Бал Сатаны - сцены из драмы по Михаилу Булгакову
04/02/2005 | Ivan Bezdomnyy
Иван Бездомный.
Бал Сатаны
по мотивам романа Михаила Афанасьевича Булгакова «Мастер и Маргарита»
Сцена первая
1991 год, август. Будуар Воланда. Воланд, развалившись в викторианском кресле, курит сигару. На подлокотнике кресла, не прикасаясь к Воланду, но вся устремившись к нему, в картинной позе сидит обнажённая Гелла. У ног повелителя сладко мурлычет Бегемот. Коровьев сидит за конторкой секретаря и что-то пишет. На ковре перед Воландом Азазело стоит, опустив глаза с деланно-виноватым видом и поигрывает револьвером.
Воланд (строго): Ну? И как ты можешь мне это объяснить?
Азазело (с наигранной весёлостью, дерзко) Видите ли, мессир, когда я сегодня утром завтракал, я нечаянно поперхнулся бифштексом, и… С тех пор весь день наперекосяк.
Гелла: Это потому, что бифштексами не завтракают…
Бегемот: Это как это не завтракают бифштексами? Очень даже завтракают! Мы, коты…
Воланд: Молчать! Опять устраиваете мне здесь балаган! Стыдно, демоны. Помните, кто вы есть! Мы остановились на следующем: из-за того, что Азазело сегодня утром поперхнулся бифштексом, развалилась крупнейшая и самая могущественная в мировой истории империя. Хотелось бы знать, господа, как вы это провернули? Как вам удалось за считанные часы в Беловежской Пуще развалить Советский Союз?
Азазело: Это все Гелла! Это она была в парной с президентами…
Гелла: Ну да, а Бегемот перебежал дорогу кортежу Ельцина.
Бегемот: А Коровьев в это время придерживал Горбачёва на Форосе.
Воланд: Понятно! Опять сработали по методу бригадного подряда. Ладно, молодцы. Хвалю.
Бегемот: Чёрт побери, у меня что-то случилось со слухом? Это слуховые галлюцинации?
Гелла: Похоже, и у меня тоже глюки в ушах…
Коровьев: Ша, братва! Он таки нас похвалил. Впервые за последние семь тысяч лет, - с тех самых пор, как мы грохнули Атлантиду…
Гелла: Ну, почему? Мессир похвалил нас и тогда, когда мы подговорили Трумена сбросить атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки…
Бегемот: Стоп! Леди, вы очень пушисто ошибаетесь! С точностью до наоборот! Я помню, хорошо помню: мессир похвалил нас за то, что Гелла в постели подговорила Трумена сбросить ТОЛЬКО ДВЕ бомбы на Японию, а не двадцать две, как он планировал вначале. Меньше он уже просто не согласился. Что мы могли поделать? Надо признать, это был всё же брак в нашей работе. Мне стыдно за эти бомбы. Но зато мы сделали всё, чтобы сам Трумен за это жестоко поплатился, и чтобы впредь другим неповадно было убивать за здорово живёшь ваших подданных, мессир. Это только ваше священное право, мессир, и ничьё другое. Хотя вы и никогда, насколько я помню, за последние семь тысяч лет этим правом не воспользовались.
Воланд (молча величественно кивает): Право убивать ДОЛЖНО находиться у тех, кто этим правом никогда не воспользуется. Так сказал Он.
Коровьев: Правильно! Атомные бомбы – не наш метод. Наш метод – секс-бомбы (галантно кланяется Гелле) и пресс-бомбы, то есть фигуральные бомбы в средствах массовой информации… Они работают куда эффективнее и элегантнее – никакой крови. Наш стиль – не кастет, а интеллект.
Воланд: А что вы теперь собираетесь делать с этим старым алкоголиком?
Коровьев: Борькой Ельциным? Ничего. Он и сам уже спивается, как и вся Россия. Зато мы готовим ему мальчика на замену.
Воланд: Кого?
Бегемот: Угадайте с одного раза!
Воланд: Почему именно его?
Коровьев: Во-первых, Россия привыкла быть под властью КГБ. Чтобы не отвыкала, нужна соответствующая кандидатура. Мальчик всю жизнь прослужил в КГБ и ничего другого не знает и не понимает. Как раз то, что надо. Во-вторых, фамилия подходящая: Путин. Путь России сокрыт во мгле. Вспомните, мессир, кто больше всех морочил голову всей России перед Октябрьской революцией? – Гришка Распутин. Отнимаем от его фамилии «рас», получается Путин. Теперь он будет морочить голову и России, и всему миру восемь лет подряд.
Воланд: Гелла, а ты с ним работала?
Гелла: Для меня он не представляет интереса: он импотент. Классический: и физический, и политический.
Воланд: Почему ты так думаешь?
Гелла: А зачем ему в противном случае всё время подчёркивать свою мужественность? Зачем все эти рукопашные бои, самолёты, зачем весь этот выпендрёж? Ответ может быть только один – на самом деле он трус и ничтожество, которое старается показать себя крутым парнем. Уж я то в парнях разбираюсь.
Коровьев (с ехидной улыбкой): Не сомневаюсь, леди!
Воланд: Но зачем вы опять подсовываете России свинью?
Бегемот: Мессир, вы сами нас учили, что мы должны мягко и ненавязчиво подталкивать народы к принятию определённых решений, а не решать их судьбу вместо них! Ещё несколько свиней – и Россия сама станет вегетарианкой, без всяких усилий с нашей стороны!
