Рецензия на книгу Полякова о партизанах в Крыму
11/22/2009 | Банщик Её Величества
ИЗ-ПОД ЗАВАЛОВ ПРОПАГАНДЫ: СВИДЕТЕЛЬСТВА О ПАРТИЗАНСКОМ ДВИЖЕНИИ В КРЫМУ
22-11-2009 14:22
Московское издательство “Яуза” “Эксмо” выпустило в свет книгу симферопольца Владимира Полякова “Страшная правда о Великой Отечественной: партизаны без грифа “Секретно”.
Владимир Поляков — коренной крымчанин, “старый” крымчанин, так называют потомков людей, которые жили в Крыму до 1944 года, то есть до депортаций и коренного насильственного изменения этнографической карты полуострова. Автор книги является одним из наиболее добросовестных и политически незаангажированных крымских историков, много лет чрезвычайно глубоко изучавшим реалии местной партизанской войны.
От 22 июня 1941 года до оккупации Крыма прошло 130 дней. Это немалое время для подготовки и организации партизанских баз, формирования отрядов и групп, налаживания системы управления и связи. Но Крымский обком ВКП(б) даже и не чухался. И лишь командующий войсками Крыма генерал-лейтенант П.И. Батов 15 июля 1941 г. назначил подполковника А.В. Мокроусова командующим крымскими отрядами народного ополчения. Но народное ополчение создавалось и в Москве, и в Ленинграде, это еще далеко от собственно партизанских формирований.
А.В. Мокроусов, будучи по партийной принадлежности анархистом (к большевикам он примкнет намного позже), принимал участие в красном терроре в Крыму в 1918 — 1920 гг. Успел он поусердствовать и в расказачивании на Дону.
Оборона Крыма была организована показательно бездарно. Все войска были равномерно разбросаны по всей территории полуострова, никакого серьезного заслона у северной горловины, на Перекопе и Чонгаре создано не было. Малограмотные, но преданные делу партии генералы были убеждены, что немцы или сбросят воздушный десант, или организуют высадку морского десанта, и стерегли этот возможный десант по всему периметру от Чонгара до Керчи, от Перекопа до Тарханкута, Фороса и Феодосии.
Немцам подобная самоубийственная идея не пришла в голову, поскольку воздушный десант в тех реальных условиях, без прорыва Перекопа, был обречен на истребление, а морской возможен лишь при господстве на море, которого у немцев не было в течение всей войны, учитывая абсолютное превосходство Черноморского флота в кораблях.
Естественно, позиции на севере Крыма были прорваны, немецкие войска устремились в глубь полуострова, и только тогда, наконец, “проснувшись”, Крымский обком отвлекся от более актуальных задач “осеннего сева и взмета зяби” и назначил А.В. Мокроусова командиром крымских партизанских отрядов, освободив от командования народным ополчением. В общем, как всегда, все начиналось с хаоса, шумихи и неразберихи. Местные советские аналитики считали, что немцы в Крыму более чем 3 — 4 месяца не пробудут. Исходя из этих прогнозов, готовили запасы продовольствия, боеприпасов и т.д. А реально партизанам пришлось находиться в крымских лесах 900 суток.
Крымская партизанщина отличалась очень высоким процентом солдат и матросов регулярных вооруженных сил, которые, оказавшись в окружении противника, попытались присоединиться к партизанским отрядам. Но встречали там их не всегда ласково. Вот, например, сотрудник НКВД И.З. Харченко описывал это так: “Отдельные командиры и комиссары отрядов это пополнение встретили отрицательно, не принимая их в отряды. Обезоружили целые группы военных и отправили их на все четыре стороны, мотивируя: “Мы не знаем, кто вы такие, у нас людей полный комплект, малые запасы продовольствия, а поэтому — уходите от нас, куда хотите”. По существу вели “массово-разъяснительную работу” — сдаваться целыми группами в плен врагу…
Даже в декабре 1941 г. связной 2-го района т. Горкавенко Георгий Павлович сообщил словесное приказание Мокроусова: всех шатающихся по лесу военных группами и в одиночку пристреливать.
Таких фактов букет, а не единичные случаи (могут подтвердить чекисты Холанский, Фельдман, Воронин и др.)”.
А вот что писали Сталину маршал Буденный и адмирал Исаков:
“В лесу эти группы натолкнулись на враждебное отношение к ним со стороны партизанских руководителей. Оказывается, по линии партизанских отрядов было дано указание — пришедших в лес бойцов и командиров в отряды не принимать и разоружать их, как дезертиров. Так погибло немало бойцов и командиров, которые не желали сдаваться в плен немцам и рассчитывали продолжить борьбу, находясь в лесах Крыма. Командир партизанского отряда 2-го района Губарев и военком Штепа разоружили групу бойцов в 25 человек и вытолкнули их из отряда. В одном километре от отряда эта группа разоруженных бойцов была расстреляна румынами”.
