05/28/2007 | Странник

http://www.polit.ru/science/2007/05/25/sciencehse.html
Как реформировать науку. Рецепт от ВШЭВ рамках VIII Международной научной конференции «Модернизация экономики и общественное развитие» состоялось несколько важных мероприятий, посвященных реформе науки и развитию инновационной деятельности. «Передовая наука» (Полит.ру) публикует серию репортажей о прошедших дискуссиях. Наш первый материал посвящен Круглому столу «Наука и инновации в России: направления реформ», состоявшему 5 апреля 2007 г.

Основным девизом этой дискуссии было, похоже, «к сожалению». Первым сожалением было то, что на Круглый стол не приехал Дмитрий Ливанов, который должен был выступить с докладом «Модернизация академического сектора науки». Бывший статс-секретарь Минобрнауки, только что избранный ректором Московского института стали и сплавов, в это время проводил Ученый совет, в ходе которого прошли выборы Президента МИСиСа (на эту должность баллотировался Ю.С. Карабасов, проработавший ректором вуза 15 лет и уступивший свой пост Ливанову).

Вторым, более серьезным были сожаления выступивших экспертов, что усилия государства по улучшению ситуации в области науки и инноваций пока ограничиваются лишь написанием множества программ и проектов, а законодательная сфера не поспевает за реалиями жизни. Скороспелые законы не учитывают уже имеющийся мировой опыт, а, скорее, облекают в строгую форму те несуразицы, которые приходят в голову российским чиновникам.

Ведущий дискуссии Леонид Гохберг (проректор ГУ-ВШЭ, директор Института статистических исследований и экономики знаний ГУ-ВШЭ) выступил с докладом «Тенденции инновационной активности в российской экономике». Он отметил, что картина инвестиций в инновационную активность предприятий достаточно пессимистична. Несмотря на бурный рост инвестиционных показателей, инфляция съедает большую часть инвестиций. «Примерно такая же картина наблюдается в финансировании научных исследований: несмотря на рост абсолютных объемов, при измерении в неизменных ценах – тренд понижающийся».

Л. Гохберг сопоставил данные затрат на технологические инновации с данными затрат на научные исследования в России и пришел к выводу, что затраты на науку явно опережают расходы на инновации, причем в структуре научных исследований все большая доля (более 40%) приходится на содержание государственных академий наук. По мнению Гохберга, это значит, что «научные исследования в России все меньшей степени ориентированы на потребности реального сектора экономики».

Докладчик с грустью заметил, что по мировым меркам даже в высокотехнологичных отраслях промышленности интенсивность затрат на инновации в России – весьма низка. «В структуре затрат на инновационную деятельность в течение последних десяти лет примерно вдвое сократилась доля затрат на научные исследования, разработки и на производственное проектирование, в связи с тем, что одновременно вдвое выросла доля затрат на приобретение готового технологического оборудования». Почти 2/3 российских предприятий осуществляют реализацию своих инновационных стратегий за счет приобретения готовых технологий, упакованных в машины и оборудование.

Российская картина инноваций радикально отличается от среднеевропейской. В России существенно выше доля инвестиций в оборудование, и существенно ниже же доля расходов на создание инноваций и научные исследования. По индикаторам наукоемкости даже высокотехнологичные отрасли страны: прежде всего, аэрокосмический сектор, производство телекоммуникационного оборудования и др., характерны для низкотехнологических отраслей в мире. Получается, что эти отрасли высокотехнологичны скорее по определению, нежели по реальному качеству и технологическому уровню производства.

Неким светлым пятном в такой достаточно пассивной инновационной деятельности может служить тот факт, что промышленные предприятия тратят все больше денег за закупку патентных лицензий, что является «свидетельством инновационной активности более высокого уровня, ориентированной на принципиально новые инновации». Еще один важный показатель – резкий устойчивый рост регистрации товарных знаков, что, по мнению докладчика, безусловно, связано с деятельностью предприятий по внедрению новых продуктов и технологический инноваций.

В последние годы отмечаются серьезные изменения в приоритетах промышленных предприятий инновационной деятельности. Прежде всего, это связано с усилением внимания к качеству продукции и попытками сохранить традиционные рынки. Российские инновационные предприятия гораздо менее активны в завоевании новых рынков за пределами ближнего зарубежья, чем их европейские коллеги. Очень низкое место в структуре целей инновационной деятельности предприятий занимает экономия затрат разного рода – зарплат, материальных расходов, энергозатрат, хотя в последние годы несколько усилилось внимание к улучшению условий труда.

