10/15/2011 | Монитор

Людмила Алексеева о крымских татарах, правовом государстве и счастье


Эльвина СЕИТОВА, аспирантка исторического факультета ТНУ, «Голос Крыма» от 07 октября 2011 года

В судьбе каждого народа, как и в судьбе любого человека, можно выделить целое созвездие личностей, которые своей мудростью и характером помогают ковать победы. У крымских татар сложная история. За нашими плечами тернистый путь и беды, а сегодняшний день неоднозначен и полон сложностей. Но было бы в высшей мере несправедливо забывать о тех, кто в трудную минуту подставлял дружеское плечо.



Людмилу Алексееву мне посчастливилось встретить в редакции газеты «Московский комсомолец» в Москве. Эта мужественная женщина принимала участие в круглом столе с участием оппозиционных Кремлю политических сил, которые обсуждали стратегию поведения на будущих думских выборах. Людмила Михайловна обрадовалась вниманию крымскотатарской журналистки, поэтому подарила теплую беседу и свои воспоминания.

— Людмила Михайловна, вы одна из самых ярких представительниц правозащитного движения Советского Союза и современной Российской Федерации, за вашими плечами десятилетия упорной борьбы за права человека. Именно поэтому вы были и есть большим другом крымскотатарского народа, который поднял в депортации свое национальное движение и вернулся на родину, в Крым. Сегодня, когда столько воды утекло, что вы можете вспомнить о встрече с крымскими татарами на баррикадах?

— На баррикадах – это очень сильно сказано (смеется). Мы все-таки не на баррикадах сражались, потому что и мы, и крымские татары действовали сугубо мирными методами. Надо сказать, что о крымских татарах я услышала где-то в конце 1960-х годов. Одной из постоянных форм работы движения крымских татар за возвращение в Крым были письма во всякие правительственные органы: и генеральному секретарю партии, и в Верховный Совет, в общем, в самые разные институты. Это были письма с просьбой дать возможность народу вернуться с той ссылки, в которую их совершенно диким образом отправил Сталин, на свою родную землю. Поэтому их представители постоянно бывали в Москве. Что меня поразило в движении крымских татар, так это то, что они действовали абсолютно мирными методами, и я сразу всем сердцем стала им сочувствовать, помогать, и, надо сказать, просто восхищалась этим движением. Это совершенно удивительно, потому что власть позволяла себе по отношению к ним самые бессудные, безобразные, несправедливые расправы, а крымские татары не отвечали на эти насилия каким бы то ни было насилием. Они, как мы, действовали мирно. Это сразу нас сблизило, потому что я уверена: путем зла не доходят до добра. Добрые цели можно завоевывать, не принося никому зла, то есть не используя насилие. У меня вызывало восхищение и даже хорошую зависть то, что, в отличие от нашего правозащитного движения, которое тогда насчитывало десятки, в лучшем случае, может быть, сотни человек в Москве и в отдельных городах по одному, двум, трем сторонникам, крымскотатарское движение было всенародным. Народ, обиженный совершенно несправедливо, поставленный в очень тяжелые условия, действовал сообща и действовал мирно. Это меня просто восхищало.

И поэтому я использовала каждую возможность поговорить с крымским татарином, приехавшим в Москву. Причем их задерживали, всячески противодействовали, но все-таки новые и новые делегаты от народа приезжали в Москву. Я с каждым из них старалась поговорить. Мне было очень интересно: что это за люди, как у них получилось создать всенародное движение? И еще меня поразила одна вещь, которую узнала по мере общения с ними. Крымские татары были сосланы в республики Средней Азии и до 1956 года жили в спецпоселениях, откуда они не имели права выйти. Иначе получали реальные лагерные сроки. Спецпоселения эти находились в местах, где никаких высших учебных заведений не было, и поэтому крымских татар с высшим образованием было в то время единицы. А в основном это были виноградари, шоферы, представители таких специальностей, которым можно было научиться, не имея специального образования. И вот я разговариваю с этими людьми и понимаю, как они умно рассуждают, хорошо владеют русским языком. И это, учитывая то, что в семьях они говорили на своем родном языке. В этом отношении они, я вынуждена была признать, отличались от моих соотечественников, русских, которые часто были обуреваемы теми же чувствами, но не умели это выразить. А будучи русскими и не владея никаким другим языком, они на самом деле говорили примерно так: «ну, это вот значит; вот как бы…». Сквозь эти слова-паразиты с трудом выковыриваешь смысл. Кстати, я убедилась, когда стала бывать на Северном Кавказе, что чеченцы, ингуши, балкарцы тоже прекрасно говорят по-русски и могут выражать свои мысли, даже будучи людьми без образования. Я не знаю, в чем тут дело.