Поэтому красноармейцам и морякам приходилось создавать свои собственные партизанские отряды в стороне от подчиняющихся Крымскому обкому ВКП(б). Иногда доходило дело и до вооруженных стычек между ними. Тем не менее почти 1315 солдатам, матросам и командирам удалось влиться в состав “официальных” партизанских формирований.
Кстати, В. Поляков часто ссылается на воспоминания командира партизанского соединения Михаила Македонского, который не только за свои боевые заслуги не получит Звезду Героя, к которой его представил маршал Василевский, но и будет депортирован из Крыма. Почему? А потому, что Михаил Македонский имел несчастье родиться греком и вместе с другими крымскими греками будет изгнан с родной земли. Ау, товарищи коммунисты, оправдывающие сталинские депортации “сотрудничеством” жертв с оккупантами, за что же пострадал партизанский герой? Правда, в мирное время, будучи директором совхоза, он станет Героем Социалистического Труда. Но выслали за что? За то, что грек. А некоторые наивные люди утверждают, что коммунистический режим не осуществлял репрессий по национальному признаку…
Гораздо большие потери партизаны несли от голода, чем от немецких прочесываний. Нередко случалось в их рядах и людоедство, как официально докладывали комиссары отрядов. Были и склоки при дележе продуктов, сбрасываемых с самолетов, прилетавших с Большой земли.
Интересно, как крымчанин Владимир Поляков описывает ситуацию, связанную с последними защитниками Севастополя на мысе Херсонес. Очень немногим из них, единицам, удалось просочиться к партизанам. “Со всех рубежей к Херсонесу сходились все, кто еще не погиб, не попал в плен. О том, что от окончательной катастрофы отделяют уже не дни, а часы, командование Черноморского флота уже знало и предприняло решительные меры, но только в отношении себя…
30 июня (1942 г. — Авт.) вице-адмирал Ф.С. Октябрьский сообщил в Москву наркому ВМФ Н.Г. Кузнецову и в Краснодар комфронтом С.М. Буденному, что “организованная борьба возможна максимум 2 — 3 дня”. Он просит разрешения “вывезти самолетами 200 — 250 ответственных работников, командиров на Кавказ, а также самому покинуть Севастополь”.
Разрешение было получено. Трудно без возмущения и стыда читать эти строки о позорном предательстве ста тысяч севастопольцев.
…В Цусимском сражении командиры кораблей либо последними оставляли их, либо, стоя на капитанском мостике, погружались в морскую пучину. Не было ни единого случая, чтобы офицер флота российского опозорил свое высокое звание, а тем более это сделал адмирал.
На “Титанике” мужчины пропускали вперед женщин и детей, уступая им место в шлюпке, прекрасно понимая, что сами они уже не спасутся. По нашему понятию — это были буржуи и капиталисты.
У адмиралов Ф.С. Октябрьского, Н.М. Кулакова и иже с ними мораль была совершенно иная, а спасение собственной жизни представлялось значительно важнее таких понятий, как честь командира, воинский долг” (с. 146). Между прочим, когда апологеты Ф.С. Октябрьского оправдывают его тем, что он покинул Севастополь по приказу из Москвы, они забывают упомянуть, кем был инициирован этот приказ… Именно Октябрський попросил разрешения убыть на Кавказ и испрашиваемое разрешение получил.
Надо отметить, что, в отличие от РККА, у немцев командиры считали своим долгом до конца разделять судьбу своих подчиненных: смерть, значит, смерть, плен, значит, плен.
Владимир Поляков весьма саркастически оценивает миф о “подвиге матросов-севастопольцев”, якобы остановивших немецкие танки. В основе мифа заметка “Подвиг пяти черноморцев” от 12.05.1942 в газете “Красный черноморец”, подписанная М. Когут, автором которой был известный советский еврейский писатель Перец Маркиш.
Еще раз процитируем В. Полякова: “О том, что во всей этой истории не все чисто, впервые написал севастопольский краевед Е.В. Веникеев, обративший внимание на то, что в тот период у Манштейна не было танков, но миф легче создать, чем развенчать” (с. 151). Помнится мне, что по поводу аналогичных утверждений некая севастопольская газета предъявляла претензии “Флоту України”. А тут то же самое печатается в Москве, и не слышно никаких претензий российских военных историков к автору. Что бы это означало? Видимо, подвиг тут названый сродни подвигу панфиловцев, о котором сегодня уже и не заикаются, поскольку разоблачен вымысел был еще в 40-е годы, но по соображениям идеологическим “родная партия” о правде предпочитала помалкивать?
