Відповіді

• 2005.12.22 | Рюген

  Дичь вместо консервов.

  Н.В.Гоголь, BS по степям:
  Степь чем далее, тем становилась прекраснее. Тогда весь юг, все то
  пространство, которое составляет нынешнюю Новороссию, до самого Черного моря, было зеленою, девственною пустынею. Никогда плуг не проходил по неизмеримым волнам диких растений. Одни только кони, скрывавшиеся в них, как в лесу, вытоптывали их. Ничего в природе не могло быть лучше. Вся поверхность земли представлялася зелено-золотым океаном, по которому брызнули миллионы разных цветов. Сквозь тонкие, высокие стебли травы сквозили голубые, синие и лиловые волошки; желтый дров выскакивал вверх своею пирамидальною верхушкою; белая кашка зонтикообразными шапками пестрела на поверхности; занесенный бог знает откуда колос пшеницы наливался в гуще.
  Под тонкими их корнями шныряли куропатки, вытянув свои шеи. Воздух был
  наполнен тысячью разных птичьих свистов. В небе неподвижно стояли ястребы, распластав свои крылья и неподвижно устремив глаза свои в траву. Крик двигавшейся в стороне тучи диких гусей отдавался бог весть в каком дальнем озере. Из травы подымалась мерными взмахами чайка и роскошно купалась в синих волнах воздуха. Вон она пропала в вышине и только мелькает одною черною точкою. Вон она перевернулась крылами и блеснула перед солнцем.
  Черт вас возьми, степи, как вы хороши!..
  Наши путешественники останавливались только на несколько минут для
  обеда, причем ехавший с ними отряд из десяти козаков слезал с лошадей,
  отвязывал деревянные баклажки с горелкою и тыквы, употребляемые вместо
  сосудов. Ели только хлеб с салом или коржи, пили только по одной чарке, единственно для подкрепления, потому что Тарас Бульба не позволял никогда напиваться в дороге, и продолжали путь до вечера. Вечером вся степь совершенно переменялась. Все пестрое пространство ее охватывалось последним ярким отблеском солнца и постепенно темнело, так что видно было, как тень перебегала по нем, и она становилась темнозеленою; испарения подымались гуще, каждый цветок, каждая травка испускала амбру, и вся степь курилась благовонием. По небу, изголуба-темному, как будто исполинскою кистью наляпаны были широкие полосы из розового золота; изредка белели клоками легкие и прозрачные облака, и самый свежий, обольстительный, как морские волны, ветерок едва колыхался по верхушкам травы и чуть дотрогивался до щек.
  Вся музыка, звучавшая днем, утихала и сменялась другою. Пестрые суслики выпалзывали из нор своих, становились на задние лапки и оглашали степь свистом. Трещание кузнечиков становилось слышнее. Иногда слышался из какого-нибудь уединенного озера крик лебедя и, как серебро, отдавался в воздухе. Путешественники, остановившись среди полей, избирали ночлег, раскладывали огонь и ставили на него котел, в котором варили себе кулиш; пар отделялся и косвенно дымился на воздухе. Поужинав, козаки ложились спать, пустивши по траве спутанных коней своих, Они раскидывались на свитках. На них прямо глядели ночные звезды. Они слышали своим ухом весь бесчисленный мир насекомых, наполнявших траву, весь их треск, свист, стрекотанье, - все
  это звучно раздавалось среди ночи, очищалось в свежем воздухе и убаюкивало дремлющий слух. Если же кто-нибудь из них подымался и вставал на время, то ему представлялась степь усеянною блестящими искрами светящихся червей.
  Иногда ночное небо в разных местах освещалось дальним заревом от выжигаемого по лугам и рекам сухого тростника, и темная вереница лебедей, летевших на север, вдруг освещалась серебряно-розовым светом, и тогда казалось, что красные платки летали по темному небу.
  Путешественники ехали без всяких приключений. Нигде не попадались им
  деревья, все та же бесконечная, вольная, прекрасная степь. По временам
  только в стороне синели верхушки отдаленного леса, тянувшегося по берегам Днепра. Один только раз Тарас указал сыновьям на маленькую, черневшую в дальней траве точку, сказавши: "Смотрите, детки, вон скачет татарин!"
  Маленькая головка с усами уставила издали прямо на них узенькие глаза свои, понюхала воздух, как гончая собака, и, как серна, пропала, увидевши, что козаков было тринадцать человек.
  ----------------
  Ксюша, одного я не пойму, драгоценная: при чем здесь, как Вы метафорически выразились, захидняки, т.е. галицийцы? Или это их степи? Или это их люди, или это их вера? Они могут прийти и полюбоваться, разинув рот в почтительном изумлении перед этой мощью и красотой, могут даже притвориться похожими, могут попытаться сымитировать, но уж никак не со своим кривым уставом, не со своими повадками и уродствами.
  Ведь суть казачества в том, что они не сдались ни ляхам, ни татарам. А галицийцы - сдались. Сдались идейно, ментально главным образом. Недаром казаки галицийцев резали беспощадно. За сдачу, за предательство, наверное. Как тех сиромах, которые не захотели выходить из Крыма на волю и которых Наливайко, кажется, перерезал за это. Вообще, жестокое тогда было время. И как ваши националисты ни пытались его продлить, а оно таки кончилось.
  
  "Ой, да вы вейтесь, черны вороны,
  Не добудет нас и басурман.
  Ну-ка, казаки, повыше бороды:
  Я еще пока ваш атаман!"
  
  Эх, лихой, могучий народ. А Вы, Ксюша, только слегка прикоснулись к его миру. Остерегитесь, обожжет!