02/05/2005 | Габелок

Досить сенсаційною була знахідка у Санкт-Петербургзькому архіві матеріалів Івана Мазепи, які, як вважалося раніше загинули під час знищення Батурина Петром. Матеріали знайшла Татьяна Яковлєва, російський історик.

http://www.ualberta.ca/CIUS/announce/media/Media%202004/2004-07-10_Mazepas%20Papers%20(ukr).pdf
10 липня 2004 р.
У пошуках паперів гетьмана Івана Мазепи
Частина архіву Івана Мазепи, який вважався загубленим під час знищення Батурина армією Петра І у
1708 р., була віднайдена у Санкт Петербурзі. Повідомлення про захоплююче відкриття було зроблене д-
ром Татьяною Яковлєвою з Санкт Петербурзького університету на міжнародній науковій конференції,
яка відбулася у Санкт Петербурзі 27-29 травня 2004 р. Ця конференція під назвою «Україна та її сусіди в
сімнадцятому столітті» була споносорована спільно Центром досліджень історії України ім. Петра
Яцика та Програмою дослідження Східньої України ім. Ковальських, які входять до складу Канадського
інституту українських студій (КІУС). Серед інших спонсорів конференції були Санкт Петербурзький
університет і Генеральне консульство Польщі у Санкт Петербурзі. На конференції виступили науковці
Канади, України, Росії, Польщі, Щвеції та Австрії. Три науковці з КІУСу — доктори Зенон Когут,
Франк Сисин і Сергій Плохій — взяли участь у конференції і виступили з доповідями.
Папери з архіву Івана Мазепи були віднайдені на початку цього року д-ром Яковлєвою під час її
досліджень документів козацької доби в архіві Александра Мєньшикова, правої руки Петра І і
командира російських військ, які захопили і спалили столицю гетьмана Мазепи — Батурин. Відкриття
невідомих листів, написаних самим українським гетьманом та адресованих йому, привело д-ра
Яковлєва до висновку, що архів Мазепи не був спалений у Батурині, але був захоплений Мєньшиковим.
Вона також думає, що Мєньшиков , який був загальновідомий своєю жадібністю, захопив не тільки
папери Мазепи, але також його цінну бібліотеку. Д-р Яковлєва та її студенти будуть продовжувати
пошуки нових документів з архіву Мазепи і будуть також пильнувати за книжками з його бібліотеки.
Татьяна Яковлєва нещодавно опублікувала переломну статтю про Мазепу в одному з провідних
історичних журналів Росії, в якій вона закликала колег в Росії зробити переоцінку історичної
важливости постаті Мазепи в українській та російській історії та відкинути стереотипи, нав'язані у цій
ділянці імперськими ра радянськими історіографами. Зараз вона пише книжку про Івана Мазепу, яку
замовило провідне московське видавництво для популярної серії «Життя визначних людей».
Санкт Петербургська конференція складалася з чотирнадцяти доповідей, які були організовані у
п'ять сесій. Учасники розглянули наступні питання: історичні джерела для дослідження російсько-
українських стосунків; історія церкви; стосунки України з Польсько-Литовською державою та Кримом;
культурні ідентичності; історія Гетьманату. Кожна доповідь супроводжувалася науковими дискусіями,
тоді як остання сесія була присвячена обоговоренню питань, пов'язаних з термінологією та
періодизацією української історії. Зенон Когут був головою сесії, якою відкривалася конференція, і
зробив доповідь на тему «Від Яфета до Москви: виклад Біблійного походження слов'ян у ранньо-
модерній польській, українській та російській історіографії (XVI-XVIII ст.)» Франк Сисин головував на
сесії про стосунки України з Польсько-Литовською державою та Кримом, а також взяв участь при
Canadian Institute of Ukrainian Studies
Канадськіий Інститут Українських Студій
Institut Canadien d’Etudes Ukrainiennes
450 Athabasca Hall University of Alberta Edmonton Alberta Canada T6G 2E8
Telephone: (780) 492-2972 Fax: (780) 492-4967
e-mail: cius@ualberta.ca web: www.ualberta.ca/cius
Page 2
CIUS Press Release
2
наукових дискусіях на трьох інших сесіях. Сергій Плохій виступив з доповіддю «Українське козацтво та
проблема національної ідентичности у першій чверті сімнадцятого століття», а також взяв участь у
дискусії на сесії про історію церкви.
Серед інших учасників конференції були такі відомі науковці, як д-р Боріс Флоря з Російської Академії
наук, який зробив доповідь про «Українське питання на Вільнюських переговорах (1656 р.), та д-р
Андреас Каппелер з Віденського університету, доповідь якого мала назву: «Козаки в іноземних описах
до 1648 р.» Україну представляли отець доктор Юрій Мицик з Національного університету «Києво-
Могилянська академія», Віктор Горобець з Інституту історії (Національна Академія наук України) та
Віктор Брехуненко з Інституту української археографії ім. М. Грушевського (Національна Академія
наук України). Отець д-р Мицик стане стипендіятом ім. Івана Коляски при КІУСі восени ц.р., тоді як
Віктор Брехуненко та Віктор Горобець отримали дослідчі дотації КІУСу. Доповіді конференції будь
опубліковані у Санкт Петербурзі за фінансової підтримки КІУСу.
Санкт Петербургська конференція допомогла відкрити нову сторінку у розвитку українознавства в Росії,
де, до цього часу, провідні науковці не мали бажання зустрічатися зі своїми українськими колегами і
брати участь у спільних проєктах, які б стосувалися дослідження української історії. Ніде не
спостерігається новий дух співпраці, як у Санкт Петербургському університеті, де викладав і працював
Микола Костомаров. Це був єдиний університет в Росії де за радянських часів українська історія
викладалася як окремий предмет. Ця традиція була перервана після 1991 р., але зараз д-р Татьяна
Яковлєва успішно відроджує її. Окрім організації досліджень та конференцій про Україну, вона також
викладає курс з української історії. Її зусилля з розумінням та підтримкою сприймаються науковцями в
Україні та Канаді. У 1991 р. вона була запрошена КІУСом для наукової праці в Канаді, і нещодавно
отримала дослідчу дотацію КІУСу.
Програма ім. Ковальських буде співспонсорувати подальші зусилля д-ра Яковлєвої та її колег у пошуках
і реконструкції архіву та бібліотеки Івана Мазепи. Якщо б хтось був зацікавлений допомогти у цій
справі або в інших проєктах КІУСу, то просимо звертатися до Канадського інституту українських студій
при Альбертському університеті в Едмонтоні.

-30-

А це просто одна з статей Татьяни Яковлєвої:

http://vivovoco.rsl.ru/VV/PAPERS/HISTORY/MAZEPA.HTM

Новая и новейшая история № 4, 2003

© Т. Г. Яковлева

МАЗЕПА - ГЕТМАН:
В ПОИСКАХ
ИСТОРИЧЕСКОЙ ОБЪЕКТИВНОСТИ

Т.Г. Яковлева

Яковлева Татьяна Геннадьевна - кандидат исторических наук,
научный сотрудник кафедры истории славянских и балканских стран
исторического факультета СПбГУ.

Период истории Украины, известный под названием "Гетманщины", несмотря на прошедшие два с половиной столетия, по-прежнему остается одним из самых политизированных. До сих пор почти все события и деятельность исторических личностей той эпохи являются предметом идеологических спекуляций и бесконечных споров. Среди них наиболее болезненная тема (наряду с Переяславским договором 1654 г.) - деятельность Ивана Мазепы.

О Мазепе слышали все - даже те, кто очень далек от проблем Гетманщины. При этом в России о нем знают в основном по поэме А.С. Пушкина (боюсь, что даже многие историки), а в Украине - по купюрам "гривен". "Изменник" или "герой" - других красок, кроме черной и белой, для Мазепы обычно не используют, а в детали и подробности вникают очень редко. Весьма ярко ситуацию описывал в своих мемуарах генерал, глава Гетманата с апреля 1918 г. П. Скоропадский:

"Висел между гетманами портрет Мазепы, столь ненавистный всякому русскому, в доме ему не преклонялись, как это делают теперь украинцы, видя в нем символ украинской самостийности, а молчаливо относились с симпатиями, причем только возмущались, что... в Киеве одновременно в Софийском соборе Мазепу предают анафеме, а в Михайловском монастыре за него, как за создателя храма, возносят молитвы об успокоении его души" [1].

