02/07/2007 | Tatarchuk

Крымские русские

Окончание. Начало в №213 от 16 ноября 2004 г.

Что нам делать с крымской топонимикой?

— А крымская топонимика тоже Украине принадлежит? Сейчас в недрах Совмина работает группа: готовится вполне и революционное действие — возвращение старых названий...

Зарубин: Не готовится. Я говорю как член этой рабочей группы — "по изучению вопросов, связанных с восстановлением исторической топонимики Крыма", которая создана в апреле этого года. Этот процесс начался с обращения Совета представителей крымскотатарского народа при президенте с просьбой восстановить всю историческую топонимику. А есть ли для этого законодательная база? Пока действует старая, еще советских времен.

Она не запрещает менять топонимику. Но — нужно изучить вопрос. Вот наша комиссия и изучает. Есть списки исторической топонимики полуострова. Но свое мнение должно выразить само население. Закон о местном самоуправлении дает возможность проведения референдума. А окончательное решение будет принимать Рада Украины.

Но если нам предлагается вернуть все топонимические названия 44-го года — это абсурд. Многие населенные пункты просто исчезли с карты, произошел целый ряд исторических событий, та же Великая Отечественная, давшая огромный пласт названий.

Киселев: Кстати, у меня есть собственная гипотеза возникновения названия "Крым". Обращаю ваше внимание, что каждая историческая эпоха дает свой топонимический пласт.

Зарубин: Да, у нас есть пласты античного времени, византийского, хазарского, генуэзского, крымскотатарского, турецкого, российского, советского (несколько этапов).

— А перестроечный есть?

Киселев: Пожалуй, ряд улиц...

Зарубин: Вспомните Коктебель (б.Планерское), Партенит (Фрунзенское), Сарыбаш (Танино) ведь их именно тогда переименовали, а воссозданная деревня под Мангупом в Бахчисарайском районе получила историческое название Ходжа Сала. Была инициатива населения, ее рассмотрели на сессии местного совета, и никто не задавал вопроса, тюркское это название или греческое. Я помню, как восстанавливали улицу Караимскую — прошли по домам, собрали подписи большинства жителей.

Киселев: Есть исторические названия, которые закрепляются в сознании... Никто не называл Демерджи Екатерин-гора, а Чатыр-Даг так и не стал Шатер-горой. Те топонимы, которые вошли в литературу, быт, историю, нужно сохранять. Но почему мы концентрируемся только на тюркских названиях? Огромного пласта названий, не связанных с тюркской топонимикой, сегодня тоже нет на карте.

— Нет, ну понятно, почему это нужно одной части общества...

Киселев: Это нужно политикам, чтобы…

Зарубин: ...оправдать свое существование!

Киселев: Как бы ни переименовывали противозаконными решениями населенные пункты, люди еще долго будут называть их так, как они привыкли.

— Как гривны до сих пор называют рублями, хотя прошло 10 лет...

Киселев: Самое главное, чего у нас не должно быть, — так это улиц с именами палачей.

Зарубин: Но опять-таки: это мнение Киселева —Зарубина. Но, если жители конкретной улицы обожают старика Карла Маркса, ничего в этом нет страшного.

Киселев: Нет, Маркс ведь не палач! Я имею в виду Бела Куна, Матэ Залку.

Харабуга: В данном случае острота проблемы определяется тем, что политическое руководство татар Крыма — меджлис как незарегистрированная, но реально действующая организация — видит в изменении топонимики форму своеобразного политического и этнического реванша. То есть они пытаются подчеркнуть этим этническую принадлежность данной территории определенному этносу — татарам.

Зарубин: Приведу цитату. Мустафа Джемилев, из выступления на третьей сессии 4 курултая, совсем недавно: "Вопрос о восстановлении исторической топонимики Крыма, который ...является неотъемлемой частью восстановления прав народа..."

Харабуга: ...и как последний итог — установление этнической государственности. Это одно из средств. Доказательство того, что эта территория является территорией данного этноса и никто иной на нее не может претендовать. Хотя мы видим, как правильно отметили коллеги, многослойный характер крымских топонимов практически на всей территории полуострова.

