Виталий Овчаренко — ультрас донецкого “Шахтера”, гражданский активист, боец добровольческого батальона, волонтер и журналист.
В беседе с журналистом ONLINE.UA Ярославом Гребенюком Виталий рассказал о “махачах” ультрас, начале политической карьеры Павла Губарева, подсчете “зеленых человечков” в Крыму и первых смертельных схватках с сепаратистами в Донецке, с которых начиналась война в 2014 году.
“Украинские ультрас не испытывают ненависти к болельщикам других команд”
— Ультрасом я стал в 2005 году, на первом курсе учился. Отвел меня на стадион в первый раз ныне известный украинский журналист. Потом он ходить перестал, а я продолжил болеть — на самом активном “секторе”, вот с тех пор и пошло-поехало.
В то время нельзя еще было сказать, что “сектор” был проукраинским, но то, что он был такой “правосущный” — это без сомнения. Появились новые друзья-товарищи. Всем известно, что болением на матчах фанатство не ограничивается, иногда это выливается в драки за стадионом.
— Насколько жизнь украинских фанатов в Украине похоже на то, что мы видели в фильмах “Околофутбола”, “Фабрика футбола”?
— В Украине это все в несколько ином формате. Мы не испытываем ненависти к болельщикам других команд. И до войны так тоже было. Допустим, болельщики киевского “Динамо” и “Шахтера” после драки помогали друг друга поднимать и благодарили. Это был своего рода спорт.
— Как раньше в селах молодежь выходила размяться на лед?
— Да. И если в “махаче” кто-то серьезно пострадал, то помогали не только земляки, но и противоборствующая сторона, собирали деньги на лечение.
— Сражения были только на кулаках? Оговаривалось, что нельзя использовать подсобные средства?
— Конечно. На это был строжайший запрет. И это считалось проявлением слабости, если кто-то вдруг решил применить подручные средства. И за это ты бы получил по лицу от своих товарищей, потому что если ты сильный, докажи это в честном бою.
После первой драки я получил сильно, и это стало в моей жизни “знаковою подією”, потому что после этого я стал серьезно заниматься тайским боксом. Вот уже скоро восемь лет, как сложился костяк нашего товарищества — связь не прервалась после начала войны, всех разбросало по разным городам, но все держались вместе, снаряжали тех, кто шел на войну. Я могу просто ехать по делам, скажем, в Днепр, и там жить, сколько мне нужно. И точно так же приедут товарищи ко мне в Киев.
Вот так мы болели, тренировались, ездили на выездА, и вот стало заметно в 2010 году, что “сектор” становился все более проукраинским.
Ультрас “Шахтера” поют “Червону руту”
https://www.youtube.com/watch?v=U19lcPSzYtY
“Ультрас “Шахтера” принципиально не дрались во время поездок на Западную Украину”
— Расскажи об этом подробнее — я не следил активно за футболом. Но с конца 2000-х доходили новости об ультрас нашей луганской “Зари”: что они поют песни бандеровцев, используют украинский язык в граффити, символике. Но это же все русскоязычные парни Донбасса, воспитанные на ценностях КПСС и Партии регионов. Интересно было, как это все дошло на “Дальний Восток”?
— Думаю, есть несколько факторов. Во-первых, это зависело от мобильности. Мы ездили в Ужгород, Тернополь, Львов и видели, что эти стереотипы, которыми кормили жителей Донбасса, не имеют под собой почвы, они неактуальны. Нас везде встречали по-братски.
— Вы дрались с львовянами?
— Нет, болельщики “Шахтера” принципиально не дрались во время поездок на Западную Украину. Нужно понимать, что “Шахтер” состоит в коалиции с одесским “Черноморцем” и полтавской “Ворсклой”. А “Карпаты” (Львов) — с киевским “Динамо” и “Днепром”. Две такие противоборствующие линии. Несмотря на это, ультрас “Карпат” и “Шахтера” договорились о нейтралитете, чтобы политики не могли воспользоваться нашими стычками в своих целях. И когда приезжали на матчи львовяне, мы вписывали их в своих квартирах, показывали город и даже просто сопровождали, чтобы не было конфликтов с местным бычьем. И когда мы приезжали, они водили нас по городу, показывали “Криївку”, другие популярные кабаки.