На самом деле такое положение вещей крайне опасно, в частности и для современных русско-украинских отношений. Нельзя уходить от острых тем, нельзя закрывать глаза на существовавшие разногласия и проблемы. Переписывая историю в угодной кому-то "розовой" манере, мы обманываем самих себя и наносим вред будущим поколениям.

Предлагаемая читателю статья вовсе не претендует на роль истины в последней инстанции. Это попытка восстановить ход событий и объективно проанализировать документы и материалы, факты с разных точек зрения.

Нам представляется, что один из главных принципов при изучении периода гетманства Мазепы - рассмотрение событий с учетом всей предыдущей истории Гетманщины. Невозможно понять договор Мазепы со шведами без знания договоров Б. Хмельницкого или И. Выговского, равно как и понять восстание Петрика - без обращения к восстаниям Барабаша, Брюховецкого и т. д. Гетманство Мазепы стало, по сути, последним (или точнее - предпоследним) актом истории Гетманщины, истоки и сущность которой находятся еще во временах Хмельниччины, периода гетманства Б. Хмельницкого в 1648-1657 гг.

Серьезных научных работ, посвященных Мазепе, очень мало. Самыми подробными до сих пор являются монография Н.М. Костомарова "Мазепа" и сведения о нем в "Истории России" С.М. Соловьева [2]. Отдельные сюжеты гетманства Мазепы были подробно рассмотрены в работах Н. Андрусяка, А. Оглоблина [3] и др. Из последних биографий следует отметить взвешенные и интересно написанные О. Субтельным и В. Смолием [4]. Наряду с этим имеется большое количество работ "ура-патриотов" как с одной, так и с другой стороны, в которых исторический и источниковедческий подход заменяется идеологическим.

Вообще биография Мазепы насквозь пропитана устойчивыми штампами, главный из которых, для русской историографии, - "Мазепа-изменник". Безусловно, измена - это страшный грех, но, когда речь идет о политическом деятеле, лидере государства - все совсем не так просто и однозначно. "Изменниками" некоторые историки именуют и И. Выговского, Ю. Хмельницкого (сына Б. Хмельницкого) и других гетманов, совершенно не учитывая обстоятельств или причин, толкавших их на тот или иной шаг. Кстати, Андрусовский договор (1667 г.) или Вечный мир (1686 г.), заключенные Россией с Речью Посполитой, тоже можно назвать "изменой" или "предательством" по отношению к Украине и явным нарушением всех договорных статей начиная с Переяславского договора 1654 г.

В рамках этой статьи мы остановимся на тех моментах, которые считаем отправными в насыщенный событиями двадцатилетний период гетманства Мазепы.

* * *

Иван Мазепа родился 20 марта 1639 г. в семье украинского шляхтича. Сначала он учился в Киево-могилянской коллегии, а затем был отдан в придворные польского короля, где и продолжил образование. Именно это обстоятельство позволяет многим историкам обвинять Мазепу в пропольских симпатиях или считать его мелким придворным, "ляхом". На самом деле нахождение при дворе позволило будущему гетману получить блестящее образование: он учился в Голландии, Италии, Германии и Франции, свободно владел русским, польским, татарским, латынью (по замечанию современника - мог соперничать в ней с иезуитами). Знал он также итальянский и немецкий [5], а по некоторым данным - и французский. Мазепа имел прекрасную личную библиотеку с огромным количеством латинских изданий, его любимой книгой был "Князь" Н. Макиавелли, дома у него имелась великолепная коллекция оружия, на стенах висели портреты многих европейских государей, его письма, особенно "любовные", отличались прекрасным стилем, его перу принадлежали также стихи и думы.

Обвиняя Мазепу в "пропольских" симпатиях, многие историки забывают, что "польское" образование имели и Б. Хмельницкий, и И. Выговский. Они тоже в начале своей карьеры служили польскому королю, при этом Богдан Хмельницкий был даже в весьма дружественных отношениях с Владиславом IV. Нельзя путать пристрастие к "польской" или, точнее, к западной культуре, к польским шляхетным вольностям (или к шляхетной демократии) с "пропольским" политическим курсом, которого, например, придерживался П. Тетеря, гетман Правобережной Украины (1663-1665 гг.). Между прочим, в беседе с Жаном Балюзом, французским посланником в Москве, в 1704 г. Мазепа с блестящей прозорливостью политика сказал о Речи Посполитой, что она, подобно Древнему Риму, идет к своей гибели [6].

У Мазепы очень много общего с его предшественником Выговским. Того тоже не любили простые казаки, порой называя "ляхом", а многие историки упорно приписывали ему "пропольские" симпатии, напрочь забывая, что именно И. Выговский был ближайшим доверенным лицом Б. Хмельницкого, вместе с которым они громили поляков и создавали свою Гетманщину.

Таким образом, можно согласиться с украинским историком начала XX в. А. Ефименко, весьма точно подметившей, что Мазепа был человеком "польской культуры", вынужденным приспосабливаться к грубой, низменной среде Левобережного казачества. Именно в этом она видела причины некоторой двойственности натуры гетмана [7].

Обычно за "пропольскими" обвинениями следуют обвинения Мазепы в любострастии, постыдном в его возрасте. Всем известна история любви пожилого гетмана к юной Мотроне Кочубеевне. Однако любовные письма Мазепы к этой девушке заслуживают восхищения: "Мое сердечко, цвет мой розовый!", "моя сердечная любовь", "сама знаешь, как я сердечно, страстно люблю Вашу милость" и т. д. [8] Не беремся судить Мазепу, но напомним, что поводом к восстанию Богдана Хмельницкого (ему тогда было под шестьдесят) послужил его спор с Д. Чаплинским из-за юной 16-летней красавицы Елены, которую он впоследствии сделал своей женой вопреки порицанию духовенства.

В 1663 г. Мазепа был прислан к гетману Правобережной Украины (1663-1665 гг.) П. Тетере, только что избранному гетманом, с клейнодами (знаками гетманского отличия) от короля. Встретили его не слишком любезно, но в Польшу он больше не вернулся, остался на Правобережье, затем служил гетману Украины П. Дорошенко (1665-1676 гг.) - был участником ряда посольств. В 1674 г., во время поездки в Крым, он попал в плен к запорожцам, и кошевой Запорожской Сечи И. Сирко отправил его к гетману Самойловичу. Там он обучал гетманских детей и ездил послом в Москву, после чего получил чин генерального есаула.

Ряд историков считают Мазепу одним из авторов доноса на Самойловича, в результате которого тот был отстранен от гетманства. На самом деле Самойлович, скорее всего, стал жертвой московских интриг: на него свалили неудачу крымского похода фаворита царевны Софьи В.В. Голицина. Некоторые полагают, что Самойловича сместила та старшина, которой не нравилось, равно как и Москве, его стремление сделать гетманство наследственным. Так или иначе, но совершенно неожиданно для многих и в обход более сильных претендентов, включая генерального писаря В. Кочубея - факт очень важный для понимания дальнейших событий - Мазепа был избран на Каламакской раде 25 июля 1687 г. гетманом. Безусловно, что решающая роль при этом принадлежала В.В. Голицину, который стал покровителем Мазепы.

Для нас представляется совершенно неважным факт, давал или не давал Мазепа "взятку" Голицину [9]. Вызывает сомнение, что всесильный и богатейший фаворит мог прельститься на 10 тыс. червонцев. Скорее всего, это просто поздняя легенда, появившаяся тогда, когда гетмана обвиняли во всех смертных грехах. Гораздо более важно другое: Мазепа сумел так понравиться Голицину, что получил из его рук булаву. Познакомились они еще во время первого приезда Мазепы в Москву, а сблизились, вероятно, во время Крымского похода. Умение Мазепы "очаровывать" людей (и не только женщин) отмечали очень многие его современники, даже враги. Наверное, не последнюю роль сыграла "культурная" близость гетмана и фаворита: оба были поклонниками Запада и исключительно образованными людьми своей эпохи. Для Голицина бегло говорящий по-латыни Мазепа, возможно, стал лучом света в темном просторе чуждой ему казацкой среды, кроме того, он желал иметь на месте гетмана человека, которому мог доверять. А доверять можно только тому, кого хотя бы понимаешь.