Азазело: Кроме того, мессир, Россия слишком велика, ленива и неповоротлива, чтобы по-настоящему повлиять на мировую историю. Есть намного более интересный вариант для нас: её младшая сестрёнка Украина.
Воланд: Какие плюсы?
Коровьев: Живой, динамичный, остроумный народ. Территория и население – как у Франции. Отличный генофонд: потомки казаков Запорожской Сечи и князя Владимира Крестителя.
Гелла: Обожаю сечевиков! Это были наши люди, настоящие демоны с оселедцами, в шароварах! Какой сексуальный прикид! Катьку убить мало за то, что разогнала Сечь!
Бегемот: А тебе, Гелла, всё бы про секс… Термоядерная секс-бомба.
Коровьев: Мессир, разрешите напомнить! Вы просили отыскать Ивана Бездомного…
Воланд: Да-да, конечно. Вы нашли его?
Коровьев: Не понимаю, зачем вам этот сумасшедший старик. Он всю жизнь прожил в доме для умалишённых.
Бегемот: Тоже мне удивил! Все мы живём всю свою жизнь в доме для умалишённых под названием Земной Шар.
Гелла: Мессир, Иван Бездомный и вправду очень плох! Что прикажете делать с ним?
Воланд: Гелла, ты пойдёшь к нему и приведёшь его в чувство. Он нужен нам. Причём именно сегодня. Сейчас. Пожалуйста, Гелла, приведи его в порядок, верни ему разум. И передай Мастеру, что он может навестить Ивана. Вместе с Маргаритой.
Гелла: Слушаюсь, мессир.
Воланд: Хорошо. Все свободны. Я должен подумать.
(Все раскланиваются и покидают будуар. Воланд погружается в размышления.)
Сцена 2
Палата в доме для умалишённых. В ней Иван Бездомный – уже глубокий старик. Сидит, погружённый в свои мысли, с потухшим взглядом. В палате ничего нет, кроме железной койки с жидким матрасом. В палате только одно крошечное окно, забранное решёткой, она напоминает тюремную камеру.
Иван(бормочет)
Поговори со мною, Бог.
Я так устал бродить по свету,
решать задачи без ответа,
я под собой не чую ног.
Я над собой не чую слез,
в себе не чую покаянья,
и, переполненный страданьем,
от нас давно ушел Христос.
Его печальные глаза
глядят с такою укоризной…
Все в этом мире пахнет тризной,
а жизнь похожа на вокзал:
проходят мимо поезда,
мильйон – во тьму, один – ко свету,
и дьявол раздает билеты,
без указания: “куда”.
Поговори со мною, Бог,
и объясни, зачем на свете
ликует зло, страдают дети,
и каждый сир и одинок.
А те, кто хочет мир спасти –
глупы, смешны и безрассудны,
и каждый день похож на судный,
и перепутались пути.
Нельзя, увы, построить рай
в одной, отдельно взятой доле.
И в этом мире столько боли,
что хоть ложись да помирай.
Зачем, Христос, ушел ты вновь?
Зачем ты нас обрек на муки? –
У нас у всех пробиты руки,
мы все – твоя и плоть, и кровь.
Мы все – набедствовались всласть,
увязли в бытии и быте…
Когда детей ведут на казнь,
то впереди идет Учитель.
Ну, как ты нас оставить мог,
хотя бы тех, кто ждал и верил?
Но через замкнутые двери
не слышит нас великий Бог.
Смешно за нами наблюдать?
Легко над муками смеяться? –
Что ж, будем сами выбираться,
и будем сами путь искать…
Внезапно перед Иваном из воздуха материализуются две фигуры: мужская и женская. Это Мастер и Маргарита.
Маргарита (садится рядом с Иваном и нежно обнимает его за плечи): Здравствуй, Иван! Боже мой, боже мой, что они с тобой сделали!..
Иван (поднимает глаза): Я ждал вас. Я всю жизнь только этим и жил. Боже, как я ждал вас! Теперь я могу спокойно умереть: я увидел вас снова…
Мастер: Нет, Иван! Рано умирать. Мы пришли к тебе за помощью. Это Он нас прислал с миссией к тебе.
Иван: Не смейтесь над сумасшедшим стариком! Чем я могу помочь самому Господу? Вы, наверное, шутите… Как Вы можете…
Маргарита (нежно, ласково): Поверь, Иван! Послушай, пожалуйста, Мастера! Забудь обо всём плохом! Всё уже позади. Никогда ни у одного поэта в мировой истории не было столь могущественного покровителя. Это правда.
Мастер: Для начала я уполномочен вернуть тебе жизнь, отобранную у тебя силами зла. Ты первый, кто этого удостоен.
Иван: Как это?
Мастер: Скажи, Иван, какой возраст тебе более всего по душе? В каком возрасте ты хотел бы возродиться?
Иван: Похоже, дело серьёзное… Ну, ладно. Пусть будет сорок пять: ещё достаточно сил и уже достаточно ума. Самый мужской возраст.
Мастер: Пусть будет так. А какую внешность ты бы хотел для себя выбрать?
Иван: Терпеть не могу красавчиков. Хочу своё нормальное неправильное лицо, не красивое и не отталкивающее. И ещё…
Мастер: Что ещё, Иван?
Иван: Вы будете смеяться!
Мастер: Говори, не бойся!
Иван: Всю жизнь хотел быть рыжим.
Мастер (улыбается): Нет проблем. Пусть будет так.
