05/17/2007 | Елена Сухорукова, Газета по-киевски

Газета по-киевски
Елена Сухорукова / 03.05.2007


Украинским ученым по силам приложить свои таланты и достижения к освоению не только Луны, но и других планет. Так считает президент Национальной академии наук Украины Борис Патон


Можно до хрипоты спорить, были ли украинские земли колыбелью человечества и какую роль наши предки сыграли в становлении цивилизации. Но факт, что истоки космической эры тесно связаны с Украиной, вряд ли можно оспаривать. Достаточно напомнить, что Сергей Павлович Королев, человек, победивший земное притяжение, запустивший первый спутник, отправивший в космос первого землянина, родился в Житомире и учился в Киевском политехе. Конечно, выдающиеся достижения СССР в исследовании космоса – это работа ученых, специалистов и России, и ряда других республик. При этом вклад Украины очень весомый. Прежде всего, в этом заслуга коллективов ученых, конструкторов, инженеров, других специалистов Днепропетровского завода "Южмаш", КБ "Южное", харьковское предприятие "Хартрон", киевских институтов электросварки, проблем материаловедения и других научных учреждений Академии наук Украины.

О прошлом, настоящем и будущем космонавтики корреспондент "Газеты..." беседовала с президентом НАНУ дважды Героем Социалистического Труда и Героем Украины академиком Борисом Евгеньевичем Патоном.


Но нельзя вначале не сказать хоть несколько слов о самом академике Патоне. Удивительно простой, скромный. Приветливый. В нем не чувствуешь ни грамма "бронзы" в том смысле, в котором напускное величие присуще многим публичным людям. Еще Патон – человек с потрясающей энергетикой. Ее начинаешь ощущать буквально после первой же минуты общения. Не остается сомнений, что именно ею, энергией президента Академии, сама Академия подпитывается без малого 45 лет – все эти годы, которые он ее возглавляет. Сложно даже представить, как бы пережила НАНУ "голодные" для науки постсоветские годы, если бы не энтузиазм Патона, не его многогранный опыт организатора научных исследований, его непререкаемый авторитет в научной среде и в обществе, умение вдохновлять. Художественный образ, будто у Бориса Евгеньевича с Академией одно дыхание, имеет еще и буквальный смысл: Академия наук Украины и Борис Патон родились в одном городе и в один день – 27 ноября 1918 года. В следующем году они отметят совместный юбилей – 90-летие.

Что еще стоит за именем Патон? Первое, что вспомнит любой киевлянин, – знаменитый цельносварной мост через Днепр, сооруженный по проекту одного из лучших мостостроителей первой половины истекшего столетия, отца Бориса Патона, академика Евгения Оскаровича Патона. Это он организовал и возглавил Институт электросварки, работа которого позволила наладить массовое производство лучшей боевой машины второй мировой войны – танка Т-34. И не многие знают, что Патоны – космическое имя еще и потому, что таким именем астрономы назвали астероид 27–27 в честь выдающихся отца и сына.

– Институт электросварки практически с самого начала космической эры участвовал в разработке и осуществлении ряда проектов, связанных с космосом. Но все кардинально изменилось после одного звонка по городскому телефону, – вспоминает Борис Евгеньевич. – Я поднял трубку и услышал: "С вами говорит Королев Сергей Павлович. Я знал вашего батюшку, когда учился в киевском политехническом (Евгений Патон в те годы преподавал в КПИ. – Авт.) Он именно так и сказал: "батюшку", уточняет академик. – А от вас хочу получить помощь". Оказывается, в честь запуска первого спутника в 1957 году в Москве решили установить стелу из соединенных сваркой титановых листов. Королев опасался, что под летним солнцем конструкция будет накаляться, и ее "поведет". Я ему пообещал: "Разберемся и все сделаем, как нужно". Стела, между прочим, стоит до сих пор. Потом мы неоднократно встречались с Королевым в Москве.

– До полета Гагарина?

– Нет, уже после. Сам полет застал меня в США.

– И какой была там реакция?

– Помню, в одной газетке, которая попала к нам в руки, прочли: "Большевики отправили потомка князя Гагарина в космос, чтобы он оттуда не вернулся". Но в целом они относились к полету с большим уважением. В чем-то – болезненно, потому что не они первые. Сразу после полета Гагарина Джон Кеннеди выдвинул Лунную программу как национальную, и под нее были выделены громадные деньги.

– И в этом контексте нам важно было не отставать...

