В первых двух частях интервью Виталий Овчаренко: Ультрас “Шахтера” принципиально не дрались во время поездок на Западную Украину и Виталий Овчаренко о партизанской борьбе в захваченной террористами столице Донбасса Виталий Овчаренко рассказал ONLINE.UA о первых схватках с пророссийскими сепаратистами в начале 2014 года и борьбе с боевиками после захвата столицы Донбасса.
В продолжении беседы с журналистом Ярославом Гребенюком Виталий Овчаренко рассказывает о своих первых месяцах на фронте и начале окружения сил АТО в Дебальцево.
— Итак, из Донецка тебе пришлось уехать в середине мая…
— Я перебрался в Киев, но продолжал ездить на Донбасс, побывал в освобожденном Славянске. Несколько раз был в одном из городов на севере Донецкой области, где, скажем так, узнал пару моментов, которые впоследствии помогли освобождению некоторых населенных пунктов. Извини, что так загадочно, но время говорить об этом ещё не пришло.
В середине лета 2014-го я понял, что накал не уменьшается, и что нехрен в Киеве сидеть, нужно идти на войну.
Друзья начали меня собирать. Артур Шевцов подарил бронежилет — за что ему огромное спасибо. Ребята-ультрас скинулись, купили дорогущие немецкие берцы — они мне очень зимой в Дебальцево помогли. Активно участвовали знакомые из Тернополя. Помогал Миша Макарук из “Народного Тыла”. Вообще огромное спасибо всем, кто мне помогал, да и всем, кто продолжает помогать ребятам на войне.
И вот я собрался, 8 августа приехал в Днепропетровск — и здесь началось то, что мы иногда считали саботажем со стороны Министерства внутренних дел. Мы, новобранцы батальонов “Днепр-1”, “Артемовск”, “Кривбасс”, почти месяц ждали, когда нас отправят на войну, а в это время был разгар боевых действий. Человек двести не могло уехать на фронт.
Через день мы толпой собирались у днепропетровского МВД и спрашивали: а когда же нам поставят штамп? Ребята ходили и в облгосадминистрацию — к Корбану, Филатову (на тот момент — заместителям главы Днепропетровской ОГА, — ONLINE.UA), и только 26 августа, в разгар Иловайска, нас собрали и сказали, что после быстрого обучения нам наконец-то оформят все бумаги, и мы сможем уехать на войну. Да, было четыре дня обучения. Как для милиционеров патрульно-постовой службы, которыми мы официально являлись.
— Учили зачитывать гражданские права при задержании?
— В том числе. Я это даже не конспектировал, понимал, что это бред — я уже в тех местах был, видел технику, бойцов и понимал, что мы не будем по улицам ходить как ППС. Короче, четыре дня нам читали какие-то непонятные лекции. А запомнилось такое — одна из преподавателей в последний день расплакалась прямо на лекции, пожелала нам удачи. Не помню даже, как ее зовут, блондинка, лет тридцати пяти — очень переживала за нас. В аудитории стояла абсолютная тишина, когда она нам говорила пожелания. Я думаю, некоторые только тогда осознали, куда они едут. И 2 сентября мы выехали в Артемовск.
— Подожди, вам хоть пострелять дали?
— По пять патронов из “пээма” (пистолета Макарова — ONLINE.UA) дали стрельнуть.
— А до этого ты имел дело с огнестрельным оружием?
— Не довелось. Ехали мы на микроавтобусах, и как только пересекли границу с Донецкой областью, стало так не по себе. Пустые дороги, только пролетают фуры и БТР. Водитель наш — перепуганный, говорит: “Мне нужно выкинуть вас, и быстрее назад!” Потом спросил у наших: “Кто умеет пользоваться автоматами?” Только двое умело, зарядили два автомата на всякий случай. На базе уже успокоились — все таки к своим попали.
