5 марта 1940 года Иосиф Сталин подписал решение, в результате которого были отправлены на расстрел 15700 польских граждан – офицеров, которые похоронены в Катыни (около Смоленска), Медном (близ Твери), Биковне (под Киевом) и Пятихатках (под Харьковом). Расстрелы производились в апреле-июне 1940 года.
Украиская Миротворческая Школа приготовила к печальной годовщине кровавого преступления советского режима целую серию публичных акций и опубликовала уникальную книгу.
Для Информационного центра “Майдан Мониторинг” эта тема близка и болезненна давно. Летом 2014 года наш старый друг и партнер депутат Европарламента Павел Залевски посетил мемориал расстреляным польським офицерам в Харькове. На обложке книги – цветы, которые он положил на могилу дяди – офицера резерва Йозефа Яблонского, владельца поместья Усажув. Йозеф Яблонски на предложение побега из Старобельска отвечал возмущенно: «Я же дал слово, польские офицеры не бегут»
Книга Светланы Филоновой “Катынские медитации – эссе и очерки разных лет” будет презентована в Варшаве 11-12 марта. Автор живет в Украине. Прочитав ее книгу станет ясно, почему ей пришлось покинуть Москву еще в 2000х годах.
Для знакомства – фрагмент из ее книги:
—————-
«Мне сегодня приснился дурной сон», – записал в своем дневнике Генрих Штеклер 5 марта 1940г.
Настроение в те дни у многих было скверное.
«5/03. Погода ужасная, снег сыплет уже третий день подряд, сугробы страшные, снега очень много. Жизнь протекает в страшной тоске, которая с каждым днем все растет, ведь не известно, что с нами будет, куда, в какие края поедем». (Их дневника Тшепалки Максимилиана).
Тот день был не только непогожим, он был роковым. 5 марта в Москве на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) было принято решение, отправившее на расстрел 14700 пленников лагерей для военнопленных и 11000 заключенных тюрем западных областей Украины и Белоруссии.
Дмитрий Токарев: …Нас вызвали в Москву для того, чтобы объявить, что мы примем участие в операции; это было приблизительно в марте 1940 года. (…)
Итак, когда мы приехали… туда, нас сразу направили к Кобулову (заместитель наркома внутренних дел СССР, член «тройки», выносившей решение о расстреле – С.Ф.) . (…)
Когда мы вошли, там было наверно около 15-20 человек, точно не помню(…) Кобулов разъяснил, что есть указание высшей инстанции – не произнес названия этой инстанции, позже, однако, я узнал, что это было постановление Политбюро – по вопросу расстрела представителей карательных органов Польской Республики(…)Когда я узнал о масштабе операции, честно говоря я перепугался, хотя не из боязливых – ведь из пограничников.
Дмитрий Токарев, бывший начальник УНКВД по Калиненской области; Петр Сопруненко, начальник Управления по делам военнопленных НКВД СССР и Митрофан Сыромятников, рядовой служащий НКВД, участвовавший в расстрелах в Харькове, в 1992 году были допрошены Главной Военной прокуратурой РФ в качестве свидетелей. Отрывки из протокола допроса Токарева здесь и далее будут цитироваться в обратном переводе по польскому сборнику Katyn. Dokumenty zbrodni. Tom 2. под редакцией В. Матерского, Б.Вошчинского, Н. Лебедевой, Н. Петросова. В оригинале этот документ простым смертным не доступен.
Сегодня мы знаем, что это совещание, на которое с той же целью были вызваны также начальники УНКВД по Смоленской и Харьковской области, состоялось 15 марта.
Из дневника Генриха Штеклера:
16 марта. Урра! Первые ласточки! Сегодня впервые наполовину официально комбриг заявил нам, что те, кто имеет семью за границей (в нейтральных странах), может в ближайшие дни подавать заявление в Ком. Внутр. Дел. о выезде!! Может, действительно прояснится наша безнадежная ситуация. Гудело сегодня в бараке, как в улье.
Из дневника Казимежа Шчиковского:
Март. 16. Наши власти спешно заканчивают наш учет. Что-то висит в воздухе, но что – этого никто не знает, хотя домыслов масса…
Генерал Минкевич убеждает товарищей по оружию: нужно требовать отправки в нейтральные страны. Согласие на отъезд в Германию, или в оккупированную ею часть Польши будет рассматриваться командованием польской армии как дезертирство. А самое главное – не подписывать никаких деклараций. Впрочем, генералы уедут в неведомые страны одними из первых…
Из дневника Анджея Регера:
23.III!. Страстная суббота. Дивно – погода – в воздухе ощущение праздника. Так, словно бы и вправду должно быть что-то «освященное». Боже мой! По-прежнему дискуссии о письмах. Море слухов. Говорят, что, кажется, 27-го должна уехать первая партия! Посмотрим.
