03/22/2011 | Айдын Шемьи-заде

Айдын Шемьи-заде


Большая ложь о крымских татарах как информационное сопровождение репрессий против народа (продолжение)


2. ЧТО ТАКОЕ НАЦИОНАЛЬНАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ И КТО «ВЕРНУЛСЯ НА ШТЫКАХ»


Были ли коллаборационисты среди крымских татар? – а что, крымские татары не от мира сего, что ли? Разумеется, были.

Надо поставить вопрос так: какова была масштабность коллаборационизма среди крымских татар?

Немцы поддерживали в Крыму русских, как цивилизационно и конфессионально более близкую группу, как проявивших большую лояльность к оккупантам и как превосходящих татарское население по численности – это явствует из приведенных выше фактов.
Подтверждение этому сегодня находят и крымские историки. О. Романько пишет, что в Крыму командование оккупационных войск считало, что «для успешного проведения оккупационной политики надо наладить отношения только с русским народом, как самым многочисленным и влиятельным» (Немецкая оккупационная политика на территории Крыма и национальный вопрос (1941 – 1944). – Симферополь: Антиква, 2009).

Но ведь были созданы «мусульманские комитеты», не так ли? Инициатива создания «мусульманских комитетов» исходила германского командования, нашлись и люди, согласившиеся в них работать. Но много ли их было?

В Докладной записке НКГБ Крымской АССР № 1/33 от 20 января 1944 г. указано: «Членов мусульманских комитетов по данным разведки НКГБ Крыма было всего 70 человек (за период с октября 1942 года по 1 января 1944 года)».
Всего 70 человек на весь Крым!

Кто же были эти люди в мусульманских комитетах, какую цель они преследовали? Были ли основания отнести кого-либо из этих татарских коллаборационистов к «верхам общества»?
Ни один из работавших в мусульманских комитетах крымских татар, так же, как и из работавших в оккупационной газете «Азат Къырым», не был известен в довоенном крымскотатарском социуме!
Среди этих 70-ти человек были разные личности. Большинство из них все же хотели получить возможность чем-то помочь людям в жестоких условиях вражеской оккупации – тому много примеров.

Мусульманским комитетам была запрещена какая-либо политическая деятельность. Мусульманские комитеты не имели никаких властных функций, властные функции были немцами даны районным, городским и сельским управам, в которых татар практически не было. Мусульманские комитеты в населенных пунктах научились проводить хоть какое-то противопоставление активно действовавшим против татар созданных немцами управ и полиции. Есть немало свидетельств о том, что чиновничьи издевательства со стороны созданных немцами местных органов управления удавалось преодолеть работникам мусульманских комитетов.

Большинство тех людей, которые пошли работать в эти комитеты, имели цель сберечь от поддерживаемых оккупационным режимом русских чиновников хоть малую часть того из достижений национального строительства, что и в советской действительности вызывало ненависть «осоветившихся» представителей царского режима.
О. Романько пишет о мусульманских комитетах: «Это были представительные органы, так как их основной задачей являлось отстаивание интересов данной национальной группы». («Руководство партизанским движением Крыма и «татарский вопрос» (1943–1944 гг.)».Историческое наследие Крыма. № 20_2007).

«Сейчас ясно, что никакого всеобщего коллаборационизма крымских татар не было. Это также очевидно, как и то, что и среди других народов, населявших Крым, были свои предатели», - пишет О. Романько.
Среди нескольких десятков крымских татар, работавших в мусульманских комитетах не могло не быть приспособленцев, целью которых было урвать личную выгоду – таким личностям не важно, кому служить, кого предавать. Но в целом мусульманские комитеты в Крыму реально выполняли патриотические функции: через симферопольский мусульманский комитет партизаны и подпольщики спасали попавших в руки гестапо членов симферопольского подполья, проводили агитацию в отрядах «добровольцев». Об этом пишет крымский историк А. Мальгин («Партизанское движение Крыма и «татарский вопрос». 1941—1944 гг. — Симферополь: СОНАТ, 2008).

Стремление мусульманских комитетов отгородиться от требований оккупантов стало причиной того, что и Вермахт и гражданская администрация относились к крымским татарам неприязненно, отмечает О. Романько. Неприязненность эта, как можно догадаться, была изначально инициирована упомянутой выше брошюрой «Der Untermensch».