— Подожди немного. Учитывая уроки истории, можно было предположить, что так все и будет: страна не готова к войне, в мясорубку бросят неподготовленный молодняк. Патриотам придется платить за некомпетентные решения или предательство. А можно было поступить по-другому — например, вписаться в партизанскую войну?
— Конечно, можно было. Были неформальные отряды, которые вооружались и действовали на свой страх и риск.
Местные, в том числе мои друзья и знакомые, партизанили — помогало знание края, географии. Если их сепары задерживали, спрашивали: “Вы откуда!” — “Та, с ТекстилЯ! Доехать так-то и так-то”. Их отпускали. Сепары долго не могли поверить, что с ними сражаются не “правосеки-бендеры со Львова”, а местные, дончане.
Да много такого было, что можно смело описывать в книгах и фильмах. Студенты, рабочие раскрыли себя в войне и стали героями. Мои друзья и сейчас продолжают служить в разных силовых структурах Украины.
Бывшие военные тоже активно партизанили. Выезжали на “сафари” вглубь территории противника. Знаю случай, ребята на Майдане купили какие-то “казацкие” тужурки, заехали в Донецк, арестовали сепара и обратно выбрались, а местные “казаки” их даже похвалили: “Правильно вы его!”
И такой у меня знакомый был: он помогал во время одного трагического отступления нашим солдатам. Просто ехал, собирал их по полям, придумывал легенду и проезжал через блокпосты.
Награжден за это. Но я избрал другой путь — воевать официально. Все равно у меня не было навыков владения оружием, боевого опыта. Да и где-то в глубине души хотелось: если меня убьют, чтобы мама получила льготы. Ну, может так эгоистично, но как есть.
— Расскажи, когда в первый раз попал в экстремальную ситуацию.
— Первые дни. Куда ехали — не помню, слишком много было тогда в крови адреналина. Мне повезло, я оказался в четверке, где старшим был Вова Гукаленко, он потом погиб под Горловкой. Что-то мы должны были сопровождать. И вот мы едем где-то в районе Константиновки, а в метрах четырехстах, может и больше, впереди началась стрельба. Как потом выяснилось, сепары обстреливали, но не нас. А наши для профилактики стали бить в “зеленку”. Кипиш, мы выпрыгнули, легли у дороги. И тут Вова понял, что я автомат раньше в руках не держал. И вот он стал стараться вывозить нас на полигон, учил стрелять. Я уже потом с ним в горсовете Артемовска дежурил, и тогда же он меня на полигон и свозил. Вот и все — простая ситуация, но для меня это каким-то супербоем казалось.
Потом мы стали дежурить на блокпостах в районе Артемовска — это такая рутинная неблагодарная работа. Минус двадцать, ты днями околачиваешься на этом блокпосту, проверяешь эти ненужные машины. Волонтерам большое спасибо — они и буржуйки нам находили, и вещи привозили, и столько их проезжало через наш блокпост — тогда я понял, что в Украине есть гражданское общество.
Часто это нудно было, но как только мы начинали расслабляться — что-то происходило: то стрельба, то снаряды к нам прилетали. А потом стали участвовать в операциях. Приезжали спецы: “Ребята, не хотите поучаствовать в экшне?” — “Конечно!”
Операции были такие. Нам говорят, например: есть информация, в этих трех домах есть сепаратисты, вооруженные. И колона заезжает на улицу, а потом резко захватывает подозрительный дом. Выбиваем двери, всех кладем на пол, а потом уже разбираемся: кто и что? Ищем оружие, прочесываем чердаки, погреба.
Вот один такой случай. Согласовали операцию, приезжаем на заправку, там уже сидят наши ребята — видно, что опытные, спецура. Рассказывают: “Наши два дома в самом конце такой-то улицы. Вооружены могут быть чем угодно — от пистолета до гранатомета, так что будьте аккуратны по максимуму. Если придется стрелять — смотрите, чтобы не шмальнуть в своих!” Спецура должна была захватить крайний дом, была информация, что именно там прячутся сепары, но могут быть и в доме, который поручался моей группе.