– И в этом контексте американцы нас опередили. Нами тоже был предусмотрен полет человека на Луну. Готовилась ракета Н-1, в создании которой принимал участие и наш институт. Королев очень гордился этим проектом. Даже подарил мне снимок обратной стороны Луны, сделанный искусственным спутником. Если бы Королев не ушел так рано (он умер в 1966 году. – Авт.), то Америка бы нас "по Луне" ни за что не опередила.

– Что было главное в Королеве?

– Человек огромного таланта, сильной воли, мощный организатор. И большой мечтатель. Он быстро загорался новой идеей и потом делал все, чтобы довести ее до воплощения.

У Королева было два кабинета: большой, где проходили заседания совета конструкторов, и значительно меньший, в котором он работал. Мы встречались с ним обычно в меньшем. Там я впервые услышал от него, что ступени, которые отстреливаются от ракеты во время ее полета, нужно использовать. Например, строить из них в космосе теплицы для выращивания овощей, необходимых для космических экипажей. Это была идея Королева, которой он поделился со мной. И тут же нарисовал на доске, какой ему видится будущая конструкция.

После нашего знакомства я начал уговаривать его заняться сваркой в открытом космосе. Долго уговаривать не пришлось. Идея показалась Сергею Павловичу очень интересной. Увлекся ею и Гагарин, с которым меня познакомил Королев. Научившись сваривать в космосе, можно было доставлять на орбиту узлы, элементы, материалы и создавать из них новые конструкции, а также проводить в космосе необходимые ремонты.

После того, как Королев публично заявил: "Будет у нас и сварка, и многое другое", – мы взяли эти слова в рамочку, и они для Института электросварки стали путеводной звездой. Мы сразу приступили к разработке оборудования. Первый эксперимент по сварке металлов в космосе был выполнен в октябре 1969 года Валерием Кубасовым и Георгием Шониным. А сварка в открытом космосе в июле 1984-го Светланой Савицкой и Владимиром Джанибековым. С помощью электроннолучевой пушки "Универсал" стало возможным варить, резать, паять и напылять защитные экраны, которые быстро изнашиваются в полете. Светлана, выйдя в открытый космос, начала эту работу...

– Почему именно женщина, Светлана? Она была лучше подготовлена?

– Ничуть не хуже мужчин. Так надо было, чтобы это сделала именно женщина. В этом случае даже упрямые скептики должны были убедиться в том, что выполнять такие работы по нашей технологии и с нашей техникой могут практически все космонавты, получившие соответствующую подготовку. Потом Джанибеков стал на ее место и завершил операцию. Мы доказали, что сварка в космосе возможна. К сожалению, продолжить и развивать это, безусловно, перспективное направление не удалось в связи с сокращением космических программ и необходимых, хотя и сравнительно небольших, финансовых средств.

– Однако можно ли утверждать, что в отношении "космической" сварки Украина остается лидером?

– Разумеется.

– Как отреагировали на сварку в открытом космосе конкуренты– американцы?

– К нам в институт приехали астронавты. Мы смотрели на людей, которые побывали на Луне, как на небожителей. Но когда они увидели сварку, машину, которая ее выполняет, то онемели. Не могли оторваться от наблюдения за нею часа полтора. Спустя некоторое время американцы заинтересовались нашей технологией настолько, что пошла речь о сотрудничестве и был заключен серьезный договор. А потом они все же испугались. Как же так? Огневой процесс! Высокое напряжение! Облучение! "Это же опасно, – сказали. – Вы отчаянные, а мы нет". "Послушайте, – говорю им, – неужели вы думаете, что если бы это было опасно, мы бы рисковали женщиной".

– Конечно, была предусмотрена защита?

– Надежная защита. Мы понимали, что если электронный луч попадет на космонавта, то прожжет и разгерметизирует скафандр, а человек погибнет. "Универсал" был сконструирован таким образом, что в критический момент автоматика аппарат отключала. Сварка в открытом космосе потом проводилась несколькими экипажами. Сегодня без нее космонавтика пока обходится. Но те же американцы, готовясь к долгосрочному полету на Луну, хотят создать там поселение, добывать гелий-3. Трудно представить, как они будут обходиться без сварки. Ведь доставить туда все в готовом виде – оборудование, помещения – невозможно.

– А в какой степени вообще Украина еще причастна к освоению космоса?