(На глазах зрителей глубокий старик превращается в полного сил рыжего мужика, с неправильным, но не отталкивающим лицом)
Маргарита: Теперь ты веришь нам, Иван?
Иван (осматривает себя с ног до головы, пытается рассмотреть своё отражение в оконном стекле) Господи, Боже мой! Да я бы и так вам поверил, я всегда вам верил, всю свою жизнь.
Мастер: Мы знаем. Ты был единственным, кто верил по-настоящему. Поэтому ты и стал избранным. Это твоя личная заслуга, а не наша.
Маргарита: Как ты теперь себя чувствуешь, Иван?
Иван: Горы могу свернуть! Никогда в жизни мне не было так хорошо!
Мастер: Прекрасно. Теперь слушай внимательно. Твоя задача – написать новое Евангелие, Евангелие от Мастера. Я подскажу тебе, что именно там должно быть изложено. Так повелел Иешуа.
Иван: Но смогу ли я? Ведь я всего-навсего бездарный поэт.
Мастер: Я знаю, кто ты, Иван, лучше чем ты сам. Я лично буду твоим редактором. Я буду помогать тебе работать над текстом. Я уже сказал своё слово, теперь очередь за тобой. А я обещаю, что всегда подскажу и посоветую. Просто слушай мой голос и научись выделять его из хора ложных голосов. Прощай, Иван.
Маргарита обнимает и целует Ивана, но он отстраняет её и устремляется к Мастеру: Подождите! Но как… Но что… Но почему… Но… Постойте, вы не должны оставлять меня вот так!
Мастер, уже наполовину прозрачный: Не бойся, Иван! Мы не оставим тебя! Теперь мы – одна команда!
Иван в новом облике остаётся в палате один, мечется из угла в угол, всплескивает руками, вдруг падает на колени и начинает молиться, не закончив – вскакивает, бросается к решётке, и легко, одним движением вырывает её из окна вместе с рамой… В комнату врывается ослепительный солнечный свет.
Сцена четвёртая.
Комната Ивана Бездомного. Она ничем не отличается от больничной палаты.
Иван (сочиняет):
Вижу кровь на его венце,
вижу боль на его лице,
Посреди серебристых рос
На кресте Иисус Христос.
На спектакль бредет народ,
видно плохо - и дождь идет,
над кострами и дым, и чад,
люди тащат за руки чад,
кто глядит, кто отводит взгляд.
Им сказали, что он - злодей,
он пришел обмануть людей,
он сказал, что он царь и бог.
Кто б такое сморозить смог?
Усмехнулся один: “Чудак!”
Огрызнулся другой: “Дурак!”.
Третий пальцем копал в носу.
А четвертый смахнул слезу…
Стих и плач, и утробный вой.
За крестами зевал конвой.
Все ушли, опуская взгляд.
Тот - в свой рай,
ну а тот - в свой ад…
Открывается дверь, входит Гелла в очень короткой мини-юбке, высоких кожаных ботфортах на шпильках, крошечном полупрозрачном топике, очень ярко накрашена – под дешёвую проститутку.
Иван (удивлённо): Вы уверены, что не ошиблись адресом?
Гелла: Любимый, поверь, я никогда не ошибаюсь! (Обнимает Ивана за шею и вспрыгивает к нему на колени.)
Иван (пытается стряхнуть её с колен, но так, чтобы не причинить ей боль) Простите, вы явно ошиблись адресом! Подожди, пусти! Послушай, подружка, я ведь всё понимаю, тебе надо заработать. Но у меня – ни гроша!
Гелла(продолжает обнимать Ивана, ерошит ему волосы, прижимается к нему всем телом): Плевать! Я всегда запоминаю хороших людей. Ты был добр ко мне, когда меня избил дружок. Ты выходил меня месяц назад – помнишь? Ты помнишь ту побитую клячу, которую ты на горбу притащил к себе, когда я доходила, буквально отбрасывала коньки на помойке? Ты помнишь ту вонючую, дышащую перегаром, едва ворочавшую языком стерву, которая всё норовила тебя ударить, в пьяном угаре принимая тебя за своего мучителя? Это была я. Я всё вспомнила – потом, когда протрезвела. Я вспомнила, как ты на руках принёс меня к себе домой, отмыл грязь и кровь с лица, промыл мои раны, постелил мне свою постель, а сам улёгся спать на полу. Это было два месяца назад. Все эти два месяца я искала тебя, чтобы поблагодарить. Ко мне никто никогда не относился по-доброму. Меня угораздило иметь неплохую фигуру и смазливую внешность, и у меня всегда не было отбоя от клиентов. У меня всегда водились деньги. Но я знала своё место: меня использовали, как резиновую секс-куклу, как пробирку для спермы, как соску для миньета. Между собой мужики так и называли меня – супер-соска. Ничего, я привыкла. Мне плевать. Лишь бы платили! Ненавижу их всех. Ненавижу! Вернее, вру: ненавидела раньше. Пока не встретила тебя. Ты – другой. Я никогда раньше не встречала таких, как ты.
Иван: Как тебя зовут?