Теперь о личностях в мусульманских комитетах.
Недоразумением являются утверждения, что во время оккупации Крыма имел место «коллаборационизм национальной интеллигенции». При этом называется не более десятка имен людей, которые работали в мусульманских комитетах и в газете «Азат Къырым».
Вот эти имена:
Гафаров, Эннан, до войны — уголовный преступник, занимался спекуляцией, за что был неоднократно судим (может у кого-то есть другая информация об этом человеке?).
Карабаш Шамурат и Карабаш Абдулла, дядя и племянник, оба члены компартии. Первый в 1921-м году расстреливал своих односельчан, второй перед войной работал референтом в Совнаркоме – таким перевертышам все равно кому служить. Оба были презираемы своим окружением и при советской власти, и тем более при оккупации. Этих типов кто-то хочет назвать представителями национальной интеллигенции?
Керменчикли Ильми, до 1941 г. работал техником-смотрителем в одной из крымских строительных контор.
Меметов Осман, до 1941 г. работал старшим специалистом районной заготовительной конторы.
Сейдаметов Неджати, до 1941 году работал в системе «Плодовощетреста».
Абляев Февзи, до войны работал преподавателем в средней школе г.Симферополя.
Куркчи Абдулла, до войны работал переводчиком в Крымском государственном издательстве.

Конечно, почему бы техникам-смотрителям или заготовителям овощей, а тем более школьным учителям не быть внутренне глубоко интеллигентными людьми. Но обобщать и называть их «национальной интеллигенцией» не корректно. Такое расширительное толкование понятия «крымскотатарская интеллигенция» делается из политических соображений и принижает действительный уровень подлинной крымскотатарской интеллигенции.
Как угодно можно объяснять сотрудничество этих людей с немецкими оккупантами, кем угодно они могли быть – от заведующего овощной конторой до школьного учителя. Но в крымскотатарском обществе эти люди не были известны.

Оставались ли в Крыму под немецкой оккупацией действительно известные представители крымскотатарской интеллигенции? Да, и мы знаем их имена и их судьбы!
К интеллигенции мы относим известного поэта, члена Союза писателей Османа Амита – он остался в Крыму для подпольной работы и был расстрелян в 42-м году в гестапо.
Известным деятелем интеллигенции был Али Теминдар, режиссер, заслуженный артист – он был расстрелян фашистами, и труп его был сброшен в колодец.
Талантливый артист крымскотатарского театра Решат Асанов - погибший смертью храбрых бесстрашный разведчик-партизан.
Осман Батыров, известный журналист, за подпольную деятельность заточенный гитлеровцами в застенок гестапо, перед казнью на стенах камеры он написал слова, что он честно умирает за Советскую Родину.
Известным представителем крымской интеллигенции была главный врач Первой Симферопольской городской больницы Хатидже Чапчакчи, подпольщица, расстрелянная в гестапо после пыток.
Известный композитор Абибулла Каври, оставленный в Крыму для подпольной работы, был заточен фашистами в тюрьму и расстрелян.

Я при всем уважении к техникам-смотрителям и работникам заготконтор склонен все-таки высокое звание национальной интеллигенции относить к поэтам, главврачам, композиторам, артистам.

Продолжим разговор о лицах, работавших в мусульманских комитетах и в оккупационной газете. Вот вам еще одно имя, которое переходит из одной обличающей крымскотатарский народ статьи в другую - «Абдурешидов Джемиль, крымско-татарский политический деятель».
Политический деятель, о котором никто ничего не слышал! И неизвестно, откуда он появился!
Однако кое-что об этом «интеллигенте», оказывается, известно: согласно донесению секретного агента «Максима» в крымский штаб партизанского движения, «Абдурешидов — не нацист и не националист, как он себя представляет, а просто спекулянт, наживший богатство, прикрываясь комитетом».
С какой целью этого человека вдруг причисляют к национальным политическим деятелям и интеллигентам? Ответ очевиден – чтобы дискредитировать нацию.
Интересно обратить внимание на тот факт, что все 11 членов Симферопольского мусульманского комитета отказались работать с Абдурешидовым, который сотрудничал с СД. Мусульманские комитеты, как пишет О. Романько, вели себя достаточно независимо от оккупационной администрации, желая заниматься только хозяйственными, благотворительными, религиозными вопросами.