Ну, а что же крымские партизаны? Маршал Буденный в донесении Сталину дал им такую оценку: “Стремление отсидеться в лесу до прихода Красной Армии наложило отпечаток на всю деятельность партизанского руководства. Боевые задания Крымского фронта не выполнялись… люди пухли от голода, ели трупы, а не вышли на дороги и не отбили у противника продовольствие, которое непрерывно перебрасывалось по дорогам Симферополь — Алушта, Симферополь — Феодосия и т.д.”. Мокроусова вызвали “на ковер” в Москву и вполне могли расстрелять, но надо отдать должное Ивану Папанину, который поручился за него “головой”. Кстати, плохие отношения партизан с рядом крымскотатарских деревень в немалой степени объяснялись массовыми партизанскими грабежами.
И высшее московское начальство именно на это партизан и ориентировало. Лазарь Каганович высказывал недоумение, как это “люди с оружием не могут достать себе продуктов”. Но после снятия Мокроусова грабежи несколько приутихли, отношения с татарским населением сразу же улучшились. А голод в партизанском лесу действительно был страшный. Никто ведь не рассчитывал сидеть там больше нескольких месяцев, а пришлось почти три года…
Это привело к резкому сокращению личного состава; в январе 1943 г. в партизанском лесу было всего 349 бойцов, в феврале — 266, а в августе — 214 человек. Началось “крысятничество”. Как писал в дневнике партизан И.И. Купреев: “Муковнин, Семернев и Талышев (В. Поляков отмечает, что это командир, комиссар и чекист. — Авт.) обвинили меня, что я украл два котелка муки… Сами воры, украли целую гондолу (сброшенную с советского самолета партизанам. — Авт.)… Украли 2 банки масла по 25 кг, 2 окорока, сгущенное молоко, компот-консервы, шоколад и печенье. Все это запрятали на Хыралане, и сейчас есть масло и консервы, а партизаны умирают с голоду. Но боюсь все вскрыть. Они со мной расправятся”. Со многими критиками действий партизанского начальства действительно расправились.
Нередко в голодные дни случалось и людоедство среди партизан. В. Поляков приводит архивные данные: “27 августа 1943. Справка о личном составе 4-го партизанского отряда: убито в боях — 14, умерло с голоду — 6, пропало без вести — 2, расстреляно за людоедство — 3 человека”. Обращает на себя внимание, что не в бою погибло партизан лишь немногим меньше, чем в боевых столкновениях.
В. Поляков пишет о том, что для партизан особое значение имело знание местности, поэтому особо ценились проводники. Автор книги приводит их список: Аметов Абибулла, Аметов Ибраим, Аппазов Мемет, Аширов Абдулл, Бенситов Умер, Бережной Андрей, Велиев Смаил, Ислямов Сеит, Кособродов Константин, Кузьмин Иван, Макаров Алексей, Мамутов Асан, Мурадосилов Абдурахман, Рябошапко Григорий, Халилов Эмир…
Вот впечатления об одном из проводников партизанского командира Ильи Варгасова: “Впереди проводник по имени Арслан. За этим человеком гоняются, потому он скрывает свою фамилию. Проводнику около двадцати пяти, фигура как из бронзы литая, выносливость потрясающая, ходок — днем с огнем такого не найдешь. Помимо всего — удивительное чутье местности, прямо кудесник какой-то. Принюхается, раздувая тонкие точеные ноздри, и возьмет абсолютно верное направление. Вслед за проводником шел сам командир…”.
В партизанских отрядах широко практиковались расстрелы по любому поводу, так легче всего было поддерживать дисциплину. Часто расстреливали людей неповинных. Партизан Сеитвляев вспоминал: “На моих глазах расстреливали дважды. Первый раз Юру Попова, восемнадцатилетнего паренька, за якобы совершенную им кражу. Его расстреляли перед строем на глазах его отца и матери, которые стояли тут же в строю. Отец Юрия Николай Попов до войны был директором Балаклавского карьера. После этого Попов и его жена ушли в другой отряд”. Расстреливать юного сына на глазах его родителей — это обычный коммунистический садизм. Тут ничего удивительного нет.
В. Поляков пишет, что в Крыму находилось большое количество людей призывного возраста (разных национальностей), поскольку в 1941 году мобилизация на полуострове была сорвана вследствие нераспорядительности.
В. Поляков высказывается так: “Оккупационный режим существенно отличался от того, о чем нам все время рассказывали историки от КПСС.
В селах находилось огромное количество бывших военнослужащих РККА, которые были легализованы и спокойно работали в немецких колхозах. (Гитлер не распустил колхозы, считая их идеальной формой эксплуатации расово чуждых крестьян. — Авт.)