Крымские татары были очень близки мне по духу, по убеждениям. Когда в очередной раз приезжали ходоки от крымских татар, то не только я, но и другие правозащитники (Саша Лавут, Алексей Костерин, Петр Григоренко, Наташа Горбаневская – создатель «Хроники»), многие другие с удовольствием предлагали им останавливаться у нас, встречали их как дорогих гостей. Потому что это были люди нам душевно близкие и это особенно удивительно, потому что и биографии наши, и образовательный уровень, и национальность не совпадали, а душевная близость была. Я помню, как один раз меня и Валерия Челидзе схватили на улице и притащили в отделение милиции. А у меня с собой были отпечатанные мной на печатной машинке на папиросной бумаге 8 экземпляров «Хроники текущих событий». Я их спрятала в бюстгальтер, так как при задержании осматривали в основном сумку, в лифчик, слава богу, не лазили. Такая бумага, как известно, шуршит, а мне казалось, что на все отделение слышно. А это 7 лет лагерей, и к гадалке не ходи. Почему я рассказываю об этом эпизоде: там было достаточно много задержанных, но одного я сразу узнала – крымский татарин. Узнала его в лицо, где-то с ним виделась. Я запомнила, как он терпеливо сидел, ждал, когда обратятся по его делу. Я говорю: «Вот у меня паспорт, запишите, кто я. Я москвичка, меня можно в любое время вызвать». И меня отпустили. Я сразу стала звонить и сообщать, что задержан крымский татарин, надо узнать его имя, может, человеку помощь какая нужна. Потом уже, будучи в эмиграции (а я эмигрировала в 1977 году), решила написать книгу о всех независимых общественных движениях, какие только есть в нашей стране, — и о национальных, и о религиозных, и о правозащитных. Поэтому стала читать самиздат каждого из этих движений. Я жила тогда неподалеку от Нью-Йорка, и раз в неделю у меня были десятиминутные передачи по радио «Свобода», а там был архив самиздата. Для того чтобы написать главу, посвященную крымскотатарскому движению, я прочла буквально весь крымскотатарский самиздат, который был в архиве. Это, прежде всего, письма, о которых я говорила. Они были довольно объемные и всегда с большим количеством подписей. Благодаря им и разделам в «Хронике текущих событий», посвященным крымским татарам, у меня постепенно стала вырисовываться полная картина этого движения. Как оно зародилось, какие люди в нем участвовали, какими методами они действовали, каким репрессиям они подверглись за это, насколько результативным было это движение за возвращение в Крым и т. д. Конечно, кое-что я еще знала из бесед непосредственно с крымскими татарами. К тому же еще до отъезда в эмиграцию вышел отдельный выпуск «Хроники», который был целиком посвящен крымскотатарскому движению, потому что в 1974 году исполнялось 30 лет депортации крымских татар. Специально к 18 мая был подготовлен этот выпуск. А я «Хронику» перепечатывала с редакторского экземпляра, 8 экземпляров на папиросной бумаге, и потом уже с них «Хроника» расходилась по всей стране. Когда в ноябре 1974 года начали дело против «Хроники», и обыски стали проходить по всей стране, то выяснилось, что находились эти экземпляры и во Владивостоке, и в Риге, и в Калининграде, то есть они расходились по всей стране. Специальный выпуск, посвященный крымским татарам, первые 8 экземпляров, тоже перепечатывала я. Причем редактором был Сергей Ковалев, а, надо сказать, он человек очень основательный, но работающий медленно и всегда нарушавший сроки. Так, завтра 18 мая и нам нужно было раздать (зарубежным, конечно) журналистам эти выпуски, а мне только часов в 5 вечера накануне принесли довольно толстый, большой выпуск. И очень трудный для перепечатки. Это было время, когда крымские татары семьями пытались перебираться в Крым, а им препятствовали в этом, кого-то выселяли, чьи-то дома разрушали. Все эти события описывались в этом выпуске. Поэтому это была довольно объемистая кипа бумаг. Она на каждой странице содержала много имен крымских татар и мне эти имена так было трудно разобрать, чтобы напечатать. Принес мне выпуск Александр Лавут. Я говорю: «Ну вы что, с ума сошли? Завтра к 2 часам надо, а уже 5 вечера, причем там Гульчахра какая-то …Муэддин. Я по буквам разбирать должна каждое имя. А этих имен на каждой странице — хорошо, если по десятку». Он