Спогади про Голодомор в Донецьку (/)
07/26/2007 | Харцизяка
взято із : http://www.gorod.donbass.com/archive/html/golodomo352001.htm (газета "Город")
Тайная история Пожарной
В истории цивилизации есть города, построенные на костях, например Петербург. Есть железные дороги, проложенные в смерть, - "насыпи узкие, столбики, рельсы, мосты. А по бокам-то все косточки русские. Сколько их!"
А есть сплошь и рядом из костей музеи. И одному из них - Донецкому (Сталинскому) - в эти дни исполнилось бы ровно семьдесят. Исполнилось бы. Если б он не сгорел во время фашистской оккупации. Горела вся Первая линия, вспоминают очевидцы. И корпус мединститута, увы, не оказался исключением.
Так погиб один из лучших на Украине Фундаментальных музеев.
Проезжая мимо первой горбольницы, водители трамвая объявляют остановку так, как их учили: "Площадь Дзержинского". Но как бумага, проступающая на акварели сквозь слои краски, так и здесь - сквозь позднее название проступает "Пожарная". Почему "Пожарная"? Особого ума не нужно, чтобы догадаться: когда-то в стародавние времена здесь находился пожарный обоз Сталино, а то и Юзовки, с непременным атрибутом - пожарной каланчой.
Но в Донецке осталась горсточка тех, кто при слове "Пожарная" вздрагивает: очевидно, вспоминая еще одно значение "пожарного" слова, которое в их памяти к этому же месту привязано уже навсегда.
В 30-е годы, когда на страну обрушился голодомор, выкашивая целые селения, "оголодавшие", а их называли именно так, бросая дома и нехитрое имущество, тянулись в города, пытаясь прокормиться хотя бы там. Чем это заканчивалось, из истории известно. Сталино не стало исключением. Оголодавшие умирали прямо на улицах.
Именно тогда "с целью недопущения эпидемии" в Сталино издается закрытый указ. И ежедневно в предрассветной тиши несколько "труповозок", а под них использовались и брички, в которые впрягали лошадей, сквозь узкий проем въезжали на территорию Сталинского мединститута. Сейчас, напомню, там больница.
Легковесных покойников сгружали два немолодых сотрудника морга - мужчины, их укладывали на носилки, а иногда и просто брали за руки-ноги и опускали в подвал. Морг работал на пределе мощностей (кстати, если вы сойдете с трамвая и направитесь в сторону Дворца пионеров, вы обязательно пройдете мимо зарешеченных полуподвальных окошек - это бывший морг).
А на том указе, между прочим, стояла резолюция, главврачом Сталинской санэпидстанции. Размашисто, наискось красным карандашом в духе тех лет: "Сбор трупов осуществлять в пожарном порядке".
И этот порядок соблюдался неукоснительно.
Трупы подвергались обработке: вывариванию, очистке от мягких тканей...
Об этом мало кто знал, даже из институтских, но неизбежный процесс гниения происходил... на крыше. Куда человеческие останки и доставлялись. Затем в специальных растворах кости и черепа отбеливались, например в растворе перекиси водорода. Скелеты, доведенные до кондиции, помещались в нумерованные ящики. Музей пополнялся ежедневно. Страсти-мордасти не нагнетаю, а просто
рассказываю...
Препаратор, инструктор, а затем и ассистент кафедры нормальной анатомии Раиса Пекарь вспоминает: "Тогда мне было шестнадцать лет, я училась на втором курсе медтехникума, и нас, студентов, часто брали в область. Мы делали прививки, какие, сейчас уже не помню. И, знаете, были села, где
*тут фото медколективу
На снимке 1933г. - анатомия голодомора и ее анатомы.
*позначки на фото: (1 - Н. Д. Довгялло, 2 - Р. А. Пекарь.)
где людей уже совсем не осталось. А над сельсоветами вывешивали черные флаги. Я сама видела несколько трупов. Помню, нам еще говорили держаться за старших. Почему? А мало ли что могло случиться. Ведь нас могли убить и съесть".