Многие историки, за исключением "ура-патриотов", делающих из Мазепы ангела, даже М.С. Грушевский, исходя из обстоятельств, при которых Мазепа получил булаву, считали гетмана отпетым честолюбцем и карьеристом. Однако кто из политических деятелей лишен честолюбия? Кого из деятелей той же Гетманщины нельзя заподозрить в корыстных мотивах? Разве что Богдана Хмельницкого - но и то лишь с момента страшной семейной трагедии, когда он потерял любимую женщину и сына-наследника.

Где вообще пролегает эта тонкая грань: для себя или для державы - и кто решится ее очертить? С замиранием сердца, с трясущимися руками рвался к булаве И. Выговский, а затем, рискнув богатством и головой, бросился в "омут" старшинского заговора о единой Гетманщине. Идя по трупам и не брезгуя ложью, получил свое гетманство П. Дорошенко, а сколь усилий он приложил для преодоления междоусобицы и войны в Украине в 1657-1681 гг., так называемой Руины!

Итак, Мазепа стал гетманом. Казалось, все было против него. Прежде всего его окружала чуждая ему левобережная старшина, озлобленная тем, что власть над нею оказалась в руках пришельца. Получивший образование в Польше, служивший Дорошенко и не по своей воле оказавшийся на Левобережье, Мазепа действительно был чужд сложившемуся там за годы Гетманщины, переплетенному родственными связями клану старшины - Самойловичи, Кочубеи, Лизогубы, Искры, Полуботки, Жученки и т.д. Они, вероятно, ненавидели этого "пройдоху", выкравшего булаву у них из рук.

Условия нового русско-украинского договора, навязанного Мазепе на раде Голициным, также были крайне тяжелы и непопулярны. Кроме полного запрета внешних сношений, запрещения перехода крестьян в казаки, легализации доносов на гетмана, запрета гетману переменять старшину, на Левобережье вводился стрелецкий полк [10]. Каламакские статьи стали первым шагом на пути русификации Украины и ликвидации автономии Гетманщины:

"Народ Малороссийский всякими мерами и способами с великороссийским народом соединять... чтобы были под одною... Державою обще... и никто б голосов таких не испущал, что Малороссийский край гетманского рейменту" [11].

В 1688 г. Мазепа предпринимает удачный налет на Очаков, но затем судьба снова отворачивается от него: следует грандиозный - с русской стороны в нем участвовали 100 тыс. человек и 50 тыс. со стороны Мазепы - и крайне неудачный крымский поход (март-июнь 1689 г.). 10 августа Мазепа приезжает в Москву, чтобы встретиться со своим покровителем, и на его глазах происходит государственный переворот: к власти приходят Нарышкины и молодой Петр I. Теперь никто не сомневается, что вслед за Голициным падет и гетман.

На Левобережье уже потирали руки и делили булаву. Однако совершенно неожиданно для всех украинцев, прежде всего для самого Мазепы, пережившего, наверное, самые страшные дни в своей жизни в ожидании, когда его позовут к царю, в Троицу, прием, оказанный Петром I, был самым теплым и милостивым. Многие историки, следуя за красочным изложением Н.М. Костомарова, объясняют происшедшее удивительной обходительностью Мазепы, которому "удалось очаровать молодого Петра". Позволим себе высказать другое предположение. Когда "милостивое слово" говорилось гетману, ни Петр, ни его окружение Мазепу еще не знали, но партии Нарышкиных, находившейся в очень шатком положении, был необходим мир и постоянство на Малороссии, поэтому создавать прецедент для смут, смещая гетмана, даже любимца опального Голицина, в Москве не решились. Скорее всего, уже приняв такое решение и объявив его, Петр имел возможность убедиться в верности своего выбора - при личной встрече с гетманом.

Самое удивительно в устойчивом мифе о предателе-Мазепе, бытующем в России, это то, что все забывают (или отметают) факт почти 20-летней верной службы и близких доверительных отношений, которые существовали между гетманом и царем с 1689 по 1708 г. О 20 (!) годах постоянных военных кампаний, боев, поражений и побед забыто. Хотя этот факт сам по себе настолько разбивает клише "гетман-изменник", что украинские "ура-патриоты" пытаются его оспорить, приписывая Мазепе всякие тайные замыслы, а русские традиционалисты, вопреки всякой логике и фактам, называют гетмана "двуликим", о чем мы будем говорить ниже.

Главный вопрос, который почему-то никогда не задавали и, соответственно, не искали на него ответа: что стало залогом столь долгого и успешного союза? (Что стало причиной трагического финала - это другой вопрос.) На наш взгляд, причины надо искать в истории Гетманщины и Руины.

На самом деле удивителен вовсе не факт "измены" гетмана, а наоборот, его верность русскому царю на протяжении столь долгого времени. Если взять предшественников Мазепы, то

Б. Хмельницкий заключил договор со шведами через два года после присяги царю,

И. Выговский через год после присяги подписал Галячское соглашение с Польшей, а всего через месяц - со Швецией,

Ю. Хмельницкий обрек русские войска на гибель под Чудновым через год после своей присяги.

Даже преданный "холоп" царя, возведенный в чин "боярина" И. Брюховецкий, и тот продержался всего пять лет, а затем перешел на польскую сторону.

В каждом из этих случаев обстоятельства были разные, но причина одна: условия, ради которых заключался договор, переставали выполняться. Если Б. Хмельницкий заключал Переяславский договор в надежде обрести военного союзника против Польши, то гетманы начиная с И. Выговского из-за внутренней руины Гетманщины, были вынуждены искать союзников против домашней оппозиции и смут. Именно стремление Москвы ослабить гетманскую власть, а отсюда - поддержка "доносчиков" и "бунтарей" - толкнули И. Выговского и Ю. Хмельницкого к Польше.

Самое страшное наследие "Хмельниччины" - появление огромного количества деклассированных "показаченных", не имевших другого источника дохода, кроме войны, - стало великолепным материалом для манипуляций любых авантюристов и старшин, стремившихся к булаве. Апогеем этого разрушительного движения явилась Черная рада 1663 г. Но когда и ставленник этих демагогов, клявшихся в верности царю, И. Брюховецкий изменил русским, в Москве очнулись и поняли, что соглашение надо искать с гетманской властью, а не с массой анархистов.

Гетманство Мазепы - великолепный пример компромисса, заключенного гетманом и царем. Петр I безоговорочно и непоколебимо отвергал любые обвинения, доносы и доклады, направленные против Мазепы, выдавал и казнил всех его оппонентов, а гетман безотказно снабжал царя войсками для всех военных кампаний, столь многочисленных в царствование Петра I. Вряд ли этот договор когда-либо был закреплен на бумаге, но обеими сторонами он выполнялся неукоснительно, вопреки всей логике событий.

Мазепе, окруженному враждебной старшиной, вечно недовольными запорожцами и казаками, поддержка Петра была жизненно необходима, равно как и военные походы, дававшие возможность накормить и занять бунтарей. Для молодого царя, которому приходилось проводить свои глобальные реформы в условиях жесточайшей оппозиции и политической изоляции, рвавшемуся к морям и вынужденному воевать, гетман в свою очередь был надежным, верным союзником, обеспечивавшим спокойный тыл в Украине и успешно выполнявшим все дипломатические задачи.

На наш взгляд, было бы явным преувеличением считать отношения Мазепы и Петра дружественными. Несмотря на многочисленные подарки, которыми они обменивались (фрукты из гетманского сада и дичь - царю, рыба с севера России - Мазепе и т. д.), судя по их переписке, они никогда не переходили известной грани, сохраняя дистанцию (Мазепа - это не Меншиков, Нарышкин или Лефорт). Петр I называл Мазепу "господин гетман", тот его - исключительно "государем", а не фамильярно "господин полковник", "бомбардир", "мин херц" и пр. Правда, как отмечают исследователи эпистолярного наследия Петра I, царь видел в Мазепе человека, "способного понять и оценить самые тонкие мысли, юмор", и в этом смысле гетман в глазах Петра равнялся только голландцу А. Виниусу [12].