Гелла: Называй меня Галка. Галина. Галя. Как хочешь. Я никому не говорила раньше своё настоящее имя. И никогда никого не целовала в губы. Поцелуй в губы – это только для любимого. Это только для тебя, любимый. (Целует Ивана в губы) Для сутенёра и клиентов я Стелла. Но для тебя я - настоящая: я Галка, твоя Галка. Хочешь – прогони меня, хочешь – побей, хочешь – убей. Мне всё равно. От тебя я приму всё, что угодно, даже смерть. Я не хочу больше быть Стеллой. Для других я – волчица, а для тебя – собака. Хочешь, буду твоей собакой? Хочешь, буду в зубах тебе приносить на четвереньках к дверям домашние тапочки? Я нашла тебя, и я хочу быть твоей. На миг, на час, на вечность – как скажешь. Только не прогоняй меня. Прогонишь – уйду, но знай: жить после этого мне уже будет незачем. Я буду искать смерти. Нельзя, живя во зле, узнать добро – и потом не измениться. Нельзя, узнав добро, жить как раньше. Не-воз-мож-но!
Иван: Мне жаль разочаровывать тебя, Галя, но ты действительно ошиблась. Два месяца назад я сидел ещё в сумасшедшем доме. Это был другой человек. Не я. Хотя, скажу честно, мне очень жаль, что твои слова относятся не ко мне… Ты очень красивая, Галя. Ты обязательно встретишь своего парня. Просто до сих пор тебе попадались одни подонки. Так бывает, я знаю. Смешно, но и со мной тоже было так: мне «везло» на подонков. Знаешь, как я попал в сумасшедший дом?
Гелла: Как?
Иван: Благодаря им. На меня донесли, и я попал на скамью подсудимых за государственную измену. Имелись в виду мои стихи. Я писал: «Где найти такую сатиру, чтоб Шевченко с земли поднять, нагострить бы его сокиру и пойти дармоедов гонять!»* (Это реальные строки, написанные реальным человеком Николаем Кубраком в 1977 году. Он попал за них под контроль КГБ и ему был поставлен диагноз: «Шизофрения»).
Доктор сказал мне: я знаю, что ты здоров. Но будет лучше для тебя, если я поставлю тебе диагноз: шизофрения. У тебя только два варианта: или тюремная камера, или больничная палата. Что ты выберешь? Я выбрал палату. Доктор был умным и добрым человеком. Его потом арестовали. Он умер в КПЗ.
Гелла: КГБ?
Иван: Да.
Гелла: Тебя ведь зовут Иван, не так ли?
Иван: Да.
Гелла: Ты пишешь глупые стихи, правда?
Иван(смущённо): Ну…ну… Может быть, не такие уж и глупые… Чёрт побери, ну и глупо же я выгляжу! Ну, да, да: ты права. Я действительно пишу стихи и они, наверное, действительно глупые. Но ты откуда знаешь? Я говорю правду: два месяца назад я действительно ещё сидел в сумасшедшем доме. Больше того, я тогда ещё был глубоким стариком… Я не могу врать тебе.
Гелла: Я знаю.
Иван: То есть как - ты знаешь? Ты что…
Гелла: Да.
Иван: Ты…от Мастера?
Гелла: Да.
Иван: Чёрт, чёрт… Чёрт, ну как это… А зачем тогда этот маскарад? Ведь я тебе поверил. Я правда тебе поверил!
Гелла: И молодец. Ты просто прошёл тест. Сдал экзамен на «Отлично». Ты бы мог соврать, воспользоваться ситуацией и попользоваться шлюшкой. Но, похоже, это не по тебе. Похоже, ты вообще неспособен врать. Значит, Коровьев говорил правду.
Иван: Коровьев? Кто такой Коровьев?
Гелла: Тоже демон, как и я, как и Азазело, как и Бегемот. Мы все – из команды Воланда. Он – мессир, князь тьмы.
Иван: Ничего не понимаю, причём здесь князь тьмы? Он что, сатана? Но ведь сатана – враг Христа, а Мастер – его друг… Я запутался, ничего не понимаю…
Гелла: Причём здесь Сатана? Воланд – князь тьмы, а не Сатана. Он – заядлый спорщик, главный оппонент Христа, его любимый партнёр по фехтованию на логике, именно потому, что он – равный ему по силе логик. Они друзья и вместе делают одно дело, только разными средствами, разными инструментами. Инструмент Христа – добро, инструмент Воланда – зло во имя добра. Бог-Отец одинаково любит их обоих и они одинаково чтут Бога-Отца, хотя Христос, конечно, первый среди равных, любимчик отца. Быть может, потому, что Отец подставил сына, послал его страдать на Голгофу, и до сих пор чувствует вину перед ним за это. Уже две тысячи лет подряд.
Иван: Разве на небесах существуют такие чувства, как вина?
Гелла: Не забывай, что люди созданы по образу и подобию Божию. Значит, и их чувства тоже.
Иван: Так что, на небесах есть и подлость, и коварство, и зависть, и … зло?
Гелла: Да.
Иван: Ты говоришь страшные вещи, демоница. Я не верю тебе. Ты солгала мне вначале – лжёшь и сейчас.
Гелла: Ну подумай сам – если бы на небесах была полная власть добра, разве на земле могло бы существовать столько зла?
Иван: Не знаю… Не знаю… Чёрт побери, демоница, ты меня совсем запутала. Уйди! Я должен побыть один. Я должен подумать. Прошу – уйди!
Гелла: Хорошо, я ухожу. Но я уполномочена передать тебе личное приглашение (подаёт Ивану свиток с сургучной печатью). Это – приглашение на Бал Сатаны. Там уже была Маргарита, был и Мастер. Теперь приглашён ты. Приходи. Прощай, поэт!
Иван: Прощай, демоница!
Гелла: Я не демоница, придурок. Я – демон в женском обличье. Улови разницу!
Иван: Так ты ещё и трансвестит?