— Многочисленные дивизии 51-й армии, за исключением 172-й и 156-й, никаких боевых действий не вели. После того, как они оказались в окружении, их личный состав, сформированный в основном из жителей Крыма, вне зависимости от их национальной принадлежности, разбежался по домам”.
После прихода советских войск в 1944 г. многих партизан татарской, греческой, армянской, болгарской национальности загнали в фильтрационные лагеря, а затем депортировали вместе с их соплеменниками.
В. Поляков рассказал много страшного и жестокого об истории партизанского движения в Крыму. Но особенно впечатлила такая. Описывая уже послевоенный пикник бывших партизан в лесу, Поляков поведал следующее: “За импровизированным столом бывший комиссар одного из отрядов что-то с жаром рассказывал. Я же смотрел на него и вспоминал округленные от ужаса глаза моих друзей, слушающих его пьяный монолог о том, как зимой сорок четвертого он поймал возле лагеря мальчонку-татарчонка. Малый отказался признать, что его подослали немцы или “добровольцы”, плакал и просил отпустить домой. “Шпиона” раздели и привязали босого к дереву. К утру он умер”.
А у товарища комиссара никаких сомнений, никаких сожалений, никакого раскаяния. Ни за понюх табаку погубил детскую душу, и ни в одном глазу. Настоящий коммунист. Истинный. Образцовый.
В. Поляков затрагивает и до сих пор острый в Крыму вопрос об участии крымских татар в событиях периода немецкой оккупации: “У нас в Крыму почему-то не принято говорить о находившихся на службе вермахта эскадронах кубанских казаков, которые доставили ох сколько бед крымским партизанам. Именно кубанскими казаками был вырезан партизанский госпиталь в Васильковской балке. Но разве что ленивый не вспоминает о “татарских добровольцах”. Тут можно поправить В. Полякова, не эскадроны донских, кубанских и терских казаков воевали на стороне Германии, а целый кавалерийский корпус СС. А были еще и две русские пехотные дивизии СС. И это не считая РОА генерала Власова и сотен тысяч русских во вспомогательных частях (так называемые “хи-ви”, “добровольные помощники”).
Партизанский командир Ф.И. Федоренко в книге “Годы партизанские, 1941 — 1944.” — Симферополь. “Таврия”, 1990 г., писал: “Что касается нас, партизан, то мы никогда не умаляли заслуг перед Родиной своих боевых товарищей — татар — секретаря Крымского областного подпольного комитета партии Р. Мустафаева, комиссара Четвертого района З. Амелинова, командира Красноармейского отряда А. Аединова, комиссара Первого отряда Н. Билялова, начальника разведки Третьего отряда Х. Кадыева, командира группы подрывников С. Курсеитова…”.
В. Поляков высказывает интересную, а, на мой взгляд, бесспорную мысль о том, что даже если бы среди крымских татар не было ни одного лица, сотрудничавшего с оккупантами, депортация все равно состоялась бы. Еще российские цари предпринимали попытки (начиная с Екатерины ІІ) “очистить” Крым от нежелательного населения. Обвинения в сотрудничестве — это всего лишь повод. Впрочем, в случае с крымскими греками даже повода не искали.
В. Поляков поместил в своей книге большой список крымских татар, которые в 1941 — 1945 годах были представлены к правительственным наградам за свой вклад в борьбу с немецко-румынскими оккупантами на территории Крымской АССР.
Эта работа крымского историка и краеведа интересна тем, что приобщает нас к горькой правде о том, что в действительности происходило в Крыму в период оккупации. Из-под завалов лжи и пропаганды (хотя, это часто одно и то же) Владимир Поляков извлекает крупицы истины, которая, конечно, далеко не всем понравится, особенно политически заангажированным агитаторам всех мастей. Трудно найти еще один подобный регион, где бы они с такой старательностью загаживали людям мозги. Но их вранье рано или поздно забудут, оно уже сейчас покрывается пылью в крымских библиотеках, а книгу В. Полякова будут читать и через много лет, как читают “Очерки Крыма” Евгения Маркова, написанные больше 100 лет назад.
Автор рецензии не может лишить себя удовольствия отметить (поскольку и сам принадлежит к “старым” крымчанам”), что в книге Владимира Полякова ощущается тот особый менталитет, который был присущ этой категории крымских жителей, а именно: межэтническая терпимость, любовь к Крыму как малой Родине, а не просто месту дислокации на данный жизненный момент, доброжелательный человеческий интерес к ближнему, укорененность в крымскую природу и историю, что существенно отличает их от тех, кто жил и живет под сенью известного неофициального гимна людей, для которых Родина везде, где тепло и уютно: “Мой адрес не дом и не улица…”.
