Писательские будни
02/08/2010 | Дидерот
Не все так грустно.
От Рубинштейна. ( http://grani.ru/Culture/essay/rubinstein/m.174185.html )
"Сколько-то лет тому назад я зашел в Дом литераторов, в его так называемый "нижний буфет". Это такое место, где по традиции поправляют свое резко пошатнувшееся здоровье разные инженеры человеческих душ. За соседним столом сидели трое таких инженеров. Один из них уютно спал, подстелив под небритую щеку бутерброд со шпротным паштетом. Оставшиеся двое вели оживленную беседу.
Из их громокипящих речей можно было понять, что их объединяет горячая любовь к поруганной Державе и священная ненависть к ее разнообразным врагам - явным и тайным. Понятно, что особая страсть была направлена в сторону "тайных". Они, ясное дело, куда страшнее явных, уже хотя бы потому, что никаким образом не определимы ни на цвет, ни на вкус, ни на ощупь, ни на запах - вроде как радиация.
Тот, что помоложе, по мере опустошения графина воспалялся все пуще и пуще и в какой-то момент воскликнул: "Ты знаешь, Володь, я человек мирный. Но иногда просто вот хочется взять автомат..." И он на манер возбужденного подростка, пересказывающего другому подростку содержание вчерашнего кинофильма, произвел соответствующее звукоподражание. Второй, он был постарше, оказался рассудительнее. Он как мог пытался образумить своего не в меру темпераментного коллегу. Он степенно говорил: "Витек, ты же, блядь, писатель. Поэт, можно сказать. Божьей, так сказать, милостью. Ты их, сволочей, словом еби!"
От Рубинштейна. ( http://grani.ru/Culture/essay/rubinstein/m.174185.html )
"Сколько-то лет тому назад я зашел в Дом литераторов, в его так называемый "нижний буфет". Это такое место, где по традиции поправляют свое резко пошатнувшееся здоровье разные инженеры человеческих душ. За соседним столом сидели трое таких инженеров. Один из них уютно спал, подстелив под небритую щеку бутерброд со шпротным паштетом. Оставшиеся двое вели оживленную беседу.
Из их громокипящих речей можно было понять, что их объединяет горячая любовь к поруганной Державе и священная ненависть к ее разнообразным врагам - явным и тайным. Понятно, что особая страсть была направлена в сторону "тайных". Они, ясное дело, куда страшнее явных, уже хотя бы потому, что никаким образом не определимы ни на цвет, ни на вкус, ни на ощупь, ни на запах - вроде как радиация.
Тот, что помоложе, по мере опустошения графина воспалялся все пуще и пуще и в какой-то момент воскликнул: "Ты знаешь, Володь, я человек мирный. Но иногда просто вот хочется взять автомат..." И он на манер возбужденного подростка, пересказывающего другому подростку содержание вчерашнего кинофильма, произвел соответствующее звукоподражание. Второй, он был постарше, оказался рассудительнее. Он как мог пытался образумить своего не в меру темпераментного коллегу. Он степенно говорил: "Витек, ты же, блядь, писатель. Поэт, можно сказать. Божьей, так сказать, милостью. Ты их, сволочей, словом еби!"