Гелла крутит пальцем у виска и исчезает.
Бал Сатаны
по мотивам романа Михаила Афанасьевича Булгакова «Мастер и Маргарита»
Сцена первая
1991 год, август. Будуар Воланда. Воланд, развалившись в викторианском кресле, курит сигару. На подлокотнике кресла, не прикасаясь к Воланду, но вся устремившись к нему, в картинной позе сидит обнажённая Гелла. У ног повелителя сладко мурлычет Бегемот. Коровьев сидит за конторкой секретаря и что-то пишет. На ковре перед Воландом Азазело стоит, опустив глаза с деланно-виноватым видом и поигрывает револьвером.
Воланд (строго): Ну? И как ты можешь мне это объяснить?
Азазело (с наигранной весёлостью, дерзко) Видите ли, мессир, когда я сегодня утром завтракал, я нечаянно поперхнулся бифштексом, и… С тех пор весь день наперекосяк.
Гелла: Это потому, что бифштексами не завтракают…
Бегемот: Это как это не завтракают бифштексами? Очень даже завтракают! Мы, коты…
Воланд: Молчать! Опять устраиваете мне здесь балаган! Стыдно, демоны. Помните, кто вы есть! Мы остановились на следующем: из-за того, что Азазело сегодня утром поперхнулся бифштексом, развалилась крупнейшая и самая могущественная в мировой истории империя. Хотелось бы знать, господа, как вы это провернули? Как вам удалось за считанные часы в Беловежской Пуще развалить Советский Союз?
Азазело: Это все Гелла! Это она была в парной с президентами…
Гелла: Ну да, а Бегемот перебежал дорогу кортежу Ельцина.
Бегемот: А Коровьев в это время придерживал Горбачёва на Форосе.
Воланд: Понятно! Опять сработали по методу бригадного подряда. Ладно, молодцы. Хвалю.
Бегемот: Чёрт побери, у меня что-то случилось со слухом? Это слуховые галлюцинации?
Гелла: Похоже, и у меня тоже глюки в ушах…
Коровьев: Ша, братва! Он таки нас похвалил. Впервые за последние семь тысяч лет, - с тех самых пор, как мы грохнули Атлантиду…
Гелла: Ну, почему? Мессир похвалил нас и тогда, когда мы подговорили Трумена сбросить атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки…
Бегемот: Стоп! Леди, вы очень пушисто ошибаетесь! С точностью до наоборот! Я помню, хорошо помню: мессир похвалил нас за то, что Гелла в постели подговорила Трумена сбросить ТОЛЬКО ДВЕ бомбы на Японию, а не двадцать две, как он планировал вначале. Меньше он уже просто не согласился. Что мы могли поделать? Надо признать, это был всё же брак в нашей работе. Мне стыдно за эти бомбы. Но зато мы сделали всё, чтобы сам Трумен за это жестоко поплатился, и чтобы впредь другим неповадно было убивать за здорово живёшь ваших подданных, мессир. Это только ваше священное право, мессир, и ничьё другое. Хотя вы и никогда, насколько я помню, за последние семь тысяч лет этим правом не воспользовались.
Воланд (молча величественно кивает): Право убивать ДОЛЖНО находиться у тех, кто этим правом никогда не воспользуется. Так сказал Он.
Коровьев: Правильно! Атомные бомбы – не наш метод. Наш метод – секс-бомбы (галантно кланяется Гелле) и пресс-бомбы, то есть фигуральные бомбы в средствах массовой информации… Они работают куда эффективнее и элегантнее – никакой крови. Наш стиль – не кастет, а интеллект.
Воланд: А что вы теперь собираетесь делать с этим старым алкоголиком?
Коровьев: Борькой Ельциным? Ничего. Он и сам уже спивается, как и вся Россия. Зато мы готовим ему мальчика на замену.
Воланд: Кого?
Бегемот: Угадайте с одного раза!
Воланд: Почему именно его?
Коровьев: Во-первых, Россия привыкла быть под властью КГБ. Чтобы не отвыкала, нужна соответствующая кандидатура. Мальчик всю жизнь прослужил в КГБ и ничего другого не знает и не понимает. Как раз то, что надо. Во-вторых, фамилия подходящая: Путин. Путь России сокрыт во мгле. Вспомните, мессир, кто больше всех морочил голову всей России перед Октябрьской революцией? – Гришка Распутин. Отнимаем от его фамилии «рас», получается Путин. Теперь он будет морочить голову и России, и всему миру восемь лет подряд.
Воланд: Гелла, а ты с ним работала?
Гелла: Для меня он не представляет интереса: он импотент. Классический: и физический, и политический.
Воланд: Почему ты так думаешь?
Гелла: А зачем ему в противном случае всё время подчёркивать свою мужественность? Зачем все эти рукопашные бои, самолёты, зачем весь этот выпендрёж? Ответ может быть только один – на самом деле он трус и ничтожество, которое старается показать себя крутым парнем. Уж я то в парнях разбираюсь.
Коровьев (с ехидной улыбкой): Не сомневаюсь, леди!
Воланд: Но зачем вы опять подсовываете России свинью?
Бегемот: Мессир, вы сами нас учили, что мы должны мягко и ненавязчиво подталкивать народы к принятию определённых решений, а не решать их судьбу вместо них! Ещё несколько свиней – и Россия сама станет вегетарианкой, без всяких усилий с нашей стороны!