Первую партию – 74 человека – увезли из Козельского лагеря 3 апреля. 5 апреля увезли первых 195 человек из Старобельского лагеря.
В тот же день Меркулов получил от Токарева донесение: «[По]Первому наряду исполнено № 343». Это означало, что были расстреляны первые 343 узника Осташковского лагеря.
Из дневника Збигнева Пшисташа:
3(апреля) Я бы очень хотел, чтобы Бог позволил мне вернуться (вместе со всеми) в Польшу, к нормальным условиям работы – чтобы я закончил юридический факультет и мог реализовать свои планы относительно семьи – а потом – потом (…) заниматься научной работой, пусть даже как любитель, но если это будет возможно – профессионально. И при этом жизнь свою так устроить, чтобы она давала мне максимум пользы моральной, физической и материальной, чтобы я мог развивать свой характер, свой разум, свое тело, чтобы я женился на красивой, доброй и любимой женщине, и чтобы у нас были дети – такие, о каких я порой мечтаю; – прошу Тебя, Боже, и о том, чтобы у меня был клочок своей земли с усадьбой где-нибудь в моих любимых саноцких краях, где бы я мог отдохнуть вдалеке от (…) и городского шума. Чтобы этот мой дом и то, что вокруг него, соответствовали тому идеалу, который я давно лелеял, чтобы в нем была хорошая, большая библиотека, мною устроенная, часть которой я мог бы передать в общественное пользование, а часть – своей семье. Боже! Прошу Тебя о том, чтобы мои родители, мой брат и сестра – также вели свою жизнь в соответствии со своими самыми прекрасными намерениями, со своими замыслами и своей волей. Но прежде всего прошу Тебя о том, чтобы все это было – если это возможно, Боже! – в Великой, Новой и Могучей Польше!
Гефсиманским садом Збигнева Пшисташа, так и не успевшего закончить курс студента, были деревянные нары до самого купола в профанированной церкви Оптиной Пустыни. Сквозь отвалившиеся куски советской побелки со стен смотрели на него лики святых. А за окном стояла весна – северная, несмелая, но все-таки весна…
Из показаний Токарева:
…На меня произвело необычайное впечатление, когда они впервые вошли ко мне в кабинет: Блохин, Синегубов и Кривенко. Ну пойдём, начнём, идём! Отказаться было трудно. (…): Это было уже в первый день. Итак, мы пошли. И тут я увидел весь этот ужас. Пришли туда. Через несколько минут Блохин натянул свою специальную одежду: коричневую кожаную кепку, длинный кожаный коричневый фартук, кожаные коричневые перчатки с крагами выше локтей. На меня это произвёло огромное впечатление – я увидел палача(…)
Первый раз привезли 300 человек. Оказалось, слишком много. Ночь была короткая, а нужно заканчивать уже на рассвете. Затем стали завозить по 250.
Из дневника Анджея Регеля:
4.IV. Весь день отъезжают все новые партии. Лихорадочная стирка, шитье, упаковка вещей и т.д.
11.IV.Утром холодно – потом дивное солнце. Уезжает Станкевич… Тоскливо. Когда, наконец, и меня заберут?! Большая партия отъезжает(…)
СОВ.СЕКРЕТНО. ЗАМ. НАРКОМА ТОВ. МЕРКУЛОВУ. 22 АПРЕЛЯ ИСПОЛНЕН 296. ТОКАРЕВ
Из дневника Добислава Якубовича:
05.04.Опять вывозят. Вчера… любимая, ничего не известно, куда нас опять везут. В любом случае – ближе к тебе.
09.04. Вывозят. Всего выехало 1287. Когда же придет моя очередь…
19.04. Вывозят… Все меньше нас. Перед отъездом давали письма. Может, и я получу…
СОВ.СЕКРЕТНО. ЗАМ. НАРКОМА ТОВ. МЕРКУЛОВУ. 23 АПРЕЛЯ ИСПОЛНЕН 292
Из дневника Адама Сольского:
9.04. Без нескольких минут пять утра – подъем в тюремных вагонах и приготовление к выходу. Мы должны куда-то ехать на машинах. И что дальше?