Игорь ЛОСЕВ, “Флот України”, fleet.sebastopol.ua/index.php?article_to_view=2782
http://politikan.com.ua/8/0/1/10831.htm
22-11-2009 14:22
Московское издательство “Яуза” “Эксмо” выпустило в свет книгу симферопольца Владимира Полякова “Страшная правда о Великой Отечественной: партизаны без грифа “Секретно”.
Владимир Поляков — коренной крымчанин, “старый” крымчанин, так называют потомков людей, которые жили в Крыму до 1944 года, то есть до депортаций и коренного насильственного изменения этнографической карты полуострова. Автор книги является одним из наиболее добросовестных и политически незаангажированных крымских историков, много лет чрезвычайно глубоко изучавшим реалии местной партизанской войны.
От 22 июня 1941 года до оккупации Крыма прошло 130 дней. Это немалое время для подготовки и организации партизанских баз, формирования отрядов и групп, налаживания системы управления и связи. Но Крымский обком ВКП(б) даже и не чухался. И лишь командующий войсками Крыма генерал-лейтенант П.И. Батов 15 июля 1941 г. назначил подполковника А.В. Мокроусова командующим крымскими отрядами народного ополчения. Но народное ополчение создавалось и в Москве, и в Ленинграде, это еще далеко от собственно партизанских формирований.
А.В. Мокроусов, будучи по партийной принадлежности анархистом (к большевикам он примкнет намного позже), принимал участие в красном терроре в Крыму в 1918 — 1920 гг. Успел он поусердствовать и в расказачивании на Дону.
Оборона Крыма была организована показательно бездарно. Все войска были равномерно разбросаны по всей территории полуострова, никакого серьезного заслона у северной горловины, на Перекопе и Чонгаре создано не было. Малограмотные, но преданные делу партии генералы были убеждены, что немцы или сбросят воздушный десант, или организуют высадку морского десанта, и стерегли этот возможный десант по всему периметру от Чонгара до Керчи, от Перекопа до Тарханкута, Фороса и Феодосии.
Немцам подобная самоубийственная идея не пришла в голову, поскольку воздушный десант в тех реальных условиях, без прорыва Перекопа, был обречен на истребление, а морской возможен лишь при господстве на море, которого у немцев не было в течение всей войны, учитывая абсолютное превосходство Черноморского флота в кораблях.
Естественно, позиции на севере Крыма были прорваны, немецкие войска устремились в глубь полуострова, и только тогда, наконец, “проснувшись”, Крымский обком отвлекся от более актуальных задач “осеннего сева и взмета зяби” и назначил А.В. Мокроусова командиром крымских партизанских отрядов, освободив от командования народным ополчением. В общем, как всегда, все начиналось с хаоса, шумихи и неразберихи. Местные советские аналитики считали, что немцы в Крыму более чем 3 — 4 месяца не пробудут. Исходя из этих прогнозов, готовили запасы продовольствия, боеприпасов и т.д. А реально партизанам пришлось находиться в крымских лесах 900 суток.
Крымская партизанщина отличалась очень высоким процентом солдат и матросов регулярных вооруженных сил, которые, оказавшись в окружении противника, попытались присоединиться к партизанским отрядам. Но встречали там их не всегда ласково. Вот, например, сотрудник НКВД И.З. Харченко описывал это так: “Отдельные командиры и комиссары отрядов это пополнение встретили отрицательно, не принимая их в отряды. Обезоружили целые группы военных и отправили их на все четыре стороны, мотивируя: “Мы не знаем, кто вы такие, у нас людей полный комплект, малые запасы продовольствия, а поэтому — уходите от нас, куда хотите”. По существу вели “массово-разъяснительную работу” — сдаваться целыми группами в плен врагу…
Даже в декабре 1941 г. связной 2-го района т. Горкавенко Георгий Павлович сообщил словесное приказание Мокроусова: всех шатающихся по лесу военных группами и в одиночку пристреливать.
Таких фактов букет, а не единичные случаи (могут подтвердить чекисты Холанский, Фельдман, Воронин и др.)”.
А вот что писали Сталину маршал Буденный и адмирал Исаков:
“В лесу эти группы натолкнулись на враждебное отношение к ним со стороны партизанских руководителей. Оказывается, по линии партизанских отрядов было дано указание — пришедших в лес бойцов и командиров в отряды не принимать и разоружать их, как дезертиров. Так погибло немало бойцов и командиров, которые не желали сдаваться в плен немцам и рассчитывали продолжить борьбу, находясь в лесах Крыма. Командир партизанского отряда 2-го района Губарев и военком Штепа разоружили групу бойцов в 25 человек и вытолкнули их из отряда. В одном километре от отряда эта группа разоруженных бойцов была расстреляна румынами”.