Азазело: Кроме того, мессир, Россия слишком велика, ленива и неповоротлива, чтобы по-настоящему повлиять на мировую историю. Есть намного более интересный вариант для нас: её младшая сестрёнка Украина.
Воланд: Какие плюсы?
Коровьев: Живой, динамичный, остроумный народ. Территория и население – как у Франции. Отличный генофонд: потомки казаков Запорожской Сечи и князя Владимира Крестителя.
Гелла: Обожаю сечевиков! Это были наши люди, настоящие демоны с оселедцами, в шароварах! Какой сексуальный прикид! Катьку убить мало за то, что разогнала Сечь!
Бегемот: А тебе, Гелла, всё бы про секс… Термоядерная секс-бомба.
Коровьев: Мессир, разрешите напомнить! Вы просили отыскать Ивана Бездомного…
Воланд: Да-да, конечно. Вы нашли его?
Коровьев: Не понимаю, зачем вам этот сумасшедший старик. Он всю жизнь прожил в доме для умалишённых.
Бегемот: Тоже мне удивил! Все мы живём всю свою жизнь в доме для умалишённых под названием Земной Шар.
Гелла: Мессир, Иван Бездомный и вправду очень плох! Что прикажете делать с ним?
Воланд: Гелла, ты пойдёшь к нему и приведёшь его в чувство. Он нужен нам. Причём именно сегодня. Сейчас. Пожалуйста, Гелла, приведи его в порядок, верни ему разум. И передай Мастеру, что он может навестить Ивана. Вместе с Маргаритой.
Гелла: Слушаюсь, мессир.
Воланд: Хорошо. Все свободны. Я должен подумать.
(Все раскланиваются и покидают будуар. Воланд погружается в размышления.)
Сцена 2
Палата в доме для умалишённых. В ней Иван Бездомный – уже глубокий старик. Сидит, погружённый в свои мысли, с потухшим взглядом. В палате ничего нет, кроме железной койки с жидким матрасом. В палате только одно крошечное окно, забранное решёткой, она напоминает тюремную камеру.
Иван(бормочет)
Поговори со мною, Бог.
Я так устал бродить по свету,
решать задачи без ответа,
я под собой не чую ног.
Я над собой не чую слез,
в себе не чую покаянья,
и, переполненный страданьем,
от нас давно ушел Христос.
Его печальные глаза
глядят с такою укоризной…
Все в этом мире пахнет тризной,
а жизнь похожа на вокзал:
проходят мимо поезда,
мильйон – во тьму, один – ко свету,
и дьявол раздает билеты,
без указания: “куда”.
Поговори со мною, Бог,
и объясни, зачем на свете
ликует зло, страдают дети,
и каждый сир и одинок.
А те, кто хочет мир спасти –
глупы, смешны и безрассудны,
и каждый день похож на судный,
и перепутались пути.
Нельзя, увы, построить рай
в одной, отдельно взятой доле.
И в этом мире столько боли,
что хоть ложись да помирай.
Зачем, Христос, ушел ты вновь?
Зачем ты нас обрек на муки? –
У нас у всех пробиты руки,
мы все – твоя и плоть, и кровь.
Мы все – набедствовались всласть,
увязли в бытии и быте…
Когда детей ведут на казнь,
то впереди идет Учитель.
Ну, как ты нас оставить мог,
хотя бы тех, кто ждал и верил?
Но через замкнутые двери
не слышит нас великий Бог.
Смешно за нами наблюдать?
Легко над муками смеяться? –
Что ж, будем сами выбираться,
и будем сами путь искать…
Внезапно перед Иваном из воздуха материализуются две фигуры: мужская и женская. Это Мастер и Маргарита.
Маргарита (садится рядом с Иваном и нежно обнимает его за плечи): Здравствуй, Иван! Боже мой, боже мой, что они с тобой сделали!..
Иван (поднимает глаза): Я ждал вас. Я всю жизнь только этим и жил. Боже, как я ждал вас! Теперь я могу спокойно умереть: я увидел вас снова…
Мастер: Нет, Иван! Рано умирать. Мы пришли к тебе за помощью. Это Он нас прислал с миссией к тебе.
Иван: Не смейтесь над сумасшедшим стариком! Чем я могу помочь самому Господу? Вы, наверное, шутите… Как Вы можете…
Маргарита (нежно, ласково): Поверь, Иван! Послушай, пожалуйста, Мастера! Забудь обо всём плохом! Всё уже позади. Никогда ни у одного поэта в мировой истории не было столь могущественного покровителя. Это правда.
Мастер: Для начала я уполномочен вернуть тебе жизнь, отобранную у тебя силами зла. Ты первый, кто этого удостоен.
Иван: Как это?
Мастер: Скажи, Иван, какой возраст тебе более всего по душе? В каком возрасте ты хотел бы возродиться?
Иван: Похоже, дело серьёзное… Ну, ладно. Пусть будет сорок пять: ещё достаточно сил и уже достаточно ума. Самый мужской возраст.
Мастер: Пусть будет так. А какую внешность ты бы хотел для себя выбрать?
Иван: Терпеть не могу красавчиков. Хочу своё нормальное неправильное лицо, не красивое и не отталкивающее. И ещё…
Мастер: Что ещё, Иван?
Иван: Вы будете смеяться!
Мастер: Говори, не бойся!
Иван: Всю жизнь хотел быть рыжим.
Мастер (улыбается): Нет проблем. Пусть будет так.
(На глазах зрителей глубокий старик превращается в полного сил рыжего мужика, с неправильным, но не отталкивающим лицом)
Маргарита: Теперь ты веришь нам, Иван?