Представляется, что, скорее всего, дистанция в отношениях с царем сохранялась благодаря Мазепе. Похоже, он вообще ни с кем никогда не сближался, почти не имел друзей (возможно, из-за печального опыта предательств) и был своего рода интеллектуалом-одиночкой, гордым и честолюбивым, даже романтиком, но лишь глубоко в душе. Все тот же Жан Балюз писал о Мазепе: "Речь его изысканная и красивая, правда, в разговоре больше любит молчать и слушать других... Он принадлежит к тем людям, которые предпочитают или совсем молчать, или говорить, но не сказать" [13]. Вместе с тем Петр с его шумной и веселой дружиной, на равных деливший с нею радости и испытания, требовал от своих приближенных полного единомыслия и адской работы на благо новой России. Только тот, кто всецело разделял идеологию и образ жизни царя, мог рассчитывать и на его дружбу. Россия под руководством Петра I возрождалась и отчаянно стремилась в Европу, а Гетманщина тускнела и слабела. Мазепа не мог этого не видеть и не понимать.

В 1690 г. начались активные действия России против Крыма. Крымская кампания была выгодна для гетмана. В случае успешных походов у Мазепы появлялась возможность наладить очень сложные для него отношения с запорожцами, которые за последние десятилетия превратились для Гетманщины в пороховую бочку. Запорожцы критиковали гетмана за все: за раздачу маетностей (владений) старшине, за притеснения в их давних правах, за неувеличение жалования и др. [14] Набеги на татар для Запорожья были исконным источником доходов. Война, начатая Петром I, должна была, помимо обычной добычи, принести еще и щедрое жалование. В июле-августе 1690 г. казаки под руководством И. Новицкого и С. Палия совершили успешный набег под Очаков и Казикермен [15]. Весь план операции был самым подробным образом разработан лично Мазепой [16].

Следующее десятилетие для России прошло под знаком борьбы за выход к Черному морю. Мазепа посылал своих наказных гетманов, лично руководил многими походами и, зная страсть царя к флоту, использовал для похода на Очаков запорожские челны. 19 июля 1696 г. казаки Мазепы во главе с черниговским полковником Я. Лизогубом взяли Азов. Мечта Петра осуществилась. В 1700 г. был заключен константинопольский мир России и Турции. 8 февраля того же года Мазепа, вторым после Ф.А. Головина, во время поездки в Москву получил лично от Петра только что учрежденный орден Андрея Первозванного, опередив таким образом в списке кавалеров этой самой почетной награды России даже самого царя и А.Д. Меншикова. В указе было сказано: "За многие его в воинских трудах знатные и усердно радетельные верные службы... чрез 13 лет" [17]. Награды и милости не ограничились только этим.

Блестящие победы и царские милости Мазепе представляли собой лишь внешнюю сторону его деятельности, за которой скрывалась сложнейшая внутренняя ситуация: доносы сыпались один за другим, а к ним добавлялись еще и открытые бунты.

В 1691 г. появился "извет чернецов", в котором Мазепа обвинялся в участии в заговоре Софьи и В.В. Голицина. В 1696 г. был донос стародубца Суслова. В 1699 г. донос в Москву отправили Д. Забелин и А. Солонин. Их выдали гетману, судили, но, проявив "христианское милосердие", оставили в живых [18]. Таким образом, Петр категорически не принимал никаких обвинений в адрес Мазепы. Старшина с сарказмом говорила, что он "не поверил бы и ангелу, если бы тот донес о злоупотреблениях гетмана". Тем не менее, зная методы допросов в Москве и всю страшную карательную машину, Мазепа не мог чувствовать себя спокойно.

Много неприятных моментов доставило ему и восстание Петрика. В 1691 г. некий Петро Иваненко (Петрик), свояк Кочубея и старший канцелярист генеральной войсковой канцелярии, бежал в Запорожье, где был избран писарем и начал агитацию против гетмана и Москвы. А. Оглоблин считал его внуком полтавского полковника Ф. Жученко, сыном его дочери, сестры жен Кочубея и Искры [19]. Выше уже отмечалось, что вся левобережная старшина имела очень тесные родственные связи.

Почти все историки, серьезно изучавшие гетманство Мазепы, считали невозможным, чтобы за планом Петрика стоял гетман [20]. Только А. Оглоблин в своей поздней, эмигрантской работе заявлял, что нашел доказательства в Московском архиве: "Сам гетман Мазепа сочувствовал этой акции Петрика, а возможно, что даже Мазепа и поручил Петрику эту миссию" [21]. При этом в более ранней, подробной работе о Петрике Оглоблин придерживался противоположного, аргументированного мнения. Находясь в эмиграции, он не мог найти никаких новых документов, точно так же, как и в Москве явно не могло найтись свидетельств о связи Мазепы с Петриком. Что касается "патриотичных заявлений" журналиста С. Павленко относительно восстания Петрика, как аргумента против тезиса о верной службе Мазепы царю [22], то оставлю эти псевдонаучные иллюзии на совести их автора.

Любые предположения о тайном замысле Мазепы, на наш взгляд, - нелепый вымысел. Во-первых, Петрик ориентировался на "бедноту и голоту", столь ненавистных гетману. Во-вторых, трудно предположить, что в войне против Москвы Мазепа стал бы опираться на враждебно к нему относившихся запорожцев. В-третьих, Петрик был слишком тесно связан с оппозиционной гетману старшиной во главе с Кочубеями, т.е. на роль доверенного лица Мазепы никак не подходил.

Петрик заявил, что у него есть гетманские письма. Прием известный: Б. Хмельницкий, бежав на Запорожье в 1647 г., тоже ссылался на легендарные "письма Барабаша" - именно этот факт позволил Н.М. Костомарову сравнивать Петрика с великим Богданом. На наш взгляд, это сравнение не выдерживает никакой критики. Гораздо больше общего у Петрика было с Я. Барабашем, соратником полтавского полковника М. Пушкаря, которые восстали против И. Выговского. Тот тоже кричал о "грамоте", по которой царь якобы повелевал бить Выговского. Разумеется, все это было ложью, имевшей цель убедить запорожцев в поддержке Москвы. Так же и Петрик хотел придать вес своим словам. Но когда запорожцы "не отступно домагалися, чтоб им те листы показал... Петрик последним словом отказал им, что у него никаких таких листов нет и нихто его на то дело... не наговаривал". По этому поводу кошевой атаман очень резонно заявил: "Есть ли бы гетману и войску городовому была от Москвы какая налога, и он бы к нам войску низовому писал... а не к тому дураку" (выделено нами. - Т.Я.).

Многие историки подозревают, что на самом деле за спиной Петрика стояла левобережная старшина. Косвенных свидетельств этому немало. Так, информатор Мазепы Рутковский, находившийся в Запорожье, писал гетману: "Чтобы ваша вельможность был осторожен по отношению к некоторым своим близким". А в июле 1692 г. тот же Рутковский высказывал Мазепе сомнение, "его (т. е. Петрика. - Т.Я.) ли это головы смысл и замысел". Кошевой атаман И. Гусак заявил посланцу Мазепы: "Скажи де от меня господину гетману... как де не отсечет голов трем тамошним: первому - Полуботку, другому - Михаиле (Самойловичу. - Т.Я.), третьему - что всегда при нем живет; сам додумаетца кто, тогда никогда ему не будет покоя в гетманстве, да и добра не будет в Украине" [23]. Впоследствии, в 1708 г., Мазепа укорял В. Кочубея, что тому "прощались и извинялись большие и многие ваши смерти достойные проступки, однако ни к чему доброму, как я вижу, не терпеливость, не доброта моя не смогли привести" [24]. В этом тоже можно увидеть косвенное свидетельство подозрения Мазепы в причастности Кочубея к восстанию Петрика.

В любом случае Мазепа, чьи отношения с царем были еще далеко не самыми надежными, нервничал, в письмах к Петру I называл затею Петрика "наущением дьявола", самого канцеляриста "глупцом" и "вором". Что касается утверждения Петрика, что гетман давал ему письма, Мазепа объявлял это "враждебным наветом" и "прохирной ложью... за некие грехи мои".

Находясь в Крыму, Петрик заключил договор с ханом, и в августе 1692 г. в полтавский полк пришло 15 тыс. татар с Калга-султаном и Петриком, у которого было 12 казаков. Из Запорожья к нему прибыло лишь 500 человек, и на "раде" "приговорили звать Петрушку гетманом". Планы Петрика были весьма фантастичны: когда Украина им поддастся (в чем он не сомневался), они "панов и арендарей побьют... и всякия волности будут в войску запорожском таковы, каковы были при Богдане Хмельницком". Собирался он также перегонять жителей слободских полков на другой берег и "селить ими около Чигирина и иныя запустелыя места" [25]. Неудивительно, что М.С. Грушевский называл Петрика "демагогом" и "ворогом автономистов-старшин" [26].