говорит: «Мы виноваты, виноваты. Давайте, я буду вам диктовать, а вы только печатайте». И вот он сел около меня, я села за машинку. Должна сказать, в то время, чтобы работать на печатной машинке, нужно было бить так, как будто ты гвозди заколачиваешь. Вот сижу, бью изо всех сил, а он мне диктует и при этом все время курит какие-то очень крепкие папиросы, а я некурящий человек. Короче говоря, мы закончили к семи утра. Я всю ночь печатала! Причем мужу я сказала, что иду печатать «Хронику», но ночевать прийти точно должна. Телефон мой отключили из-за того, что я правозащитной деятельностью занималась. В общем, когда я пришла утром, муж мне сказал: «Я всю ночь не спал, я думал, что вас арестовали». Я благодаря и этому выпуску, и чтению крымскотатарского самиздата уже в эмиграции хорошо представляла себе историю движения от его возникновения до настоящего времени. И знала его героев. Конечно, больше всех меня восхищал Мустафа Джемилев. Народ ведь весь сослали, в том числе и высокопоставленных партийцев. И после смерти Сталина именно эти партийные руководители начали ту самую кампанию – писать письма и обращаться к руководителям государства, чтобы крымских татар вернули на родину. Они надеялись, что после смерти Сталина их вернут, поэтому все акции были в очень верноподданническом тоне – мы такие большие патриоты, возводимые против нас обвинения в сотрудничестве с немцами – это неправда. Должна сказать: а что, среди русских не было предателей? Были такие люди и среди крымских татар, но единицы. А ссылать весь народ – это, конечно, дикость. Но прошло довольно много времени и стало понятно, что эти верноподданнические письма не помогают. Когда крымские татары попытались вернуться в Крым, там ввели прописку, хотя ее раньше в Крыму не было. Санкции были именно по отношению к крымским татарам – всех прописывали, а их нет. Запрещали продавать им дома. И, конечно, у народа возникало возмущение. Да, помимо этого, 22 апреля – в день рождения Ленина они устраивали праздничные шествия к его памятнику и возлагали цветы, потому что Ленин издал Декрет о создании Крымской АССР. Они шли в национальных костюмах, пели песни. Их разгоняли, конечно, – все как полагается. Оттого что люди действовали мирно, органы ничего не могли добиться. Из-за репрессий национальное движение могло принять и насильственные формы. Как я поняла из всего мною прочитанного, огромную роль в том, что этого не произошло и движение осталось мирным, сыграл именно Мустафа Джемилев, потому что он был одним из немногих крымских татар, которому удалось получить образование. Он был совсем молодой, но очень умный, образованный. По-видимому, у него были задатки лидера. У крымских татар, как у многих народов, особенно восточных, почтение выражается именно к старости. А тут совсем молодой мальчик выдвинулся. И получилось не как у нас в «Единой России» – рекомендовали и тут же выдвинули, а было признание народа, и ведь стихийно получилось, что именно он оказался лидером этого движения. Он все время убеждал: действовать надо мирно. Путем зла не доходят до добра. Должна сказать, мне так нравился Мустафа Джемилев. Но он, бедняжка, все время сидел. То ему 3 года дали, не успел выйти — опять 3 года, и так далее, и так далее. Ведь он совсем молодым в первый раз оказался в лагере. Лидером, наиболее уважаемым большинством участников крымскотатарского движения, а речь идет практически обо всем народе, был именно Мустафа. Я много о нем знала, но ни разу с ним не виделась. По-моему, в 1984 году, в год 40-летия депортации крымских татар, когда я была все еще в эмиграции, Колумбийский университет заказал мне статью для своего университетского журнала о Мустафе Джемилеве. Тогда я опять кинулась перечитывать все, что связано с ним, и расспрашивать тех, кто его знал, и Петра Григорьевича Григоренко, который был в это время тоже в Америке, и Айше Сеитмуратову. Вы знаете, я и раньше к нему очень душевно относилась, а теперь я поняла, какой это незаурядный, необыкновенный человек. Вроде Махатмы Ганди в Индии. Как он действовал в лагере – удивительно! Знаете, я бы сказала — аристократ духа, человек в высшей степени благородный. Такими просто рождаются, и таких мало. Я написала такую статью. Рассказала его биографию и свое отношение к нему. Я уже