Леонид Гохберг с сожалением констатировал, что сегодня результаты инновационной деятельности весьма незначительно влияют на динамику промышленного производства: в среднем всего 5% в структуре продаж промышленной продукции приходится на инновационные предприятия, хотя в высокотехнологичных секторах этот показатель вдвое выше. Его анализ показал две стратегии инновационного развития предприятий, что обуславливает парадоксальный факт, что в средне- и низко- технологических секторах промышленности относительно выше доля новой продукции для предприятий, чем в высокотехнологических секторах. Если в высокотехнологичных секторах повышение доли инноваций связано с усовершенствованием уже выпускаемой продукцией (что, возможно, связано с отсутствием радикальных технологических инноваций), то низко- и среднетехнологичные сектора, испытывающие серьезное давление на рынке, стремятся к выпуску новой для себя продукции (в значительной степени, правда, имитирующей уже существующие технологические инновации).

Каковы предпосылки роста инновационной активности в России? Каковы точки роста – главные цели возможной инвестиционной политики? Гохберг подчеркнул, что, «несмотря на то, что доля инновационных предприятий (ИП) не превышает 10%, на них приходится более 40% продаж и более 40% инвестиций. Эти предприятия отличаются более высоким качеством человеческих ресурсов и, что очень важно, они в гораздо большей степени ориентированы на национальные и зарубежные рынки, чем не инновационные предприятия. Стимулирование деятельности ИП может привести к существенным структурным изменениям в промышленности».

На инновационных предприятиях доля инновационной продукции составляет пока не более 10%, поэтому второй уровень стимулирования инновационной активности состоит в повышении доли инновационной продукции на самих ИП.

Третьей точкой роста могли быть стать предприятия сферы услуг, которые, как и высокотехнологичные сектора промышленности, не являются сегодня объектами внимания инвестиционной стратегии государства. Эти предприятия характеризуются гораздо более высокими индикаторами инновационной активности, они более активны в формировании инновационной сети в кооперации с другими компаниями и научными организациями. По интенсивности инновационных затрат их также отличает более высокие индикаторы.

Л. Гохберг отметил, что акцент на поддержку малых инновационных предприятий стал бы еще одним потенциальным источником инновационного роста в России. Те малые предприятия, которые осуществляют технологические инновации, характеризуются на порядок более высокими индикаторами доли инновационной продукции. Они представляют собой реальные инновационные предприятия даже по мировым меркам.

Выступление директора Межведомственного Аналитического Центра (МАЦ) при Минэкономики РФ Алексея Пономарева было более оптимистичным. Он проанализировал особенности частно-государственного партнерства как инструмента модернизации высокотехнологичных отраслей промышленности, также затронув роль ЧГП в деле модернизации всей экономики России, повышения её конкурентоспособности на внутреннем и международных рынках.

А. Пономарев пришел к выводу, что промышленные корпорации на базе крупных государственных программ играют большую роль в росте инновационной активности в России, создавая долгосрочный и довольно надежный спрос на продукцию своих поставщиков – широкой сети преимущественно негосударственных или смешанных компаний. Эти компании, вступая в долгосрочные отношения с финалистами государственных конкурсов, создают в свою очередь спрос на инновационные разработки.

По мнению эксперта, те инновационные компании, те институты прикладного характера, которые воспримут такую систему работы, имеют хорошие перспективы. Через работу в частно-государственном партнерстве они смогут получить доступ к надежному спросу, формируемому финалистами высокого уровня, в системе производственной и научной кооперации.

От инноваций дискуссия перешла к лакунам законодательства в сфере науки. Татьяна Кузнецова (Институт статистических исследований и экономики знаний ГУ-ВШЭ, директор центра научно-технической, инновационной и информационной политики) выступила с докладом «Переход на новые организационно-правовые формы: вызовы для государственных научных учреждений». Она отметила, что структура сети научных организаций в России является существенным препятствием для решения задач социально-экономических задач развития страны, в т.ч. задачи создания и развития современного научного потенциала.