Так вот, факторы проукраинскости — поездки, дружба с “Карпатами” и общий раздражитель. В Донецке было еще андеграундное пророссийское движение, вот Паша Губарев (в начале сепаратистских выступлений в Донецке в 2014 году — так называемый “народный губернатор” Донецкой области, участник захватов админзданий и один из главарей боевиков — ONLINE.UA) — его типичный представитель. А молодежь Донецка, я продолжаю на этом настаивать, придерживалась украинских позиций. Чем занималось пророссийское движение? Они собирались на фонтане в парке Щербакова и охотились на тех, кто носит украинские символы. Были конфликты, драки, с болельщиками в том числе. С 2002 года у них были эти собрания “на фонтане”, даже афиши расклеивали: “Каждое воскресенье в 14.00 встреча в парке Щербакова”. Губарев потом от этого отошел, а мне в 2006 году рассказали, что он в этом движении участвовал.
При мне Паши уже там не было, были какие-то маргинальные остатки. В районе 2008 года украинская движуха окрепла, и мы “ватников” вытеснили окончательно.
А на “секторе”, конечно, могли быть и сторонники России, тогда же это не было так принципиально. Можно было приходить с символикой сербских националистов, спокойно общались, старались уживаться, хотя “сектор” официально считался украинским. “Слава Україні! — Героям — слава!” А вот русского “триколора” на матчах не могло быть априори.
Ультрас ФК “Шахтер”: “Слава Україні! — Героям Слава!”
– Можно подробнее о Павле Губареве в те годы?
— Я знал его хорошо. Так получилось, что в общежитии мне досталась его комната — я поступил на исторический факультет ДонНУ, а он его как раз закончил. А вещи его еще лежали. И первое, что меня шокировало, это его библиотека. Множество книжек типа “Удар русских богов”, “Америка против России” — некоторые еще подписаны “Паше от братьев”. На двери висел плакат лидера русских фашистов Баркашова, на стенах эти их свастики. Я сразу подумал: “Тут жил какой-то оригинальный человек!” (Смеется). И с Пашей мы потом четыре года ходили в спортзал в одно время, занимались тайским боксом. И, если честно, да — были понятны его взгляды, но не было заметно такой шизы в голове. Он просто казался зашоренным ботаном, дельцом, который делает деньги на разных политических распилах. Потому что в Донецке это было популярно, делать распилы на русских грантах. Гранты выделяли на развитие русской культуры, а такие как Паша их распиливали.
Мы с Губаревым в последний раз виделись в спортзале в ноябре 2013 года, буквально за две недели до Евромайдана.
“Я ездил в Киев на Майдан вахтенным методом”
— И вот начался Евромайдан. Я в Донецке бывал мало, потому что понимал — основные события в столице. Не верил, что так сильно закрутится. Перелом произошел 11 декабря, я приехал по работе в Киев, а там утром начался штурм — колонна “Беркута” пыталась разогнать майдановцев (силовики неудачно пытались разогнать Майдан еще с ночи, — ONLINE.UA). Помню, холодно очень было, была давка в толпе — но мне-то не привыкать, знаю, как в толпе себя вести. Майдан отстояли, а в середине дня я пошел погреться в Киевраду. И вот только назад вышел, начался штурм Киеврады. Прямо к зданию подъехало два автобуса с “Беркутом”. Сверху их стали поливать водой, залили и нас, мы стали кидать снегом. “Беркут” нас оттеснил со ступенек, джинсы у меня по колено мокрые, давка — нужно и защищаться, и выбираться.
Такой день оказался — и холодный, и горячий. И вот после этого я почувствовал — протест набрал иную величину, которую я не ожидал.
И я стал в Киев ездить вахтенным методом. От трех до пяти дней побуду, вернусь домой, три-пять дней отдохну, отогреюсь и назад на Майдан. Встречал на Майдане и друзей и знакомых из Донецка и области. Пару раз попадал на Грушу (улицу Грушевского, — ONLINE.UA). На Майдане в пресс-центре в последний раз увидел Володю Рыбака, которого позже убьют российские террористы.
И запомнились похороны Жизневского и Нигояна. Такой накал: многотысячная толпа, скорбь, ярость, сильный кумулятивный эффект.
А 1 февраля я заболел, лег на операцию, две недели, но восстанавливаться надо было ещё месяц, провалялся — как друзья говорили, может и к счастью, иначе полез бы в самую гущу.
— А что в это время в Донецке творилось?
— Понятно, что донецкие ультрас ездили тоже в Киев, с местными болельщиками было объявлено перемирие — какие тут разборки, когда решается судьба страны.
А вот в Донецке первое наше выступление в поддержку Евромайдана было организовано 23 января 2014 года. Ультрас вышли охранять.
Ультрас “Шахтера” 23 января 2014
У всех был шок — от ребят никто не ожидал такой дерзости, не верили, что сможем выйти открыто. И власть дала команду “Фас!” Стали тягать в милицию на профилактические беседы, менты ездили по работам, давили на начальство. То же самое — в вузах. Скажем, к декану приходит полковник и рассказывает: “Посмотрите, у вас учится фашист!” Понятно, что в Донецке декан или ректор — это запуганные чиновники: “Мы накажем фашиста!” Они устраивали собрания, напоминавшие партийные, коллектив брал “фашиста, позорящего коллектив” на поруки — это было и смешно, и не смешно одновременно.