Иван (осматривает себя с ног до головы, пытается рассмотреть своё отражение в оконном стекле) Господи, Боже мой! Да я бы и так вам поверил, я всегда вам верил, всю свою жизнь.
Мастер: Мы знаем. Ты был единственным, кто верил по-настоящему. Поэтому ты и стал избранным. Это твоя личная заслуга, а не наша.
Маргарита: Как ты теперь себя чувствуешь, Иван?
Иван: Горы могу свернуть! Никогда в жизни мне не было так хорошо!
Мастер: Прекрасно. Теперь слушай внимательно. Твоя задача – написать новое Евангелие, Евангелие от Мастера. Я подскажу тебе, что именно там должно быть изложено. Так повелел Иешуа.
Иван: Но смогу ли я? Ведь я всего-навсего бездарный поэт.
Мастер: Я знаю, кто ты, Иван, лучше чем ты сам. Я лично буду твоим редактором. Я буду помогать тебе работать над текстом. Я уже сказал своё слово, теперь очередь за тобой. А я обещаю, что всегда подскажу и посоветую. Просто слушай мой голос и научись выделять его из хора ложных голосов. Прощай, Иван.
Маргарита обнимает и целует Ивана, но он отстраняет её и устремляется к Мастеру: Подождите! Но как… Но что… Но почему… Но… Постойте, вы не должны оставлять меня вот так!
Мастер, уже наполовину прозрачный: Не бойся, Иван! Мы не оставим тебя! Теперь мы – одна команда!
Иван в новом облике остаётся в палате один, мечется из угла в угол, всплескивает руками, вдруг падает на колени и начинает молиться, не закончив – вскакивает, бросается к решётке, и легко, одним движением вырывает её из окна вместе с рамой… В комнату врывается ослепительный солнечный свет.
Сцена четвёртая.
Комната Ивана Бездомного. Она ничем не отличается от больничной палаты.
Иван (сочиняет):
Вижу кровь на его венце,
вижу боль на его лице,
Посреди серебристых рос
На кресте Иисус Христос.
На спектакль бредет народ,
видно плохо - и дождь идет,
над кострами и дым, и чад,
люди тащат за руки чад,
кто глядит, кто отводит взгляд.
Им сказали, что он - злодей,
он пришел обмануть людей,
он сказал, что он царь и бог.
Кто б такое сморозить смог?
Усмехнулся один: “Чудак!”
Огрызнулся другой: “Дурак!”.
Третий пальцем копал в носу.
А четвертый смахнул слезу…
Стих и плач, и утробный вой.
За крестами зевал конвой.
Все ушли, опуская взгляд.
Тот - в свой рай,
ну а тот - в свой ад…
Открывается дверь, входит Гелла в очень короткой мини-юбке, высоких кожаных ботфортах на шпильках, крошечном полупрозрачном топике, очень ярко накрашена – под дешёвую проститутку.
Иван (удивлённо): Вы уверены, что не ошиблись адресом?
Гелла: Любимый, поверь, я никогда не ошибаюсь! (Обнимает Ивана за шею и вспрыгивает к нему на колени.)
Иван (пытается стряхнуть её с колен, но так, чтобы не причинить ей боль) Простите, вы явно ошиблись адресом! Подожди, пусти! Послушай, подружка, я ведь всё понимаю, тебе надо заработать. Но у меня – ни гроша!
Гелла(продолжает обнимать Ивана, ерошит ему волосы, прижимается к нему всем телом): Плевать! Я всегда запоминаю хороших людей. Ты был добр ко мне, когда меня избил дружок. Ты выходил меня месяц назад – помнишь? Ты помнишь ту побитую клячу, которую ты на горбу притащил к себе, когда я доходила, буквально отбрасывала коньки на помойке? Ты помнишь ту вонючую, дышащую перегаром, едва ворочавшую языком стерву, которая всё норовила тебя ударить, в пьяном угаре принимая тебя за своего мучителя? Это была я. Я всё вспомнила – потом, когда протрезвела. Я вспомнила, как ты на руках принёс меня к себе домой, отмыл грязь и кровь с лица, промыл мои раны, постелил мне свою постель, а сам улёгся спать на полу. Это было два месяца назад. Все эти два месяца я искала тебя, чтобы поблагодарить. Ко мне никто никогда не относился по-доброму. Меня угораздило иметь неплохую фигуру и смазливую внешность, и у меня всегда не было отбоя от клиентов. У меня всегда водились деньги. Но я знала своё место: меня использовали, как резиновую секс-куклу, как пробирку для спермы, как соску для миньета. Между собой мужики так и называли меня – супер-соска. Ничего, я привыкла. Мне плевать. Лишь бы платили! Ненавижу их всех. Ненавижу! Вернее, вру: ненавидела раньше. Пока не встретила тебя. Ты – другой. Я никогда раньше не встречала таких, как ты.
Иван: Как тебя зовут?
