколение строит детям счастливую жизнь, закладывая себя в фундамент.
Испытание деньгами.
Все, что на сцене или экране зависит от денег, становится все проще и проще. Если раньше на экране выполняли и перевыполняли, то теперь стреляют и целуются. Тогда врали и сейчас. Все-таки мы еще чем-то занимаемся. И шутки от пояса и ниже, что в боксе и юморе запрещено.
И газеты, конечно, только о том, как себя вести в постели, как будто мы из нее не вылезаем.
Хотя прохожие на улицах есть.
И на демонстрациях битком, значит, не все время в постели.
Тем более без зарплаты те же девять месяцев.
Так что сексуальная ориентация у нас меняется ежеминутно, направленная на то, где денег добыть. Убеждения вертятся, как колеса.
Лишь бы выбрали, лишь бы место занять. Ну а там борцы за народное счастье, пять тысяч голос! Не выдержали мы испытание деньгами.
Теперь спорт. Мозги кончились, пошла утечка мышц, и чем удержишь?!..
Теперь музыка. Чем ее удержишь?
Теперь балет. Чем его удержишь?
Безмолвие уезжает.
Остается то, что зависит от языка. И все остальное, что не зависит ни от чего.
Очередей не стало. Жители стоят в демонстрациях.
Единственное, что добавилось, - звук. Слышны слова! Проклинают громко. Это и дает надежду.
А сколько потеряно друзей?
А сколько потеряно талантов?
Испытание деньгами мы не выдержали, приступаем к испытанию временем.
2007.03.27 | Shooter
Cильно сказано
Navigator пише:> Жванецький - такий, як ми, тільки навиворіт.
> ВІН – РАДЯНСЬКА ЛЮДИНА, З ОЗНАКАМИ УКРАЇНЦЯ.
> МИ – УКРАЇНЦІ, З ОЗНАКАМИ РАДЯНСЬКОЇ ЛЮДИНИ.
Погоджуюсь
2007.04.09 | Navigator
А тепер і Карцев виступив, як український патріот
Якщо хто пропустив. Причому уже без всяких "борщів і ковбас" - а безпосередньо за ідею!http://www2.maidan.org.ua/news/view.php3?bn=maidan_free&key=1176050216&first=1176126661&last=1176106570