Проблемы этой сети известны. В ней доминируют организации государственного сектора, а в них – преобладают организации такой организационно-правовой формы как «учреждение». Правовой статус учреждений очень ограничен, в силу закона они не имеют прав и обязанностей, которые нужны для их полноценного функционирования в рыночной экономике. Ограничения в их деятельности связаны с тем, что в начале реформ, когда складывались основы рыночного законодательства, многие эксперты считали, что учреждение не нужно включать в список форм самостоятельных организаций.

Учреждения, по сути, носят антирыночный характер, они работают по смете, у них нет необходимости эффективно тратить средства. Задача оптимизации научной сети ставилась в 1990-х гг., тогда её пытались решить через приватизацию учреждений, а в конце 2006 г., чтобы изменить ситуацию, был принят Закон об автономных учреждениях, в котором, по сути, был введен новый тип учреждения – «автономное учреждение» (АУ). АУ призваны заменить часть государственных учреждений (У).

По мнению Т. Кузнецовой, смысл введения новой формы АУ заключается в том, что «автономные учреждения» должны быть более свободны в экономическом смысле, более независимы и автономны, чем «учреждения». Автономные учреждения уже легально будут обладать теми же правами, которыми на не совсем законных основаниях пользовались учреждения, чтобы работать в условиях рыночной экономики.

Закон об автономных учреждениях распространяется на все сферы социально-экономической жизни. Какие особенности реализации этого закона будут в научной сфере? Докладчица отметила, что первая проблема – общая для всех сфер: вопрос об ответственности государства по отношению к автономным учреждениям. Государство, предоставляя более широкие права АУ, отказывается от ответственности по их реализации, нарушая некий баланс, который ранее существовал в гражданском законодательстве: услуги, права и ответственность – в обмен на финансовое и пр. обеспечение возможных затрат. Это закон порождает проблемы и риски для будущих автономных учреждений и для тех, кто вступит с ними во взаимодействие.

Вторая проблема состоит в том, что пока не определены критерии, на основании которых учреждения будут отбираться и переводиться в АУ. В законе говорится о том, что правительство сначала примет решения, какие учреждения НЕ могут переводиться в новую форму. В сфере науки решено, что в АУ не будут переводиться учреждения, занимающиеся фундаментальными исследованиями, а также учреждения, которые обслуживают органы государственной власти. Автономными учреждениями не станут академические организации, а также институты государственных министерств и ведомств.

На взгляд Т. Кузнецовой, такое ограничение не является оправданным, т.к. зарубежный опыт показывает, что фундаментальными исследованиями могут успешно заниматься организации различных организационно-правовых форм. Она полагает, что «здесь должны быть разработаны более широкие комплексные критерии», которые бы учитывали фундаментальность научно-исследовательских работ, участие организаций в международных программах, перспективы доступа к внебюджетным источникам.

Она подробно остановилась на еще одном противоречивом термине нового закона, совершенно новом понятии в гражданском законодательстве, т.н. «особо ценном имуществе», которое государство будет выделять каждому автономному учреждению и без которого основная уставная деятельность АУ будет существенно затруднена. На манипулирование этим имуществом со стороны АУ закон накладывает существенные ограничения.

Какие здесь существуют проблемы? По словам эксперта, формирование особого ценного имущества отдано на откуп учредителя (государства). Здесь возможны всякие варианты коррупции и неприятных для АУ неожиданностей. Особо ценное имущество АУ принадлежит ему на праве оперативного управления, т.е. государство (собственник) может изъять это имущество, если оно решит, что имущество используется нецелевым образом или же есть его излишки. При этом никаких критериев «излишности» или нецелевого использования нет (разработчики закона на упреки экспертов отвечают, что точно такие же нормы де факто сейчас существуют в учреждениях).

В научной сфере ситуация осложняется потому, что в науке нет законодательно закрепленных ограничений по изъятию имущества, которые существуют для различных учреждений культуры: музеев, библиотек и пр. С принятием закона возрастают риски дробления или потери уникальных научных объектов. Докладчица отметила, что в большинстве развитых стран активно внедряются и используются более прозрачные системы оценки деятельности организаций, достаточности имущества организации с участием комитетов, комиссии, советов попечителей и др. представителей общественности.