не помню, в каком году это было, но точно после 1987-го, наверно, в 1988-1989-м, а может, и в 1990-м, потому что тогда я уже стала ездить в Россию. Мустафа приехал в США. А я по-прежнему делала передачи по «Свободе», у меня к этому времени был такой формат – брала интервью у людей, приезжавших из СССР и занимавшихся какой-то общественной деятельностью. Мустафа пришел на «Свободу» и я попросила его дать мне интервью для передачи. Это была такая радость, когда познакомилась с ним, потому что к этому времени я больше 20 лет знала, кто такой Мустафа Джемилев, и очень им восхищалась. По-видимому, и он знал меня от крымских татар. Мы прямо обнялись, как давние друзья, как будто мы уже 20 лет знакомы. И после этого я его несколько раз встречала и в Киеве, и в Страсбурге. Последний раз было очень смешно. Мы встретились в Страсбурге, там были еще люди из Белорусского хельсинкского комитета, в общем, мои друзья. Я им говорю: «Знаете что, ребята, нам нужно поговорить, поэтому я вас приглашаю на ланч». Мы пошли в ресторан. Когда закончилась встреча, подошел официант, я ему протягиваю кредитную карточку, он говорит: «Уже оплачено». Оказалось, Мустафа заплатил. Я сказала: «Зачем, я же пригласила?» Он ответил: «Ну что вы? Чтобы дама платила?! — Нет». И получилось, что я за его счет еще и гостей пригласила. Вот он такой человек. Украинская хельсинкская группа была создана в 1976 году, но свое тридцатилетие они праздновали на год позже, в 2007 году. Я очень была горда, что они пригласили меня на празднование этой даты. Я приехала в Киев, и это было очень трогательно. Познакомилась там со многими людьми, в защиту которых выступала, о которых много писала, говорила по радио, но которых никогда не видела. Потому что у них были огромные сроки заключения и все сидели в лагере, а тут они были на свободе, слава богу. Приехали также ветераны крымскотатарского национального движения. Потому что они с Украинской хельсинкской группой тоже имели контакты – организация выступала в их защиту. И вот на этом мероприятии подходит ко мне женщина немолодая и говорит: «Людочка, дорогая» и обнимает меня. А я думаю, кто ж такая? Оказалось, что это Зампира Асанова. Она врач. Это одна из редких женщин — крымских татарок, которая в то время получила образование. Я ее никогда не видела раньше. Но мы обнялись как родные. У меня и с Айше Сеитмуратовой очень теплые отношения. С ней я познакомилась в эмиграции. Я ей помогала на «Голос Америки» пробиться. Там американцы не шибко понимают… крымские татары какие-то. Им там известны несколько человек из Москвы, а больше они никого не знают. Когда намечался прием на высшем уровне, помощник Рональда Рейгана по национальной безопасности Ричард Пайпс говорит: «Ну, вот вы – представители Московской хельсинкской группы. Мы вас приглашаем, а как вы думаете, кого еще надо пригласить?» Я сказала, что нужно пригласить лидеров или представителей тех общественных движений, которые есть в Советском Союзе. Это, конечно, Петр Григорьевич Григоренко от Украинской группы, но его они и без меня знали. А от крымскотатарского движения — Айше Сеитмуратова. Они мне: «Как, как, как?» Ну, вы понимаете, это трудная фамилия для американцев. И Айше была на этом ланче как представитель крымскотатарского народа. А потом она уехала в Крым. Меня в Крым приглашал не только Мустафа, но и Айше тоже. Так что у меня много дорогих друзей среди крымских татар. Мне очень горько, что до сих пор им, коренному народу Крыма, приходится отвоевывать какие-то клочки земли, что до сих пор они не являются общепризнанными. Это очень несправедливо, и я очень сочувствую той борьбе, которую по-прежнему ведут крымские татары. Правда, меня огорчает, что уже сейчас мирный характер движения, который так защищал Мустафа Джемилев и который сумел убедить своих соотечественников, иногда крымские татары нарушают. Мне кажется, этим они ослабляют свое движение. Потому что в наше время, в XXI веке, выигрывают не насилием. Выигрывают многочисленностью сторонников. Я думаю, что крымские татары только бы выиграли, если сохраняли традицию мирного движения. Но я понимаю, как это бывает трудно. И как молодые горячие люди не в состоянии удержаться. Поэтому я не то чтобы их осуждаю, но было бы правильнее сохранять мирные методы.