Поэтому красноармейцам и морякам приходилось создавать свои собственные партизанские отряды в стороне от подчиняющихся Крымскому обкому ВКП(б). Иногда доходило дело и до вооруженных стычек между ними. Тем не менее почти 1315 солдатам, матросам и командирам удалось влиться в состав “официальных” партизанских формирований.
Кстати, В. Поляков часто ссылается на воспоминания командира партизанского соединения Михаила Македонского, который не только за свои боевые заслуги не получит Звезду Героя, к которой его представил маршал Василевский, но и будет депортирован из Крыма. Почему? А потому, что Михаил Македонский имел несчастье родиться греком и вместе с другими крымскими греками будет изгнан с родной земли. Ау, товарищи коммунисты, оправдывающие сталинские депортации “сотрудничеством” жертв с оккупантами, за что же пострадал партизанский герой? Правда, в мирное время, будучи директором совхоза, он станет Героем Социалистического Труда. Но выслали за что? За то, что грек. А некоторые наивные люди утверждают, что коммунистический режим не осуществлял репрессий по национальному признаку…
Гораздо большие потери партизаны несли от голода, чем от немецких прочесываний. Нередко случалось в их рядах и людоедство, как официально докладывали комиссары отрядов. Были и склоки при дележе продуктов, сбрасываемых с самолетов, прилетавших с Большой земли.
Интересно, как крымчанин Владимир Поляков описывает ситуацию, связанную с последними защитниками Севастополя на мысе Херсонес. Очень немногим из них, единицам, удалось просочиться к партизанам. “Со всех рубежей к Херсонесу сходились все, кто еще не погиб, не попал в плен. О том, что от окончательной катастрофы отделяют уже не дни, а часы, командование Черноморского флота уже знало и предприняло решительные меры, но только в отношении себя…
30 июня (1942 г. — Авт.) вице-адмирал Ф.С. Октябрьский сообщил в Москву наркому ВМФ Н.Г. Кузнецову и в Краснодар комфронтом С.М. Буденному, что “организованная борьба возможна максимум 2 — 3 дня”. Он просит разрешения “вывезти самолетами 200 — 250 ответственных работников, командиров на Кавказ, а также самому покинуть Севастополь”.
Разрешение было получено. Трудно без возмущения и стыда читать эти строки о позорном предательстве ста тысяч севастопольцев.
…В Цусимском сражении командиры кораблей либо последними оставляли их, либо, стоя на капитанском мостике, погружались в морскую пучину. Не было ни единого случая, чтобы офицер флота российского опозорил свое высокое звание, а тем более это сделал адмирал.
На “Титанике” мужчины пропускали вперед женщин и детей, уступая им место в шлюпке, прекрасно понимая, что сами они уже не спасутся. По нашему понятию — это были буржуи и капиталисты.
У адмиралов Ф.С. Октябрьского, Н.М. Кулакова и иже с ними мораль была совершенно иная, а спасение собственной жизни представлялось значительно важнее таких понятий, как честь командира, воинский долг” (с. 146). Между прочим, когда апологеты Ф.С. Октябрьского оправдывают его тем, что он покинул Севастополь по приказу из Москвы, они забывают упомянуть, кем был инициирован этот приказ… Именно Октябрський попросил разрешения убыть на Кавказ и испрашиваемое разрешение получил.
Надо отметить, что, в отличие от РККА, у немцев командиры считали своим долгом до конца разделять судьбу своих подчиненных: смерть, значит, смерть, плен, значит, плен.
Владимир Поляков весьма саркастически оценивает миф о “подвиге матросов-севастопольцев”, якобы остановивших немецкие танки. В основе мифа заметка “Подвиг пяти черноморцев” от 12.05.1942 в газете “Красный черноморец”, подписанная М. Когут, автором которой был известный советский еврейский писатель Перец Маркиш.
Еще раз процитируем В. Полякова: “О том, что во всей этой истории не все чисто, впервые написал севастопольский краевед Е.В. Веникеев, обративший внимание на то, что в тот период у Манштейна не было танков, но миф легче создать, чем развенчать” (с. 151). Помнится мне, что по поводу аналогичных утверждений некая севастопольская газета предъявляла претензии “Флоту України”. А тут то же самое печатается в Москве, и не слышно никаких претензий российских военных историков к автору. Что бы это означало? Видимо, подвиг тут названый сродни подвигу панфиловцев, о котором сегодня уже и не заикаются, поскольку разоблачен вымысел был еще в 40-е годы, но по соображениям идеологическим “родная партия” о правде предпочитала помалкивать?