Потом мы внимательно смотрим друг на друга, запоминаем — и поехали.
Едем, понятно — адреналин лупит хороший. Вот и эти дома. Мужика, который открыл калитку, бросили на землю, подбежали к дому — двери были не заперты. Забегаем — там бабушка готовила кушать, а сепаров, слава Богу, не оказалось. А в соседнем доме взяли двух типОв — один из них приближенный к лидерам в Горловке. Стали проводить обыск — поначалу ничего не могли найти, но того сепара опознали по фото, поэтому продолжали.
А потом так их раскрыли. Существует масло для смазки оружия — на жаргоне оно называется “вэдэха”. Оно специальное, не используется в мирных целях, так вот — нашли его, а задержанный пытался рассказать, что он им велосипед смазывает. Это было так наивно! Вот на этом масле они попались, и потом раскололись.
Надо понимать, что это были месяцы перемирия, хотя стрельба и не прекращалась полностью.
А потом началось Дебальцево. 31 января (2015 года, — ONLINE.UA) мы благополучно приехали в город. Два часа ждали приказа — что делать дальше? Нас заметили сепары, и заработала артиллерия — снаряды попадали рядом. И мы отправились назад в Артемовск, а утром уже опять вернулись в Дебальцево и обосновались на одной из заправок. Наши стали базу оборудовать, а я стоял на посту. Было жутко холодно, шел дождь со снегом. И вот я заметил яму, что-то вроде слива. Кинул туда кирпич — проверить глубину. И как предчувствовал, что это понадобится — через три минуты нас начали обстреливать. Снаряд настолько рядом разорвался, что я не понял, как в этой яме очутился. Это прошло всего часа два, как мы приехали, видимо, сепары таким методом с нами здоровались.
В яме вода была внутри. Я потом туда наложил кирпичей, мокро, но с кирпичами можно переждать. Когда уходил с поста оттуда, другим солдатам, что на смену пришли, показал: “Вон ямка — укрытие!” Позже узнал, что мои товарищи в этой ямке пересидели сильнейшую бомбежку.
И вот мы укрывались от обстрелов, боролись с диверсантами, ходили на зачистки, ездили помогать ВСУ на крайние позиции, помогали местным жителям, а потом 9 февраля сепары захватили Логвиново. Но мы думали, что это ненадолго, не могли поверить, что после Иловайска наши позволят опять себя взять в окружение. Но день-два — и стало понятно, что нас таки взяли в окружение, и ничего хорошего нас не ждет.
А затем нас отправили охранять железнодорожный мост. “Железка” делит Дебальцево на две части. И мы сторожили мост, чтобы сепары его не взорвали — если мост разрушить, то объезд очень далеко, нарушатся наши коммуникации.
Обосновались в туннеле. Я потом это фото у себя в Фейсбуке поставил, “Воїни світла”. Світло в кінці тунелю охороняють воїни Збройних Сил України:
Бомбили тогда так, что нам не могли подвезти смену, просидели в туннеле около 32 часов. Чтобы ты понимал, мост над туннелем рассчитан на 6-7 товарных составов. Но пару раз по нему ТАК попадало, что он хрустел, сыпались куски бетона. Думали, нас завалит. А ты лежишь ночью в туннеле, видишь в проход: город горит, светло как днем — зарево одно видно, шифер трещит, слышна перестрелка. Весело, в общем. Утром, когда вышли — все металлом посечено, и метрах в пятнадцати — в земле снаряд “градины” торчал.
Ночью мимо нас несколько раз какие-то наши вояки проезжали. Тоже бомбежку переждать — пару раз чуть не стрелялись с ними. Знаешь, уже везде всем “ввижаються” ДРГ (диверсионно-разведывательные группы — ONLINE.UA) и прочее. Но везло, что беды не случилось.