Еще один существенный вопрос: по каким критериям имущество относится или не относится к «особо ценному»? Т. Кузнецова рассказала, что в законе содержатся два критерия: «стоимость» и «уникальность» имущества. На практике предлагается пока использовать стоимостные критерии, что для науки не очень хорошо, потому что имущество в научной сфере очень дифференцировано по отраслям и дисциплинам.

Она отметила, что «в науке достаточно много уникального оборудования, для которых нет законодательных определений. Многие уникальные научные объекты работают давно и выработали все сроки, но при этом сохраняют свою уникальность». Кроме того, значительная часть оборудования для науки может работать только в комплексе. «Единица может стоить недорого, а без него работать весь комплекс не будет». Все эти специфические черты научной деятельности должны быть учтены.

Какова граница порога в ценности имущества? По словам докладчицы, граница отделения особого ценного от всякого другого сравнительно не высока. По одному из вариантов – 50 тыс. рублей. По мнению Т. Кузнецовой, «в этих условиях автономия независимости АУ становится призрачной».

Эксперт резюмировала свой анализ так: многие проблемы, связанные с созданием автономных учреждений, основаны на том, что законодательно не определены стандарты, обязательства государства по отношению к науке. В то же время, перспективы формирования сети автономных учреждений определены достаточно жестко: к 2008 г. их должно быть 12%, а 2010 – 22%. 200-250 учреждений за короткий срок должны быть переведены на новую организационно-правовую форму, имеющую, как было показано выше, многие нерешенные проблемы деятельности.

Приживется ли эта форма? Татьяна Кузнецова считает, что «АУ – переходная форма к нормальной структуре научной сети, где будет много автономных некоммерческих организаций, где будет большой сектор частной науки, который пока развит не очень сильно». По её мнению, чем шире будет спектр возможных форм, которые будут использоваться и развиваться в науке, тем успешнее будет достижение целей и задач, на которые нацелены реформа научной сферы: ее адаптация к проблемам общества, эффективная система управления, возможность привлекать разнообразные источники финансирования помимо госбюджета.

Олег Гутников (Институт законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ) продолжил тему, выступив с сообщением «Реформирование законодательства в сфере науки и инноваций»

Он отметил, что в области науки и инновационной деятельности существует огромный пласт неурегулированных проблем. Так, в российском законодательстве до сих пор нет определения ключевых понятий, присущих инновационной деятельности (ИД). Были попытки дать такие определения в юридических актах различного уровня, на уровне постановлений и программ правительства и др. В свое время Госдумой был разработан и принят закон об инновационной деятельности, который затем был отклонен президентом, в связи с тем, что содержал декларативные утверждения и не четко определял предмет правового регулирования. На уровне субъектов (в Москве, Московской области и некоторых других регионах) существует закон об инновационной деятельности, который частично решает проблему. Кроме того, 16 ноября 2006 г. был принят модельный закон государств-стран СНГ об инновационной деятельности, содержащий очень ценные рекомендации по построению всей инновационной системы. В нем определены базовые понятия и субъекты ИД, и он может быть взят за основу в законодательной работе Госдумы и Совета Федераций.

О. Гутников отметил, что в последнее время наблюдается тенденция, что любые несуразицы в области науки и инноваций, которые кажутся чиновникам приемлемыми с политической, финансовой или какой-то другой точки зрения, немедленно обретают силу закона. Одним из таких примеров неудачного правового регулирования в научной сфере может служить создание «такой юридической несуразицы как автономные учреждения».

По мнению докладчика, принятие закона об АУ было вызвано тем, что государство больше не хочет финансировать соответствующие организации в социальной сфере или же пытается существенно сократить такое финансирование, снять с себя ответственность за их деятельность. С точки зрения права, АУ – это нелогичная и противоречащая, в том числе и Гражданскому кодексу конструкция.

Гутников пояснил свою точку зрения так: «Смотрите, что происходит. Выделяется «особо ценное имущество», по которому АУ не отвечает по своим обязательствам, государство тоже не отвечает по обязательствам АУ. Тем не менее, по Гражданскому кодексу, юридическая лицо – это организация, которая имеет обособленное имущество и …отвечает своим имуществом в своих отношениях с контрагентами. Непонятно, как АУ будет выступать в гражданском обороте, если ни оно, ни государство не отвечает каким-то ценным имуществом. Это несерьезная конструкция». Докладчик выразил надежду на то, что вскоре закон об АУ будет существенно изменен.