Еще слили в соцсети всю информацию о нас — с адресами, телефонами. Параллельно устроили такую травлю, в подъездах у ребят появлялись листовки “Здесь живет бандеровец!”
— Да, в Луганске тоже активно листовками пользовались.
В итоге мы получили информацию — кого точно собираются закрывать, и некоторым пришлось сменить место жительства.
А вот после победы Евромайдана в Киеве местной власти на короткий срок стало уже не до ультрас — и, как это ни парадоксально, в воздухе почувствовался запах свободы.
“Я еще не верил, что все это выльется в войну — думал, возможно, особый статус получит не только Севастополь, но, скажем, и весь Крым”
— Продолжал ездить в Киев, возвращаться в Донецк, попал в Крым во время сепаратистского “референдума” (16 марта 2014 года, — ONLINE.UA). Ходили по Симферополю, считали “зеленых человечков”, была девочка-журналистка из Черновцов, Владимир Ханас из Тернополя, луганского правозащитника Костю Реуцкого встретили.
Вот, кстати, в тот день я увидел, как русское телевидение сюжеты снимает: когда буквально на двух метрах собирается пятнадцать человек, они кричат, машут русскими флагами, перед ними становится журналист с микрофоном, наезжает камера — и таким образом создается эффект толпы. Даже фото этого процесса заснял.
И вот мы ходим, рассматриваем “зеленых человечков”, а нам позвонил журналист из Севастополя — говорит, у вас там какая-то стрельба произошла, в 13-м фотограмметрическом центре ВМСУ, есть жертвы. Это снайпер убил прапорщика Кокурина (убийство произошло 18 марта, — ONLINE.UA). Приехали туда, там все было оцеплено, попытались войти, “Самооборона Крыма” нас не пустила.
Мы долго стояли, спорили в темноте, потом стали подтягиваться непонятные мужики с пистолетами. Мы благополучно поняли, что спорить в темноте с вооруженными мужиками не слишком интересно и стали думать, как бы отсюда убраться. Тут нам повезло, подъехала австрийская съемочная группа, мы с ними добрались до машин и уехали.
И тогда я еще не верил, что все это выльется в войну — думал, возможно, особый статус получит не только Севастополь, но, скажем, и весь Крым.
— Подожди, ты был в Крыму на референдуме, а 13 марта в Донецке был разгон Майдана, сепары убили вашего товарища. Получается, в тех событиях ты не участвовал?
— 13 марта был в Донецке, участвовал.
— И сразу после той бойни поехал в Крым?
— Да, везде поучаствовал, вот такое время веселое было.
Дома тогда было такое положение. Начались первые столкновения с титушками: милиция отходила в сторону и стояла-смеялась, как избивают активистов с сине-желтыми ленточками, в том числе женщин, стариков.
“Часть титушек говорила с русским акцентом, города они не знали”
— Перед 13 марта был еще митинг 5-го числа. При всем уважении к “Донецкой самообороне”, это был такой, скорее, клуб по интересам — собраться, поговорить о судьбах Родины, проанализировать. Мы, ультрас, понимали, что при силовом варианте шансов у них не будет, поэтому решили организоваться, чтобы защитить митинг.
Сепаров в несколько раз больше, мы решили применить такую тактику. Когда митинг атаковали, мы группой в человек 60-70 (у всех был опыт “махачей”) выбирали точку, нападали, били, потом организованно отходили, перемещались и наносили удар в следующую точку сепарской толпы.
Их было раз в десять больше, с палками, газовыми баллончиками, большая часть говорила с русским акцентом, города они не знали. Это были привозные типы. Друзья из Харцызска нам сообщали — вот едут автобусы из Ростовской области, был автобус из Воронежа, он заехал по луганской трассе. Вычисляли их координаторов — опытный глаз все примечает.
— Что это были за люди? Драться они умели?