Надежды Петрика не оправдались. Запорожцы в большинстве своем его не поддержали, население Левобережья встретило татар враждебно, а Мазепе в соединении с русскими войсками удалось отбить их наступление [27]. В Москве россказням Петрика не поверили, а подавление гетманом антирусского восстания только усилило позиции гетмана в глазах Петра I.

Таким образом, к 1700 г. Мазепа был на вершине славы. В Москве ему безоговорочно доверяли и уважали. Росло его богатство, внутреннее недовольство подавлялось. Гетману был уже 61 год. Скорее всего, бесконечные военные походы давались ему нелегко: он часто болел и жаловался на здоровье, подагрические боли. Должно быть, Мазепа мечтал после победоносной войны почить на лаврах и вкусить плоды своей власти и славы, но не тут-то было. Молодой и энергичный Петр горел желанием перекроить Россию, а заодно и политическую карту Европы. Без всякой передышки в 1700 г. началась Северная война.

Уже в конце 1700 г. Мазепа получил приказ направить 18 тыс. войска под Псков для защиты от шведов. В мае 170 г. Мазепа с войсками направился в Лифляндию [28].

Действительно, в окружении Петра Мазепу уважали, его мнение очень ценили. Ему доверяли ответственную задачу переговоров с Молдавией, иерусалимским патриархом, Крымом и даже поляками [29]. Самые тесные деловые и дружественные отношения сложились у него с Ф.А. Головиным, который писал: "Против гетманских писем много я ему ответствовать буду и за крепость ево от себя благодарить" [30].

Но Северная война оборачивается для казацких войск совсем другой стороной: это не привычные бои с татарами. Одолеть лучшую регулярную армию Европы оказывается им не под силу. В этом автор разделяет мнение О. Субтельного [31]. Отсюда - и муштра, и передача казаков под командование иностранных офицеров, и как результат - рост недовольства среди казаков. Да и Северная война, в отличие от Азовских походов, никакой военной добычи и славы им не приносила.

Снова начинается ропот запорожцев. Они нападают на новые заводы по производству селитры, в 1701 г. грабят греческих купцов, подданных Турции, что чуть было не привело к столкновению с силистрийским пашой. В 1703 г. среди запорожцев начались "шатости". Мазепа предлагал Москве попытаться решать их "ласково": "А буде бы и так не исполнит, то несколько десять бомб бросить". В 1708 г. часть запорожцев приняла участие в восстании Булавина [32].

Не менее сложно развивались отношения Мазепы с другим "народным героем" - Семеном Палием. Главной заслугой Палия было восстановление казачества на разоренном Правобережье, создании "Палиивщины" (1686 г.), территории, управлявшейся по казацким законам, где не признавали власти польского короля. В начале Мазепа покровительствовал правобережному полковнику, многократно поддерживал его обращения в Москву с просьбой переселиться на Левобережье. Однако Петр боялся испортить отношения с союзной Речью Посполитой и постоянно отвечал отказом. В течение 1690-1694 гг. Палий под командой Мазепы участвовал в совместных с левобережными казаками походах на Крым. Из-за турецко-татарской угрозы в Польше сперва смотрели на Палия сквозь пальцы, но в 1699 г. Речь Посполитая заключила с Турцией Карловицкий мир, и сейм принял решение о роспуске казаков за ненадобностью. Палий поднял на Правобережье восстание и взял Белую Церковь.

К этому времени отношения между Мазепой и Палием резко меняются. Для многих казаков Палий становится идеалом борца за их вольности и альтернативой на роль гетмана. Запорожцы открыто заявляли: "Если Палий будет гетманом, то сможет управиться со всей начальной старшиной... и будет при нем, как было при Хмельницком" [33]. Мазепа не мог не опасаться роста популярности Палия на Левобережье. К тому же началось массовое бегство недовольных на Правобережье, как некогда в Слободскую Украину. Это ослабляло положение Гетманщины, и в частности самого Мазепы, проводившего жесткую политику по отношению к крестьянству, например, в 1701 г. он впервые в истории Украины ввел двухдневную панщину. Гетман и старшина уже давно превратились в богатейших помещиков с правом наследственного владения. У самого Мазепы были имения, частью купленные, частью подаренные Петром, не только на Украине, но и в Рыльском уезде, Крупницкой области и т.д. Не случайно Мазепа говорил: "Не так страшны запорожцы, как то, что чуть ли не вся Украина тем же запорожским духом дышит". В его высказываниях проскальзывало неприкрытое раздражение; так, он сказал подъячему И. Никифорову: "Народ Малороссийский (особенно Запорожцы... как трость в поле, сгибаемая ветром, склоняются и в ту, и в другую сторону) вольный, и глупый, и непостоянный" [34].

Петр I, прежде всего из-за отношений с Польшей, занимал к Палию жесткую позицию. Мазепе посылались строгие приказы "поставить у Днепра крепкие и частые караулы", чтобы никто на Правобережье не ходил [35]. Поляки требовали прекратить поддержку правобережных казаков. Наконец, в феврале 1704 г. Петр выставил Палию ультиматум, чтобы тот освободил Белую Церковь [36]. После этого войска Мазепы вступили в Правобережье. Он вызвал к себе ничего не подозревающего Палия и 31 июля арестовал его. Палия отправили в Сибирь.

Совершенно неожиданно для себя Мазепа получил некоторую власть над второй частью бывшей гетманщины Хмельницкого. Тут следует задать вопрос: как относился сам гетман к идее "соборности" Украины? Мнение "ура-патриотов" понятно и однозначно. В. Шевчук не считает Мазепу сторонником единой Гетманщины и в доказательство этого приводит как раз его отношения с Палием. Автор полагает, что все было сложнее. Уже отмечалось, что Мазепа и Палий - противоположности прежде всего по своей социальной ориентации. Но нельзя забывать, что во всех царских грамотах, начиная с времен правления Софьи и кончая последними петровскими (1708 г.), Мазепа именовался гетманом "войска запорожского обеих сторон Днепра" [37]. Нет никаких свидетельств, что Мазепа думал о единой Гетманщине вплоть до момента, когда волею судьбы, а точнее Петра, он оказался на Правобережье, но несомненно, что с этого времени мысль о воссоединении детища Богдана его не оставляла.

В январе 1705 г. Мазепа опять был у царя в Москве. Его осыпали очередными милостями. В июне ему был дан указ выступить с 30 тыс. казаков к Львову и далее - в Польшу, чтобы "знатными контрибуциями утеснять" имения Потоцких и прочих неверных Августу магнатов [38]. Задача была выполнена Мазепой блестяще. В начале августа его войска, следуя по пути Богдана Хмельницкого, достигли Львова, а в начале октября взяли Замостье. После этого гетман расположился на зимних квартирах в Дубно. Ему поручили собирать в Правобережье сборы для будущих военных действий [39]. Это был апогей славы Мазепы.

Однако именно с этого и начались все неприятности. В Дубно пришло письмо от наказного гетмана Д. Горленко о притеснениях казаков русскими во время их нахождения под Гродно. Одновременно был переслан царский указ об отправке киевского и черниговского полков в Пруссию для их переформирования в регулярные драгунские. Учитывая структуру Гетманщины, это, по сути, означало начало ликвидации старшинской администрации. Мазепа был в бешенстве и заявил: "Какого же добра нам теперь ждать за нашу службу?" [40] Именно в это время Мазепа знакомится в Дубно с княгиней Анной Дольской, вдовой К. Вишневецкого, сторонницей С. Лещинского, ставленника шведов. С ней гетман имел "денные и ночные конференции" [41]. Однако, как мы знаем, Мазепа больше любил слушать, чем говорить.

Н. Андрусяк, наиболее подробно рассматривавший переговоры Мазепы со шведами, справедливо отмечает, что все заявления о якобы имевшемся с ними соглашении еще с 1703 г., не имеют под собой никаких доказательств [42]. Даже в сентябре 1705 г., когда С. Лещинский отправил к гетману своего посланца Вольского, тот выдал его в Москву вместе со всеми письмами и предложениями короля [43]. Сообщал он Петру и о предложениях Дольской: "Вот глупая баба, хочет через меня обмануть его царское величество... Я уже о таком ее дурачестве говорил государю. Его величество смеялся над этим" [44].