Гелла: Называй меня Галка. Галина. Галя. Как хочешь. Я никому не говорила раньше своё настоящее имя. И никогда никого не целовала в губы. Поцелуй в губы – это только для любимого. Это только для тебя, любимый. (Целует Ивана в губы) Для сутенёра и клиентов я Стелла. Но для тебя я - настоящая: я Галка, твоя Галка. Хочешь – прогони меня, хочешь – побей, хочешь – убей. Мне всё равно. От тебя я приму всё, что угодно, даже смерть. Я не хочу больше быть Стеллой. Для других я – волчица, а для тебя – собака. Хочешь, буду твоей собакой? Хочешь, буду в зубах тебе приносить на четвереньках к дверям домашние тапочки? Я нашла тебя, и я хочу быть твоей. На миг, на час, на вечность – как скажешь. Только не прогоняй меня. Прогонишь – уйду, но знай: жить после этого мне уже будет незачем. Я буду искать смерти. Нельзя, живя во зле, узнать добро – и потом не измениться. Нельзя, узнав добро, жить как раньше. Не-воз-мож-но!
Иван: Мне жаль разочаровывать тебя, Галя, но ты действительно ошиблась. Два месяца назад я сидел ещё в сумасшедшем доме. Это был другой человек. Не я. Хотя, скажу честно, мне очень жаль, что твои слова относятся не ко мне… Ты очень красивая, Галя. Ты обязательно встретишь своего парня. Просто до сих пор тебе попадались одни подонки. Так бывает, я знаю. Смешно, но и со мной тоже было так: мне «везло» на подонков. Знаешь, как я попал в сумасшедший дом?
Гелла: Как?
Иван: Благодаря им. На меня донесли, и я попал на скамью подсудимых за государственную измену. Имелись в виду мои стихи. Я писал: «Где найти такую сатиру, чтоб Шевченко с земли поднять, нагострить бы его сокиру и пойти дармоедов гонять!»* (Это реальные строки, написанные реальным человеком Николаем Кубраком в 1977 году. Он попал за них под контроль КГБ и ему был поставлен диагноз: «Шизофрения»).
Доктор сказал мне: я знаю, что ты здоров. Но будет лучше для тебя, если я поставлю тебе диагноз: шизофрения. У тебя только два варианта: или тюремная камера, или больничная палата. Что ты выберешь? Я выбрал палату. Доктор был умным и добрым человеком. Его потом арестовали. Он умер в КПЗ.
Гелла: КГБ?
Иван: Да.
Гелла: Тебя ведь зовут Иван, не так ли?
Иван: Да.
Гелла: Ты пишешь глупые стихи, правда?
Иван(смущённо): Ну…ну… Может быть, не такие уж и глупые… Чёрт побери, ну и глупо же я выгляжу! Ну, да, да: ты права. Я действительно пишу стихи и они, наверное, действительно глупые. Но ты откуда знаешь? Я говорю правду: два месяца назад я действительно ещё сидел в сумасшедшем доме. Больше того, я тогда ещё был глубоким стариком… Я не могу врать тебе.
Гелла: Я знаю.
Иван: То есть как - ты знаешь? Ты что…
Гелла: Да.
Иван: Ты…от Мастера?
Гелла: Да.
Иван: Чёрт, чёрт… Чёрт, ну как это… А зачем тогда этот маскарад? Ведь я тебе поверил. Я правда тебе поверил!
Гелла: И молодец. Ты просто прошёл тест. Сдал экзамен на «Отлично». Ты бы мог соврать, воспользоваться ситуацией и попользоваться шлюшкой. Но, похоже, это не по тебе. Похоже, ты вообще неспособен врать. Значит, Коровьев говорил правду.
Иван: Коровьев? Кто такой Коровьев?
Гелла: Тоже демон, как и я, как и Азазело, как и Бегемот. Мы все – из команды Воланда. Он – мессир, князь тьмы.
Иван: Ничего не понимаю, причём здесь князь тьмы? Он что, сатана? Но ведь сатана – враг Христа, а Мастер – его друг… Я запутался, ничего не понимаю…
Гелла: Причём здесь Сатана? Воланд – князь тьмы, а не Сатана. Он – заядлый спорщик, главный оппонент Христа, его любимый партнёр по фехтованию на логике, именно потому, что он – равный ему по силе логик. Они друзья и вместе делают одно дело, только разными средствами, разными инструментами. Инструмент Христа – добро, инструмент Воланда – зло во имя добра. Бог-Отец одинаково любит их обоих и они одинаково чтут Бога-Отца, хотя Христос, конечно, первый среди равных, любимчик отца. Быть может, потому, что Отец подставил сына, послал его страдать на Голгофу, и до сих пор чувствует вину перед ним за это. Уже две тысячи лет подряд.
Иван: Разве на небесах существуют такие чувства, как вина?
Гелла: Не забывай, что люди созданы по образу и подобию Божию. Значит, и их чувства тоже.
Иван: Так что, на небесах есть и подлость, и коварство, и зависть, и … зло?
Гелла: Да.
Иван: Ты говоришь страшные вещи, демоница. Я не верю тебе. Ты солгала мне вначале – лжёшь и сейчас.
Гелла: Ну подумай сам – если бы на небесах была полная власть добра, разве на земле могло бы существовать столько зла?
Иван: Не знаю… Не знаю… Чёрт побери, демоница, ты меня совсем запутала. Уйди! Я должен побыть один. Я должен подумать. Прошу – уйди!
Гелла: Хорошо, я ухожу. Но я уполномочена передать тебе личное приглашение (подаёт Ивану свиток с сургучной печатью). Это – приглашение на Бал Сатаны. Там уже была Маргарита, был и Мастер. Теперь приглашён ты. Приходи. Прощай, поэт!
Иван: Прощай, демоница!
Гелла: Я не демоница, придурок. Я – демон в женском обличье. Улови разницу!
Иван: Так ты ещё и трансвестит?
Гелла крутит пальцем у виска и исчезает.