Это уж точно: "Решения партии и правительства - в смерть!"
"О, я помню Воробьева! - рассказывает Раиса Пекарь. - Владимир Петрович был очень высокий, импозантный, в пенсне. Знала ли я, что он вместе с Борисом Збарским бальзамировал Ленина? Ну конечно! И этого он не скрывал. На нашей кафедре я видела его всего лишь раз, но мне он запомнился навсегда".
Сегодня уже мало кто помнит, что Воробьев, цитирую по БСЭ, "по заданию партии и правительства успешно выполнивший работы по сохранению тела Ленина", был первым заведующим кафедрой нормальной анатомии Сталинского мединститута.
Доцент кафедры Мария Руденко: "Первые три месяца нашей кафедрой, а это был тридцатый год, заведовал сам Воробьев. Ну как заведовал? В Сталино он бывал наездами. И лишь спустя несколько месяцев на должность завкафедрой он рекомендовал Николая Дмитриевича Довгялло, своего аспиранта, человека незаурядного, и кафедра перешла к нему. В октябре 1931 года по инициативе Воробьева и при личном участии Довгялло на кафедре приступают к формированию коллекции Фундаментального музея. Его цель - сугубо научная.
Почему музей Фундаментальный? Мария Руденко: "Потому что для нашего института он был основным. Он базировался на фундаментальных теоретических науках, в том числе, конечно, анатомии". А еще, наверное, потому, что скелет - основа человека. Иными словами, фундамент. Но он не под нами, в привычном понимании, он - внутри.
Раиса Пекарь: "Я последняя из тех, кто знал и помнит довоенный музей. Это была большая комната на втором этаже, доверху заставленная ящиками. Ящики были метровой длины. И в каждом - целый человек. Точнее, его череп и кости. При жизни эти люди носили имена и фамилии. Скелеты шли под номерами. Идентифицировать их, говоря протокольным языком, уже не представлялось возможным. А, и еще: ящики с останками мужчин и женщин помечались соответствующими знаками. Мы не испытывали дефицита в материале - его было предостаточно".
Через короткое время коллекция Фундаментального насчитывала около двухсот восьмидесяти таких ящиков, а по сути - гробов.
Мария Руденко: "Когда я пришла на кафедру, люди, стоявшие у истоков музея, мне рассказывали, что только одних черепов там было свыше тысячи. Из тех черепов, в общем-то, почти ничего не осталось"...
Некоторые могут подумать: ну вот, он (я) катит бочку на анатомов. Не дай Бог! Вот, дескать, они воспользовались ситуацией, люди умирали, а они - тут как тут. Повторяю: не дай Бог!
Если такая точка зрения про "воспользовались" и существует, то она сугубо обывательская.
Читал давно, подробностей не помню, но! Известный русский хирург Николай Иванович Пирогов создал "Атлас топографической анатомии" - труд, показывающий взаимное расположение органов в человеческом теле: в период одной из эпидемий, кажется, в Петербурге, зимой, когда была масса трупов (а в замерзших трупах органы сохраняют свое местоположение как при жизни), Пирогов с помощниками производил множество распилов замороженных. Выходит, с обывательской точки зрения, он прокрутился и воспользовался ситуацией?
Но как иначе могла быть написана его книга, которая в мире ценится до сих пор? Кстати, в одном из иностранных источников она так и называется "Замороженная анатомия".
И если задуматься, для чего эта "Анатомия" создана, - разумеется, для нас, живых, - то всякие обвинения в святотатстве и кощунстве окажутся несостоятельными...
Если бы Фундаментальный сохранился, в эти дни ему пошел бы восьмой десяток. Музей, бесспорно, медицинский, но, конечно, и исторический.
Увы, и сегодня наши жизни мало чего стоят. Конечно, голодомора у нас уже не предвидится. Но население Украины стремительно тает.