Ну, а что же крымские партизаны? Маршал Буденный в донесении Сталину дал им такую оценку: “Стремление отсидеться в лесу до прихода Красной Армии наложило отпечаток на всю деятельность партизанского руководства. Боевые задания Крымского фронта не выполнялись… люди пухли от голода, ели трупы, а не вышли на дороги и не отбили у противника продовольствие, которое непрерывно перебрасывалось по дорогам Симферополь — Алушта, Симферополь — Феодосия и т.д.”. Мокроусова вызвали “на ковер” в Москву и вполне могли расстрелять, но надо отдать должное Ивану Папанину, который поручился за него “головой”. Кстати, плохие отношения партизан с рядом крымскотатарских деревень в немалой степени объяснялись массовыми партизанскими грабежами.
И высшее московское начальство именно на это партизан и ориентировало. Лазарь Каганович высказывал недоумение, как это “люди с оружием не могут достать себе продуктов”. Но после снятия Мокроусова грабежи несколько приутихли, отношения с татарским населением сразу же улучшились. А голод в партизанском лесу действительно был страшный. Никто ведь не рассчитывал сидеть там больше нескольких месяцев, а пришлось почти три года…
Это привело к резкому сокращению личного состава; в январе 1943 г. в партизанском лесу было всего 349 бойцов, в феврале — 266, а в августе — 214 человек. Началось “крысятничество”. Как писал в дневнике партизан И.И. Купреев: “Муковнин, Семернев и Талышев (В. Поляков отмечает, что это командир, комиссар и чекист. — Авт.) обвинили меня, что я украл два котелка муки… Сами воры, украли целую гондолу (сброшенную с советского самолета партизанам. — Авт.)… Украли 2 банки масла по 25 кг, 2 окорока, сгущенное молоко, компот-консервы, шоколад и печенье. Все это запрятали на Хыралане, и сейчас есть масло и консервы, а партизаны умирают с голоду. Но боюсь все вскрыть. Они со мной расправятся”. Со многими критиками действий партизанского начальства действительно расправились.
Нередко в голодные дни случалось и людоедство среди партизан. В. Поляков приводит архивные данные: “27 августа 1943. Справка о личном составе 4-го партизанского отряда: убито в боях — 14, умерло с голоду — 6, пропало без вести — 2, расстреляно за людоедство — 3 человека”. Обращает на себя внимание, что не в бою погибло партизан лишь немногим меньше, чем в боевых столкновениях.
В. Поляков пишет о том, что для партизан особое значение имело знание местности, поэтому особо ценились проводники. Автор книги приводит их список: Аметов Абибулла, Аметов Ибраим, Аппазов Мемет, Аширов Абдулл, Бенситов Умер, Бережной Андрей, Велиев Смаил, Ислямов Сеит, Кособродов Константин, Кузьмин Иван, Макаров Алексей, Мамутов Асан, Мурадосилов Абдурахман, Рябошапко Григорий, Халилов Эмир…
Вот впечатления об одном из проводников партизанского командира Ильи Варгасова: “Впереди проводник по имени Арслан. За этим человеком гоняются, потому он скрывает свою фамилию. Проводнику около двадцати пяти, фигура как из бронзы литая, выносливость потрясающая, ходок — днем с огнем такого не найдешь. Помимо всего — удивительное чутье местности, прямо кудесник какой-то. Принюхается, раздувая тонкие точеные ноздри, и возьмет абсолютно верное направление. Вслед за проводником шел сам командир…”.
В партизанских отрядах широко практиковались расстрелы по любому поводу, так легче всего было поддерживать дисциплину. Часто расстреливали людей неповинных. Партизан Сеитвляев вспоминал: “На моих глазах расстреливали дважды. Первый раз Юру Попова, восемнадцатилетнего паренька, за якобы совершенную им кражу. Его расстреляли перед строем на глазах его отца и матери, которые стояли тут же в строю. Отец Юрия Николай Попов до войны был директором Балаклавского карьера. После этого Попов и его жена ушли в другой отряд”. Расстреливать юного сына на глазах его родителей — это обычный коммунистический садизм. Тут ничего удивительного нет.
В. Поляков пишет, что в Крыму находилось большое количество людей призывного возраста (разных национальностей), поскольку в 1941 году мобилизация на полуострове была сорвана вследствие нераспорядительности.
В. Поляков высказывается так: “Оккупационный режим существенно отличался от того, о чем нам все время рассказывали историки от КПСС.
В селах находилось огромное количество бывших военнослужащих РККА, которые были легализованы и спокойно работали в немецких колхозах. (Гитлер не распустил колхозы, считая их идеальной формой эксплуатации расово чуждых крестьян. — Авт.)
— Многочисленные дивизии 51-й армии, за исключением 172-й и 156-й, никаких боевых действий не вели. После того, как они оказались в окружении, их личный состав, сформированный в основном из жителей Крыма, вне зависимости от их национальной принадлежности, разбежался по домам”.