Другим примером неудачного законодательного регулирования является текущее правовое описание Российской академии наук. Ученые-правоведы много раз говорили о том, что РАН представляет собой матрешку юридических лиц (одно юрлицо находится в другом, что противоречило закону). После принятия в 2006 г. существенных поправок в Закон о науке такая «матрешка» юридических лиц (РАН и её подведомственные организации) была легко оправдана и узаконена.

Олег Гутников отметил, что «теперь слово «Академия наук» из закона исключено и она является непонятно чем: это уже не учреждение, т.к. закон говорит, что это не учреждение. …Более того, появляются юридические концепции, оправдывающие положение вещей. Недавно мне на глаза попалась концепция, которая объясняет правовую природу Академии наук. …Они додумались до того, что РАН там описана как некая особая организационно-правовая форма юридического лица, которая называется «государственная академия наук», это не учреждение, не унитарное предприятие, не акционерное общество, а это новое юридическое лицо - государственная академия наук».

Согласно новому закону РАН может создавать дочерние предприятия и учреждения, однако имущество всех дочерних предприятий находится в государственной собственности. «РАН управляет этим имуществом как собственник, но собственником то она не является, поэтому в данной концепции описана такая необычная правовая конструкция, что РАН, управляя имуществом государства, по сути, выполняет функции собственника по отношению к учреждениям и унитарным предприятиям, от имени собственника». Согласно идее горе-правоведов РАН сама себя от имени собственника наделяет имуществом на праве оперативного управления. Таким образом, РАН от имени Российской Федерации решает, сколько выделять имущества самой себе и подведомственным учреждениям, и от имени РФ наделяет себя имуществом. По мнению О. Гутникова, это еще один пример, что основным фактором в научно-технической политике России является не грамотная законотворческая деятельность, а наоборот «нормативное регулирование у нас приспосабливается под все, что придет в голову чиновникам».

Далее докладчик сосредоточился на перечислении основных направлений в области законодательства в области науки и инноваций, по которым ведется активная законопроектная деятельность или же такая работа не ведется, но эти сферы нуждаются в правовом регулировании. Помимо необходимости описания ключевых понятий инновационной деятельности, он затронул вопрос законодательного регулирования некоммерческих научных организаций, попавших, с приближением выборов, под пресс ужесточения контроля государства над деятельностью НКО.

В начале 2006 г. в законы об НКО и общественных организаций были приняты поправки, которые по сути дела «выворачивают руки» всем НКО, автономным организациям, некоммерческим фондам, организациям и партнерствам. В конце 2006 г. был также принят закон о порядке формирования и использования целевого капитала НКО. Все эти поправки, требующие отчета перед государством за каждую потраченную копейку, контролирующие пожертвования граждан и юридических лиц, по сути, ограничивают права собственности НКО и ставят под сомнение возможность их эффективной деятельности. «Очевидно, что это делалось в политических целях, чтобы не допустить непонятные источники финансирования политических партий, но в нашей сфере науки и инноваций это болезненным образом сказывается на формировании и сборе пожертвований на научно-инновационную деятельность».

О. Гутников также высказал свое мнение по вопросу интеграции науки и образования и стоящих на этом пути барьерах в юридической сфере. Он отметил, что отечественное законодательство очень негибко в вопросе регулирования реорганизации различных юридических лиц. «В частности, в отношении некоммерческих и коммерческих организаций ограничены возможности по созданию различного рода интегрированных структур, когда одна организационно-правовая форма может влиться в другую». По его информации, МЭРТ уже разработал законопроект, снимающий юридические барьеры в этой сфере для коммерческих организаций, а для НКО проекта закона пока нет.

По его словам, все вышеуказанные проблемы свидетельствуют о том, что, несмотря на, казалось бы, богатую систему юридических лиц и организационно-правовых форм, ни одна из них в полной мере не отвечает потребностям научной и инновационной деятельности. Сейчас организации большую часть усилий и времени посвящают не собственно проблемам науки и инноваций, а тому, где взять деньги, как обеспечить разнообразное и легальное финансирование.

Гутников затронут и тему развития законодательства о частно-государственном партнерстве в сфере науки и инноваций. По его мнению, хотя в России существует множество форм ЧГП в виде инвестиционных и пенсионных фондов, а МЭРТ уделяет большое внимание крупным экономическим проектам в области ЧГП (автомобильным дорогам и др.), реального вовлечения ЧГП в научно-инновационную сферу не происходит.