Посмотрите, что происходит в Турции. Там в Восточной Анатолии все армянские топонимы через действие специальной комиссии по топонимике при правительстве изменены на турецкие включая название горы Арарат. В Крыму же, в условиях полиэтничного и поликонфессионального общества, ставить вопрос об изменении того или иного названия без мнения людей, которые в данный момент населяют данную территорию, просто нельзя. Это не гора, не река, это населенный пункт, где обитают конкретные люди конкретной национальности. Если большинство из них согласны — пожалуйста. И только так! Например, имени Кучмы — помните, в одном селе улицу его именем назвали в благодарность...

Киселев: А что касается таких персонажей, как Петр Григоренко, то те, кто установил ему памятник, могли бы поинтересоваться у православной общины: желают ли они прославлять подрывника христианских храмов?

Харабуга: Мне не нравится, что этот памятник стоит на площади в Симферополе без решения горсовета. Но захоти его поклонники назвать его именем один из самостроев — почему бы и нет, это их дело. Но если они хотят переименовать Симферополь, как требует Джемилев, в Ак-Мечеть, хотя он никогда ею не был, то это, извините, дело мое, и ваше, и всех остальных.

Зарубин: В процессе переименования возникает еще один вопрос — экономический. Сейчас мы запросили коктебельского поселкового голову, чтобы он рассказал, какие экономические затраты понадобились, чтобы переименовать поселок. Нужно в паспортах новые отметки сделать, изготовить новые печати всем юридическим лицам, перерегистрировать их уставы, сменить таблички.

Киселев: Маленький штрих: одна из мер оккупационной политики Германии заключалась в переименовании. И Крым должен был быть переименован в Готенланд (Страна готов), Симферополь в Готенбург (Город готов), Севастополь в Теодорихсхафен (Гавань Теодориха, короля готов). Это политика оккупантов.

Да, есть две стороны: политическая и экономическая. Но есть еще и третья — нравственная. И вот она-то не мешает установить мемориальные знаки, обозначить исторические названия рядом с существующими. Думаю, изготовить таблички не так дорого. Не надо драматизировать ситуацию и доводить ее до высокого градуса кипения.

Зарубин: В любом случае процесс переименования сверху невозможно запустить. Законодательство не позволяет...

Харабуга: Почему нельзя? Пришел Ющенко к власти, по просьбе своих союзников из меджлиса дал указание — и пожалуйста.

— Не думаю, что в Тернополе, когда его соратники переименовывали улицу в честь дивизии СС "Галичина", ходили и опрашивали жителей. И даже если спросили, вряд ли большинство сказало "да".

Зарубин: Там горсовет решал.

Харабуга: В Крыму же, если людей не спрашивать, — это гарантированный этнический конфликт. Деятели из меджлиса обостряют ситуацию, им нужно консолидировать собственный этнос на этой основе.

Зарубин: Кстати, было уже три заседания нашей рабочей группы, татары так и не предоставили того, что они хотят видеть.

Харабуга: А почему вы там решаете за спиной крымчан — без прессы, без телекамер?

Зарубин: Вопросы не ко мне, а к главе комиссии Владимиру Казарину.

Харабуга: У меня к нему вопрос: почему комиссия заседает за спиной конкретных депутатов, которые избраны от конкретных одномандатных округов, за которыми стоят конкретные избиратели? Хотят ли избиратели, например, чтобы Евпаторию переименовали в Гезлев? Или село Морское в Капсихор? А зачем вообще создавали Межнациональную ассамблею? Ей бы и разбираться в этом вопросе. Кто не захотел в нее входить, как меджлис, — это его проблема.

Киселев: Есть закон. Если человек не хочет подчиняться закону, он называется правонарушителем. А для таких законодательством предусмотрены меры наказания.

— Вернемся к нашим крымским русским. В принципе, мы поняли: говорить о крымских русских можно и нужно.

Зарубин: Нужно серьезно изучать этот феномен. Политически это явление может сыграть колоссальную роль, и новейшая история Крыма это продемонстрировала.

