У евреев есть только одна миссия
Виталий Нахманович – украинский историк и этнополитолог, ведущий научный сотрудник Музея истории Киева. Член Научного совета по проблемам национальных отношений НАН Украины.
Что должно делать государство для примирения так называемой «национальной памяти» еврейского и украинского народов?
На самом деле формирование исторической памяти – сложный динамический процесс, в котором принимают участие самые разные действующие лица. Государство – лишь одно из них.
Даже в таком тоталитарном государстве как СССР сохранялась групповая память разных национальных сообществ. А мы хорошо помним, как советское государство насаждало официальную модель памяти. Поэтому не нужно строить иллюзий, что государство может исключительно по своему желанию формировать, а уж тем более примирять или ссорить разные национальные памяти. Государство может влиять, но не более. Это важно понимать всем, в том числе самому государству, равно как общественным деятелям и национальным общинам.
Еще важно четко понимать, что модель исторической памяти и отношения между разными историческими памятями зависят от актуального проекта будущего. Национальная память – это не история, а выборка, которая должна подкрепить и проиллюстрировать наше желаемое будущее и необходимые для его достижения действия в настоящем.
Поэтому, примирение украинской и еврейской национальной памяти зависит, в первую очередь, от видения украинцами и евреями общего будущего в рамках Украины, как страны. У наших народов никогда не было совместного общественно-государственного проекта. После периода Киевской Руси украинцы никогда не были хозяевами на своей земле. Модель настоящего и будущего на украинских землях всегда строили другие народы и государства: Польша, Россия, Турция, Венгрия… Кто угодно, но не Украина и не украинцы. Понятно, что евреи, как и любая другая диаспора, соотносили свое видение настоящего и будущего с доминирующим взглядом, который задавала господствующая нация и государство. Поэтому евреи никогда не соотносили свою модель будущего с украинской, а украинцы никогда не имели возможности предложить евреям какую-либо свою модель. Соответственно, никогда не стояла задача примирить эти исторические памяти. Более того, очень часто доминировать начинали конфликтные, а не конструктивные моменты.
Очевидно, что в истории евреев были разные периоды взаимоотношений с разными народами. И нельзя сказать, что с украинцами они были наихудшими. Но с другими народами евреи примирялись, как, например, с немцами, которые организовали самую большую трагедию в истории еврейского народа – Холокост. Однако с ними найдено взаимопонимание о сегодняшнем и завтрашнем дне, как в Германии, так и в отношениях между Германией и Израилем.
Поэтому роль украинского государства на самом деле заключается не столько в примирении памяти, сколько в стимулировании поиска общей национальной идеи, которая объединила бы украинцев и евреев в этой стране.
При этом не нужно делать вид, что евреи всегда были белые и пушистые, а украинцы – всегда негодяи. Это двухсторонний исторический конфликт, со своими объективными причинами, и снимать его нужно с двух сторон. А это значит не столько тыкать другому в глаза претензиями, сколько думать, что делал и делаешь ты сам.
Общая национальная идея – это понятный тезис. С другой стороны, происходят события, которые могут этому мешать, как, например, планы поставить памятник Гонте в Умани…
Надо четко понимать, что любое государство строит, в первую очередь, один народ, который является «локомотивом» строительства. Этот же народ предлагает некую национальную идею. Дальше возникает вопрос, насколько эта идея приемлема для других народов в этой стране, а если идея имперская – то и за пределами этой страны. Не бывает так, чтобы все народы собрались и вместе решали, что мы будем тут строить.
Это государство называется Украина. Украинцы в Израиле не формируют национальную идею. Они приезжают в страну, и либо принимают то, что есть, либо не принимают. Но украинцы в Израиле не проблема. А вот огромное количество арабов, на которых израильская национальная идея совершенно не рассчитана, – это проблема, из-за которой идет перманентный конфликт. Разумеется, проблема имеет и другую сторону, так как та идея, которую, в свою очередь, предлагают арабы, вообще не предполагает места на этой земле для евреев.
И это не только израильская ситуация. Во Франции такую национальную идею формируют французы. При этом необязательно, чтобы эти люди были французами по крови. Они могут быть кем угодно, но если они соотносят себя с этой нацией, ее ценностями и традициями, – то могут конструктивно участвовать в этом процессе. Но если человек сидит в Париже, говорит о том, что он араб, который хочет жить по шариату и ограничивать поведение всех остальных в соответствии со своей культурой, то тут начинается конфликт.
Поэтому не нужно делать вид, что национальную идею в Украине будут формировать украинцы вместе с евреями, русскими, крымскими татарами и всеми остальными. Эту идею могут сформировать только сами украинцы. Вопрос в том, как они ее сформулируют, будет ли эта идея открытой для мягкой интеграции, или основанной на полной ассимиляции (как, кстати, та же классическая французская модель), или же вообще исключительно на этнической принадлежности…
Что касается памятника Гонте, то я вообще не вижу в этом проблемы. Наверное, в каждом украинском городе есть улица Гонты. В Киеве, например, она существует с 1957 года. И никто по этому поводу до сих пор ничего не говорил. Мы много десятилетий живем в городах, которые наполнены именами самых разнообразных бандитов, в первую очередь большевицких, а на них крови гораздо больше, чем на Гонте. Вон, на днях в Луганске открыли памятник Сталину. Что-то я не слышал возмущения евреев по этому поводу.