Пять утра. С рассвета день начался по-особенному. Отъезд в тюремных машинах с камерами (страшно!). Нас привезли куда-то в лес; что-то вроде дачи. Тут тщательный обыск. У меня забрали часы, на которых было 6.30 (8.30). Спрашивали меня об обручальном кольце, которое (…). Забрали рубли, пояс, перочинный нож (…)
Еще несколько минут и его, как и 4 420 его товарищей по Козельскому лагерю, поведут через этот лес к краю рва смерти.
Так было в Катыни. Узников Осташковского лагеря привозили во внутреннюю тюрьму НКВД в Калинин.
Из показаний Токарева:
В камеру, где совершались расстрелы, я не входил. Там технология была выработана Блохиным, да, и комендантом нашего Управления Рубановым. Они обили войлоком двери выходящие в коридор, чтобы не было слышно выстрелов в камерах. Затем выводили приговорённых – так мы будем говорить – по коридору, сворачивали налево, где был красный уголок. В красном уголке проверяли по списку: сходятся ли данные, данные личные, не имеется ли какой-нибудь ошибки, да…, а затем, когда удостоверялись, что это тот человек, который должен быть расстрелян, немедленно надевали ему наручники и вели в камеру, где совершались расстрелы. Стены камеры также были обиты звукопоглощающей материей. Вот и всё.
Примерно та же «технология» была и в харьковском НКВД..
«Сыромятников говорил, что хотя в подвальном помещении было что-то вроде звукоизоляции, оттуда доходили отзвуки выстрелов. Говорил, что когда он приводил в подвал очередного поляка, там уже ждали своей очереди еще два-три. По мнению Сыромятникова, эти люди знали, что их ждет. «Как они вели себя?» – спросил присутствующий на допросе польский прокурор. «Они были спокойны», – ответил старик.». (Станислав Микке. «Спи, храбрый»)
И Сыромятников, и Токарев, само собой, категорически отрицали свое участие в расстрелах. Первый всего лишь (делов-то!) выводил узников из камер на расстрел и потом помогал закапывать трупы в Пятихатках. Второй, Токарев, вообще только пару раз присутствовал при сверке личных данных. Даже вопросов сам не задавал, если не считать того единственного случая, когда в «красный уголок» вошел голубоглазый парнишка. Он был с непокрытой головой и все время улыбался. «Сколько тебе лет?» – «Восемнадцать» – «Где служил?» – «В пограничной охране. Был телефонистом» – «Сколько служил?». Парнишка начал считать по-польски, загибая пальцы и не переставая улыбаться. Насчитал 6 месяцев…
СОВ.СЕКРЕТНО. ЗАМ. НАРКОМА ТОВ. МЕРКУЛОВУ. 25/IV ИСПОЛНЕНО 295
28 АПРЕЛЯ ИСПОЛНЕНО 294
29 АПРЕЛЯ ИСПОЛНЕНО 188
Адская машина работала без перебоев. И наконец, захлебнулась, выдохнув напоследок:
22 АПРЕЛЯ ИСПОЛНЕНО 64. ТОКАРЕВ
***
В опустевших спецлагерях сжигали письма. Те, которых пленные так и не дождались, – теперь их некому было читать; и не отправленные письма самих пленных. 13 апреля по решению Политбюро ЦК ВКП(б) в один день были депортированы в Казахстан семьи всех поляков, подлежащих расстрелу. Стало быть, адресаты выбыли.
27 мая 1940 года в ЦК ВКП(б) поступило письмо. Его проштамповали, как положено, и отправили в Секретариат НКВД СССР.
Дня 20. V [19]40г.Розовка
Коханый Ойчэ Сталине. Мы малые деци з балшым прошэнием до Великаго Отца Сталина просим з гарачэго серца, чтоб нам вирнули нашых отцов, которые работають в Осташкове. Нас переслали з Западней Беларуси на Сибир и нам нивилели чьо небуть взяць з сабой. Нам сичас цяжко жывецца, у всех децей мать нездоровые и немагут работаць, и вопшэ нигто пронас не думае, как мы жывем и работы никакой недають. За это мы малые деци голодам прымераем и еничо просим отца Сталина штов про нас не забыл. Мы всегда будем в Совецким Союзе, харошими рабочыми народем, только нам цяжко жыць без наших отцов
.Досвиданя, ойчэ.
Денышын Иван Енджейчик Збигнев Завадцки Фигей Ковалевска Барбара