В феврале 1706 г. Мазепа выступает из Дубно в Литву. Он писал царю: "Хоч еще малую в подагричной моей немощи чую отраду и болезнях облегчение" [45]. Но и в Литве удача отвернулась от казаков и их гетмана. Шведы напали на стоявший в Несвиже стародубский полк, уничтожили несколько сотен казаков и убили полковника Миклашевского. Затем шведы осадили переяславского полковника И. Мировича в Ляховичах, в результате его так и не удалось освободить, он попал в плен, где и умер. Лишь остатки казаков ушли в Слуцк. Это был очень тяжелый удар для Мазепы, отозвавшийся болью и разочарованием на Украине. В мае 1706 г. гетман писал Петру: "Поворочаючи с Литвы к домам по целерочной вашего царского величества службе, еле живый от многих трудов, турбаций, печали и от приключившейся болезни" [46]. В это время он снова отклонил предложение Дольской принять гарантии шведского короля, потребовал от нее прекратить эту корреспонденцию и "не помышлять, чтоб он, служивши верно трем государям, при старости лет наложит на себя пятно измены" [47].

Летом Петр выразил желание лично приехать в Киев. Это был первый царский визит на Украину, и Мазепа рассматривал его как большую честь для себя. Однако обернулось все иначе. Прежде всего, по дороге в Киев умер старый соратник и друг гетмана фельдмаршал Ф.А. Головин. Затем Петр, уже находившийся в Киеве, получил тревожные военные вести и отдал указ о выступлении А.Д. Меншикова на Волынь против шведов, а Мазепе в случае нужды приказывалось содействовать тому. Поход не состоялся, но гетман воспринял это как кровное оскорбление: "Вот какое награждение мне при старости за многолетнюю службу!" Больше всего Мазепу задело то, что его отдавали под команду безродному выскочке.

Именно Меншикову было суждено стать роковой для Мазепы фигурой. "Полудержавный властелин" в это время как раз приближался к вершине своей власти и славы. Из преданного денщика он превратился в бесстрашного полководца, ближайшего соратника и друга Петра I. Его неудержимая отвага и бесконечная преданность царю имели только одну темную сторону: патологическую страсть к наживе. Выйдя из самых низов благодаря своей смекалке и талантам, он был крайне ненасытен к деньгам и титулам. Ничего общего, несмотря на внешне дружественные отношения, они с Мазепой иметь не могли.

В июле 1706 г. во время пребывания в Киеве, Меншиков устроил званый обед, на котором, помимо царя, присутствовал и Мазепа со старшиной. На этом обеде подвыпивший Меншиков заявил гетману о необходимости преобразования Гетманщины и о ликвидации старшины. Раздраженный Мазепа передал эти слова царского фаворита своей старшине: "Вот всегда мне ту песенку поют, и на Москве, и на всяком месте!". Особенно остро их восприняли полковники Д. Апостол и Д. Горленко. Последний воскликнул: "Как мы за душу Хмельницкого всегда Бога молим и имя Его блажим, что Украину от ига ляцкого свободил, так противным способом и мы и дети наши во вечные роды душу и кости твои будем проклинать, если нас за гетманства своего по смерти в такой неволе заставишь" [48].

Примерно в это же время княгиня Дольская передала Мазепе слова Б.П. Шереметева и генерала Рена, что Меншиков намеревается стать гетманом или князем Черниговским и "роет яму" Мазепе. Насколько они были правдивы, мы, наверное, никогда не узнаем, но, безусловно, подлили масла в огонь, и гетман в сердцах воскликнул: "Господи! Освободи меня от их панования!"

Мазепа был раздражен и подавлен. Еще одним поводом для роста недовольства против русских стало строительство крепостных сооружений в Киеве. Условия были крайне тяжелыми, руководили работами русские офицеры, которые били казаков, обрезали им уши и творили всяческие притеснения. Стоял страшный ропот, в том числе среди старшины. К тому же царь решил, что киевская фортеция "имеет зело худую ситуацию", и приказал сделать новую в Печерском монастыре [49]. Старшины требовали от гетмана переговорить с царем, но Мазепа так и не решился. Только в конце сентября он наконец написал Петру, что "видячи я в Киеве ваше царское величество... многими... делами затрудненного и отягощенного, не дерзалем о войсках рейменту моего... вашего о том указу просити". И далее, без жалоб и комментариев сообщал, что его войска "помянутою фортификациею утружденные, борошенных запасов лишившиеся, и коне свои все воженьем дерну повседневным меючи вымордованы и знужненные, не будут на жадную в.ц.в. службу под сей час зимою угодны" [50].

Но Петр не обращал внимания на трудности, и рост недовольства против Мазепы его не волновал. Он постоянно высказывался по поводу того, что "войско Малороссийское не регулярное и в поле против неприятеля стоять не может", требовал, чтобы казацкие войска были лучше вооружены, приказывал Мазепе на собственные средства купить лошадей - пока деньги не придут из Москвы [51] и т. д. В июне 1707 г. Петр направил в Украину грамоту, в которой выражал сожаление по поводу тяжкой службы малороссиян и бедствий, сопровождавших переходы через Украину русских войск, но заявлял, что в "таком ныне с неприятелем нашим. Королем Шведским, военном случае, того весьма обойтить не возможно, и того ради надлежит вам...то снесть", а "по окончании сея войны те понесенныя трудности и убытки... награждены будут" [52].

В марте 1707 г. Петр вызвал Мазепу на военный совет в Жолкву - так как "зело нужно" [53]. Совет состоялся 20 апреля, в Великую пятницу. Орлик писал, что по окончании совета Мазепа не пошел на обед к царю, возвратился к себе расстроенный и целый день ничего не ел. Старшинам он только сказал: "Если б я Богу так верно и радетельно служил, то получил бы большее мздовоздояние, а здесь хоть бы я в ангела переменился - и тогда не мог бы службою и верностью своею никакого получить благодарения!" Все историки, вслед за Н.М. Костомаровым, терялись в догадках, что же там произошло. Они считали, что там говорилось только о плане создания "компаний", т.е. отборе пятой части казаков для составления нового войска и об оставлении остальных дома. На самом деле речь шла и о более масштабных преобразованиях.

Автору удалось найти документы, проливающие свет на эту тайну, безусловно, ставшую одной из последних причин, толкнувших Мазепу к шведам. В конце марта в Малороссийский и Посольский приказы были отданы указы о передаче из Малороссийского приказа в Разряд "города Киева и прочих Малороссийских городов". Окончательно этот указ откладывался, однако "покамест по приезде в Жолкву гетмана и кавалера Ивана Степановича Мазепы" [54]. Таким образом, Петр наконец принял решение о включении значительной части Гетманщины в состав России на общих условиях и собирался объявить об этом Мазепе в Жолкве, что он явно там и сделал. Отсюда - и реакция гетмана, который таким образом лишался всякой реальной власти, а Гетманщина - остатков автономии. Между прочим, в письме Мазепы И.И. Скоропадскому, написанном через два дня после его перехода к шведам, тоже отмечалось, что "потенция Московская... без жадного о том с нами согласия, зачала городи Малороссийские в свою область отбирати" [55].

К принципиальным спорам добавлялись и личные обиды. Сразу после совета в Жолкве Меншиков прислал приказ компанейскому полковнику (командиру полка гетманской гвардии) Галагину выступить с ним в поход. Мазепа в ярости кричал: "Князь Александр Данилович всякий день со мной видится, всегда со мной разговаривает и не сказал мне о том ни единого слова, а без моего ведома и согласия рассылает ордонансы людям моего регимента!... И как Танский может идти без моей воли с моим полком, которому я плачу? Да если б он пошел, я б его велел, как пса, расстрелять!" [56]

Что касается указа о компаниях, т. е. о преобразовании казацкого войска, то Н.М. Костомаров считал, что он не состоялся [57]. На самом деле 10 августа царь писал Мазепе, чтобы "о кумпаниях, во всех Малороссийских полкех конечно нынешней осенью и зимой определение учинили и неотложно к будущей кумпании оный готовы были". Неудачный поход племянника Мазепы Войнаровского (у него сбежали более 500 казаков) только подхлестывал Петра в этом решении: "Ибо из нынешних присланных некумпанейских ничего добра, разве худа есть, понеже, не имеючи определенного жалованья, толко на грабеж и тотчас домой уйдут". Мазепа в письме к Петру обещал, что "о устроении во всех рейменту моего полках компании с всяким тщателным прилежанием буду старатися". Однако в тот же день в послании к Г.И. Головкину он отмечал, что полковники про указ на компаниях "не отрицаются, токмо трудность в том усмотревают". Так на всю осень полки будут на строительстве Печерской крепости, а "в морозы и в снеги" - "войско перебрати, хто будет годен, а хто негоден до компанийской службы", сложно, поэтому "лутче б было, когда б весною повеленное устроевалося" [58].