Далее обратим внимание на другую столь же неуклюжую подстановку. Вытаскивается имя Мустафы Куртиева, которого именуют «видным национальным деятелем».
Был такой избранный в Курултай человек по имени Мустафа Куртиев. Он получил образование в Санкт-Петербургском университете, и на этом основании считал, что не Челебиджихан, не Джафер Сейдамет, а он должен стать лидером нации. Оказавшись не избранным в марте 1917-го года в состав Мусисполкома, он в группе, в которую входил также Вели Ибраимов, пытался противодействовать деятельности этого главного организующего органа крымскотатарского общества в 1917-м году (Асан-Сабри Айвазов. История национального движения в Крыму. «Восточный свет», № 3. 2005 г.). Еще раньше Мустафа Куртиев был известен своими выступлениями против деятельности Исмаила Гаспринского.
До войны Куртиев работал на технической должности в «Крымгизе». Неизвестны ни год рождения, ни дальнейшая судьба этого, якобы, «крупного деятеля национального движения».
Давайте теперь из-за этого малоизвестного человека говорить во множественном числе о «видных национальных деятелях», пошедших на сотрудничество с нацистами.

Но определившись с тем, что в мусульманских комитетах не могло быть «видных национальных деятелей», не будем порочить ни М. Куртиева, ни заготовителей овощей или школьных учителей. Мусульманские комитеты вели себя достаточно независимо от оккупационной администрации. Поэтому немцы «разочаровались» в крымских татарах (Романько "Немецкая оккупационная политика на территории Крыма и национальный вопрос (1941 - 1944)).

Конечно, всегда появляются люди типа Абдурешитова. Но в целом согласившиеся работать в мусульманских комитетах люди были из тех, кто пытался как-то сорганизовать нацию перед безжалостностью фашистских оккупантов и перед реваншистским духовным подъемом русской администрации, желающей вернуть дореволюционные порядки управления мусульманским населением. Я считаю, что большинство людей, которые работали в мусульманских комитетах, можно уподобить прикрывающим своей грудью амбразуру воинам, сотрудничество которых с оккупантами было вынужденным.

Особо надо сказать о такой личности, как Мемет Муедин, которого определенной ориентации авторы тоже часто упоминают в качестве коллаборациониста. В предвоенном Крыму этот молодой человек не был известен в обществе. Он был студентом Крымского пединститута, в 1935-м году его призвали в армию, потом работал в Крымском радиокомитете. С началом войны был отправлен на фронт, попал в плен, бежал и вернулся в Симферополь. В 1943-м году Мемет Муедин стал редактором газеты «Азат Къырым», и тогда же с его приходом возникло сотрудничество между руководством газеты и подпольщиками (Госархив в АРК, ф. 156, оп. 1, д. 127). Мемет Муедин стал связником между симферопольским подпольем и партизанами по велению своей совести, а не по поручению НКВД. О том, что партизанскому руководству «удалось даже завербовать главного редактора газеты «Азат Кырым» Мемета Муединова», пишет А. Мальгин в уже цитировавшейся работе.
Перед приходом Советской армии в 44-м году у Мемета Муедина хватило ума понять, что НКВД обвинит его за работу в оккупационной газете, не принимая во внимание его подпольную антигерманскую деятельность, и он покинул Крым. Оказался в Турции, позднее в Риме учился на восточном факультете университета. Окончив университет Мемет Муедин, взявший имя Севдияр, действительно получил право считаться интеллектуалом, им написаны ценные книги по истории и этнографии. В 1961г. Мемет Севдияр переезжает в США, где принимает активное участие в создании национально-культурного центра крымских татар, комитета по борьбе за возвращение крымских татар на родину и фонда "Крым".

Ну, и что криминального можно сказать об этом человеке? Может быть, преступлением перед человечеством является создание комитета по борьбе за возвращение крымских татар на родину?
Мы видим, что среди работавших в оккупационных учреждениях крымских татар единственным потенциальным интеллектуалом был Мемет Муединов, но коллаборационистом он не был, а был подключен к подпольной антигерманской деятельности.
Мемет Муединов (Севдияр) всю свою долгую и плодотворную жизнь посвятил служению своему народу, и народ его знает, уважает и любит.

Таким образом, говорить о «коллаборационизме части национальной интеллигенции» нет оснований! Факты говорят о том, что крымскотатарская национальная интеллигенция не может быть уличена в пронемецкой деятельности. Такой домысел оскорбляет память тех ученых, поэтов, композиторов, артистов, которые были расстреляны в гестапо.

Некоторые авторы исторических работ пишут о «негативной роли авторитетных деятелей крымскотатарской эмиграции, вернувшихся на штыках Вермахта и с теми же штыками благополучно покинувших Крым».