Все девятнадцать дней, что мы пробыли в городе, русская артиллерия очень жестко бомбила город, поэтому, когда я слышу, что это мы бомбили — это смешно. Как Дед (наш шофер, позывной — Дед) нас ночью вывозил — вообще непонятно. Там дом горит, там горит, деревья на дороге повалены, там — ракета из земли торчит. Перед нами взрывы, там перестрелка идет, летают-светятся трассера. Все время в поездках видишь взрывы, зарево, ехали туда — целы были дома, обратно — уже горят. Деревья посечены осколками, веточки лежат. Гул стоит, Луны, как в прочем и Солнца, не видно из-за дыма. Вот как в “Апокалипсисе сегодня”, когда после ракетных ударов с вертолетов все горит.
Добрались мы из туннеля на базу, и тоже, получается, нам повезло — как раз в это время наши ребята поехали на операцию куда-то на окраину, попали в засаду, трое погибло. В той группе земляк мой был, из Лимана, — Сергей Карпо, мы его звали Малёк, ему 18 лет только исполнилось. Все уже спали, а я нет — попрощался с ними. Сказал: “Давай, удачи!” А через два часа Малёк погиб — даже тело его не нашли. Что-то по ДНК определили, но похорон так и не было. Диму Стрельца еще убили, а он только дочку младшую в школу отправил, 1 сентября. И Витя Лаговский погиб, у него перед этим внучка родилась, он всем про эту внучку рассказывал. Вот получается, если бы не задержались в туннеле под бомбежкой, попали бы в эту жесткую переделку. Не было бы счастья, так несчастье помогло. Такое на войне тоже бывает.
В той операции еще погибло два парня из батальона “Львов”, они перебрались к нам на базу и вместе стали воевать: “Артёмовск” и “Львов” — восток и запад, символично.
— Расскажи, как в таких условиях солдаты получают информацию? Понимают, что вообще творится?
— Бывает — никак не получают. Один раз мы поехали на окраину, прочесали ее, возвращаемся, а местные говорят: “Что вы тут делаете? Здесь сепары!” — “Как?” — “С позавчера!” Вот, бывает, так свежую инфу и узнают — когда по тебе стреляют в районе, который должен быть, по идее, нашим. Нам тогда очень сильно повезло, что нас не заметили. И не перестреляли.
А на базе у нас до последнего дня была спутниковая антенна, работал телевизор, и мы, получается, наблюдали за событиями онлайн. Смотрим новости: сепары заявили, что захватили горсовет в Дебальцево. А я знаю — их там нет. И понимаю, что важно доказать — они врут! Плюс я ж понимаю, что это наш шанс и козырь для украинских переговорщиков в Астане или Минске, не помню где шли переговоры по Дебальцево (переговоры по Донбассу состоялись в Минске в феврале 2015 года, — ONLINE.UA).
Горсовет был в трех километрах от нас. И я попросил Деда и своего настоящего боевого побратима Васю решиться на отчаянный шаг: поехать и сфотографировать украинский флаг над горсоветом. Город уже по сути был ничейным, это было очень рискованное предприятие. Встретили по пути непонятно чей “КамАЗ” с “зэушкой” (зенитно-ракетная установка — ONLINE.UA), мы остановились возле деревьев, а “КамАЗ” пролетел на скорости мимо. В общем, тоже невесело.
Повезло — сфотографировали и благополучно вернулись.
У нас было место, где хорошо ловила мобильная связь — я пошел туда с телефоном, чтобы выложить эти фото в сеть. Прошел метров двадцать, тут по базе начала валить артиллерия. Я на всех парах вернулся в подвал, потом после обстрела потемнело, и идти уже куда-то было самоубийством. Так те фоточки и не выложил. Ребята потом упрекали: “Эх, что ж мы — зря рисковали?”
Окончание следует…
Беседовал Ярослав ГРЕБЕНЮК, фото предоставлены Виталием Овчаренко
Источник: news.online.ua