Умный политик и талантливый полководец, Мазепа не мог не понимать, что казацкие полки отжили свое. Нужна была военная реформа. С этим он мог согласиться, но все свидетельствовало о том, что военной реформой Петр I ограничиваться не желал. Еще принимая тяжелые условия Каламакских статей, Мазепа надеялся, что его верность и личные отношения с сильными мира сего позволят прийти к компромиссу, как во времена великого Богдана, когда по молчаливому согласию сторон многие пункты Переяславского договора не выполнялись. И казалось, все так и случилось. Петр не только не запрещал Мазепе иметь контакты с иностранными государями, но и часто просил его помощи в дипломатических сношениях. То же самое было и с "рандами" (налогами), отмененными Каламакскими статьями, - гетман снова ввел их без всякого сопротивления со стороны русских властей. Надеялся он и на замалчивание страшного пункта о превращении Гетманщины из "гетманского реймента" (управления) в единое Российское государство.

Но к середине 1707 г. стало ясно, что все надежды рухнули. В сентябре 1707 г. Мазепа по ходатайству Петра I получил титул князя Священной Римской империи. В отличие от Меншикова, он совершенно не обрадовался такой чести: "Хотят меня удовлетворить княжеством Римской державы, а гетманство забрать" [59].

Некоторое время Мазепа надеялся и на воплощение в жизнь своего титула гетмана "обеих берегов", особенно после того как Петр сам привел гетмана на Правобережье и буквально заставил его там распоряжаться. Вопрос о Правобережье - это еще одна из причин, толкнувших Мазепу к шведам.

Как уже отмечалось, осенью 1705 г. под предлогом ареста Палия Мазепа вошел в Правобережье и получил указ там расквартироваться. Однако уже в декабре на переговорах в Гродно русская сторона приняла навязанный поляками мемориал: "Государь соглашается отдать сии крепости, хотя к крайнему Малороссии убытку" [60]. Некоторое время это решение оставалось в тайне, но 18 февраля 1707 г. на переговорах в Жолкве снова было принято решение "О возвращении Украины, от Палия отобранной". Тогда же было решено послать об этом указ к Мазепе [61], который, впрочем, сам присутствовал на переговорах. Правда, в письме к Мазепе Петр объяснил, что на самом деле не собирается отдавать полякам Правобережье, так как планирует в дальнейшем войну с Турцией и не желает иметь враждебные тылы [62], и Петр приказывал Мазепе тянуть время [63].

Поляки в условиях наступления шведских войск опять начали давить на Петра, и в январе 1708 г. он наконец дал указ Мазепе вернуть Правобережье [64]. Даже тогда Мазепа пытался бороться. Из переговоров с С. Лещинским он знал, что поляки готовы были отступиться от Правобережья, значит, и сторонники Августа, для которых Петр был последним шансом, должны были бы уступить, если бы с русской стороны последовала твердая позиция по украинскому вопросу. Мазепа писал в апреле 1708 г. новому канцлеру Г.И. Головкину, "что естли де в Белоцерковском уезде Поляки будут стоять, то де никогда невозможно, чтоб между казаками полку Белоцерковского, Корсунского, Уманского, Богуславского, Чигиринского, Черкаского и Каневского и между Поляками не учинилося междоусобная драка, и подлинно де новая оттуда вырастет война и кровопролитие". Однако в мае Петр обещал полякам, что возвращение Украины будет совершено сразу после возвращения короля, и приказал "писать ныне к гетману Мазепе, что естли он усмотрит, что не может произойти какой ис того опасности и в Малоросийском народе смятения, то б оной Белоцерковской уезд... Поляком... отдал для их удоволства" [65].

Совершенно очевидно, что русская дипломатия базировалась не на интересах украинского гетмана, старшины, "братского" народа или православной веры. Во главе угла стояли военная ситуация и политические планы. Мазепа это понял, так же как и то, что игры Петра не гарантируют ему Правобережья. В действительности Россия отдала его полякам еще в 1705 г., и возможно, что тут была особенно важной роль столь ненавистного Мазепе Меншикова. Именно он был на переговорах в Гродно, и именно ему те самые польские магнаты в 1706 г. состряпали шляхетскую родословную, подтвердившую его княжеский титул. Вполне вероятно, что ценой шляхетности было получено согласие на возвращение Правобережья.

Г.П. Георгиевский, исследовавший переписку Мазепы с Меншиковым, отмечал, что в начале 1708 г. тон гетмана резко изменился. Если прежде он обращался к тому "государь мой и любезный брат", то теперь "светлейший и превосходительнейший Римского и Российского государства Ижерский князь господине любезный мой брате и особливий благодетелю" [66]. Георгиевский объяснял это двуличием Мазепы, его планами измены. Нам же представляется, что подобный тон - издевка и свидетельствует о тайной ненависти и презрении гетмана к выскочке-плебею Меншикову.

На том же роковом для истории России и Украины военном совете в Жолкве Мазепа просил царя для защиты Украины от шведов послать хотя бы 10 тыс. регулярного войска, на что Петр ответил: "Не только десяти тысяч и десяти человек не могу дать: сами обороняйтесь, как можете" [67]. Это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения Мазепы, поскольку по сути являлось нарушением статей Каламакской рады, обязывавшей Россию защищать Украину. Большинство казацких войск было разбросано по фронтам Северной войны. О. Субтельный считает, что для Мазепы это был удар и что гетман увидел в этом измену вассальным отношениям, обязывавшим суверена защищать своего вассала [68]. Заметим, верного вассала.

Орлик пишет, что после Жолквы старшина бросилась в Печерскую библиотеку и стала изучать старый Гадячский договор И. Выговского с поляками. Мазепа в этом не участвовал: в это время умирала его престарелая мать, которую он боготворил, женщина сильная и умная, настоятельница нескольких монастырей. В сентябре А. Дольская в письме к Мазепе предложила от имени С. Лещинского отступить от русского царя, обещая помощь шведских и польских войск. В первый раз гетман не только показал Орлику этот документ, но и открыл свои планы и сомнения, взяв с него клятву верности. Правда, Дольской он ответил пока отрицательно, не подписал договора, не отправил его королю, но и царю тоже. Тогда он произнес слова, как нам представляется, принципиальные: "Дурак разве я, чтобы прежде времени отступать, пока не увижу крайней нужды, пока не увижу, что царское величество не в силах будет защищать не только Украины, но и всего своего государства от шведской потенции?.. Без крайней, последней нужды я не переменю моей верности к царскому величеству".

Когда рассматриваешь эту череду событий 1706-1707 гг., то задаешься вопросом, не почему Мазепа "изменил", т.е., называя вещи своими именами, разорвал договор с Россией и заключил новый с Польшей, а почему он не сделал этого раньше, до октября 1708 г.? Если не явно, то хотя бы тайно. Наоборот, Мазепа тянул до последнего, ничего окончательно не подписывал и ничего не решал. Почему? Ведь русская сторона полностью нарушила условия Каламакских статей, шла на ликвидацию Гетманщины и гетманской администрации. Видимо, ответ простой: Мазепа не верил в возможность союза с умирающей Речью Посполитой, которая все равно оставалась заносчивой и несговорчивой, и еще меньше верил в союз с "еретиками-шведами", столь далекими от реалий Восточной Европы. Он слишком хорошо знал настроения собственной старшины - тут против него играла та самая сытая, зажиточная жизнь старшины в процветавшем Левобережье, которую он создал ей за 20 лет своего правления. Он знал и то, как его ненавидели собственные казаки и запорожцы - за "слишком" большую верность царю, бескомпромиссное выполнение всех требований Петра по посылке войск в бесконечные походы, жесткую дисциплину и т. д. И трезвый ум Мазепы не подвел его - дальнейшие события показали, что он был прав, упорно не желая порывать с русским царем.