— Нет, драться не умели. Но были очень агрессивны, так ненавистнически настроены, прямо прыгали от злобы. И вот мы подрались, позволили участникам украинского митинга разойтись, а потом ультрас осталось человек 40, и милиция взяла их в кольцо. Мне повезло не попасться. Мы с Димой Чернявским (пресс-секретарь Донецкой областной организации ВО “Свобода”, убит 13 марта 2014 года, посмертно удостоен звания Герой Украины, ONLINE.UA) наблюдали со ступенек “Углепрома”: наших окружили, посадили в автозаки и вывезли. Я в тот день последний раз Чернявского живым видел. Прогулялись еще немного: пророссийские титушки эти все еще бегали, такое началось: крыши посрывало, били всех подряд, друг с другом драться начали…
— Чертей навезли…
— Да, вакханалия была полная. А 13 марта, когда Чернявского зарезали (я об этом тогда не узнал), милиция вообще ничего не делала. Подогнали два своих автобуса, предложили там от сепаров прятаться. Я интуитивно туда не пошел, подумал “мышеловка”: так и оказалось. Тем, кто кинулся к автобусам, досталось еще жестче. Сепары вынесли окна в автобусе, кидали туда взрывпакеты.
— Вы тогда уже применяли “подручные средства”?
— Нет, дрались кулаками, как-то еще держались традиции. А у сепаров были дубинки, биты, железные прутья. Они с самого начала митинга начали прорываться.
“Поднимаю глаза — передо мной стоит типочек с ножом. Мне показалось, что он все понял и оценивал — валить меня или не валить?”
— А мы решили сделать опознавательные знаки перед боем, своих различать — намотать на рукав красный скотч. И я, предчувствуя, что дело будет плохо, решил только один круг намотать — чтобы легко сорвать можно было, в принципе, это меня потом и спасло. И Богдану, сейчас тоже в Киеве работает журналистом, говорю: “Богдан, ты много не наматывай — дело плохо пахнет!”
Мы должны были охранять сцену, но все быстро закончилось — начался стык, дубинками и палками нас смели, люди начали падать, их добивать. Мы с Богданом вырвались из толпы, в долю секунды протиснулись между автобусом и автозаком. И тут заметили у МакДональдса вторую группу сепаров — серьезную, руководители с рациями. Они ждали, чем кончится нападение первой боевой группы. Если бы даже мы удержали строй, они бы ударили сзади.
Титушки и ультрас, 13 марта 2014 года
https://www.youtube.com/watch?v=8h_EAMEbqHM
— То есть, после урока 5 марта у них появилась тактика?
— Да. И, скорее всего, это была милиция в штатском: вот стиль одежды, манера поведения, в лице что-то такое — кто долго изучал, знает.
Мы с Богданом бросились своих выручать. Так делал: врываюсь в толпу, которая кого-то месит, и начинаю кричать: “Да хватит уже этому бандере, он уже свое получил! Пойдемте дальше разбираться!” А типА этого поднимаю, тихо ему говорю: “Вали отсюда нахрен!” Понятно, что красный скотч я уже сорвал с руки. А дальше мы двинулись по бульвару… Бульвар, бульвар — уже названия родных улиц стал забывать! Капец!) Двинулись по бульварчику, спустились вниз, а там продолжали наших избивать. Я продолжал ту же тактику, садился на типА, которого били, и уговаривал — мол, хватит ему уже!
И вот тут был первый раз, когда меня чуть не завалили. То есть, как это сказать: был на грани смерти.
Товарища бьют, я подобрался, сел на него, стараюсь незаметно скотч сорвать — а у него он капитально намотан — старался! У меня кофта еще такая была, олимпийка — ветровка. И я накрыл его и пытаюсь скотч сорвать. И тут поднимаю глаза — передо мной стоит типочек с ножом. И смотрит оценивающе. Мне показалось, что он все понял и оценивал — валить меня или не валить? Мороз по спине прошел — он вплотную стоял, так бы раз — и труба. Я опять лег — жду удара. Потом встал, тот тип отполз, толпа еще его поизбивала, поизбивала, я опять начал: “Да хватит уже ему!” И толпа кинулась дальше. Я этого поднимаю, говорю: “Вали отсюда по-тихому”.
А толпа переместилась дальше, под деревьями третьего избивать; жестоко, буквально каблуками прицельно по вискам добивать, лицо все в месиве, я его пытаюсь защитить. И тут осознаю, что не справляюсь, что они уже и меня по полной бьют, валят вместе с ним. Я вскакиваю, прорываюсь сквозь толпу и вижу — мент идет! Это у меня заняло буквально пять секунд. Я хватаю его за рукав, говорю: “Дружище, помоги, спаси человека!” Он вырывается, я уговариваю: “Ты же мент, помоги!” И мы так разворачиваемся — а уже нет никого! Ни сепаров, ни того типА, даже не знаю, что с ним, жив ли?
А вообще, есть такой слух, что в тот день убили еще несколько человек, кроме Чернявского. Только родные побоялись эти факты афишировать.
Продолжение следует…
Беседовал Ярослав ГРЕБЕНЮК, фото: ВКонтакте Ультрас Шахтер, Виталия Овчаренко
Источник: ONLINE.UA