Но есть еще и просто безграмотность. Вот сейчас в одном небольшом городе разгорается конфликт общественности со свободовским мэром (в целом, абсолютно несимпатичным персонажем). И еврейский активист, в частности, возмущается тем, что мэр инициировал переименование одной из улиц в честь Евгена Коновальца – «петлюровского атамана-погромщика». Это элементарное невежество, помноженное на стереотипы исторической памяти, потому что Евген Коновалец был командиром Сечевых стрельцов, на счету которых как раз не было ни одного погрома. Более того, к Петлюре приходили еврейские депутаты с просьбой разместить в городе гарнизон Сечевых стрельцов, потому что это гарантировало защиту от погромов.
Так может нам самим для начала стоит разобраться и выяснить, что к чему?
Может возникнуть впечатление, что вы говорите о статичности…
Я не зря привел пример с Коновальцем. Евреям не нравится много украинских героев, при этом значительная часть – по совершенно надуманным причинам. В частности, потому, что в головах у многих евреев до сих пор глубоко сидят все штампы советской пропаганды.
Поэтому нужно работать с собственной головой и менять свое отношение к тому, что вбивалось в нее целыми десятилетиями пропаганды. Не нужно бегать и кричать о том, что нам не нравятся ваши герои. Нужно подумать о том, что значительная часть этих героев не нравится нам несправедливо. Нужно научится оставлять большую вероятность того, что неправы мы, а не они.
Я против статичности. Но я за внутреннюю динамику, и именно она поможет нам менять все.
Как противодействовать процессу «сакрализации героев», когда любая критика действий определенных исторических фигур воспринимается в штыки?
Почему этому нужно противодействовать? Любое общество сакрализирует своих героев и воспринимает критику в их адрес в штыки.
Как бороться с тем, что история все больше становится инструментом?
История – всегда инструмент. Во все времена, во всех странах и при всех режимах. Есть наука «История», а дальше идет ее практическое применение, которое и превращает ее в инструмент. История – общественная наука и, соответственно, должна быть инструментом общественной жизни. Иначе зачем она вообще нужна?..
Да и что означает бороться? Давайте запретим теорию относительности, чтобы не создавали атомные бомбы…
В чем, по-вашему, состоит миссия украинского еврейства?
У украинского еврейства нет никакой особой миссии. Есть глобальная еврейская миссия – демонстрировать на собственном примере и передавать другим народам основные этические принципы, заложенные в Торе. Никакой другой миссии у евреев никогда не было и нет. Что мы себе сами придумывали – это уже другой вопрос.
Да и такого организма, как «украинское еврейство» сегодня нет. Есть евреи, живущие в Украине, граждане этой страны. Одна часть из них ностальгирует по мифическому Советскому Союзу без антисемитизма. Другая – готова принять Украину как Малороссию, т.е. либеральный вариант России. Сегодня появляется новое поколение, которое уже отождествляет себя с украинской Украиной. Его пока что еще очень плохо видно. И будет ли оно нести в себе особенную еврейскую миссию?..
До 75 годовщины трагедии в Бабьем Яру осталось меньше года. Какой, по-вашему, должна быть эта годовщина? Стоит ли что-то строить в Бабьем Яру?
Как будут отмечать собственно годовщину, на мой взгляд, не имеет значения. Самая большая проблема постсоветской истории Бабьего Яра – то, что это «история годовщин». Раз в году к советскому памятнику неизвестно кому приходят высокие украинские чиновники и еврейские «лидеры». Если дата круглая, появляются международные гости. Кладут цветы, говорят слова, проводят торжественные мероприятия и уходят на год. Наверное, это тоже нужно, может, это помогает помнить о том, что есть такое место – Бабий Яр. Как по мне – это неинтересно, и скорее всего, в этом смысле все будет проходить так же, как и обычно.
Вопрос в другом: возможно ли использовать эту годовщину для принципиального решения проблемы Бабьего Яра. Это решение заключается в том, что все попытки увековечить память Бабьего Яра до сих пор выражались в желании что-то там поставить, а последнее время и построить, в то время как вся территория оставалась абсолютно запущенной. И остается такой до сих пор. Бабий Яр – заброшенный лесопарк, в котором почему-то поставлено много памятников. И их становится только больше, но при этом заброшенный лесопарк никуда не девается. Исходя из этого, я бы очень хотел, чтобы в связи с приближающейся годовщиной лесопарк превратился в мемориальное пространство. Нужно организовать эту территорию.
Когда человек заходит на обычное кладбище, он сразу понимает, куда попал. А если это мемориальное кладбище… Есть понимание присутствия в мемориальном пространстве, на территории другого значения. Вы не загораете там, не пьете пиво с орешками на лавочке или лежа в кустах. Люди понимают, как себя вести. В такое пространство и должен превратится Бабий Яр, ведь это не только место, где расстреливали, а и весь исторический многонациональный некрополь, с уничтоженными советской властью кладбищами.