Это элементарное незнание фактов!

К 1941-му году в живых оставалось только двое из авторитетных национальных деятелей. Один из них Джафер Сейдамет проживал в Турции. Второй, Амет Озенбашлы, оказался на оккупированной немцами территории

Амет Озенбашлы - выдающийся политический и общественный деятель, активный участник революционных событий на территории Крыма в 1917-1920 годах. Занимал ряд ответственных должностей в созданной в 1921-м году Крымской АССР. Репрессирован в 1928-м году. После отбытия срока в ГУЛАГе был лишен права проживания в Крыму и поселился в Павлограде (Днепропетровская область), где работал врачом-невропатологом. В годы оккупации немецкая разведка нашла его и пыталась заставить вернутся в Крым, но он отказывался от сотрудничества с нацистами, ссылаясь на плохое здоровье. Только в августе 1943-го года Амет Озенбашлы тайком приехал в Бахчисарай, чтобы повидаться с матерью. Его узнали и немецкой администрацией были предприняты попытки принудить его остаться в Крыму. Амет Озенбашлы сначала выдвинул неприемлемые для немецких оккупантов условия, затем уже в октябре при содействии Мемета Муедина и других членов мусульманского комитета ему удалось бежать в Одессу.
Не мог Амет Озенбашлы, очень хорошо знающий ситуацию 1918-го года, когда он лично противостоял кайзеровской оккупационной администрации, ожидать положительного результата от сотрудничества с нацистами!
Нет никаких оснований обвинять Амета Озенбашлы в коллаборационизме!

Также и Джафер Сейдамет, действительно крупный крымско-татарский общественный и политический деятель, один из вождей крымскотатарской национально-демократической революции 1917-го года, придерживался активной антинацистской ориентации и в оккупированный Крым не приезжал! Он, будучи в центре событий 1918-го года, когда в Крыму хозяйничали немцы, знал, каково действительное отношение германских властей к крымским мусульманам.

Только эти двое великих деятелей крымскотатарской революции остались в живых после сталинских репрессий и оба они отказались от сотрудничества с германской оккупационной властью.

«К чести лидеров татарской эмиграции следует признать, что они не были замешаны в связях с нацистами ни до, ни после прихода к власти последних. Не сотрудничали они и с немецкой военной разведкой - абвером, что тогда являлось общим "грехом" для многих эмигрантских политических деятелей. Более того, такой видный крымскотатарский националист, как упоминавшийся Джафер Сейдамет, был настроен даже явно антинацистски. А с началом второй мировой войны его мнение только укрепилось», - пишет О. Романько.

Оказалась в оккупации член Курултая Анифе Боданинская, которая тоже была далека от намерений хоть какого-то сотрудничества с оккупантами. Своим внукам она внушала, что немецкое хозяйничанье в Крыму будет недолговечно, как и в 18-м году, когда немцы вошли в контакт с губернским чиновничеством и лишили курултаевцев возможности участвовать в легальной политической деятельности.

Есть попытки назвать «ведущим деятелем крымскотатарской эмиграции», родившегося в 1911 году в Литве и прожившего в детстве полтора десятка лет в Крыму Эдиге Шинкевича (Кырымала).

Совершенно безосновательно некоторые авторы стараются сегодня представить этого человека неким чудовищем коллаборационизма. В 1932-м году Эдиге Шинкевич оказался в Турции, в 1934 году переехал к своему дяде Якупу Шинкевичу в Вильнюс (входивший тогда в Польшу), где обучался в университете. После совместного вторжения в Польшу немецких и советских войск в сентябре 1939 он уехал в Берлин. Так что перед войной этот молодой человек никак не мог быть деятелем крымскотатарской эмиграции, тем более «ведущим».
С началом войны Германии с Советским Союзом и оккупации Крыма польский эмигрант Эдиге Шинкевич прилагает усилия для объединения немногих оказавшихся в Берлине этнических крымских татар, чтобы пытаться облегчить участь крымскотатарских военнопленных и «восточных рабочих», вывезенных в Германию.
В ноябре-декабре 1942-го года Эдиге Шинкевич получил разрешение посетить ненадолго Крым. Здесь он увидел воочию тяжелое положение народа. Он вошел в состав Симферопольского мусульманского комитета, чтобы легализовать свою гуманитарную деятельность в Берлине.
Это менее чем двухмесячное пребывание молодого патриота на своей исторической родине дало основание некоторым сегодняшним авторам утверждать, что Эдиге Шинкевич приехал в Крым, чтобы служить немцам. Абсурдно!