В заключение своего очень информативного выступления докладчик рассказал, что сейчас на рассмотрении Госдумы находится проект Федерального закона о внесении изменений в Часть 2 Налогового кодекса в части формирования благоприятных условий для финансирования инновационной деятельности и время покажет, будет ли принят.

Далее Л. Гохберг предоставил слово двум действующим ученым: Александру Габибову (лаборатория биокатализа, Институт биоорганической химии им. М.М. Шемякина и Ю.А. Овчинникова РАН) и Семену Ляховичу (Томский государственный университет).

А. Габибов, член-корреспондент Академии наук, в начале своего выступления высказал свое мнение о реформировании РАН. «Я не считаю, что нужно столько критиковать нашу Академию наук. Это учреждение, которое сохранило уникальные научные кадры. Часть нашего национального богатства сделана их умами, пусть они сейчас ошибаются, но это та реальность, которая дана нашей стране». Он выразил сожаление по поводу дискуссии о судьбе науки и РАН, раздирающей научную общественность, но отметил, что те, кто хотят заниматься научными исследованиями, те ими занимаются, а все споры со временем улягутся.

Он отметил, что сейчас в мире существует четкое разграничение между странами научными и ненаучными. Если перейти из научной в ненаучную – довольно легко, стоит лишь прекратить финансирование науки, то «обратный ход очень тяжелый». Многие развивающиеся страны Африки и Азии пытаются это сделать, но дается им это с большим трудом. На его взгляд, не нужно изобретать велосипед, а стоит обратиться к западному опыту организации науки. Не стоит слепо и буквально копировать западную систему, но следует её адекватно внедрить, взяв там самое лучшее. «Андрей Фурсенко неоднократно посещал наш институт, и он, по-моему, хорошо знает, как там всё организовано».

Комментируя выступления основных докладчиков по вопросу об организационно-правовой форме РАН, он выразил убеждение, что Академия наук, как «достаточно древняя организация, еще со времен Петра I» была и остается государственным учреждением. На Западе нашей РАН больше всего соответствуют форма Национальных лабораторий (Los Alamos и др.), которые финансируются из государственных источников, а деятельность ученых регламентируется подробнейшими отчетами за 4-5 лет работы и различными проверками. «Там тоже есть нарушения: лоббизм и др., но система работает и нечего нам придумывать. Наша Академия наук лучше всего подходит к этой системе».

Он полагает, что оценкой эффективности работы российского ученого могут быть те же критерии, что используются на Западе – публикации в высококлассных журналах, индекс цитируемости и др. критерии, но главный – «Нужно публиковаться в хороших журналах».


По его оценке, хотя Министерство образования и науки делает ошибки, но стало работать лучше. «Моя лаборатория, получавшая в 90-е гг. около 90% финансирования из-за рубежа, сейчас 50% всех необходимых средств получает из Министерства».

Если на Западе развита сеть частных научных институтов, то первые ростки такой сети появляются и в России. Так, в области фармацевтики и биоорганической химии, в рамках компаний «Биокар», «Фармсинтез», «Фармстандарт» созданы научные лаборатории, которые начали перетягивать ученых из Академии наук.

Если за рубежом частный бизнес – активный спонсор научных исследований, то и в России Минобрнауки начало проводить конкурсы грантов, по условиям которых научный институт должен привлечь к своему проекту определенный процент частного капитала. «Есть, конечно, злоупотребления, подложные фирмы и фонды, с этим надо бороться, но в рамках Министерства, Счетной палаты. Однако уже есть крупнейшие фирмы, которые готовы к сотрудничеству, они дают “белые деньги” или помогают нам в плане оборудования, обмене лицензий или разработок. Вот – хороший пример частно-государственного партнерства».

Еще одна проблема – «внедренческий аспект». Габибов рассказал, что в его лаборатории, как и всем Институте биоорганической химии, сделаны интересные научные разработки: отечественный инсулин и пр. генно-инженерные новации, однако уровни их продаж существенно отстают от западной продукции. Не хватает качественного маркетинга и пр. Он отметил, что в России очень плохо развита патентная система и не разработана система роялти (когда ученый получал бы определенный процент с продаж за свое изобретение, точно так же как поэты, композиторы сейчас получают деньги за исполнение своих музыкальных произведений). «Наши разработчики должны обращаться к международному опыту и переносить его квалифицированно и грамотно на нашу территорию. …Нужны прозрачные критерии оценки и участников этого процесса».