В сентябре 1707 г. В. Кочубей сделал свой знаменитый донос на Мазепу [69]. Поводом послужила история с красавицей Матроной, в чем и сам Кочубей сознался на пытке. Генеральный писарь жаждал расправиться со своим конкурентом, и ни о каких политических идеалах здесь и речи не было. В конце 1707 г. к гетману прибыл иезуит Заленский с универсалом (королевской грамотой) от Лещинского [70]. Кочубей снова донес об этом [71]. Мазепа, напуганный доносами, приостановил все контакты с Лещинским, проклиная себя за неосторожность. Он настойчиво требовал от русского правительства выдачи Кочубея и Искры [72]. Петр опять не поверил доносчикам. Кочубея и Искру выдали, и Мазепа их казнил, после чего 3 сентября 1708 г., за полтора месяца до перехода Мазепы к шведам, гетману была прислана царская грамота, что "никаким клеветникам... вера не дается" [73].

Перед лицом шведского наступления и военных неудач русских, ситуация на Украине была крайне тяжелой. Среди запорожцев росло недовольство, многие из них приняли участие в восстании К. Булавина. Мазепа, повинуясь царскому указу, выслал в Польшу 10-тысячный корпус, тем самым оголив собственные границы. Он справедливо писал, что "малороссийский народ имеет некоторое опасение о том, что знатная часть войск Малороссийских взята из Украины...и боронити Украины будет некому". Правда, Петр обещал выслать Шереметева "итить на оборону Украины с поспешением" и заверял, что народ малороссийский "во всяких неприятелских наступлениях не оставим" [74]. На это Мазепа 6 октября в письме к Г.И. Головкину возражал, что "на пехоту Великороссийскую... малая надежда... все босые и голые". Он сообщал, что шведы вступили на территорию Стародубского полка, а при нем "малое число войска, которым безсилен есть так великой потенции неприятельской резистенцию чинити". Однако наибольшую трудность он видел в охватывающем народ смятении, вызванном наступлением вражеских войск и слухами о разгроме русских [75].

В этих условиях Мазепа решил, что ждать больше нечего. Сперва он сказался умирающим и уклонился от встречи с Меншиковым [76], а 25 октября переправился через Десну и соединился с Карлом XII. Петр узнал об этом от Меншикова и был поражен происшедшим. "Письмо ваше о нечаянном никогда злом случае измены гетманской мы получили с великим удивлением" [77]. Это свидетельствует лишь о том, что Петр совершенно не знал гетмана, не понимал его истинных чаяний и стремлений.

Орлик двумя годами позже так объяснял поступок гетмана:

"Московское правительство... отплатило нам злом за добро, вместо ласки и справедливости за нашу верную службу и потери, за военные траты, приведшие до полной руины нашей, за бесчисленные геройские дела и кровавые военные подвиги - задумало казаков переделать в регулярное войско, города взять под свою власть, права и свободы наши отменить. Войско Запорожское на Низу Днепра искоренить и само имя его навсегда стереть" [78] .

Дальнейшие события хорошо известны. Они развивались по наихудшему сценарию, который предвидел Мазепа. Большая часть казаков от него бежала, большая часть старшины с ним не пошла. Меншикову удалось взять Батурин, который он сжег, поголовно истребив всех жителей, включая женщин и детей, и сразу отбив желание следовать за Мазепой. Как писал М.С. Грушевский, крах был неминуем, прежде всего из-за страшного раздела, существовавшего между старшинами-автономистами и народными массами [79]. Мазепа и его сторонники не предприняли никаких шагов, чтобы какими-нибудь популистскими методами привлечь на свою сторону простых казаков, измученных постоянными войнами, или крестьян, стонавших под тяжестью налогов и панщины. А Петр, наоборот, на следующий же день отменил ранды, как говорилось в царском универсале, наложенные Мазепой "ради обогащения своего" [80]. Мазепа, которого многие историки обвиняют чуть ли в изначальных планах измены, оказался настолько неподготовленным к этому шагу, что даже не издал официального универсала, объясняющего и оправдывающего свой поступок, наподобие "Манифеста европейским державам", который опубликовал И. Выговский после Гадячского договора.

Как доказал О. Субтельный, договора с Карлом XII у Мазепы никогда не существовало [81], по крайней мере до 1709 г., когда уже постфактум был заключен договор чисто формальный. Не было даже договора Мазепы с Лещинским - только ссылки на "привилей" этого короля, обещавший Украине равный статус с Великим княжеством Литовским, т.е. по образу многократно упоминавшегося Гадячского договора Выговского [82]. Ни одному историку не удалось найти оригинала договоров - ни в шведских, ни во французских, куда попали документы Орлика, архивах, ни даже копий - в русских документах. Это можно расценить, с одной стороны, как то, что Мазепа был крайне осторожен и все свои контакты тщательно конспирировал, а с другой - что переход к шведам не был для него заранее спланированным и решенным делом. Иначе он не рискнул бы всем, бросаясь в этот омут без всякого письменного соглашения сторон.

Подтверждением этому нашему тезису служит еще один эпизод, очень нелюбимый как "ура-патриотами", так и хулителями Мазепы. Речь идет о плане гетмана выдать Петру Карла XII. Сообщил о нем миргородский полковник Д. Апостол, один из самых близких Мазепе людей. В конце ноября он прибыл в ставку русских войск в Сорочинцы, откуда был направлен к царю и Меншикову [83]. Там он пробыл почти месяц. Как писал сам Апостол гетману, "по повелению Вашей Ясновельможности сей опасный путь я восприяв... хотя мне сначала и веры не няли, и за караулом держали" [84]. Уехал он от Мазепы не раньше середины ноября, т.е. явно после сожжения Батурина. Сам факт отправки к царю Апостола свидетельствует о серьезности намерений гетмана: ведь он отправил одного из ближайших ему людей. Напомним, что во время дела Кочубея русское правительство настоятельно добивалось от Мазепы выдачи Апостола, но он всячески его защищал и выгораживал [85].

Петр выслушал Апостола "сам зело секретно; и хотя то изволил принять зело желательно и весело, однако ж о том сумневался, правду ли я то от Вашего Сиятельства поведаю". Однако, когда следом за Апостолом от Мазепы с его личными письмами приехал Шишкевич, цирюльник его любимого племянника Войнаровского, и охочий компанейский полковник Галаган - опять же все люди из ближайшего окружения - "со стороны Царского Величества поверено моему предложению и Вашей Ясновельможности намерению". Были подписаны какие-то пункты и согласованы гаранты безопасности. Г.И. Головкин написал 22 декабря письмо Мазепе, в котором подтверждал, что царь, "видя ваше доброе намерение и обращение, принял то милостиво и повелел мне к вам писать с крепчайшим обнадеживанием, что ежели Вы... начатое намерение свое ко исполнению привесть потрудитесь, то не токмо что Вашу милость в прежний уряд и свою милость принять, но оную к вам и умножить изволит". И далее - "не смея более и перу поверить" - шел тайный шифр, который до перехода к шведам использовался в переписке Мазепы с царским правительством: "Надлежит Вашей милости постараться, дабы о известной главнейшей особе, по предложению своему" [86].

Никаких последствий это потрясающее соглашение не имело. Окружение Петра убедило его не верить гетману. Меншикову он был ненужным соперником. Мазепе же или не удалось осуществить свой план, или он испугался неминуемой расправы со стороны Петра. Возможно, что и месяц недоверия и проволочек стал напрасно упущенным временем.

Н.М. Костомаров не считал, что предложение Мазепы "не могло быть искренним" [87]. О. Субтельный справедливо пишет, что "насколько серьезным было предложение Мазепы, мы, возможно, никогда не узнаем" [88]. Нам представляется, что оно полностью вписывается в картину событий. Скорее всего, гетман уже убедился в своей ошибке и предпринял отчаянную попытку исправить ситуацию.

По сути, для России переход Мазепы на сторону шведов не имел негативных последствий. И, к примеру, не идет ни в какое сравнение с Чудновской катастрофой 1660 г. - гибелью в результате битвы с поляками всей русской армии, пленением всех офицеров и