— Как истовый сторонник гражданской справедливости, по каким критериям вы оцениваете успешность реализации любого правозащитного процесса? И в связи с этим насколько, по вашему мнению, крымским татарам удалось реализовать свой правозащитный потенциал?

— В общем, я должна сказать, что из всех высланных народов крымским татарам удалось его реализовать больше всего. Потому что есть народы, которые вернулись просто, то есть взяли и приехали на свою землю. Как чеченцы, как ингуши. Они восстановили свои республики, но это была как бы одноразовая акция. А крымскотатарское движение имеет длительную, богатую историю. И мне кажется, что в национальном характере, нынешнем существовании этого народа данный факт сыграл большую роль. Крымские татары не оставили усилий и именно многолетнее упорное стремление народа вернуться на историческую родину позволило большинству осуществить свою мечту. Я считаю, что это замечательный итог. Хотя, увы, трудности существуют. Потому что Крым – это лакомый кусочек. Желающих там жить очень много. Вот и приходится крымским татарам за землю бороться до сих пор. Но именно потому, что движение имеет давнюю историю и большие успехи, я верю, что и этого крымские татары добьются. Потому что они точно не оставят своих усилий. Я просто уверена, что и землю они отвоюют. И дай бог!

— В современной России правозащитникам, мягко говоря, есть за что повоевать. В чем вы видите основные беды своей страны?

— Трудно говорить об этом. Потому что у нас очень много бед. Скажем, если б у нас все в стране было так, как у нас есть, но при этом был бы независимый от властей, подчиняющийся закону, а не указаниям власти, суд, то наша страна кардинально изменилась бы в лучшую сторону. Даже на этом круглом столе говорилось (речь идет о вышеупомянутом круглом столе с участием кремлевских оппозиционеров в редакции «МК». – Э.С.), если б у нас были честные выборы, то страна была бы другая. Если говорить в нескольких фразах, то основная наша беда в огромной, непроходимой пропасти между властями и гражданами. Власти не хотят слышать людей. И, к сожалению, лидеры властвуют исключительно в своих собственных интересах, не считаясь с интересами граждан. До тех пор, пока возмущение людей не примет активную форму и не начнутся выходы на улицы и протесты против фальсификаций результатов выборов, наши нынешние власти считаться с гражданами не будут. Поэтому наша большая проблема в том, что у большого числа наших граждан существует уверенность в том, что власть их никогда не услышит, изменить ничего нельзя, поэтому они бездействуют, поэтому они апатичны. А пока они апатичны, ситуация будет оставаться неизменной. Если б мы, как крымские татары, действовали всем народом, то у нас уже давно была бы другая ситуация в стране. Даже без смены власти. Но я должна сказать, что апатия граждан не вечная. Последние 3 года я вижу, что активность людей возрастает. Вот вы слышали на этом круглом столе, как правильно сказал Белковский (Станислав Белковский – известный российский политолог. – Э.С.), что взрыв возмущения, когда массы людей выходят на улицы, происходит неожиданно. У меня такое впечатление, что нынешнее соотношение между требованиями граждан и безразличием властей просуществует еще 2-4 года. Но мне очень бы хотелось, чтобы возмущение стало всенародным, выражалось так же организованно, так же мирно, как делали это крымские татары в 1960-1980 годы. В этом отношении крымскотатарское движение может быть образцом для россиян.

— Идея гражданского общества греет душу любого демократа. Насколько глубока (и преодолима ли), на ваш взгляд, пропасть между сегодняшним днем и временем, где господствовать будет правовая защищенность людей?

— Изменения, думаю, произойдут в ближайшие несколько лет. Имею в виду изменение режима. Но при любой раскладке – сохранятся ли нынешние руководители наверху, изменив свое поведение, или их сменят другие – от момента, когда страна повернет в сторону демократии, правового государства и реально станет демократической страной, пройдет не один год. Этого выходами на площадь добиться невозможно.

— Людмила Михайловна, вы – человек сложной судьбы. Вам через многое пришлось пройти, многое преодолеть и многих победить. Вы сегодня готовы ответить, что нужно человеку для счастья?

— Мне 84 года, и я считаю себя счастливым человеком, несмотря на то, что меня очень мало что устраивает в той стране, где я живу. Я считаю себя счастливой, потому что, родившись, прямо скажем, в неблагоприятной стране и неблагоприятное время, я все-таки так прожила свою жизнь, что мне за нее не стыдно. Я прожила свою жизнь так, как я хотела ее прожить. Думаю, каждому человеку для ощущения себя счастливым очень важны не внешние обстоятельства, а согласие с собственной совестью. Есть такое правило: человек хочет жить лучше или быть лучше. Такой выбор стоит перед каждым. Если хочешь лучше жить, то для этого очень часто нужно совестью поступаться. Вот если человек сделал выбор «лучше быть» и ему удалось этот принцип выдержать, он становится счастливым, потому что в душе у него мир и порядок.

P.S. Автор благодарит за содействие в организации интервью заместителя главного редактора газеты «Московский комсомолец» Айдера Муждабаева.