Информация, полученная в ходе круглого стола, об автономных учреждениях не могла не огорчить Александра Габибова: «То, что я слышал об АУ, меня расстроило, это будет серое пространство для науки второго сорта, второй свежести». А, как известно, науки, как и осетрины второго сорта не бывает. Он полагает, что не стоит отделять фундаментальную науку от прикладной: «Как показывает практика, кто не может заниматься фундаментальной наукой, тот не сможет хорошо – и прикладной».

Физик Семен Ляхович, специалист мирового уровня в области квантовой теории поля, рецензент ведущих мировых журналов, прокомментировал услышанное в ходе дискуссии с точки зрения лидеров фундаментальной науки немосковских вузов.

На его взгляд, та политика государства в области науки и инноваций, которая обсуждалась, «упускает и принижает значение основного субъекта в научной политике, в особенности в фундаментальной науке, – научной группы». Основным мотором науки является «не то или иное юридическое лицо (институт, университет, отделение академии, и т.п.) и не административная единица – лаборатория, кафедра, а научная группа и ничего больше. Эффективность научной политики зависит от того, насколько она поддерживает деятельность научных групп, стимулирует их продуктивную работу». Он отметил, что в области фундаментальной науки, любой научный проект – это либо программа деятельности одной научный группы в составе от двух до десяти человек, либо это интегрированный проект, осуществляемый объединением таких групп, каждая из которых разрабатывает отдельный фрагмент проблемы. Как правило, в такое объединение входят группы из разных организаций и даже стран – создается сетевая структура (network). При этом организации выступают только в качестве площадок для работы групп, соответственно их администрации – не активные субъекты научного процесса, а лишь организаторы инфраструктуры. "Очень небольшое количество крупных мировых проектов, обычно инфраструктурного характера, реализуется именно организациями, при фактическом руководстве со стороны их администраций, а не научных групп или консорциумов научных групп. У нас же сейчас делается все больший акцент на роль администрации и это снижает эффективность всех мероприятий по реформированию науки".

Семён Ляхович сравнил эффективность финансирования науки в 1990-е гг. и сейчас. Как ни странно, многие научные группы в России в 1990-е гг. жили довольно неплохо. Научные руководители и аспиранты получали индивидуальные и коллективные Соровские гранты, гранты ИНТАС и РФФИ, гранты Министерства образования, ездили за границу и это было эффективно с финансовой точки зрения. Все это давало возможность тому же С. Ляховичу и его ученикам строить квартиры в Томске. “Тогда мы жили довольно прилично – и занимались только наукой, не подхалтуривали чем-то еще”.

Теперь “мы видим, что общее количество денег в науке растет, но они сейчас даются чехом – фактически на организации, а не на группы”. По его мнению, система больших конкурсных лотов на организацию неэффективна. Все равно проект разрабатывает научная группа, к которой для укрупнения проекта руководство организации "довешивает" много лишнего, и потом лоббирует его в вышестоящих инстанциях. В дальнейшем средства поступают не на научную группу, а на всю большую организацию, которая их распределяет не из соображений научной эффективности. Если бы конкурс проводился между группами, то экспертное решение принимали бы научные рецензенты и проектом управляли бы научные лидеры, тогда эффективность грантов Минобрнауки была бы намного выше, чем текущее положение дел, когда финансовые средства фактически передаются по административным каналам из Министерства в администрацию победившей на конкурсе организации. Очевидно, что администрации вузов заинтересованы получать в свое распоряжение крупные средства под “псевдомакропроекты”, при этом значительная доля финансов в них расходуется на малопродуктивную деятельность и неконкурентноспособный персонал.