Активная самоотверженная деятельность Эдиге Шинкевича, рискующего свободой и жизнью, привела, наконец, к тому, что немцы в январе 1943-го года признали его представителем крымских татар в Берлине, но не более чем в сфере экономических и гуманитарных интересов – и никакой политики!
Однако деятельность группы берлинских крымских татар не привела к улучшению положения находящегося под оккупационным режимом народа.

Удивительно, что находятся историки, которые называют Эдиге Шинкевича коллаборационистом. Но ведь даже по формальным признакам этот человек не может так именоваться! Коллаборационизм - осознанное, добровольное и умышленное сотрудничество с врагом в его интересах и в ущерб своему государству. Эдиге Шинкевич имел цель хоть как-то быть полезным крымским татарам, не нанося ущерба «своему государству». А своим государством для него была, между прочим, Польша…

Впоследствии Эдиге Шинкевич, взявший имя Кырымал, проживал в ФРГ, работал в Институте по изучению истории и культуры СССР в Мюнхене.

Так что, правда только в том, что литовский татарин Эдиге Шинкевич (Кырымал) был озабочен судьбой попавших в жернова войны крымских татар.

И нет оснований молодого человека Эдиге Шинкевича, которому в год открытия Курултая было 7 лет, который перед началом Второй мировой войны проживал у своего дяди в Польше, называть «авторитетным деятелем крымскотатарской эмиграции, вернувшимся в Крым на штыках Вермахта». Если он и был эмигрантом, то по месту рождения и проживания был польским эмигрантом в Берлине!

Только после войны в середине 50-х годов Эдиге Кырымал своей патриотической деятельностью добился авторитета и известности. Сегодня крымские татары уважают Эдиге Кырымала за то, что он в жестоких условиях нацизма проявлял активность, пытаясь обеспечить права и защиту для крымских татар, за его активную борьбу за восстановление прав депортированных крымских татар, за его труды по истории Крыма.

Почтеннейшие авторы исторических текстов, так кто же, «покинул Крым с приходом большевиков и вернулся «на штыках» германского Вермахта?
Может быть, назовете хоть одно имя?
Господа, вы все же числите себя по цеху историков! Надо как-то соответствовать! И не столь важно, кто первый сказал о штыках, важно, что этот штамп повторяется.

Так рушатся при честном взгляде лживые построения о «коллаборационизме крымскотатарской национальной интеллигенции» и о «вернувшихся на штыках Вермахта авторитетных деятелях крымскотатарской эмиграции». В то же время крепко стоят факты о царском генерале эмигранте А. Шкуро, получившем чин группенфюрера СС, о генерале эмигранте М. Скородумове, о переметнувшемся к немецким захватчикам генерале Власове…
Известные эмигранты генералы П. Краснов и А. Жеребков восхваляют Гитлера и благословляют поход германской армии на Советский Союз.
П. Краснов пишет «Разве не счастье, что Германия оказалась и нацистской, и вооруженной до зубов?» - и формирует белогвардейские отряды для Вермахта.
В Европе возникли различные русские комитеты и союзы, восхваляющие Гитлера, союзы эти благословила зарубежная Русская Православная церковь в лице митрополита Серафима.
Русский интеллигент писатель Иван Шмелев восхваляет Гитлера как освободителя России. Русский интеллигент философ И. Ильин восхваляет фашизм.
Представители известных имперских родов России Воронцовы-Дашковы, Оболенские, Палены формируют весной 1942-го года Русскую национальную народную армию.
29-я гренадерская дивизия СС «РОНА» (1-я русская), командир бригаденфюрер СС Б. Каминский, который вместе с частями дивизии участвовал в жестоком подавлении Варшавского восстания.
15-ти тысячный Русский Корпус сформирован из русских эмигрантов на Балканах. Этот корпус успешно сражался против советских войск, убивая наших отцов и братьев. За это русские эмигранты в немецком обмундировании получали гитлеровские награды.
На этом фоне говорить с наигранным возмущением о проходимце Абдурешидове, изгнанном, в конце концов, из мусульманского комитета, или об авантюристе Раимове, дослужившемся в немецкой полиции до чина майора, есть лицемерие.

Ибо сказано: Лицемер! Вынь прежде бревно из твоего глаза, тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего.

(Продолжение следует)