– Украина пока может справедливо именоваться космической державой. У нее есть "Южмаш", некогда, без преувеличения, крупнейший в мире ракетный завод. Он сегодня в тяжелом положении, заказов почти нет. Но продолжает, слава Богу, жить и работать. Есть КБ "Южное". Совместно с США, Россией и Норвегией Украина участвует в международном проекте "Морской старт". Это – плавучая платформа в районе экватора, которая доставляется в заданную точку, и с этого полигона стартуют украинские ракеты, выполняющие коммерческие заказы на запуск спутников. Не далее, как сегодня, я имел разговор с Юрием Сергеевичем Алексеевым, генеральным директором Национального космического агентства Украины. Мы договорились возобновить работы по совместной деятельности двух агентств – украинского и российского, и двух наших национальных академий наук. Если ничего не будем делать, космическое направление умрет. Леонид Каденюк, который летал на американском Шаттле, так и останется первым и единственным космонавтом независимой Украины.

– А новые космические технологии у нас есть?

– Есть. Трансформируемые конструкции, – академик говорит об этом со слышимой ноткой гордости в голосе. – Вот, я вам сейчас покажу, – и Борис Евгеньевич начинает рисовать на листке бумаги, как они выглядят, чтобы было понятно. – Космос – это невесомость, потому их можно делать из тонкого металла, – объясняет он. – Складываются, как китайский фонарик. А раскладываясь, увеличиваются в 50 раз. Таким образом, люди получают возможность создать в считанные часы новые помещения, отсеки на космическом корабле и на Луне, и, как знать, возможно, на других планетах. В земных условиях мы испытали эти конструкции в Антарктиде для перевозки и хранения горючего.

– Вы верите, что когда-нибудь человек достигнет Марса и Венеры?

– Не берусь прогнозировать. Но, думаю, что в любом случае для полета на Марс нам потребуется в качестве промежуточной базы Луна, с которой будет стартовать марсианский корабль. А, значит, астронавтам понадобятся и украинские технологии: и сварка в условиях открытого космоса, и трансформируемые конструкции.

– Борис Евгеньевич, вы редко даете интервью. А я уверена, что читателям интересно знать об академике Патоне что-нибудь личное. Вы очень энергичны для своих лет. Ведете здоровый образ жизни?

– Не курю, пью мало, и всю жизнь занимался спортом, – весело рапортует Патон. – Любил играть в большой теннис. Многие академики вслед за мной тоже брали в руки ракетки. А некоторым "пришлось" встать на водные лыжи, потому что президент 30 лет гонял на водных лыжах. Последний раз – в 1995 году. Потом, увы, травма тазобедренного сустава, и теперь хожу с эндопротезом.

– И где "лихачили"?

– На Днепре, на море. Теперь с водой общаюсь только в бассейне. Бываю там по субботам, воскресеньям, вторникам и четвергам.

– Так вы в Академии законодатель мод? Спортивных?

– Оказывается, не только спортивных, – смеется Борис Евгеньевич. – Когда мне удалили гланды, – мне было тогда где-то за 40 – в больницу потянулась целая очередь из Академии, чтобы избавиться от гланд...

– Как проходит ваш рабочий день?

– Приезжаю в Институт электросварки к 10 часам утра. Там и обедаю. К четырем часам дня еду в Президиум Академии. Домой – в половине девятого вечера, а то и позже. Часто с большой папкой, полной документов, подлежащих рассмотрению. А на выходные тащу стопку иностранной литературы. Для бассейна трудно выкраивать время. Потом его приходится наверстывать. А это, откровенно говоря, нелегко. В сутках всего 24 часа...

– Вас наверняка не раз приглашали в Москву. Почему не уехали?

– А я патриот. Родился и живу в любимом городе. Правда, сейчас Киев стал другим, он не так мне близок. Появилось много бизнесменов, богатых людей, и тех, которые возле них... К сожалению, в отличие от своих зарубежных коллег, они неохотно вкладывают деньги в отечественную науку. А ведь прибыль от использования инноваций может быть намного большей, чем торговля сырьем, что будет содействовать развитию экономики и повышению благосостояния народа.

– Недалеко от Президиума Академии, на ул.Богдана Хмельницкого, стоит ваш бронзовый бюст. (В СССР дважды Героям положено было при жизни ставить бюст на родине. – Авт.)... Извините за этот вопрос, вам, наверное, много раз его задавали...

– Бюст? Я этого не хотел... – Борис Евгеньевич меняется в лице. Вопрос его явно не радует. – Обратился к Леониду Кравчуку: "Ну, сколько это будет продолжаться?" Он ответил: "Пусть стоит. Не вы его ставили. На то было государственное постановление".

– Потому что Киев должен знать своих героев! – пытаюсь от лица общественности успокоить скромного академика.

Борис Евгеньевич промолчал и слегка улыбнулся.


http://pk.kiev.ua/interview/2007/05/03/094402.html