Какой музей впоследствии об этом расскажет, остается только догадываться.
Андрей МЫШ.
Тайная история Пожарной
В истории цивилизации есть города, построенные на костях, например Петербург. Есть железные дороги, проложенные в смерть, - "насыпи узкие, столбики, рельсы, мосты. А по бокам-то все косточки русские. Сколько их!"
А есть сплошь и рядом из костей музеи. И одному из них - Донецкому (Сталинскому) - в эти дни исполнилось бы ровно семьдесят. Исполнилось бы. Если б он не сгорел во время фашистской оккупации. Горела вся Первая линия, вспоминают очевидцы. И корпус мединститута, увы, не оказался исключением.
Так погиб один из лучших на Украине Фундаментальных музеев.
Проезжая мимо первой горбольницы, водители трамвая объявляют остановку так, как их учили: "Площадь Дзержинского". Но как бумага, проступающая на акварели сквозь слои краски, так и здесь - сквозь позднее название проступает "Пожарная". Почему "Пожарная"? Особого ума не нужно, чтобы догадаться: когда-то в стародавние времена здесь находился пожарный обоз Сталино, а то и Юзовки, с непременным атрибутом - пожарной каланчой.
Но в Донецке осталась горсточка тех, кто при слове "Пожарная" вздрагивает: очевидно, вспоминая еще одно значение "пожарного" слова, которое в их памяти к этому же месту привязано уже навсегда.
В 30-е годы, когда на страну обрушился голодомор, выкашивая целые селения, "оголодавшие", а их называли именно так, бросая дома и нехитрое имущество, тянулись в города, пытаясь прокормиться хотя бы там. Чем это заканчивалось, из истории известно. Сталино не стало исключением. Оголодавшие умирали прямо на улицах.
Именно тогда "с целью недопущения эпидемии" в Сталино издается закрытый указ. И ежедневно в предрассветной тиши несколько "труповозок", а под них использовались и брички, в которые впрягали лошадей, сквозь узкий проем въезжали на территорию Сталинского мединститута. Сейчас, напомню, там больница.
Легковесных покойников сгружали два немолодых сотрудника морга - мужчины, их укладывали на носилки, а иногда и просто брали за руки-ноги и опускали в подвал. Морг работал на пределе мощностей (кстати, если вы сойдете с трамвая и направитесь в сторону Дворца пионеров, вы обязательно пройдете мимо зарешеченных полуподвальных окошек - это бывший морг).
А на том указе, между прочим, стояла резолюция, главврачом Сталинской санэпидстанции. Размашисто, наискось красным карандашом в духе тех лет: "Сбор трупов осуществлять в пожарном порядке".
И этот порядок соблюдался неукоснительно.
Трупы подвергались обработке: вывариванию, очистке от мягких тканей...
Об этом мало кто знал, даже из институтских, но неизбежный процесс гниения происходил... на крыше. Куда человеческие останки и доставлялись. Затем в специальных растворах кости и черепа отбеливались, например в растворе перекиси водорода. Скелеты, доведенные до кондиции, помещались в нумерованные ящики. Музей пополнялся ежедневно. Страсти-мордасти не нагнетаю, а просто
рассказываю...
Препаратор, инструктор, а затем и ассистент кафедры нормальной анатомии Раиса Пекарь вспоминает: "Тогда мне было шестнадцать лет, я училась на втором курсе медтехникума, и нас, студентов, часто брали в область. Мы делали прививки, какие, сейчас уже не помню. И, знаете, были села, где
*тут фото медколективу
На снимке 1933г. - анатомия голодомора и ее анатомы.
*позначки на фото: (1 - Н. Д. Довгялло, 2 - Р. А. Пекарь.)
где людей уже совсем не осталось. А над сельсоветами вывешивали черные флаги. Я сама видела несколько трупов. Помню, нам еще говорили держаться за старших. Почему? А мало ли что могло случиться. Ведь нас могли убить и съесть".