— Вы знаете, как обращаться с крымскими русскими, чтобы не наступить на какую-нибудь мину?

Зарубин: Прежде всего обращать внимание на их существование.

— А зачем?

Киселев: Ну это же граждане!

Зарубин: Со своими запросами, своими интересами и целями, как и любая другая этническая группа.

— Но они же не пойдут землю захватывать, то есть проблем власти не создадут!

Зарубин: Зато они проголосуют 21 ноября. Кстати, вы заметили — у наших политиков идет колоссальная игра с крымскотатарским населением, а ведь это всего 10 процентов...

— Потому что они дисциплинированные. А русские — индивидуалисты, для них предмет гордости сказать: я газеты не читаю, политикой не интересуюсь!

Зарубин: Тот политик, который не учитывает русский фактор в Крыму, может оказаться в очень неприятной ситуации.

Киселев: Есть такая схема. Я хочу жить в государстве, которое меня как гражданина уважает, говорит со мной на понятном языке и соответствует моим политическим и экономическим запросам. Если государство в отношении меня как данина проводит дискриминацию, то плевать я хотел на это государство.

Именно поэтому мы сегодня и слышим, что крымские татары — это единственная проукраинская сила в Крыму, хотя их политические лидеры озвучивают абсолютно ясно и однозначно совсем другое: самостоятельное государство — и до свидания, Украина.

Харабуга: Новое государство возникло на обломках старого, и строят его те элиты, которые разваливали старое. Они поставили задачу создать этнократическое государство, национальное, с доминирующим украинским народом и поэтому постепенно ведут процесс украинизации, процесс поглощения всех остальных.

В Крыму особая специфика. Тут многослойный этнический пирог, поэтому так обостренно русскоговорящие воспринимают ситуацию, когда на них давят с двух сторон: с одной стороны тюркизация, с другой — украинизация. Хотя те, кто провозгласил тюркизацию, сами, по большому счету, русскокультурные люди. И еще советские по ментальности. Те, кто взялся за украинизацию, — это в основном чиновничья вертикаль и не более того. Даже интеллектуального потенциала для этого процесса в Крыму явно нет. Да и в Киеве он слабый.

Что, какие интеллектуальные и идейные ценности они могут предложить крымским русским, чтобы крымские русские отказались от собственной культуры и стали частью этой культуры? Я не вижу таких ценностей на сегодня. И личностей тоже, которые бы вызвали такую симпатию и привлекли внимание этой части населения.

Киселев: К сожалению, идет не столько украинизация, сколько дерусификация, то есть люди перестают быть русскими, но не становятся и украинцами. Они превращаются просто в этнический субстрат.

Харабуга: Может, в этом и цель?..

Зарубин: Знаете, газета "Голос Крыма" внимательно следит за нашими дискуссиями. Я обратил внимание на два момента. Надир Валерьянович Бекиров сказал, что в мире только человек 10 понимает проблему коренных народов. То есть спорить с нами вообще не о чем. А вот Эльдар Сеитбекиров, главный редактор газеты, открыто признал, что "люди (это значит мы) открыто заявляют о своей позиции, чего мы не видим с обратной стороны". То есть нас даже уважают. Может, прочитав наш сегодняшний материал, те же крымские русские тоже задумаются о своих правах.

Киселев: Самую выгодную политическую перспективу в Крыму имеет тот политический деятель, который в ближайшие годы в своей программе наиболее полно и глубоко отразит реальные чаяния основной части населения крымчан. Сегодня самая главная проблема — это отсутствие научно обоснованной и выверенной региональной политики на Украине. Центральная власть унифицирует регионы — отсюда разговоры об области, в которую надо бы превратить автономию. Во-вторых, Украина давно уже дозрела до федеративного устройства. И эти выборы, которые расколют Украину, лишний раз это доказывают. У власти должна быть региональная политика. В Крыму она должна опираться не на политиков, представляющих этническое меньшинство, причем довольно радикальное, а должна ориентироваться на ту стабилизирующую силу, которую сегодня составляют крымские украинцы и крымские русские.

Наталья Гаврилева
("Крымское время" №214, 17 ноября 2004 г