После прихода советских войск в 1944 г. многих партизан татарской, греческой, армянской, болгарской национальности загнали в фильтрационные лагеря, а затем депортировали вместе с их соплеменниками.
В. Поляков рассказал много страшного и жестокого об истории партизанского движения в Крыму. Но особенно впечатлила такая. Описывая уже послевоенный пикник бывших партизан в лесу, Поляков поведал следующее: “За импровизированным столом бывший комиссар одного из отрядов что-то с жаром рассказывал. Я же смотрел на него и вспоминал округленные от ужаса глаза моих друзей, слушающих его пьяный монолог о том, как зимой сорок четвертого он поймал возле лагеря мальчонку-татарчонка. Малый отказался признать, что его подослали немцы или “добровольцы”, плакал и просил отпустить домой. “Шпиона” раздели и привязали босого к дереву. К утру он умер”.
А у товарища комиссара никаких сомнений, никаких сожалений, никакого раскаяния. Ни за понюх табаку погубил детскую душу, и ни в одном глазу. Настоящий коммунист. Истинный. Образцовый.
В. Поляков затрагивает и до сих пор острый в Крыму вопрос об участии крымских татар в событиях периода немецкой оккупации: “У нас в Крыму почему-то не принято говорить о находившихся на службе вермахта эскадронах кубанских казаков, которые доставили ох сколько бед крымским партизанам. Именно кубанскими казаками был вырезан партизанский госпиталь в Васильковской балке. Но разве что ленивый не вспоминает о “татарских добровольцах”. Тут можно поправить В. Полякова, не эскадроны донских, кубанских и терских казаков воевали на стороне Германии, а целый кавалерийский корпус СС. А были еще и две русские пехотные дивизии СС. И это не считая РОА генерала Власова и сотен тысяч русских во вспомогательных частях (так называемые “хи-ви”, “добровольные помощники”).
Партизанский командир Ф.И. Федоренко в книге “Годы партизанские, 1941 — 1944.” — Симферополь. “Таврия”, 1990 г., писал: “Что касается нас, партизан, то мы никогда не умаляли заслуг перед Родиной своих боевых товарищей — татар — секретаря Крымского областного подпольного комитета партии Р. Мустафаева, комиссара Четвертого района З. Амелинова, командира Красноармейского отряда А. Аединова, комиссара Первого отряда Н. Билялова, начальника разведки Третьего отряда Х. Кадыева, командира группы подрывников С. Курсеитова…”.
В. Поляков высказывает интересную, а, на мой взгляд, бесспорную мысль о том, что даже если бы среди крымских татар не было ни одного лица, сотрудничавшего с оккупантами, депортация все равно состоялась бы. Еще российские цари предпринимали попытки (начиная с Екатерины ІІ) “очистить” Крым от нежелательного населения. Обвинения в сотрудничестве — это всего лишь повод. Впрочем, в случае с крымскими греками даже повода не искали.
В. Поляков поместил в своей книге большой список крымских татар, которые в 1941 — 1945 годах были представлены к правительственным наградам за свой вклад в борьбу с немецко-румынскими оккупантами на территории Крымской АССР.
Эта работа крымского историка и краеведа интересна тем, что приобщает нас к горькой правде о том, что в действительности происходило в Крыму в период оккупации. Из-под завалов лжи и пропаганды (хотя, это часто одно и то же) Владимир Поляков извлекает крупицы истины, которая, конечно, далеко не всем понравится, особенно политически заангажированным агитаторам всех мастей. Трудно найти еще один подобный регион, где бы они с такой старательностью загаживали людям мозги. Но их вранье рано или поздно забудут, оно уже сейчас покрывается пылью в крымских библиотеках, а книгу В. Полякова будут читать и через много лет, как читают “Очерки Крыма” Евгения Маркова, написанные больше 100 лет назад.
Автор рецензии не может лишить себя удовольствия отметить (поскольку и сам принадлежит к “старым” крымчанам”), что в книге Владимира Полякова ощущается тот особый менталитет, который был присущ этой категории крымских жителей, а именно: межэтническая терпимость, любовь к Крыму как малой Родине, а не просто месту дислокации на данный жизненный момент, доброжелательный человеческий интерес к ближнему, укорененность в крымскую природу и историю, что существенно отличает их от тех, кто жил и живет под сенью известного неофициального гимна людей, для которых Родина везде, где тепло и уютно: “Мой адрес не дом и не улица…”.
Игорь ЛОСЕВ, “Флот України”, fleet.sebastopol.ua/index.php?article_to_view=2782
http://politikan.com.ua/8/0/1/10831.htm