Это уж точно: "Решения партии и правительства - в смерть!"
"О, я помню Воробьева! - рассказывает Раиса Пекарь. - Владимир Петрович был очень высокий, импозантный, в пенсне. Знала ли я, что он вместе с Борисом Збарским бальзамировал Ленина? Ну конечно! И этого он не скрывал. На нашей кафедре я видела его всего лишь раз, но мне он запомнился навсегда".
Сегодня уже мало кто помнит, что Воробьев, цитирую по БСЭ, "по заданию партии и правительства успешно выполнивший работы по сохранению тела Ленина", был первым заведующим кафедрой нормальной анатомии Сталинского мединститута.
Доцент кафедры Мария Руденко: "Первые три месяца нашей кафедрой, а это был тридцатый год, заведовал сам Воробьев. Ну как заведовал? В Сталино он бывал наездами. И лишь спустя несколько месяцев на должность завкафедрой он рекомендовал Николая Дмитриевича Довгялло, своего аспиранта, человека незаурядного, и кафедра перешла к нему. В октябре 1931 года по инициативе Воробьева и при личном участии Довгялло на кафедре приступают к формированию коллекции Фундаментального музея. Его цель - сугубо научная.
Почему музей Фундаментальный? Мария Руденко: "Потому что для нашего института он был основным. Он базировался на фундаментальных теоретических науках, в том числе, конечно, анатомии". А еще, наверное, потому, что скелет - основа человека. Иными словами, фундамент. Но он не под нами, в привычном понимании, он - внутри.
Раиса Пекарь: "Я последняя из тех, кто знал и помнит довоенный музей. Это была большая комната на втором этаже, доверху заставленная ящиками. Ящики были метровой длины. И в каждом - целый человек. Точнее, его череп и кости. При жизни эти люди носили имена и фамилии. Скелеты шли под номерами. Идентифицировать их, говоря протокольным языком, уже не представлялось возможным. А, и еще: ящики с останками мужчин и женщин помечались соответствующими знаками. Мы не испытывали дефицита в материале - его было предостаточно".
Через короткое время коллекция Фундаментального насчитывала около двухсот восьмидесяти таких ящиков, а по сути - гробов.
Мария Руденко: "Когда я пришла на кафедру, люди, стоявшие у истоков музея, мне рассказывали, что только одних черепов там было свыше тысячи. Из тех черепов, в общем-то, почти ничего не осталось"...
Некоторые могут подумать: ну вот, он (я) катит бочку на анатомов. Не дай Бог! Вот, дескать, они воспользовались ситуацией, люди умирали, а они - тут как тут. Повторяю: не дай Бог!
Если такая точка зрения про "воспользовались" и существует, то она сугубо обывательская.
Читал давно, подробностей не помню, но! Известный русский хирург Николай Иванович Пирогов создал "Атлас топографической анатомии" - труд, показывающий взаимное расположение органов в человеческом теле: в период одной из эпидемий, кажется, в Петербурге, зимой, когда была масса трупов (а в замерзших трупах органы сохраняют свое местоположение как при жизни), Пирогов с помощниками производил множество распилов замороженных. Выходит, с обывательской точки зрения, он прокрутился и воспользовался ситуацией?
Но как иначе могла быть написана его книга, которая в мире ценится до сих пор? Кстати, в одном из иностранных источников она так и называется "Замороженная анатомия".
И если задуматься, для чего эта "Анатомия" создана, - разумеется, для нас, живых, - то всякие обвинения в святотатстве и кощунстве окажутся несостоятельными...
Если бы Фундаментальный сохранился, в эти дни ему пошел бы восьмой десяток. Музей, бесспорно, медицинский, но, конечно, и исторический.
Увы, и сегодня наши жизни мало чего стоят. Конечно, голодомора у нас уже не предвидится. Но население Украины стремительно тает.
Какой музей впоследствии об этом расскажет, остается только догадываться.
Андрей МЫШ.