Он привел пример ситуации из жизни, когда конкурентоспособная научная группа служила фактическим ядром, брэндом, под который “выбивался” макропроект, университет получал деньги, и к проекту сразу “подключались” много сторонних людей, в результате финансы использовались неэффективно, а бремя отчетности лежало на группе и её лидере. В итоге, научный руководитель проекта принял решение уволиться из вуза, уехал из города и увез с собой несколько молодых и наиболее способных кандидатов наук. Хотя часть денег пошла не только на зарплаты, но и на покупку оборудования, самый важный элемент науки – её человеческий капитал был безвозвратно утерян. Нередки случаи, когда лоты Министерства давались на проекты, в составе исполнителей которых не было ни одной научной группы хотя бы с приличными публикациями и конкурсными проектами.

Ученый выразил убеждение, что «финансирование науки должно быть нацелено на научные группы, их кооперацию и подготовку кадров для них. Если этого не происходит, то деньги тратятся неэффективно, и результат приобретает случайный, а не системно-обусловленный характер».

С. Ляхович затронул и другую проблему: “уравниловку”, равномерное размазывание денег по всему профессорско-преподавательскому составу, независимо от научной работы. На Западе, чтобы получить должность профессора в ведущем университете, человек должен сделать существенный вклад в науку. В России же профессором может быть и неактивный ученый. Профессора получают одинаковую заработную плату, по единой тарифной сетке. Те, кто не занимается наукой, "успевают работать в 3 местах и преподают всякую халтуру, получая больше, чем лидер научной группы международного уровня". По его оценке, в хорошем немосковском университете, где примерно 300-350 профессоров, в лучшем случае15 из них – по настоящему международного уровня, 30 человек – активно работающие ученые, заметные в стране. Еще человек 30-40 – ученые среднего уровня, а остальные просто не занимаются наукой. Научная эффективность не стимулируется в вузе материально – в отличие от всевозможных "халтурных" преподавательских приработков в филиалах, сомнительных курсах и т.п. В результате часть ученых теряется, они начинают “калымить” и деградируют как специалисты. По его мнению, необходимо выделить небольшую научно-активную часть профессоров и доцентов, установить надбавки только им и тогда эффективность государственной политики в сфере науки и образования была бы значительнее.

Физик из Томска также отметил, что государство не создало инструментов для привлечения талантливой молодежи в науку. На Западе борьба за способных абитуриентов носит, в том числе и экономический характер. Учиться в американских и европейских университетах для иностранцев очень дорого, но способные люди получают серьезные гранты, и фактически эти гранты обычно раздает университет. У Томского государственного университета нет возможности привлекать ребят из Казахстана, соседних областей России, как это было раньше. В крупных и малых городах появились свои университеты или филиалы университетов, уровень которых – плачевный. Там есть кафедры теоретической физики, есть таблички “Теоретическая физика”, но там даже одаренный человек никогда не станет физиком-теоретиком международного уровня.

В этой связи Семён Ляхович предложил создать стипендии размером около 10 тыс. рублей в месяц, которые университеты национального значения могли бы назначать своим лучшим приезжим абитуриентам, допустим, первой десятке по результатам региональной научной Олимпиады. “Что нужно в терминах денег? 100 абитуриентов по 10 тыс. в месяц, это – 12 млн. руб. в год на университет, что в современных масштабах государственных средств в науке и образовании – не так много. Приток же дополнительных ста способных приезжих абитуриентов, даже на фоне трехтысячного набора, способен дать заметный эффект. Это еще и серьезный сигнал для абитуриентов, куда следует поступать. Туда – где им дают стипендии, при чем способным, а не всем. Если же по-прежнему распылять средства “всем сестрам по серьгам”, а не вкладывать в привлечение талантов туда, где их могут сделать специалистами международного класса, то через некоторое время все немосковские университеты деградируют до неконкурентоспособного уровня.”

Леонид Гохберг сделал краткое резюме Круглого стола. Он отметил, что проблемы, выраженные разными докладчиками, сводятся к трем центральным тезисам. Во-первых, нужна глубокая институциональная реформа науки. Во-вторых, её главным устремлением должна стать поддержка лучших, а не размазывание бюджета по всем, и это на всех уровнях – отраслевом, институциональном, научных групп и индивидуальном. И, в-третьих, должна быть достигнута полная прозрачность системы финансирования наукой, как это делается, допустим, в Национальных лабораториях США.

Примечание:

1. Программа VIII Международной научной конференции "Модернизации экономики и общественное развитие", 3-5 апреля 2007 г.
25 мая 2007, 10:00 Наталия Демина
обсудить распечатать
.ру